***
Трудно сказать, когда началась эта история. Сейчас, оглядываясь назад и немного больше зная о реальности, я понимаю: скорее всего, истинным началом было событие задолго до моего рождения. Решение одного из Пробуждённых, за которое пришлось расплачиваться не только тем, кто жил в одно время с ним, но и тем, кто родился через многие годы после его смерти. Но, так как ни один из нас не может знать точно, кто именно принял это решение и что побудило его повернуть на дорогу, ведущую вниз, — будем считать, что моя история началась всё-таки в моём собственном детстве. А ещё точнее — выберем из множества воспоминаний детства одно-единственное. Тот месяц, когда мама уехала в затяжную командировку и оставила нас с папой одних. … — Вот и зачем ты это сделал? — в очередной раз слышу я один и тот же вопрос. — Ну мне хочется, — в очередной раз капризно тяну в ответ. Знаю, что папа совсем не так строг, как мама, что при нём можно позволить себе такие капризы. Что он, конечно, поворчит, но в итоге спустит всё на тормозах. Знаю, что так было каждый раз — но ошибаюсь, думая, будто так будет и сейчас. — Нам всем чего-то хочется, не так ли? — папа очень аккуратно и бережно, но в то же время цепко берёт меня за плечи, ставит перед собой, смотрит в глаза. Смотрит не так, как смотрят на ребёнка-шкодника. Скорее, так, как смотрел бы на провалившего задание коллегу. — Но мы же не делаем всё, что хотим. Само по себе «я хочу» — это не причина, понимаешь? Он тогда говорил ещё долго. Рассказывал о разных случаях — из своей жизни, из того, что слышал от других, — всякий раз предлагая понять, что же происходило на самом деле. А в конце предложил мне ввести в мою жизнь одно новое правило. Всего одно, и очень простое на вид: у каждого моего поступка всегда есть причина. Тогда я ещё не знал, насколько сильно это решение в конечном итоге повлияет на мою жизнь.***
В общем-то, в школьные времена я был вполне себе обычным парнем. Чуть-чуть не в меру хулиганистым и задиристым, разве что. Привычка следовать заданному правилу постепенно въедалась всё глубже в мою личность. В какие-то моменты я уже останавливал себя почти без лишних размышлений, просто усилием воли, заранее зная, что не смогу назвать себе ни одной реальной причины пойти на поводу у сиюминутной прихоти. Оглядываясь назад, мне становится немного страшно представить себе, что могло бы случиться, не сумей отец тогда дать мне столь удачный рычаг самоконтроля: возможно, я мог закошмарить всю свою родную школу или попасть «на карандаш» доблестной львовской милиции, а то и вовсе скатиться до малолетнего преступника. Но перед самым выпускным добавился ещё один повод для беспокойства — хоть и тщательно скрывавший свою суть. Повод звали Николай. Честно говоря, я не очень хорошо помню, откуда он взялся в моём кругу. Вполне возможно, что на самом деле такого человека в городе вовсе не было, а его существование — «сложная наведённая галлюцинация», как говорил Эдик Амперян. Учитывая ныне накопленный мной опыт, пожалуй, даже не «возможно», а «скорее всего». Но в тот период я, разумеется, каким-то нескладным, но убедительным образом сумел объяснить всё обычными житейскими совпадениями, а то, что он поначалу казался до чрезвычайности похожим на меня, только помогло изгнать любое возможное недоверие. Чем дальше, тем больше меня затягивало в новую «дружбу». Чем дальше, тем больше я совершал такого, что не стал бы делать прежде. Мелкие взаимные розыгрыши — потому что потом, когда суть розыгрыша станет раскрыта, «жертва» сама с удовольствием над ним посмеётся. Совместные ночные гулянки — потому что это, в числе прочего, способ завести новые, не менее интересные и потенциально полезные знакомства. Мелкое согласованное жульничество перед экзаменом — потому что так можно сильно упростить себе его сдачу, а значит — получить лучшие шансы на поступление. Присмотрись я тогда к себе — может быть, сразу бы увидел, что медленно, но верно качусь по наклонной. Но разглядеть эту пагубную тенденцию мне удалось уже сильно, сильно позже. Только через три года.***
Причём поворотным оказался случай, который вроде бы ничем кардинально не выделялся. Изначально это вообще была просто небольшая прогулка после особенно трудного семинара. Николай всю дорогу непрестанно молол какую-то малоосмысленную чушь — или, по крайней мере, то, что мне казалось таковой, — перескакивал с мысли на мысль, словно бы на ходу листая словарь ассоциаций, и вообще непрерывно усыплял мою бдительность. Нарочно или нет — неясно (опять же, сейчас я склонен думать, что нарочно), но, в общем и целом, вполне успешно. Так что в какой-то момент я почти перестал вслушиваться в его слова — и, разумеется, сразу же попался на стандартную уловку: ответил «ну да», не расслышав вопроса, и сообразил, что что-то идёт не так, только когда мой собеседник замер и выжидающе уставился на меня. — Так. Повтори, пожалуйста, я, по ходу, задумался. — Я говорю, давай вон у того мужика сотовый сопрём, — послушно повторил Николай, понизив голос. — Я его отвлеку, а ты трубу со стойки заберёшь и уйдёшь себе спокойно. — Ты сейчас серьёзно? — в моём голосе прорезалось изрядное недоумение. — Зачем мне это делать? — Ну ты же уже как-то говорил, что хочешь себе нормальный дорогой мобильник, — пожал плечами Николай. — Вот, пожалуйста, он сам тебе в руки идёт, и деньги сэкономишь… Не стану скрывать — какое-то время его слова смотрелись для меня большим искушением. В конце концов, подкопить и купить себе сотовый я и вправду хотел ещё с первого курса — частично насмотревшись на пару богатых приятелей, частично сам оценив удобство даже простенькой модели. Но, задав себе свой традиционный вопрос, я вдруг сообразил: а ведь сейчас он толкает меня на кое-что посерьёзнее прежних проделок. И с лёгким ужасом понял, что все те выходки, к которым он побуждал меня прежде, были сознательной подготовкой. Подстройкой. Которая, не перехвати я сейчас контроль над собой, вполне могла бы и сработать. — Ты же помнишь суть, — медленно начал я. — Мне нужна причина. Настоящая причина. — Выгода, не? — Выгода — не причина нарушать закон. Повод — да, но не причина. — Но ведь об этой краже никто не будет знать, — хитро усмехнулся Николай. — Кто скажет, что он не мог просто потерять мобильник? Искушение снова было задавлено логикой, немедленно подсказавшей неуместность этого «никто». — Ты будешь знать, — возразил я. — Я сам буду знать. И он будет знать — пусть не о краже, но о пропаже. Этого вполне достаточно. Ещё причины? И добавил про себя: «Если их не будет… просто проваливай. Второй раз такого разговора у нас не будет». «Проваливать» в итоге всё же пришлось мне — с тяжёлой мыслью, что разговор на самом деле не окончен.***
Развязка наступила уже на следующий день. Пять раз кряду, после каждого занятия, Николай чуть было не ловил меня за руку. Четыре раза из пяти я говорил ему одно и то же — короткое и, как мне казалось, ясное «изыди». На пятый раз я уже не выдержал. — Вот объясни, — я пристально посмотрел ему в глаза, — ты зачем меня преследуешь? Я, кажется, сказал вполне однозначно. С такими предложениями, как вчера, ты можешь катиться от меня куда подальше. И по-хорошему, мне уже года два как стоило тебе это сказать. — Объяснить, значит, — Николай прислонился к стене. — Хорошо. Только сперва объясни ты мне, зачем ты так старательно убегаешь от правды о себе? — Если ты знаешь эту правду, что ж, назови её. — Ты и сам обо всём догадываешься. Иначе бы не старался так сильно загонять себя в рамки разума, а просто делал бы то, что тебе самому же и хочется. Прогибал бы, так сказать, мир под себя. — И зачем бы это мне убегать от собственных вредных желаний, — съехидничал я. — Нет, ты, конечно, их вредными не считаешь, но это твои проблемы, не мои. — Разумеется, не считаю. Гнуть мир под себя — это, вообще-то, в твоей природе. Я бы даже сказал — для тебя вполне естественным будет силой ломать мир через колено. Да, он будет сопротивляться, но с чего тебя это волнует? Ты, в конце концов, маг. — Вот как? — Именно так. И то, что ты не хочешь видеть свою сущность… что ж, кто-нибудь может тебе её наглядно показать. И при этих словах глаза «Николая» вспыхнули ярким белым светом.