В нависшей тишине и страхе

Анна упала на кровать и прижала руки к груди — ей хотелось успокоить сердце, которое, похоже, сошло с ума. Вспоминая, как Кристоф обнимал ее, она чувствовала, как тает в огромной тёплой волне, которая, расходясь по всему телу, растапливает всё её замерзшее существо и заставляет глупо улыбаться пустому потолку. Она не могла даже вообразить, что способна испытывать подобное. Анна закрыла глаза, прислушиваясь к себе. Один вопрос уже давно не давал ей покоя. Почему она совершенно не боится его? Никому прежде она не могла позволить прикоснуться к себе без того, чтобы подавить перед этим дрожь отвращения. Даже Олафу, которого она знала уже много лет, своему самому закадычному другу, она не могла дать так долго обнимать себя. Когда же Кристоф вчера держал ее… Анна прикусила губу, заливаясь краской. Когда она с ним, она вообще забывает о том, что ей было когда-нибудь страшно и ей просто не хочется больше ничего, кроме того, чтобы это не заканчивалось. То, как Кристоф смотрел на неё этой ночью… Так смотрят на того, кого не хотят отпускать. «Нет, не может быть — это просто твоё воображение. Тебе это просто показалось», — сказала себе Анна с нерешительностью человека, поднимающегося на эшафот. Она спрятала покрасневшее лицо в подушку. Сердце сжалось, в горле встал болезненный комок, который она не в силах была проглотить. «Может лучше так? Сразу сказать себе, что это безнадёжно и прекратить обманывать себя?» Что он мог найти в ней — невзрачной, худой и шарахающейся от всего девчонке, у которой полно скелетов в шкафу? Так бывает, когда полагаешься на слабое сердце — видишь больше, чем есть на самом деле, видишь то, что хочешь видеть. Сейчас, на трезвую голову Анна сомневалась во всём, тем более утром Кристоф был спокойный и немного колючий. Он был таким же, как всегда. Для него в этой ночи не было ничего особенного. Нет, она не должна позволять воображению завести себя в трясину неисполнимых надежд. «Чем выше заберёшься, тем больнее упадёшь» Но воспоминания всё ещё были такими яркими, от них так сладко замирало сердце — он обнимал ее так, словно ничему не позволил бы отнять её. Хотя… Друзья тоже могут обнять, когда хотят утешить, ведь так? «Напридумывала себе чего-то…» Скорее всего, всё именно так — она для него друг, не больше. Просто, несмотря на показную грубость, Кристоф очень хороший и добрый, он не может отказать в помощи тем, кто в ней нуждается. Это единственное, что их связывает — она попадает в беду, он её вытаскивает. И так каждый раз. Сколько он уже так делал? Скоро ему надоест… Каким бы добрым он ни был. У Анны защипало в носу, на глаза навернулись непрошеные горячие слёзы. От беспорядочных, выматывающих мыслей заболела голова. «Почему ты плачешь, дурочка? После всего, что случилось, ты должна быть счастлива, что он не сбежал, что он продолжает заниматься твоими проблемами, что он продолжает считать тебя своим другом. Он даже познакомил тебя со своей семьей. Любой другой на его месте уже давно заблокировал бы твой номер» Анна тяжело вздохнула. На неё снова накатило чувство невыносимой тоски, от приподнятого настроения не осталось и следа, а в висках размеренно и больно застучало. Поборов невыносимую слабость, она встала и выглянула в окно. Только сейчас Анна увидела, что дождь наконец-то перестал и на небе во всю сияет солнце. «Кристоф говорил, что если будет хорошая погода, мы сможем покататься на лошадях» От этой мысли у неё быстро забилось сердце. Она сколько угодно могла убеждать себя, что не должна позволять чувствам и неоправданным надеждам захватить ее целиком, забыв о реальности, но это не отменяло того, что сейчас, пока она думала о предстоящей прогулке с Кристофом, её дыхание сбивалось, горячая волна окутывала её с головы до ног и бабочки в животе, кружась, щекотали под ложечкой. «Пусть. Пусть я всего лишь друг для него…» Сердце её снова холодно сжалось и Анна тихо заплакала, спрятав лицо в ладонях. Спустя несколько минут, возненавидев свою слабость, она глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки, надергала салфеток из коробочки и высморкалась. Причесавшись и приведя себя в порядок, она вышла из комнаты. Тишина, царившая в коридоре, поразила её. Анна медленно спустилась на первый этаж, едва касаясь пальцами перил, отполированных множеством прикосновений. Сердце колотилось, ладони были холодными как лёд, волнение от предстоящей встречи с Кристофом достигло пика. Она не знала, сможет ли смотреть ему в глаза после этой ночи, но мучиться в одиночестве и неизвестности становилось невыносимо. На кухне её встретила улыбающаяся и, как всегда занятая приготовлением чего-то очень вкусного, Элли. — Анна, детка, доброе утро! Я смотрю, тебе уже лучше? — сказала она, имея ввиду её порозовевшие щеки. — Да, я так хорошо выспалась! — ответила Анна и покраснела, припомнив, каким образом ей это удалось. Вслед за этим ещё одно воспоминание всплыло в её памяти. Она замолчала и виновато потупилась — очень стыдно было смотреть в глаза гостеприимной хозяйки. — Что такое? Ты вдруг как воды в рот набрала. — Элли, простите… Я забыла про поднос и тарелки… И… Кажется там всё разбилось… — заикаясь, призналась Анна. Уши её горели. Элли облегченно вздохнула. — Ну-ну, детка. Знаешь пословицу: «Посуда бьётся к счастью»? Анна помотала головой и грустно улыбнулась. «Интересно, к какому счастью она разбилась в этот раз?» — Не переживай, лучше хорошенько позавтракай и пойди прогуляйся — погода сегодня просто чудо, — Элли налила Анне горячий кофе и поставила в квадрат солнечного света на столе тарелку с блинчиками. Эти слова подвели к теме, которую Анна очень хотела поднять, но боялась. — Спасибо. Кстати, а вы не знаете, где Кристоф? Мы… — Ой, детка, а они со Свеном уехали. Ты разве не знала? Анна отрицательно покачала головой. Её сердце упало. — Я попросила его съездить в город. Извини, у вас были планы? — Нет-нет, всё хорошо, — поспешно сказала Анна, силясь улыбнуться. К горлу подкатили непрошеные слёзы, и Анна судорожно принялась придумывать, как ей улизнуть с кухни. «Не хватало только расплакаться прямо перед Элли…» — Садись. Не переживай, надеюсь они скоро вернутся. — Извините, Элли, я не голодная, — Анна направилась к выходу. — Я действительно пойду, прогуляюсь, можно? — Возьми хотя бы яблочко! — Спасибо, да, — сказала она, схватив из корзины яблоко. — Извините меня. — Ну что ты, деточка. Конечно. Анна всё-таки успела выйти во двор, прежде чем дать волю чувствам. Она смотрела на ярко-красное яблоко в руках, которое сочно скрипело от прикосновения пальцев, и не видела его сквозь затуманившие взгляд слезы. «Всё правильно, Анна, почему ты так расстраиваешься? Конечно, он не обязан был тебя предупреждать…» На плотную, блестящую кожуру упала одна солёная капля. «Если бы ты что-то для него значила, он не уехал бы, не сказав ни слова…» Ещё одна… «Ты похожа на маленькую избалованную девочку, которой сказали, что она наказана и не идет со всеми в зоопарк» Две капли. Нет, уже четыре… «Ну что ж ты прямо как маленькая!» Капли уже нельзя было сосчитать. Анна задрала голову и втянула носом побольше воздуха. Шмыгнула. Поспешно, пока никто не поймал её во время приступа отчаяния, вытерла глаза и щеки рукавом, направляясь к конюшне. «Чем стоять и жалеть себя, лучше проведаю Звёздочку» Она аккуратно потянула за медное, позеленевшее кольцо протяжно скрипнувшую дверь и ступила через высокий порог в полумрак и душистую теплоту конюшни. Пока глаза привыкали к темноте после резкого осеннего солнца, она вспоминала в каком из стойл была Звездочка. — Здорово, что ты пришла, — послышался глубокий старческий голос. Анна вздрогнула от неожиданности. — А я тут пришел проведать лошадок, чтобы они не заскучали. Это был дедушка Пабби. Он, наверное, был в одном из загонов, поэтому Анна не увидела его сразу. — Здравствуйте… — Анна замолчала, поймав себя на мысли, что совершенно не представляет, как к нему обращаться. Они еще ни разу не общались за всё это время вот так, один на один. — Извините, я не хотела вам мешать. — Ты не мешаешь. Молодец, что пришла, — повторил он. — Сейчас молодежь немного потеряла интерес к лошадям. Скорее даже не интерес… Время. Лошадям нужно уделять время. Много времени. Но это не страшно, я верю, что у каждого человека бывают моменты, когда хочется сбросить всю эту современную шелуху и вернуться к корням. Неторопливая речь пожилого мужчины перемежалась длинными паузами и сплеталась в непривычный причудливый узор. Анна удивилась, неожиданно для себя осознав, что слегка улыбается. Паузы заполнялись ритмичным шорохом и она заглянула в стойло, из которого доносился его голос. Он сидел на скамеечке возле огромного вороного коня — Нота, и чистил его копыта коротким ножом с крючком на конце. Жеребец спокойно стоял и, казалось, его вообще не волновало, что его передняя нога зажата в больших, жилистых руках-клешнях. — А ему не больно? — спросила Анна. — Нет, это похоже на то, как мы обрезаем себе ногти. Анна облокотилась на низкую ставню, отделяющую её от коня, и стала завороженно наблюдать за ловкими, точными движениями старика. — А как вы узнали, что я пришла? — спросила она. — Это не я. Это он, — Пабби кивнул на Нота. — Дергается, когда кто-то заходит. — А почему? — Да как тебе объяснить? — он закончил с первым копытом, с кряхтением разогнулся и переставил скамейку ближе к другой ноге. Похлопав жеребца по ноге, дед Пабби принялся за чистку его второго копыта, которое тот послушно поднял. — Понимаешь, у лошадей очень хорошая память. Некоторые, которых обижали, могут стать очень недоверчивыми или даже неуправляемыми. Как, в принципе, и любое другое живое существо… «Или наоборот, очень хорошо управляемыми», — отрешенно подумала Анна, сказав себе, что, кажется, нашла объяснение, почему она так долго не могла вырваться из того ада. Она не заметила, как погрузилась в воспоминания и нервно дернула головой, отгоняя навязчивые мысли. Анна долго ждала, пока Пабби продолжит говорить, но он, поглощенный работой, казалось, забыл о самом её существовании. — С ним плохо обращались? — спросила она наконец-то, предварительно прочистив горло. — А? А, да… — Пабби вздохнул. — Мы его выкупили у бродячего цирка, когда они стояли в наших краях. Оказалось, дрессировщик уже уморил своими глупыми трюками и издевательствами мать этого малыша, и как раз переключился на него. В два года он весил как годовалый жеребенок. Сердце Анны переполнилось гневом от чувства несправедливости и негодования на жестоких людей, которые ради денег и забавы так обращаются с живыми существами. — До сих пор помню, как во двор залетает наша детвора во главе с Кристофом — всюду засунут свой нос, проныры — и чирикает что-то о замученном лошадёнке. Ох и пришлось мне тогда повоевать с директором цирка, чтобы спасти этого малыша, — сказал он и похлопал почти двухметрового «малыша» по округлому вороному боку. Между тем Звездочка выглянула из загона и, решив напомнить о себе, тихо заржала. — Привет! — Анна не без опаски подошла к ней поближе и отважилась прикоснуться к её мохнатой голове. Лошадь вытянула шею и принялась втягивать воздух ноздрями, будто унюхала что-то вкусное, и только тогда Анна вспомнила о яблоке, которое так и держала в руке. Она протянула его Звёздочке. Как только она с сочным хрустом укусила его, Анна испуганно отдернула руку, опасаясь, что следом за яблоком отправятся её пальцы. — Кажется, наша лакомка нашла себе подругу, — сказал Пабби и надтреснуто засмеялся. Она вернулась к стойлу Нота. — Он такой огромный! — у Анны никак не получалось привыкнуть к тому, что бывают такие большие лошади. — Да. Мы одно время вообще не могли с ним управится. Когда он отъелся и окреп, решил, что отныне он тут главный. Да, Малыш? — Пабби со смешком погладил жеребца по стройной, длинной ноге. — Прошел почти год, пока нам удалось с ним сладить. Да и то, слушается он только меня, да мальца нашего, Криса. Тот с ним очень долго возился, пока учился в школе. А лошади знают тех, кто готов тратить на них время. У них прям дружба сложилась — не разлей вода. Когда малец уехал, конь даже впал в уныние… Всем остальным наказано обходить его стороной. Анна замерла в надежде, что Пабби ещё что-нибудь расскажет об этом, но он замолчал, увлеченный работой. Сердце её снова больно заныло. А что будет с ней, когда придётся уехать отсюда? Что будет с ней, когда они с Кристофом больше не будут рядом? Пока она здесь, она может, по крайней мере, каждый день видеться с ним, пусть даже зная, что ничего не значит для него. Но одна мысль о том, что рано или поздно ей придётся уехать, заставила сердце больно сжаться. Анна задрожала — она почувствовала такой холод, какого никогда раньше в жизни не ощущала. Он как будто замораживал её изнутри. Она опустила взгляд на закоченевшие руки — пальцы не сгибались, покрасневшая, сухая кожа болезненно-чувствительно натянулась, когда она попыталась их согреть, растирая. Задаваясь вопросом, как она умудрилась насколько замёрзнуть, спрятала холодные ладони под пальто. «Надо возвращаться в дом» Пабби наконец-то закончил с работой и вышел из стойла, погладив на последок Нота по широкой, шелковисто-лоснящейся шее. — Да ты тут задубела, девонька! — сказал он. — Я думал, ты давно уже ушла, а ты стоишь тут, как мышка, мёрзнешь… А ну бегом в дом, греться! Анна улыбнулась — её тронуло внимание и добрая улыбка старика. Поначалу она его боялась, но сейчас поняла, что совершенно напрасно. Они вошли в дом вместе. — Элли, дочка, давай-ка согреем эту мышку, я, старый дурень, совсем заморочил ей голову своей болтовней в конюшне, — сказал Пабби, как только они переступили порог. — Кстати, на дворе очень похолодало, завтра скорее всего будет снег. — Ой, детка! Не хватало тебе только заболеть! — воскликнула Элли. Анна хотела возразить, что она сама виновата, но не успела — её уже потащили на кухню и усадили возле печи, от которой распространялось приятное тепло, а когда чайник вскипел, то вручили большую кружку травяного чая. — Выпей, пока горячий. — Спасибо вам огромное, — Анна втянула носом душистый аромат, навевавший мысли о лете. — Пустяки. Я смотрю тебе понравились наши лошадки? Чуть что, бежишь в конюшню. — Да, очень. Они, оказывается, такие разные! — Можешь приезжать в любое время, даже если тебе нужно будет просто отдохнуть. — Ой, правда? — от радости Анна едва не выронила кружку. — Конечно! Этот дом слишком велик для троих. Ты не представляешь, как я рада, что вы приехали. Да и Крис, с тех пор как переехал в город, никогда не задерживался у нас так надолго. Элли вздохнула, а Анна почувствовала что согревается не только её тело, но и душа.

***

Анна, с недавних пор облюбовавшая место в гостиной у камина, устроилась в удобном, видавшем виды кресле, укутала ноги пледом и наконец-то согрелась. За окнами уже стемнело, а Кристофа и Свена всё ещё не было. Она переживала, но уговаривала себя, что в ноябре всегда темнеет рано, тем более здесь, возле гор и леса, ругала себя за то, что не может набраться смелости, чтобы просто набрать его номер и спросить, всё ли в порядке, и сердилась на Кристофа, что не звонит он. «Ни за что не выйду на улицу. Пусть хоть единорог из лесу выйдет, не двинусь с места!» Все эти зароки были забыты в ту же секунду, как до Анны донеслись звуки подъезжающей к дому машины. Она вскочила, едва не упав, когда нога запуталась в пледе, и выбежала на улицу, кутаясь в накинутое наспех пальто. «Действительно, жутко похолодало» — Привет, Анна! — Свен, с тяжелыми пакетами в руках, кивнул ей, проходя мимо. — Привет! Анна слегка покраснела, спросив себя, рассказал ли Кристоф своему другу о вчерашней ночи, но, обратив внимание на ровное обращение Свена, решила, что он ничего не знает. Анна выдохнула с облегчением и с колотящимся сердцем подбежала к машине. Кристоф тем временем разгружал багажник, доставая доски и какие-то коробки. Обернувшись на шорох травы, он увидел подкравшуюся Анну и замер, продолжая держать одну из коробок в руках. — О, Анна, это ты! — Извини, я тебя не испугала? — Нет, конечно. Она отважилась посмотреть ему в глаза, в глубине которых было что-то новое, чего она не замечала до сих пор. Анна заправила прядь за ухо, смущаясь и не зная что сказать. Её начинало трясти от холода, пробирающегося под тонкую ткань пальто. — Извини, я утром уехал… — сказал он, первым нарушая затянувшееся молчание. — Нет-нет, ничего! — торопливо проговорила Анна, а в душе заметалась отчаянно-счастливая искорка: «Так ему не всё равно?» Под тёплым взглядом его красивых ореховых глаз все тревожные мысли и страхи, изводившие её целый день, рассеивались словно утренняя дымка под яркими солнечными лучами. Хотелось смотреть в них вечно и даже температура, опустившаяся после захода солнца ниже нуля, перестала досаждать ей. Кристоф молча продолжал смотреть ей в глаза, всё так же держа коробку на весу. — Знаешь, ты — очень хороший сын. Тебя здесь все так любят, — сказала Анна, удивив саму себя, и тут же ощутила, как мучительным жаром заливает лицо и шею. Она с трудом отвела взгляд и облокотилась о машину, увлечённо рассматривая носки своих ботинок и проклиная свой непослушный язык. — Это что, какой-то новый способ наказания за то, что я уехал, не попрощавшись? — Кристоф смущенно рассмеялся и, только сейчас, вспомнив о тяжелой ноше в руках, поставил её на землю к другим коробкам. — Что? Нет! — Анна тоже засмеялась. — Признайся, ты сердишься на меня, что я уехал, не предупредив? — Кристоф сунул руки в карманы, подошел вплотную к Анне и оперся плечом о машину, глядя ей прямо в глаза. — Нет, конечно! Глупости какие. Я серьезно — ты всё время что-то делаешь, помогаешь по хозяйству. Твоя мама не перестаёт тебя нахваливать, так что я не выдумываю, — нервно затараторила Анна, припертая к стенке в прямом и в переносном смысле, не зная куда деть глаза и чувствуя, как продолжают гореть щеки от пристального взгляда Кристофа и смущающей близости. — Мне всё-таки придётся серьезно с ней поговорить, — он засмеялся и потер шею, взъерошивая волосы на затылке. — Не смей! — Анна нервно засмеялась. — Она так гордится тобой! — Чёрт! — он ударил себя рукой по лицу. — Я забыл! Я же обещал починить окно. — Да не переживай. Вряд ли я захочу его сегодня открывать — жутко похолодало, — произнесла она, выдохнув облегченно, когда он слегка отстранился. — Кстати, я еще утром хотел спросить… Кристоф снова приблизился к ней вплотную и заглянул в её широко распахнувшиеся глаза. Ему показалось, что в них отражались и переливались разными оттенками звёзды, которыми было усеяно тёмное небо над ними. Анна оцепенела. Ей стало жарко от того, насколько близко он оказался, но, словно загипнотизированная, она не могла отвести взгляд. На ее губах застыла неуверенная улыбка. «Черт-черт-черт, что ты творишь?», — вопрошал в панике его внутренний голос, но Кристоф, глядя на очаровательную, смущённую улыбку Анны и её лучащиеся влажным блеском глаза, осознал, насколько ему не хватало всего этого сегодня. Похоже, даже один день без неё становился для него слишком большим испытанием. «Возьми себя в руки, если не хочешь, чтобы она сбежала!» — Что ты хотел спросить? — спросила Анна сдавленно, проглотив тугой комок волнения, но не переставая улыбаться. Он улыбнулся одним краешком губ, протянул руку, откинул её волосы с лица и спросил: — У тебя на виске седая прядь. Как так вышло? — А, ты об этом! — Анна нервно засмеялась, зачёсывая волосы на место. — Как ты увидел? А, точно… Можешь не отвечать. Она увернулась и торопливо зашагала обратно к дому, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Что, не скажешь? — крикнул Кристоф ей вдогонку. — Скажу, если ты скажешь, откуда у тебя татуировка! — выпалила она, убегая. Оказавшись в доме, Анна бросилась вверх по лестнице и только захлопнув за собой дверь, позволила себе широко, до боли в скулах, улыбнуться.