Персиковое дерево

— Хироши, немного левее, — скомандовала Момо, наблюдая за тем, как рядовые сажают во дворе Пятого отряда персиковые деревья. Бараки отстроили и более-менее привели в божеский вид, и теперь ничто и никто не мешал новоиспеченной капитану высадить на территории собственный сад. Ичимару однажды посадил хурму, а чем хуже Момо? Персики вкуснее хурмы. Рядовые обливались потом, понимали, что эти нагрузки теперь станут ежесезонными, но перечить тайчо не могли и не хотели. Как и всех остальных капитанов, Момо любили, уважали и боялись одновременно — это была формула идеальных отношений между командиром и подчиненными в Готее-13. Кого-то из капитанов больше любили — например, Айзена до его предательства, покойного Укитаке, Зараки, Комамуру. Кого-то больше боялись — например, Сой Фонг, Бьякую, Куроцучи. Кто-то сохранял золотую середину, и среди них теперь была Момо. Ее уважали за ее силу, любили за ее доброе ко всем отношение и боялись, потому что в гневе капитан была страшной. Она не разговаривала с Комамурой уже месяц. Он, в свою очередь, не мог поговорить с ней. Хинамори избегала его, как только могла, а Саджин каждый раз после неудачной попытки впадал в тоску. — Потом будем джем варить, вкусный, думайте о нем и старайтесь! — подбодрила Момо солдат. Солдаты не особо взбодрились, так как знали, что варить джем — тоже их обязанность. — Красиво будет, — сказал Комамура, остановившись за воротами. Момо испуганно глянула на него — она так увлеклась, что не учуяла его реяцу, или она теряет навыки, или просто привыкла к ощущению его духовной силы поблизости? — Я реяцу скрыл, — успокоил ее Саджин, сразу угадав, что Момо взволновалась. — А, — выдохнула она. — Здравствуйте, Комамура-тайчо. Вы по делу? — Нет, — возразил Саджин. — Просто так. Я хотел с вами поговорить, Хинамори-тайчо, — раз она зовет его с суффиксом, значит, и он должен так же. — Да, — кивнула Момо, решив, что отговариваться занятостью не хочет. — Хироши, проконтролируй, пожалуйста, я скоро вернусь. Рядовые героически сдержались и не застонали.

***

День выдался теплым, почти жарким, солнечным и радостным. Лето вступало в свои права, небо очистилось от облаков, на обочинах дорог цвели дикие полевые цветы. — Я вас слушаю, — Хинамори поправила хаори. Комамура невольно залюбовался ею — за это время Момо стала еще взрослее и красивее, ее черты приобрели выразительную четкость, глаза стали сверкать решительно, и сложно было узнать в этой изящной женщине, что таила в себе огненную мощь, ту смущенную девочку. — Вы на меня сердитесь? — Комамура решил спросить прямо. Иначе он и не умел. Момо удивилась, взмахнув ресницами. Первый раз за долгое время она посмотрела Саджину в глаза. — Я на вас сержусь? Я думала, вы на меня сердитесь… — Я? — пришел черед Комамуре удивляться. — Помилуй, за что? — он снова вернулся к обращению на «ты». — Если бы вы меня не защитили… Если бы я вас не вылечила… Вы хотели отомстить убийцам Генрюсая и умереть, верно? Из-за моей самоуверенности и вмешательства вы не сумели этого сделать. Комамура пожал плечами. — На самом деле я не хотел умирать. Да, я был уничтожен из-за смерти Генрюсая-доно, я был готов на все, чтобы хотя бы отомстить, раз вернуть его нельзя, но мной тоже руководил не разум. Я был вне себя, я тоже вспылил. К тому же… Без своих кумиров можно жить дальше, ты же знаешь, как никто другой. Хинамори опустила взгляд на свое белое хаори. Раньше — в позапрошлой жизни — она иногда сама гладила хаори для Айзена, а теперь этот знак отличия носит Момо. И живет без того, кем восхищалась, без того, кто спас ей жизнь, без того, кому, как она думала, была обязана всем… — Вот и я живу, — сказал Саджин, будто читая ее мысли. — Людям дороги не только их кумиры, верно? В нашей жизни есть люди, что дороги даже больше. Друзья. Или… — он отвел глаза. — Как я рада, что вы со мной поговорили! — вырвалось у Момо. — Я бы сама не решилась, я так нервничала, если бы вы не сказали все, как есть, я бы себя изгрызла просто! — Зови меня на «ты», — сказал Комамура. — И по имени. Хинамори залилась румянцем до корней волос и напомнила ту девочку, которой была в начале своего пути. — Н-но как я могу… — Почему нет? — усмехнулся Комамура. — Мы оба капитаны. Ты не нарушаешь субординацию. Тем более, мы друзья… правда? — осторожно спросил он. Если бы сердце было на месте — оно билось бы, как сумасшедшее. — Да, — тихо сказала Момо, дергая себя за рукав хаори. — Мы друзья, вы… Ты прав, — она просияла улыбкой. — Мне нравится звать тебя так. Саджин, — она засмеялась, словно рассыпались золотые монетки, и у Комамуры внутри что-то перевернулось. — Хочешь зайти на чай? — робко предложил он. — О, нет, то есть на кофе. Хочешь? После того, как Айзен покинул Общество Душ, Хинамори стало тошнить от чая, который раньше она заваривала по десяток раз на дню. Хирако же притащил в Пятый отряд обычай пить кофе, и этот напиток Момо понравился гораздо больше. — Да, кофе, — с улыбкой кивнула Хинамори. — Спасибо, буду очень рада. Комамура с облегчением перевел дыхание. Могло ли это считаться приглашением на свидание? В любом случае, они поговорят и хорошо проведут время. Где-то персиковое дерево в урне начало выпускать почки на тонких ветвях.