Цветы из иных миров

      Паутина лунных лучей пронзила Умбру, встречая Майкла.       Многие в его стае удивлялись тому, что Спорящий-за-Истину столь часто уходит через Барьер в одиночестве. Некоторые даже пытались прямым текстом спросить — не могут ли они пойти вместе с ним и попытаться подсказать нужный маршрут? Не стоит ли ему хотя бы немного поберечь свою душу, попросив кого-нибудь подстраховать его?       Майкл отмалчивался — лишь порой спешил успокоить товарищей кратким ответом, давая понять, что сможет избежать самых страшных угроз. Но ни разу не ответил по сути.       Некоторыми мыслями лучше не делиться раньше времени — даже Рагабашу, от которого могут ждать сколь угодно безумной идеи.       Паутина окутала волка, ласково коснулась его морды, ушей, лап. Лучи окутали Майкла, словно тонкие, податливые нити, преломляясь на его шерсти, изгибаясь, оставляя лёгкий, щекочущий след.       Они не стремились задержать его — всего лишь поприветствовать.       И Майклу очень хотелось думать, что это приветствие — знак: он на верном пути.       …По правде говоря, Спорящий-за-Истину не знал точно, что он ищет в Умбре. Да и, пожалуй, не мог знать.       Всё, что у него было, — простая идея, всплывшая в его голове тогда, когда он ещё только начинал привыкать к своей сущности.       Когда он изучал правила новой жизни, поминутно спрашивая себя, что может стоять за этими словами. Сколь бы они ни были убедительны, сколь бы многие из них ни были написаны кровью и болью, — его беспокойный разум всегда стремился уйти чуть-чуть глубже, к причинам, к сути.       Когда он впервые прислушался к неведомому ранее дыханию мира. К дыханию, в котором каждый Гару мог различить три главных голоса — буйный, строгий и грубый, — но Майклу почудилось, будто бы он слышит ещё и четвёртый. Тихий, приглушённый, бессвязный и бессловесный — но при этом почему-то неуловимо рассудительный.       Когда он впервые задумался над тем, что на самом деле служит источником боли для Гайи.       Что в этом мире — настоящее зло.       «Ваш первый и священный долг — сражаться против Вирма. Везде, всегда. Именно это — истинная роль всех племён Гару».       Слова, которые непременно обязан был услышать каждый оборотень.       Слова, которые многие просто принимали на веру — иные же стремились оспорить, проваливаясь в черноту разрушения.       Но Майкл нашёл свой собственный путь.       «Наш священный долг — сражаться против того, кого вы зовёте Вирмом».       Именно так он ответил тогда — без слов, одной только мыслью.       Многих объявляют безумными только за то, что не могут понять.       Это общая слабость для всех, кто сам обладает разумом и кто стремится быть одним из многих, похожих на него самого. Таковы почти все люди — и таковы, я уверен, многие оборотни.       Но, зная свою слабость, мы можем попытаться обойти её.       Я могу попытаться обойти её.       Майкл лежал, насторожив уши, дёргая носом, сосредоточенный на своих ощущениях.       Любая мелочь могла увести здесь сколь угодно далеко. Любая частица Умбры могла превратиться в начало невиданной прежде истории. И даже самый слабый голос мог оказаться голосом того самого духа, за которым был бы обязан пойти любой Гару, следующий истинной сути Литании.       Любой, кто стремится избавить мир от скверны — а не просто уничтожить того, кто оказался обвинённым в её порождении.       Мы служим не только Вильду и Гайе.       Мы служим также и истинному, изначальному Вирму.       Тот, против кого ведётся война, — всего лишь Червь. Всего лишь подобие истинной силы, порождавшей баланс и гармонию, проводившей черту между изменением и формой, законами и беспределом. Он не заслуживает ни капли нашего уважения — и, разумеется, никогда не заслужит нашего доверия.       Но, если мы однажды всё же увидим истинного Змия — мы сможем доверять ему. Мы обязаны доверять ему, ведь каждый уничтоженный дух Червя, каждая изгнанная в небытие капля скверны — суть исполнение воли Вирма.       И пусть у нас хватит мудрости, чтобы рассмотреть — кому на самом деле мы дарим наше доверие.       Мир всё ещё оставался молчалив.       В триаде голосов звучал бессловесный четвёртый — но очень, очень слабо. Столь слабо, что любой Гару — даже самый чувствительный из Теургов — наверняка бы не придал такому значения.       Но Спорящий-за-Истину всё ещё хранил в себе ту уверенность, которую ощутил ещё тогда — на своих первых шагах по новому пути.       И он ждал, когда этот голос проявится рядом, хотя бы на почти неуловимую долю секунды.       Мы продолжаем нашу войну.       Мы наносим удары по силам самозванца. Пусть он потратит их на нас — пусть наши шаги сумеют понемногу ослабить цепи, сковавшие мир.       Я молюсь тебе — сумей увидеть нас, Змий. Сумей подать нам знак.       И тогда, клянусь, однажды мы взломаем твою тюрьму.       Выпустим на свободу того, против кого Червь — всего лишь опасное ничтожество.