Путь к сердцу мужчины

На следующее утро девчонки нежданно-негаданно вышли меня провожать. Я пыталась им сказать, что вернусь в три, однако они в буквальном смысле заткнули мне рот. Рука Рыжика так неожиданно оказалось вблизи от моего лица, что я даже умудрилась укусить ее. – Ты рано, – отметил Слип, сегодня, вопреки всем традициям встретившийся мне первым. – Дома мне не дают репетировать, – отбрила я, изящно, будто в танце, увиливая от его поцелуя. В следующий же миг, когда его губы наткнулись на воздух, он сделал такие обиженные глаза, что я не знала, как отреагировать. Таким я видела его один раз – на фотках в каком-то фанатском сообществе. Не знаю предысторию этого снимка, но, наверное, кто-нибудь назвал его бездарностью. Впрочем, тогда он наверняка был бы зол. Я решила переплюнуть Мари и, несколько раз быстро моргнув, заставила глаза увлажниться. Огромная, судя по ощущениям, слеза медленно скатилась по моей щеке. Хорошо, что я не пользуюсь тональником, иначе сейчас на моей коже появилась бы глубокая борозда. – Ты чего? – как-то сразу притих Мари. – Ослепилась моим великолепием! – воскликнул Михаэль, выглянувший из своей комнаты и кивнувший мне, как доброй знакомой. – Ты чего так рано вскочил? – в свою очередь изумилась я. Я не уловила сарказма в голосе Драу, но великолепным он мог быть лишь в кавычках. Похоже, что он всю ночь провел в творческих потугах. Подробные комментарии по внешности, я думаю, излишни. Скажу лишь, что я в тот день, когда ОД впервые появились на пороге моего дома, выглядела по сравнению с ним принцессой, да простят меня фанаты. – Стихи пишу, – пояснил он и снова исчез. – А мы завтракать будем? – донесся его голос чуть позже. Похоже, солист зевал. – Будем, – засмеялась я. Завтрак, репетиция, обнаружение кучи тщательно спрятанного от меня грязного тряпья, когда-то бывшего одеждой, репетиция, стирка, обед – события завертелись, словно карусель. Наконец я устала. – Больше не могу! – взмолилась я, когда Петр и Мари в очередной раз взялись за инструменты. – Мне эта мелодия сниться будет! – Ладно, мы пока старое порепетируем, – распорядился Воронов. Мари посмотрел на него так, как я думала, он посмотрит на того, кто заявит вслух, что ему что-то не нравится. Предпочитающий квартиру уютному гробику Петр вздохнул и снял скрипку с плеча. – Ладно, отдыхайте. Но это в последний раз! – Спасибо! – в едином порыве выдохнули мы и переглянулись. Растянувшись на диване у телевизора, я почувствовала себя наверху блаженства. Слип, что-то умыкнувший на кухне, сам положил мою голову себе на колено. Я не стала возражать. От музыки, нескончаемой музыки, не везде еще выверенной и оттого иногда режущей слух, гудела голова. Впервые в жизни – в осознанной жизни, маленькая я просто обожала рекламу – я была рада услышать позывные ролика о счастье, которое принесет с собой новый «Ваниш». Мари неожиданно добавил звук до самого максимума. Я нащупала в кармане наушники и заткнула уши. Стало чуть-чуть получше. – Зачем?! – проорала я, пытаясь перекричать собаку, размышляющую о преимуществах «Чаппи» перед куском свежего мяса. – Создаем дестабилизацию Драу! – Зачем?! – совсем выпала в осадок я. Кажется, за возгласами объевшихся «Дошираком» людей я слышала отчаянные взвизги скрипки Воронова. – Он так лучше пишет. – Группа с глухими исполнителями – это что-то новенькое, – оценила я, а парочка накачанных блондинов, жующих новый «Орбит», поддакнули мне с экрана: «Ммм!» Слип улыбнулся. – Убавь! – взвизгнула я. Начиналась какая-то программа, и ее громкие сигналы еще сильнее вырывались из динамиков. Палец Мари утопил в пульте кнопку MUTE как раз в тот момент, когда я уже выдернула шнур телика из розетки. – Хватит, – фыркнула я. – А как же… песни? – прозаикался Слип. – Хочет дестабилизирующий фактор – он его получит! А пока пусть поест. – Приезжайте, – велела я девчонкам. «Дестабилизация!» – одними губами прошептал Мари. – И Лопеза прихватите! Следующие полчаса мы провели в блаженной тишине. Мурлыкающий какие-то песни, явно не «диксовского» производства, Драу жевал пиццу, сидя на моих ногах. Моя голова все еще покоилась на колене Слипа. – Скоро они приедут? – спросил он, перебирая мои волосы. – Должны, – вздохнула я. – А ты уши проколола? – удивился Мари. – Угу. Только не трогай! Ай! – Прости, – пробормотал он, наклоняясь, чтобы коснуться губами моего припухшего ушка. Мочку дернуло. – Прекрати! – Зачем ты позвала их? – прочавкал Драу. – Не хочу, чтобы вы и соседи глохли. Мы устроим тебе шум более мирным и тихим способом. Михаэль, ничего не понявший из моей речи, глубокомысленно сощурился и сделал глоток остывающего чая. – Тем более им скоро уезжать. Я чувствую себя сволочью, оставляя их каждый день. Мы же все-таки подруги. – Ты не сволочь, – мурлыкнул Мари, целуя меня в лоб. Скоро раздался звонок в дверь. Вместе с подружками и беспрестанно мяукающим котом, словно порыв свежего воздуха, явилась радость. Герхарда не было, но, наверное, это и к лучшему. Все мы тут же расплылись в улыбках, даже уставший от долгой игры Петр почувствовал себя лучше. Часа два мы просто наслаждались общением, смеялись, распевали старые песни, вспоминали и цитировали учителей и друзей. Мари и Петр рассказывали об интересных историях из недоступной нам, простым обывателям, жизни людей искусства. Лопез, обежавший всю квартиру и домяукавшийся до хрипоты, улегся на моей груди, не давая мне встать. Впрочем, Слип бы тоже не дал мне сделать это и покинуть его. – Знаешь, мы, наверное, уедем двадцать восьмого, – сказала Рыжик, когда все устало замолчали. – В день концерта? – разочарованно протянули мы втроем с музыкантами. – Время такое, – развела руками Сенсей. – Начало учебного года, билетов не достать. – Герхард поехал за ними, – ответила Рыж на мой невысказанный вопрос. – Иначе мы останемся здесь. – Было бы неплохо, – усмехнулась я. – Я потерял музу, – завопил из комнаты Михаэль. Пришлось все-таки встать и отправить к нему в комнату мохнатую сиамскую музу, обозванную в честь песни испанской группы. Лопез, еще более впечатлительный, чем я, долго и с трудом приходившая в себя после первого созерцания Михаэля, тут же хрипло, но весьма истерично и требовательно замяукал. – Мне придется лечить его горло, – обеспокоенно сказала я. – Может, сыграете? – попросила Рыжик. – Думаешь, тебе понравится в этот раз? Мы за три года не смогли тебя приу… прину… подсадить! – Тогда с ними не играла моя подруга, – Рыжуха ущипнула меня за бок, за проявившуюся из-за отсутствия тренировок жирную складку. Я машинально втянула живот. Спустя некоторое время мы сориентировались и исполнили странновато звучащий ремикс «Абсолюта». Петр на скрипке вел голосовую партию. Мари колдовал у микшерного пульта. Минута прошла в гробовом молчании. – Мы тебя потеряли, – изрекла Сенсей, но пояснить свою фразу не захотела. Слишком быстро пролетели дни, оставшиеся до концерта. Я превратилась в большой комок нервов, а Слип и Воронов, хоть и оставались внешне спокойными, почти взрывались. У Драу что-то произошло, и он ужасно расстроился, не желая петь ни одну из песен альбома «Чудные дни», заявленного на концерт. Хотя и все мы – и я, и девчонки, и даже Герхард, не говоря уже об участниках Отто Дикс – почти точно знали, что случилось, никто не осмеивался говорить об этом. Поддержка производилась в основном действиями, а точнее их отсутствием. Мари теперь почти не подходил ко мне, зная, что Михаэлю сейчас ножом по сердцу будет чужое счастье. Петр однажды сказал мне, чтобы я не беспокоилась: Драу как обычно соберется перед выступлением и выложится на все сто, однако какая-то тревога продолжала глодать меня изнутри. Все дольше он проводил в своей комнате, стараясь макияжем скрыть следы переживаний и бессонных ночей. Я заставила весь дом ароматизирующими лампами, постоянно зажигала благовония, закармливала всю троицу бананами и шоколадом – делала все возможное, лишь бы поднять солисту настроение. Все было тщетно.