Так кончается звук и так начинается свет

      Сектор Обслуживания был тем и примечателен, что у него не было отдельных Секторов, и если в Расследованиях роль разделенных частей брали на себя Реконструкции, то здесь было все по-иному.       На небольшом перекрестке между четырьмя направлениями мимо меня сновали люди в одинаковой форме. Каждый занят своим делом. Они перевозили тележки с устройствами или их частями, от лифта и к лифту, в основном, конечно, от зала Энергоустановки; переговаривались или ругались между собой, используя лексикон, который, в общем-то, можно ожидать услышать там, где заняты серьезной физической и технической работой здоровые работящие мужики. Музыкой для моих ушей звучал этот обесцененный лексикон, переходящий в чудеса творящий и мотивирующий мат. Я на миг оторопела и пожалела, что не догадалась прийти сюда в форме рейнджера. По крайней мере, я не выделялась бы здесь так сильно, как в своем аккуратненьком и строгом костюмчике. Здесь даже атмосфера была другая, это можно было ощутить без специальных приборов, как будто я попала в совершенно иное место, в другом городе, может даже в другой стране. Во всем остальном Бюро царила неспешная и спокойная атмосфера, больше подходящая для умственного труда и научных изысканий, места, где можно было уединиться. Здесь же все было совсем по-другому. Общая атмосфера больше напоминала обстановку большой мануфактуры или хорошо налаженного завода.       Неспешно проехал от лабораторий Черного Камня подъемник, везущий большую, на пару метров выше него самого, стопку глянцевых черных плит, до самого лифта. Двери только за ним успели закрыться, как снова открылись, пропуская трех что-то увлеченно обсуждающих рейнджеров и забирая новую партию рабочих. В стороне один рабочий распекал целую группу молодых парней в спецовках, грозя всеми карами небесными и - я даже не поверила своим ушам - наказанием лично от меня. Мне только и оставалось пройти мимо этой группы и вежливо разом со всеми поздороваться. Что-то в дали грохотало и звенело и отзвуки этого шума доходили даже досюда. Пахло свежей сваркой и несвежим потом. Но в то же время эти все перемещения и звуки людей выглядели на удивление гармоничными и естественными. Обычный разгар рабочего дня в Обслуживании, полный шума и суеты. Я же ясно помнила это место другим, мертвенно-тихим, настолько пустым, что эхо от моих шагов разносилось далеко по коридорам и залам. Я в полном одиночестве, не считая жуткого шепота Ииссов, и на мгновение я снова увидела себя в этом большом и пустом Секторе, где на многие километры коридоров только я одна была, не считая где-то обитающего Ахти.       Тряхнув головой, я взяла себя в руки и двинулась в сторону Карьера Черного Камня, но, не доходя до нее, дважды свернула направо в сторону кабинета Главы Сектора Обслуживания. Не стучась, я вошла в его кабинет и застала Джонатана Амберса за своим столом. Перед Джонатаном громоздился поистине великанских размеров бутерброд, на который он собственно и нацелился, и кружка с кофе. При моем появлении Амберс вскочил на ноги и случайно задел рукой кружку, которая опрокинулась со стола. Она бы долетела бы до пола, если бы я не подхватила ее телекинезом и не вернула на место.       Джонатан Амберс внешне не представлял из себя ничего особого, на пол головы ниже меня в мешковатой, мятой спецовке, скрывавшей даже намеки на атлетичность. Волосы были подстрижены по-военному коротко, а невыразительное, чуть полноватое лицо рассекали глубокие мимические морщины, вертикальные складки кожи на лбу и возле носа и губ. Это было лицо человека, который мало улыбается и много хмурится. Много проблем или особенности характера?       — Директор Фейден? — протянул он будто недовольно, прежде чем заявить, — Я не ожидал вашего визита.       — Я о нем и не предупреждала, - парировала я. - Какой смысл в проверке, если о ней предупреждают заранее?       — Да, да, конечно, — кивнул он. — Только я сейчас немного занят...       — Приятного аппетита. Занимайтесь вашим Биг-Беном, я подожду.       Я села в гостевое кресло и он сел вслед за мной. Помедлив немного, он двумя руками взял свой бутерброд, с силой сплющил его и, широко раскрыв рот, откусил большой кусок. «С таким ртом и зубами только такие бутерброды и надо кушать»: без удивления подумала я и открыла свой ежедневник, записывая вопросы, которые я хотела разъяснить в этом месте.       Джонатан доел свой бутерброд в десять минут, запивая его кофе. Он особо не торопился, но двигал челюстями резво, из чего я заключила, что так перекусывает он часто. Едва ли не чаще, чем пользуется своим законным обеденным перерывом. Закончив есть, он убрал посуду за свою спину и уставился на меня.       — Так, чем я могу вам помочь? — прямо поинтересовался он.       — Я хочу чтобы вы разъяснили мне некоторые интересующие меня вопросы. И показали, соответственно.       — Хорошо, — пожал плечами он. — Я в вашем распоряжении.       — Расскажите мне об Атомной Энергоустановке, как она работает и как может взорваться, — начала я.       — Тогда пройдемте, — он снова встал на ноги.       Мы вместе с ним вышли из его кабинета и прошли в самый центр Сектора, в бесконечно высокий зал. Я здесь была не в первый раз, но снова поразилась, насколько огромное это помещение было и насколько огромной была сама Атомная Энергоустановка. Конечно, я знала, что эта аббревиатура расшифровывается совершенно по-другому, но обе расшифровки подходили по смыслу. В наш прогрессивный двадцать первый век никого не удивишь атомной энергоустановкой, прирученным диким атомом и его расщеплением, и совершенно правильно скрыто для большинства людей то, чем на самом деле являлась эта круглая огромная башня. До того, как я узнала, что именно содержится внутри, я воспринимала эту Большую Гудящую Штуку, — как метко ее однажды обозвал Эриш, — просто как источник энергии. Однако теперь, зная полную правду, я не могла смотреть на нее без внутреннего содрогания и некоторой оторопи. Здесь работали сотрудники в характерной для этого Сектора форме. Наше появление никак не повлиял на их деятельность, никто не остановился, только посмотрели в нашу сторону, замечая наше присутствие. Конечно, теперь пойдут слухи.       — Знакомьтесь, Директор, — негромко, не привлекая внимание, проговорил он, рукой показывая на громаду Энергоустановки. — Это и есть, собственно, Большая Гудящая Штука. Отличительной чертой этой Штуки является то, что она является источником энергии для всего Бюро. Ее запрещено вскрывать любым способом, а так же она может рвануть, если не следить за ней постоянно.       — Что внутри содержится вы знаете?       — Нет, — он показал на самый верх. — Только пять сотрудников имеют допуск к этой информации, они работают на приборах его контроля. Все остальные, в том числе и я, знаем немногое и работаем в основном только с его выходящей энергией.       Я кивнула, принимая его ответ. Совершенно ни к чему знать, что именно внутри находится.       — Как именно идет преобразование в поставляемое в Бюро электричество?       — К Установке подводятся трубы с холодной водой и отводятся вода горячая, тем самым забирая у Установки излишнее тепло и энергия и не давая ей разорваться изнутри. А горячая вода делает пар, который вращает турбины, генерирующий электрический ток. Эту систему придумали еще древние греки и она до сих пор остается самым выгодным вариантом для отведения энергии, — он замялся. — Хочу доложить вам, что сразу после начала кризиса Энегргоустановка подверглась угрозе взрыва. Нападающие вывели из строя Охладительные Установки и Энергопреобразователи, чтобы уж наверняка, но их практически сразу же восстановили, и Большая Гудящая Штука не набрала критическую массу для взрыва. Надо сказать спасибо Эришу и его рейнджерам...       — Нет, — мягко прервала его я. — Рейнджеры тут не при чем. Работу этих систем восстановила я лично.       Джонатан задумчиво почесал затылок.       — А кто сказал вам об этом? Что именно нужно сделать?       — Ахти, — просто ответила я.       — Вот оно что, — кивнул мужчина. — Он очень вовремя это сделал. Еще бы немного и рвануло. Спасибо, да, — он ощутимо смутился, и я чуть кивнула. — Мне в свое время показали, насколько большой будет воронка при этом взрыве, — я снова кивнула, принимая к сведению его слова. — Чтобы мы понимали друг друга, это была не карта города и даже не мира. Это была звездная карта, — добавил он несколько испуганно.       Какой же мощности может быть такой взрыв, мне попросту не хватало воображения представить, но это был бы Очень Большой Бабах. Может быть и к лучшему, что Ахти тогда не поделился со мной этой немаловажной информацией. Я бы тогда могла и не справиться, зная, к чему именно может привести взрыв. Принцип необходимой информации, и Ахти видел меня насквозь, тонко понимая, что мне нужно знать, и что знать необязательно, чтобы я не запаниковала от сверхважности этой работы и свои обязанности выполнила. Такой подход к работе очень походил на политику Совета, и мне это не очень понравилось. Я записала эту ценную мысль в ежедневник.       — Какие меры предпринимаются для защиты установок? — спросила я.       Амберс любезно сопроводил меня к Охладительным установкам и пальцем показал мне, как именно они защищены. Я смотрела на эти охладители и теперь понимала, как они работают и как именно они защищены от влияния извне, а не просто как на огромные гудящие аппараты, к которым и не знаешь, с какого бока подступиться. Аппаратная работа, программная защита в контролирующих системах, несколько работающих на одном аппарате людей, чтобы они могли увидеть и исправить ошибку любого из них, и сотрудники безопасности, которые могли бы заметить преступный сговор или диверсию. Все эти приборы, вся их работа, это было очень сложно и достаточно опасно, но в то же время понимать их работу и важность их исправности казалось просто потрясающе и невероятно захватывающие. Мне нравилось то, что я вижу, и я могла с уверенностью заявить, что уверенна в работе и сотрудниках. Сами рядовые сотрудники робели под моим пристальным взглядом, но продолжали работать. Конечно, пойдут слухи, но я сообразила, что именно эти слухи будут для меня полезны, они будут работать на меня и вместо меня. Зная, что я могу объявиться и посмотреть, как они работают, они будут работать добросовестно и по установленным правилам и протоколам. К тому же, я видела, как на меня смотрели. Я знала, что эти простые в своей сути рабочие видели мое лицо и то, как я реагировала на объяснение. Они видели мою сопричастность к их работе.       То же самое я увидела в зале Преобразования Энергии. Здесь стало поспокойнее, с того момента, когда я здесь была в последний раз. Люди больше не суетились и не крутились возле панелей, а спокойно переговаривались, работали с приборами, вносили в них данные или переписывали на ручные планшеты. Этого и следовало, в общем-то, ожидать. Кризис официально закончился и никакие инопланетные силы больше не пытались разрушать приборы и устройства.       — Что вы можете сказать о Карьере Черного Камня?       — Я бы сказал, весьма полезное приобретение для Бюро, — пожал плечами Амберс. — Его достаточно сложно добывать, требуется дорогостоящее оборудование или специальные параномальные инструменты.Но дело того стоит, если учитывать, насколько широк спектр его применения.       — Этот материал требует особой обработки, если учесть трудность его добычи?       — Нет. В лаборатории по его обработке, по большей части, обрезают до нужного размера плиты и шлифуют, если он идет на отделку. В основном, это чисто техническая работа.       — Работать в этой Зоне Соприкосновения безопасно? Требуется ли туда дополнительные отряды рейнджеров?       — Место, где добывается Черный Камень, достаточно безопасно для людей. Конечно, там можно навернуться с высоты или кусок камня упадет на голову, но при соблюдении мер безопасности там можно работать спокойно. Согласно отчетам исследовательской группы, которая изучала это место, там есть атмосфера, что позволяет работать без дыхательных аппаратов, но нет совершенно никакой живности:ни микроскопической, ни обычных размеров. Исследователи пришли к выводам, что в этом мире жизнь так и не зародилась, при том что это место гораздо старше нашего с вами родного мира.       Я немо удивилась, но не стала на это ничего отвечать.       — Что насчет Вентиляции?       — Это система для поддержания приемлемой для человека температуры и влажности воздуха, а также для очищения воздуха от взвеси опасных примесей. Также здесь происходит очистка и подача воды по всему Бюро, — с удовольствием заговорил он. — Рядом находится Насосная Станция, которая забирает отходы из канализации и сбрасывает в общую городскую.       — Здесь все в порядке? — хмыкнула я. — Дерьмодемоны больше не беспокоят?       Амберс улыбнулся в открытую.       —Досаждают периодически, но охрана их исправно отстреливает. Ребята не жалуются, хотя это действительно грязная работа.       Я помнила, как меня в первый раз окатило и как я тогда визжала, в основном от мерзкого запаха. Никогда не думала, что по такому буду скучать, но все же — сладкие воспоминания.       — Давайте навестим Очаг, — предложила я.       Джонатан закивал и прошел вперед, по-джентельменски придерживая передо мной двери. Создавалось впечатление, что он не особо знал, как себя вести со мной. С одной стороны, я, большой начальник с самого верха пищевой цепочки, пришла сюда с проверкой сожрать его, может даже выражаясь не фигурально. Запросто вот могу. С другой стороны, я только задаю толковые вопросы и в книжечку записываю, делая умный вид, что в этом разбираюсь. В общих чертах я понимаю, как это все работает, но только в самых общих, на уровне «вода в кране откуда-то берется и куда-то утекает, и должны здесь быть люди, которые за это отвечают». Такие люди здесь и работают, и Амберс ими всеми руководил и отчитывался передо мной за их работу. С третьей стороны, мне могло что-то не понравится, и тогда полетели бы головы, а он был бы первым на очереди. Этим могла объясниться та тень страха, которую я видела в его глазах и несколько суетливых движениях. Может быть, он опасался, что я могу увидеть прорехи в работе, которую он при неожиданности проверки не смог устранить.       В Камере Очага мы наблюдали заметную активность. Сюда люди подвозили тележки со сломанными деталями или обычным мусором, которые под пристальным наблюдением сотрудников безопасности сваливали в Очаг, на каждую новую порцию гудевшим однозначно одобрительно и как-то уж очень сыто. При нашем появлении сотрудники несколько стушевались и попытались исчезнуть из нашего поля зрения, однако увидев, что я не собираюсь линчевать или даже штрафовать за нецелевое использование потусторонней сущности, нервничать перестали.       — Подайте прошение об официальном задействовании, что ли, — я поморщилась, глядя на такую реакцию сотрудников. — Мне претит, что так втихую используют. Хотят вводить в оборот Очаг, если так удобнее, так пусть делают официально.       Джонатан закивал, явно испытывая облегчение.       — Мне хотелось бы еще посмотреть финансовую ведомость за последний отчетный период.       Он повел меня обратно в свой кабинет и долго рылся в столе, прежде чем дать нужную папку. Я пролистала ее, пристально изучая страницы. Несколько пунктов расхода целевых средств привлекли мое внимание и я о них спросила. Судя по поведению руководителя, он ожидал, что я буду ругаться или отчитывать его и его траты, но я сочла все пункты, даже те, которые вызвали у меня сомнения, достаточно нужными расходами. <tab— Еще какие-то проблемы есть? - осведомилась я, закрывая и откладывая отчет.       Джонатан замялся.       — Не подумайте, что я жалуюсь или меня что-то не устраивает, — начал он. — И я не пытаюсь скомпрометировать ее или ее работу в ваших глазах. Мне лично все равно, что там делают рейнджеры, — в ответ на мой удивленный взгляд он поспешил уточнить. — Я имею в виду помещения Полевой Подготовки.       — И что не так с Полевой Подготовкой?       — Дело не в самом помещении, а в его расположении. Дело в том, что от Энергоустановки ее отделяют только несколько метров камня, а учитывая, с какой интенсивностью рейнджеры иногда разрушают этот зал, то у меня возникают некоторые опасения насчет сохранности Энергоустановки.       — О чем вы?       — Я считаю, что помещения Полевой Подготовки могут повлиять на работу и сохранность Энергоустановки, — прямо заявил Амберс. — Конечно, только теоретически, потому что еще не случалось таких прецедентов.       Такое заявление могло в самом деле развязать немалое противостояние между ним и Маршалл, а зная ее достаточно хорошо, можно сказать, что конфликт будет достаточно серьезный.       — Я запрашивал ученых из Исследовательского Сектора, чтобы сделали замеры, доходит оттуда параулитарная сила или ее эхо, но ничего не было найдено. Но, в любом случае, риск есть, и даже самой малой вероятности его достаточно, чтобы обратить на это внимание, — в его голосе я услышала сомнение, но того, что он сказал, было достаточно, чтобы я задумалась над этим.       В самом деле, он говорил толковую вещь, и я бы никогда не обратила внимание, если бы он на это мне не указал. Я вспомнила, как я сама проходила это место, сколько ярости и злости выплеснулось из меня, когда у меня не получалось пройти с первого и даже десятого раза. А потом я вспомнила, что на самом деле содержится в Энергоустановке, вернее, кто именно и что может наделать, если вырвется, и меня прошиб мгновенный холодный пот. Это дерьмо было бы похлеще Ииссов.       — В этом зале есть Генератор Случайных Чисел?       — Нет, нету, — спокойно ответил Амберс.       — Вы его запрашивали?       — Да, но в Паноптикуме мне отказали.       — Через Директора запрашивали? — уточнила я.       — Да, пять лет назад. Мне отказали, — подтвердил он спокойно.       — Повторите запрос и поставьте Генератор как можно быстрее, — он кивнул. — Рапорт об опасности этого смежного помещения подавали?       — Да, я проследил, чтобы он попал на стол Маршалл, так как она несет ответственность за резвящихся там рейнджеров.       — Как она отреагировала?       — Никак. Сделала вид, что никакого рапорта не было. Я узнавал специально, никаких мер не было принято, и рейнджеры точно так же продолжили тренироваться в этом зале.       Я только тяжело вздохнула. Все это очень мерзко пахло, и в том числе тем, что Маршалл подвергает фатальной опасности весь Дом, и делает это снова. Я встала и последовала прочь из кабинета. Джонатан последовал за мной, не отставая даже при моем стремительном шаге. Направлялась я на самом деле недалеко, на эту самую Полевую Подготовку. В этот час здесь было относительно пусто, только двое парней о чем-то разговаривали возле шкафчиков раздевалки. Я нагнулась к окошку дежурного и попросила чистый лист.       — В следующий раз, когда что-либо или кто-либо станет угрозой безопасной работы Большой Гудящей Штуки, то меня нужно поставить в известность в первую очередь. Где бы я не находилась и чем бы я не была занята, — я повесила приказ о приостановке работы Полевой Подготовки на доску с объявлениями. Парни замолкли и подошли к доске, заинтересованные новой бумагой. — Это понятно? — я остро глянула на Амберса.       — Да, мэм, — откликнулся он. Когда мы вернулись в его кабинет и вновь расположились друг напротив друга, он продолжил. — Если позволите быть откровенным, я бы уже давно обратился к вам с этой просьбой.       — Так почему этого не сделали?       — Честно говоря, я побоялся этого сделать, — признался он. — Я не думал, что вы поймете мои опасения и пойдете мне навстречу. Не думал даже, что вы выслушаете меня.       — И с чего вы так решили?       — Тогда, на собрании руководителей, вы произвели однозначное и весьма сильное впечатление. Вы показались мне холодной и очень строгой... — он вновь замялся.       — Стервой. — подсказала я.       — Женщиной, — деликатно нашелся он. — Вы тогда не показались мне тем человеком, которому есть дело до чужих дурных предчувствий и необоснованных подозрений. Да к тому же, я из Сектора Обслуживания, а ребят отсюда обычно все игнорируют.       — Как видите, я не игнорирую, — озвучила очевидное я. — И для меня вы никогда не были людьми, которых можно игнорировать или не брать в расчет.       — Директор Тренч был не таким, — осторожно заявил Джонатан.       — Да, он совершенно от меня отличался, — кивнула я. — По крайней мере, прической. А еще он оперативник до самого своего нутра и кабинетная крыса, не придающая значения нужным вещам. Он все говорил об избранности и привилегированности, но он не знал, насколько сильно качество работы зависит от обслуживающего персонала. От таких простых ребят, как вы, — я сделала неопределенный жест в сторону самого Амберса. — Я по себе знаю, как может неисправность оборудования или сломанный нужник усложнить работу или общую рабочую атмосферу. Я знаю, потому что мне случалось работать на сломанном оборудовании и знаю, насколько это неудобно. Всем довольный и не испытывающий затруднений сотрудник работает лучше и качественней. И думает не о том, где работает прибор и как получить к нему доступ, или где есть работающий принтер. Так что я хорошо понимаю, насколько сильно слаженная и качественная работа персонала в других Секторах зависит от работы этого Сектора, — поделилась я с ним.       Джонатан покивал, предано смотря мне в глаза. Видеть это выражение на его несколько недоверчивом лице было несколько необычно, но я старалась не обращать на это внимания. Что, никто не озаботился до меня дойти сюда и озвучить в лицо руководителю такие прописные истины? Тренч-то ладно, у него были другие дела, а остальные? Никому из Команды Управления не было дела до Обслуживания?       — И то, что столько времени эта проблема оставалась без внимания, меня тоже не устраивает. Давай в таком случае сделаем так, — предложила я. — Вы справляетесь со своей работой, как и справлялись дальше, я доверяю вашей квалификации и профессионализму как самой себе. А если возникнет случай или даже его вероятность, как сейчас, с которым твои люди справиться не смогут, то тогда ставьте меня в известность. Можете даже лично позвонить или прийти в кабинет и доложить, и тогда я помогу тебе и твоим ребятам. Не через Маршалл, ни через кого-то еще, обращайтесь напрямую ко мне. Хорошо?       — А если неприятность произойдет ночью и вас не будет в здании?       — Я передам своему секретарю, чтобы отсюда всегда соединяли со мной, даже если я сплю.       Джонатан уставился на меня исполненным изумления и смущения. Кажется, Сектор Обслуживания до этого момента и вовсе не баловали вниманием, хотя это такой же Сектор как и другие.       — Вы знаете, Директор...       — Джесси, - мягко поправила я.       — Да, простите, Джесси. Я даже не ожидал, что вы окажетесь внимательной и отзывчивой, — признался он откровенно. — Что с Очагом, что с Энергоустановкуой, что со всем остальным. Множество слухов ходит о вас в Бюро, и даже только малая часть о них правда, то вы лучшее, что вообще когда-либо могло случится с Бюро.       — Слухам не верьте, я не настолько хороша, как обо мне говорят. У вас будет возможность со мной пообщаться поближе, когда будем выгонять очередного дерьмодемона, — с сомнением произнесла я, подразумевая, что мной можно разочароваться. — В целом и полностью я довольна работой этого Сектора, — подвела итог я, вставая на ноги.       Джонатан встал вслед за мной.       — Спасибо вам за вашу работу, — произнесла я.       — Это вам спасибо! — горячо воскликнул он. — Если бы не вы, то неизвестно, что бы со всеми нами стало.       — Это моя работа, — пробормотала я несколько уязвленно. Чтобы он не возобновил с дифирамбами, я поспешно продолжила. — Мне нужно посетить еще верхний уровень Энергоустановки.       — Да, конечно. Буду рад снова вас увидеть! — крикнул он, когда я уже подходила к двери.       — Я тоже, - ответила я и вышла за дверь.        Решив не обходить окружным путем, я просто вернулась немного по направлению к выходу и толкнула дверь, но она для меня открылась не в общий холл, а на верхний уровень Энергоустановки. Не спеша, я прошлась по железному мостику, поглядывая вниз. Здесь было высоко, более чем высоко, и оказавшись я тут до моего знакомства с Телевизором, я бы справедливо опасалась упасть. Однако падать вниз я не собиралась, мне нужно было наоборот, наверх. Проигнорировав лестницу, я взмыла вверх, и, под изумленным взглядом троих работающих на панели управления рабочих, плавно приземлилась на перила и соскочила с них на пол.       — У вас перерыв на двадцать минут, — коротко сказала я. — Прямо сейчас.       При звуке моего голоса они отмерли и тут же все молча и быстро покинули это место. Я дождалась пока их шаги по железному мостику утихнут и только тогда подошла к вершине Энергоустановки. Строго говоря, это была не самая высокая его точка, выше находились еще четыре железных опоясывающих мостика, но там не было ничего особо интересного. В Бюро действовали протоколы защиты, дающие ограниченный допуск информации к здесь работающим людям для их же защиты, в том числе от этой же информации. К примеру, это место. Здешние сотрудники знали, что внутри поджаривается и генерирует энергию человек, но кто он и почему это происходит, они были не в курсе. Только самое высшее руководство, то есть я и мои Заместители знали всю правду. Даже надписи, сделанные на самом аппарате, различались для допущенных к информации и для всех остальных. Конечно же, кто может спокойно переварить информацию, что первый Директор, основатель и идейный вдохновитель всего этого места, который организовал здесь все с нуля, поджаривается прямо сейчас в пламени собственной несдержанности и жадности. Буквально. То, к чему привела его эта жадность и несдержанность.       Я подошла к панели управления и бегло оглядела ее саму. Судя по показаниям и вручную отмеченным границам маркером на самих приборах, внутреннее содержимое пребывало сейчас в стабильном состоянии, не выходило за показатели критической массы накапливаемой энергии, показывалось состояние и температура охладительных вод и ряд еще других показателей, совершенно ничего для меня не значащих. Все было в порядке, и это главное.       Я подошла вплотную к реактору и положила на его стену ладонь. Полярис тут же попыталась проникнуть вглубь, пронзить всю толщу этого огромного прибора, но дальше пары сантиметров металла проникнуть не смогла. Конечно, эта штука специально делалась непроницаемой, для того, чтобы параулитический резонанс не мог выбраться наружу и навредить людям. В той же степени, как и не давал проникнуть внутрь. Я попридержала Полярис, чтобы она не тратилась на бесполезное, но ладонь оставила, как будто пальцами пытаяась почувствовать хоть что-то нужное. Я здесь была только во второй раз. Первый раз я явилась сюда, чтобы в точности удостовериться в информации, что нашла. Что в самом деле здесь, в реакторе, сидит человек и за его счет все Бюро обеспечивается электроэнергией. Мне почему-то показалось, что он сидит и крутит педали. Реальность оказалась куда более неприятной.       Бродерика Нормура я не знала лично. Он попал сюда еще до того, как я родилась, но, судя по отрывочным разговорам и реакции Совета на него, для Бюро он сделал многое. То есть, он буквально с нуля создал все это место, это Бюро, сконструировал большинство помещений и протоколов, по которым сейчас работают люди. С абсолютного нуля, не имея даже представления, куда он вляпался и как с этим обращаться. Он заложил основу для всего, что есть в Бюро полусотней лет позже. Даже заставил появиться в Доме компьютеры. Пусть даже аналоговые и ламповые, эти компьютеры в то время были пиком технологического прогресса, странным и ненужным новшеством. И в то же время, при всем его светлом уме, он был непроходимым идиотом, позволившим своим же эмоциям взять над собой верх. Насколько я знала, он бесконтрольно и неосмотрительно привязывал к себе Предметы Силы и Измененные Предметы, и тем самым его потенциальная и кинетическая энергия возросла настолько, что он стал опасен для окружающих, а этот Энергоустановка стала его прижизненным саркофагом. При всем к нему уважении, каким же дураком он был, если не смог справиться с единственным, что ему нужно было контролировать — самим собой. Для меня, с раннего детства ведущей дружбу с параномальной сущностью, которая способна на огромнейший масштаб разрушений, контролировать себя, собственные эмоции и поступки было самым разумными и естественным, как само существование и дыхание. Я уже теряла контроль над собой, много лет назад, и тогда это обернулось множественными разрушениями и жертвами, и поэтому сейчас я держалась, даже если и приходилось из-за этого нести жертвы, такие как скудность на эмоции или неспособность заводить по-настоящему близкие и доверительные отношения. При той ситуации, в которую я попала из-за моего близкого знакомства с Полярис, при моей сложившейся судьбе и характере до и после этого происшествия, формирование моей личности сложилось таким образом, что я наиболее точно подхожу к Должности Директора. Я могла в этом раньше сомневаться, но сейчас, смотря как кончили два моих предшественника, я в этом практически полностью уверена. Ну, в конце концов, я не застрахована на все сто процентов, чтобы не сдохнуть схожим способом.       — Давай кое-что попробуем, — произнесла я вполголоса, обращаясь к Полярис. Она радостно сверкнула, резонируя таким особым образом, что я ощутила ее радость. — Эта штука должна быть целой, иначе будут проблемы, и даже похуже, чем Ииссы, — доступно объяснила я. — Надо это проверить.       Не знаю, поняла ли меня Полярис, но она замерла на несколько мгновений, а потом начала резонировать совершенно новым образом. Теперь, зная основы физики, я могла в общих чертах понимать, как работает Полярис. Она была существом абсолютно чуждой человеку природы, и совершая свои собственные колебания определенной частоты и амплитуды, которые присущи абсолютно всем материальным существам и предметам, она создает резонанс, то есть отклик на ее движение в этом материальном мире. Таким образом он становится видимым глазу в виде окружающего меня ореола голубовато-прозрачных угольников, улавливаемого обычными физическими приборами. В свою очередь, этот резонанс мог воздействовать на другие предметы, создавая эхо и отслеживать по изменению это эха состояние предмета. Вот это свойство я и хотела использовать сейчас, попытаться научиться использовать его в практических целях, а не только оплеухи раздавать. Саркофаг Нормура был не самым подходящим для этого объектом, но учиться мне всегда приходилось в экстремальных условиях, не в первый раз такое.       Кристаллический ореол окружил меня, неярко вспыхнул, и тут же под моей рукой, все еще лежащей на обшивке, словно откликаясь, возник такой же ореол вокруг всей огромной Энергоустановки. Всего на секунду, мимолетно. Она не проникла внутрь, она всего лишь немножко посмотрела сверху. Отзвуком этой энергии меня откинуло назад, и я, сохраняя равновесие, отошла на несколько шагов назад. Во мне слишком мало килограммов, чтобы физически устоять при отдаче.       — И что думаешь? — пробормотала я.       В ответ мне пришло мое же воспоминание о том, как я ела орехи. Обыкновенные грецкие орехи, которые перед этим нужно долго и нудно бить молотком по твердой оболочке, чтобы добраться до очень вкусного ядрышка.       — Значит, скорлупка целая, — подвела итог я. — Это очень хорошо.       Полярис пришла в движение, зазвенела тоненько, высоко и очень радостно. Настолько, что из носа потекло густое и теплое. Я потянулась за платком. Иногда резонанс Полярис был для меня несколько... раздирающим, особенно если ей что-то не нравилось или что-то было непонятным. Как при работе с Бакелитовым Телефоном, он резонировал на частоте Совета, делая с ними связь, что ее глушило.       Вытерев кровь, я отошла еще дальше и облокотилась на перила, оглядывая пространство и пережидая минуты слабости. Насколько разительный контраст создавали узкие длинные коридоры и множество труб, ведущих от одного помещения к другому, к огромным размерам этих помещений. В именно этом зале я даже навскидку не могла назвать высоту потолков. Двадцать, тридцать метров? Внизу рабочие занимались своими делам. Несколько беспокойными казались сотрудники безопасности в своей приметной серой форме, но это скорее всего вследствие выброса параулитарной энергии, что они могли заметить своими приборами. С моей высоты они казались такими маленькими и такими беззащитными. Может быть, они казались такими маленькими по сравнению с окружающим их пространством.       Этот зал был поистине огромен. Кто бы не проектировал это место, на пространства он явно не скупился. Восемь метров навскидку до потолка в Приемной Директора можно было понять и принять как вариант психологического и морального давление на посетителей, жаждущих пообщаться с Директором. Но здесь, в Секторе Обслуживания? Есть ли здесь смысл в таких высоких потолках и таком большом пространстве? Приложив некоторые усилия и фантазию, можно было организовать и упростить расположение охладительных насосов, как и высоту потолков в аппаратном зале, но раз так было сделано, то значит, так надо. Возможно, это сделано можно было нарочно, не только как элемент восхищения и эстетической ценности внутренней архитектуры, но и как необходимая часть для работы приборов и людей. Возможно, во время беспрерывной работы механизмы нагревались и источали токсичные миазмы. Высокие потолки помещения позволяли отравленному горячему воздуху подниматься подальше от людей, а вентиляция из буквально соседнего помещения выдувала этот воздух. Тем самым все эти большие помещения и высокие потолки были еще одним проявлением заботы о персонале, невидимой и непонятной на первый взгляд, но такой же явственной. Еще одно значительное отличие от остальных мест, где мне приходилось работать или бывать. Сотрудники внизу казались такими маленькими, словно были незначительными или незаметными, как их привыкли считать в Бюро, но у меня было иное мнение. Может быть, эти люди и не были элитой Бюро или передовыми отрядами, которые работают с Измененными Предметами; не были так же теми, кто сражаются с параулитарными явлениями; может быть, они не были такими умными или сообразительными, как из Управления или Исследований, но они были незаменимы. У них была тяжелая работа, грязная и местами неблагодарная, но тем не менее, их работа была не менее важной, чем работа Расследований или Содержания.       Что-то несправедливое казалось мне в том самом факте, что другие Секторы считали себя умнее или лучше Обслуживания. Но я бы на самом деле с большим удовольствием посмотрела, как будет выкручиваться белоручка-лаборант или мнящий себя центром вселенной оперативник со сломанным замком на двери или с перегоревшим электрическим прибором. Главная задача сотрудников Сектора Обслуживания как раз и состоит в том, чтобы обеспечивать бесперебойную работу других Секторов, и было бы неплохо, чтобы кто-то кроме меня это понимал. В этом была какая-то скрытая несправедливость, в том, что местные ребята позволяли к себе так относится, терпели такое отношение. Работала бы я здесь, оставила бы несколько раз засорившийся унитаз или сорванный кран, просто чтобы показать, с кем имеют дело. Возможно даже, такое отношение осталось со времен Тренча, который как раз гордился своей привилегированностью и избранностью, еще и вел себя соответственно, как высокомерный мудила. Впрочем, умер он совсем как простой смертный, тем самым подтверждая мою правоту. Даже Табельное Оружие, возможность им обладания и управление такой серьезной организацией как Бюро Контроля, не делала его или меня лучше других людей, и тем более лучше простых работяг отсюда. Я даже испытывала некую благодарность и восхищения этими ребятами, делающими такую сложную работу.       Мое отношение к простым работягам обуславливалось тем, что я довольно продолжительное время работала на так же простых и непрестижных работах. Ночной уборщик, доставщик еды, секретарь — и это далеко не полный список тех неблагодарных профессий, где я работала. Приходилось работать и магазинах, продавцом и консультантом, практически ежедневно сталкиваясь с людьми, мнящих себя царями и элитой, обращавшихся с обслуживающим персоналом соответственно гадко. Будто количество нулей в их зарплате давало право обращаться с другими как с людьми второго сорта, с отбросами и отщепенцами. Надеюсь, что мое мнение на этот вопрос поможет другим людям не быть такими мудаками. И это вопрос не только взаимного уважения между людьми разных классов, а еще и совместной работы и ее результатов. Наша организация тем и отличается от других вшивых государственных контор, что мы не просто бумажки перекладываем да налоги взимаем, но и так же своей ежедневной работой спасаем мир. Другим тоже было бы хорошо это усвоить.       Немного отдохнув, я решила подать другим свой собственный пример. Но для этого требовалось немного больше, чем просто моя персона, а так же пришлось отложить визит. Выбравшись из Старейшего Дома, я посетила один небольшой магазинчик в Бруклине, в который я наведывалась только несколько раз, потому, что раньше у меня редко бывала возможность себя побаловать. Теперь у меня эта возможность была. Я вернулась в Сектор Обслуживания с купленным в руках и вежливо постучала в дверь офиса уборщика.       — Входи, нечего топтаться на входе, — весело откликнулся Ахти и я толкнула дверь одной рукой.       Все здесь было так, как я и ожидала увидеть: серое тусклое помещение, возле одной стены которого расположился низкий протертый старый диван и низкий кофейный столик. Офис было слишком громко сказано для такого помещения, которое больше походило на комнату отдыха, чем на действительно офис в распространенном понимании этого слова. Впрочем, свою каморку Ахти может называть как ему вздумается. Хотя и стол тут был, вместе со шкафами они оказались отодвинуты в дальнюю часть комнаты, как что-то ненужное. Сам Ахти, все тот же старик с рябым лицом и всклокоченными волосами, пристально меня оглядел, хмыкнул что-то положительное и заметил бумажный пакет в руке.       — Что у тебя тут такое, — произнес он вроде бы как равнодушно, но со скрытым любопытством в голосе. Я отдала ему пакет, и он тут же заглянул внутрь, понюхал, вытащил, осмотрел подозрительно. — Лучше бы пива принесла, да хорошего, немецкого или баварского, а не kusta, как готовят здесь, — проворчал он с сильным акцентом и пошел греть воду на чай.       Несмотря на ворчание, он выдал мне несколько тарелок, на которые я разложила сладости, прикупленные в магазине: истекающие медом и рассыпчатые куски пахвалы, небольшие кусочки пропеченных тейглах, расплывающаяся в пальцах нуга и мягкие квадратики рахат-лукума, а так же неровные куски щербета и козинаков разных видов с отдельно насыпанными мною твердыми конфеты парварда и грильяжа. Принеся чай, Ахти расположился на диване, а я, не особо раздумывая, взяла одну из подушек и уселась на нее прямо на пол, напротив него. Несмотря на свое недовольство, Ахти подарок попробовал и они ему явно понравились, потому что он охотно начал грызть козинак крепкими зубами. Еще и с такой увлеченностью, что я почти почувствовала боль в собственных зубах Я-то в свои годы поостереглась так усердно грызть твердое, что уже говорить о старике. Но я почему-то была уверенна, что он при желании может не бояться за собственные зубы. Мне начинало казаться, что и не в зубах дело, а в самом Ахти, который вполне мог меня ввести в заблуждение насчет своего возраста и происхождения. Голову мне задурил, проще говоря. Я жевала рахат-лукум и примеривалась, что можно сделать, как Ахти пристально и зло глянул на меня.       — Mitä sinä teet! — воскликнул он и я досадливо поморщилась. — Fiksuin löytyi täältä! Дурь в бабе должна быть! — от полноты чувств Ахти ударил кулаком по столу. Затрещало дерево, звякнули тарелки и кружки. Я подняла свою над столом и изумленно приподняла брови. — Напролом решила лезть, да? Не все для твоих глаз, tyttö. Глупость, хитрость и прозорливость бабе дадены, чтобы она мужиками вертела, а ум и сила им нужны, чтобы открытия совершать и соперников обделывать. Каждый должен пользоваться тем, что ему дадено. Näin.       Вспышка гнева Ахти меня никак не задела. Сказал не лезть, вот я и не полезу, больно надо. А вот то, что он сказал, мне не понравилось.       — Вот не думала я, что ты меня обидеть можешь, — покачала головой я.       — Да я не обидеть тебя хочу, paha tyttö, а вразумить! — наставительно произнёс старик. — Смотрю, что ты тут вытворяешь, и за голову хватаюсь только. Холодная ты такая и острая, словно нож. От ума действуешь, а не от сердца.       — И чем это плохо?       — Тем, что ты гореть должна! Ты девочка молодая, шустрая, силы в тебе полно, да не используешь её, сдерживаешься, а зачем сдерживаться-то? Сгоришь ведь изнутри, и от этого плохо всем нам будет!       — Если я не буду сдерживаться, могут стены пострадать, — намекнула я. Я точно это знала, еще совсем свежо в памяти было воспоминания о силе в моих же руках, когда камень и бетон казался таким хрупким.       — Да и perkele с этими стенами, другие будут, — махнул он рукой легкомысленно. — Главное, чтобы ты сама себя не душила, не теряла безрассудства и легкости, вот что главное, — он пожевал губами, делая паузу, а я еще отпила чаю. — Ты прежде во многих переделках побывала и с этим кризисом справилась просто замечательно. Ты сметливая и сообразительная, а вот умной тебе быть не нужно, беды у тебя будут от твоего ума, — поучительно заявил он. — Тогда ты будешь совершенно замечательной avustaja. Ты твёрдо стоишь на ногах, но ты можешь летать и парить, быть легче мысли и быстрее пули. Слушай моих советов, девочка, я же тебе добра желаю, говорю, что тебе нужно. Вот когда сказал, что чинить нужно, ты послушала?       — Послушала, — кивнула я.       — И что, понапрасну сказал? — хитро прищурился он.       — Нет, очень вовремя.       — Так и вот и слушай меня впредь. Может и не поймешь меня сейчас piru sinut periköön, но слова мои осядут у тебя в ушах. Вот так!       Я только с сомнением хмыкнула и отвела взгляд. Ахти откусил кусок пахвалы.       — Ходишь тут, высматриваешь-расспрашиваешь все, как люди работают, — он показал загогулину руками, — а как они могут работать, как не по инструкции? Рабочие протоколы умные люди составили, ещё до того, как ты родилась, и менять их не надо. Доверять ты должна своим людям, как самой себе, а если себе не доверяешь, то надо идти к другим людям. Тебе твоя подружка Карла говорила в любое время приходить, так ты только сейчас додумалась, что тебе к ней надо ходить и с ней разговаривать! Умной и самой правильной здесь себя возомнила, а так греха нет никакого быть неправильной! Хоть любовника себе завела, это ты уж без моей подсказки сделала, это молодец, — он сладостно причмокнул губами, то ли от сладостей, то ли от мысли о любовнике. — Молодость это хорошо, да, черт её дери. Молодым можно много всяких штук выделывать, что мы, старики, диву великого даемся, — удивлённо протянул он, как будто бы удивился самой этой мысли.       — Да ладно тебе, — не удержалась я. — Как будто бы ты тут дряхлый.       — А нет что ли?       — Как жаловаться на всех и кряхтеть ты так старый, а как весь Дом намывать и любовницу иметь так ты все можешь, — Ахти сделал удивлённо лицо. — Как будто я не знаю, что ты роман крутишь с одной девушкой из Логистики.       — Ну и есть у меня роман сердечный, — пробормотал он. — И тебе с этого что?       — Да мне ничего, — отмахнулась я. — Прикидываешься тут зачем-то.       — Так я ж по уму все делаю! — неожиданно развеселился он. — Не буду стариком прикидываться, так никто уважать здесь не будет. Приходить будут с просьбами, да с приказами, а так третьей дорогой обходят. Некоторые только приходят, особо смелые, как Саймон или твой Майкл, да не с приказами, а кофей попить да подарок мне принести. Был бы я молодым, ты бы мне принесла такую вкуснотишу, позволила бы советы давать? Вот то-то же, — весомо произнес он.       Он помолчал немного, занятый поеданием сладостей. Совершенно не стесняясь, он причмокивал, вполголоса комментируя это, причудливо мешая финские и английские слова. Он не стеснялся ни меня, ни собственного наслаждения новой едой, и я почувствовала некоторые сомнения. Нужно ли мне в самом деле проверять самой, ходить? Зачем я это делала? Чтобы действительно проверить людей, которых не знаю, как они делают работу, в которой я не разбираюсь? Или же мне просто любопытно увидеть работающих людей в Бюро, эти коридоры и помещения, наполненные не гулкой пугающей тишиной, разрываемой только шипением и звуком выстрелов, а нормальным шумом, издаваемых работающими и живыми людьми. Я хотела увидеть Бюро живым, а не извивающимся и не скукоживающимся в агонии подступающего конца. Ахти поглядывал на меня, морщил глаза и довольно улыбался, как будто слышал мои мысли вместе со мной.       — Нормур таким же был, как ты, — снова заговорил он. — Яркий и бесстрашный, он был открыт всему миру и с энтузиазмом его менял, — я замерла на месте, как сурикат в свете фар. — Но в тебе нет той погибельной жадности и хваткости, что сгубила его в конце концов. Ты стараешься все давать другим лакомые кусочки, заботишься о людях, все выдумываешь, как сохранить их. А он все брал, больше и больше, без меры и без конца, прибирал к своим рукам сильные вещи, а слабые попросту сжирал.       — Как это сжирал? — не поняла я. Ахти мне показал, взял твердую конфету и засунул себе в рот, при этом скорчив жалостливую рожу. Хоп и нет конфеты, нет Измененного Предмета.       — Манекен помнишь? Не побрезгуй им, ты бы смогла делать фокусы как он. Быть в двух, трех, десяти местах разом. Заманчиво?       Я вспомнила то мерзкое явление, за которым добрый час гонялась по всему Отделу Безопасности, и меня натурально передернуло.       — Вот и я о чем говорю. Eksynyt разные ты используешь, но с перебором и с толком. Хорошая девочка, — одобрительно кивнул он.       Я только пожала плечами, — мол, какая есть, — и перевела разговор совершенно на другую тему. Поняв, что умничать и лезть куда не надо я не собираюсь, Ахти сделался добродушен, разговорчив и чуточку только насмешлив, как старый друг. Мы говорили обо всем на свете и в то же время ни о чем важном, хохотали над шутками и о чем-то крамольно шептались. Время казалось и не шло вовсе, как будто мы вдвоем находились вне пространства, наподобие Астрального Плана, но в то же время оставались в Доме. Мне понравилось такое неспешное и бессмысленное на первый взгляд времяпрепровождение. Ахти тоже, видимо, понравилось, потому что он напоследок пожелал мне возвращаться и принести еще таких штук.       В свой кабинет я возвращалась с совершенно легкой головой и с определенно ясными планами, чем я хочу заняться прямо сейчас. Подходя к своему кабинету, я заметила, что возле стола Барбары стоят еще двое молоденьких девчонок, едва ли старше двадцати, и все они трое что-то активно обсуждают. При моем появлении Барбара выпрямилась и сделала внимательное и трудолюбивое лицо, готовое к новым подвигам на своем профессиональном поприще и помощи лично мне, а две девушки быстро скрылись из поля моего зрения, юркнув в проходной кабинет секретариата. Я проводила их подозрительным взглядом. Это они сейчас обо мне сплетни размножали?       — Пригласи в мой кабинет Чосен и Соловца, и пусть они будут при оружии, — проговорила я, останавливаясь около ее стола.       — Хорошо, я найду их, — кивнула Мартин. — Мэм, еще вас искала Маршалл. Сказала что дело срочное.       Я чуть наклонила голову, на секунду прислушиваясь к Дому. Просто легкое касание, проверка, все ли в порядке. С чего бы еще Главе Оперативного Отдела искать моей компании, да еще срочно?       — Пусть ищет дальше, — нелюбезно заявила я и отправилась в свой кабинет.       Особых поводов для паники не было, как и никаких чрезвычайных или срочных дел, так пусть ее любая личная срочность подождет до того момента, как я освобожусь. Кабинет радовал своей тишиной и общей рабочей атмосферой, где меня никто не мог побеспокоить без моего на то ведома. Однако на столе, в корзине для входящей корреспонденции лежала небольшая стопка бумаг. Барбара обычно приносила мне корреспонденцию и внутреннюю документацию ранним утром, усвоив, что я предпочитаю разбираться с бумагами с утра. Приносила так же и в течении дня, но только если я отлучусь из кабинета. Обычно я кабинет не запирала, разумно полагая, что леммингов-самоубийц, решивших меня обчистить, здесь не найдется, и тогда она приносила свежие документы и забирала уже подписанные или завизированные. Заметив за ней такую привычку, я старалась не оставлять явного беспорядка или что-то ценное на столе. И, найдя новые бумаги, так же старалась заняться ими в первую очередь. Я взяла в руки новые бумаги и стала их просматривать.       — Вот ты где, — в двери стремительно вошла Маршалл. Она что, ждала меня в Исполнительном, что так быстро пришла? Я только дернула подбородком в кивке, не отрываясь от бумаг. Она подошла ко мне, но сделала это как-то слишком быстро и напористо, так что я сочла за благо обойти стол и сесть за него. — Что ты делала в Обслуживании? — она оперлась руками о стол, нависая надо мной.       — Выполняла свои должностные обязанности, — спокойно ответила я, не поднимая головы. — Сядь и успокойся.       Она нехотя отстранилась от стола и уселась в гостевое кресло, не сводя от меня пристального взгляда.       — Какое дело тебе до того, что я делала в Обслуживании? - поинтересовалась я, откладывая бумаги.       — Это дело стало моим, когда я узнала, что ты закрыла доступ в помещения Полевой Подготовки, — заявила она и я откинулась на спинку кресла, стараясь не возвести глаза к низкому потолку. — Чего тебе наплел Амберс, что ты поверила ему, как малолетняя дурочка?       — Полагаю, то же самое, что было в его рапорте, — здраво заметила я.       — То есть про возможную угрозу Энергоустановке? — уточнила она. — Да это же бред. Столько лет они находились рядом, и ничего не случилось!       — А если бы случилось? — возразила я. — Ты знаешь, что будет, если эта штука рванет?       — Да что может случится!?       — Ничего не случится. Ни тебя, ни меня, ни этого города, ни этой страны. Так что я поступила правильно. Полевая Подготовка останется закрытой и в ближайшее время будет расформирована.       — А как же мои рейнджеры? - вскинулась женщина. — Где они будут тренироваться?       — То есть ты, много лет зная о возможной угрозе взрыва Атомной Энергоустановки под влиянием резонанса параулитов, резво разносящих стены соседнего помещения, позволяла этому продолжаться? — уточнила я и Хелен резко отпрянула от меня. — То есть ты поставила возможность твоим ребятам научиться резвее и быстрее прыгать выше безопасности Старейшего Дома? — я нагнулась к ней поближе и продолжила, понизив тон. — А там, внутри, Нормур живой сидит и поджаривается в собственном аду, — поведала я. — Ты представляешь, что случилось бы, если он в один прекрасный момент почуял, что совсем недалеко от него есть множество доступных источников резонанса, который он с большим удовольствием сожрал бы, и даже может и не выражаясь фигурально?       Даже сквозь темную кожу женщины проступила смертельная бледность ужаса, только сейчас дошедшего до нее сознания.       — А что, если бы это случилось во время кризиса? Как он повел бы себя, узрев перед собой огромный резонанс Ииссов и связав себя с ним, как делал до этого множество раз С Предметами Силы? Или, — мне в голову пришла неприятная мысль, — чтобы он сделал со мной, почуяв во мне Полярис?       — Он бы не стал, — через силу выдавила она.       — Пора бы признать, что под давлением собственного резонанса и невообразимой силы он свихнулся окончательно и мерить прежними критериями его нельзя. Я понимаю, Хелена, — я смягчилась, — ты безмерно любишь их обоих, и Бродерика, и Захарию, но они оба выбыли, нельзя жить все время прошлым. Они оба совершили ошибки, которые им нельзя было совершать, утратили контроль над самими важным, что они должны были удерживать — собственными разумом, и оба за это поплатились самым страшным образом.       — Иногда ты сама ведешь себя так, как будто уже сошла с ума, — огрызнулась она.       — Вон отсюда, — не меняя тона, произнесла я. — Пока я не вспомнила слово, от которого тобой займется уже Кирклунд. Он точно тебя за шею вздернет за Полевую Подготовку.       В несколько секунд она вскочила с кресла и кинулась на выход, по пути едва не опрокинув гостевое кресло, заметно сдвинув его в сторону. Хелен выбежала из моего кабинета, будто за ней черти гнались, и пробежала мимо Чосен, стоящей возле самых дверей, которая оглянулась ей вслед. Стоящий рядом Тони напротив смотрел на меня.       — Ты вызывала нас? — спросил он.       — Да, — я встала из-за стола и сняла пиджак, со всей аккуратностью вешая его на спинку стула. — Как вы думаете, я заслужила, чтобы немного развеяться?       — Безусловно, — тут же откликнулся Тони, заходя в кабинет.       — Ты имеешь в виду оргию? — осторожно поинтересовалась Чарли, закрывая за собой дверь.       За дверью я успела увидеть наливающееся острым интересом лицо Барбары, которая услышала последнюю реплику, и я представила себе, какие слухи могут пойти после этого, но, против обыкновения, не расстроилась, а странным образом развеселилась. Я вышла в центр кабинета и внимательным образом окинула ее взглядом.       — Нет, и только потому, что ты не в моем вкусе, — заключила я. — Ты слишком сухая на мой взгляд. Ты мне нравишься больше как человек и как профессионал своего дела. И как профессионал, посмотри как я действую и как двигаюсь. Тони, ты тоже посмотри, и скажете потом, что думаете.       Они оба переглянулись и синхронно кивнули. Я сосредоточилась, вызывая воспоминания о другом месте, о бесконечном белоснежном сиянии и о черном камне в контрасте с ним. Тут же, как будто ожидая этого, окружение вокруг выцвело, как на кадре кинофильма с слишком сильно вывернутой на максимум яркостью, и мы втроем оказались на огромном каменном остове, находящимся в нигде. На дальнем конце затрещал камень, и показались черные каменные фигуры, медленно но неотвратимо приближающиеся к нам. Совет незыблемой фигурой над нами молчал.       — Вы двое, наверх, — я показала на возвышающуюся часть каменной площадки.       Тони молча отправился вверх по каменной лестнице вместе с Чарли, а я развернулась к приближающимися фигурам. Все как обычно, нападение врагов в контролируемой среде для обучения владения новым оружием, новой способностями. Я подняла руку, в которой с готовностью материализовалось Табельное Оружие, и вывернула кисть руки ладонью наружу, меняя его Форму. Практически тут же черные блоки сдвинулись, передвигаясь и перестраиваясь, складывая по-новому, в длинную Биту с треугольным сечением пирамиды. Я сделала полукруг ею, проверяя на вес, привыкая к новым размерам и габаритам, и только потом двинулась вперед, занося биту чуть назад, с размаху ударяя ею по самой первой подобравшейся ко мне каменной, тонкой фигуре. От одного только удара, на пробу и сбоку в центр корпуса, фигура брызнула каменным крошевом и разлетелась на куски. Это был простое движение, и с первого же удара избиваемый развалился. То чувство, что я испытала, когда разлетелся камень от моего удара, было ни с чем не сравнимо. Долгожданное облегчение и восторг от наносимых мной разрушений, ощущение преодоления и чуть эйфории от победы смешивались со злым ощущением ярости и гнева, что дарили мне ощущение тяжести от Оружия в руках. Все это смешивалось в единый и неразделимый ком ярких, затапливающих меня ощущений. Прав был Ахти, не нужно было совершенно сдерживаться, нужно было кусаться и царапаться изо всех сил и всеми ногтями. Не успела разлететься на куски одна фигура, как рядом тут же возникла еще одна, и еще две маячили сразу за ней. Я сдвинулась в сторону рывком, закручивая конец биты восьмеркой, чтобы развернуть вектор ее движения и по инерции направить в новую сторону. Бита пришлась выше, чем я ожидала, — все-таки она была тяжелее, чем обычные деревянные, к которым я привыкла, — и полетела она выше, чем я могла ожидать, снеся голову фигуре. Будь на месте этой фигуры человек, я бы проломила ему череп с такой же легкостью, как проламывала камень, и этот человек несомненно бы умер. При общении с людьми силу-то нужно будет соизмерять, но сейчас предо мной был бездушный камень, только в форме человека, и к тому же созданный специально для разбивания. Специально для того, чтобы я ощутила, как нужно управляться с Оружием. Разбив ближайшие фигуры, я не стала дожидаться, пока до меня дошагают все остальные, и кинулась им навстречу, как когда-то кидалось в гущу окутанным красным человеческих фигур. На мгновение мне показалось, что я все еще там, в гордом одиночестве и среди бесчисленных врагов, что я до сих пор бегаю по бесконечным залами и коридорам Старейшего Дома и уничтожаю Ииссов, врагов, которым нет числа, и которые все продолжают и продолжают появляться.       Подбадривая себя своим же визгом, я продолжала двигаться, размахивая Битой по всем рядом оказавшимся, стирая их в пыль и крошево, одновременно закручиваясь вокруг собственной оси, продолжая двигать Битой и крушить врагов. В этом плане Карусельная Лошадка оказалось бесценным приобретением, позволяя мне двигаться быстрее, реагируя на замеченную опасность, уходя с линии удара и заходя за спину противника. Этот Предмет Силы научил меня так двигаться еще раньше до этого момента, давая возможность проделывать фокусы, на которые я раньше была физически неспособна, двигаться резче и реагировать быстрее, чуть ли не смазываясь в движении. Я все продолжала двигаться и все продолжала бить Оружием в моих руках, не чувствую ни мелкого каменного крошева, что секли мне кожу, ни усталости, ощущая только острое удовлетворение от испытываемых мной эмоций. Может быть, Ахти и прав был, что сдерживаться вредно, и чисто технически полезно сбрасывать иногда напряжение и эмоции, здесь ли или в Тире. И не просто бить, а вместе с этим еще и выпускать желание разрушать и убивать, все самое неприятное и темное во мне, с чем я жила долгие годы. Мне гораздо чаще в жизни приходилось быть очень плохой, и в один момент, в один день это никуда не уходит, это все оставалось во мне, и мне приходилось с этим считаться. Мое стремление к одиночеству, грубость и порой резкость, мое умение бить морды и получать от этого удовольствие, мое умение и способность быть жестокой, умение причинять боль словами и кулаками, это все оставалось со мной, даже когда я стала Директором и начала носить не совсем подходящую для этого одежду. Под строгими костюмами и прилизанной высокой прической осталась все так же знакомая мне грубоватая Джесси, что не брезговала добиваться того, что ей надо, любыми путями, пусть даже самым нечестными. Которая не боялась вести себя так, как не нравилось людям, свободно и естественно, не скованная установленными рамками. Нельзя избавиться от части себя, отрезать ненужное или неудобное, нужно уметь жить с ней, приспосабливаться к изменившимся условиям, и продолжать играть по тем же правилам, но уже другими способами, бить другими фигурами. Если раньше я заставляла других людей делать то, что мне нужно или то, за что мне платили, физическим насилием и уничтожением частной собственности, то теперь я делала то же самое, используя другие технические средства: авторитетную позицию Директора, личную симпатию, вызывая к личному чувству долга перед своей профессией и перед всем человечеством.       Притормозив, чтобы перевести дыхание и оценить обстановку, я увидела, как каменные фигуры заканчиваются. Такие физические упражнения настраивают меня на философский лад, как оказывается. Совет продолжал взирать и комментировать мое поведение отказывался. Можно значит, вот и хорошо. Я прошлась мимо оставшихся каменных фигур, по ком удары пришлись вскользь, и не поленилась добила оставшихся, просто, на всякий случай. Закончив здесь, я в одном рывке взлетела вверх, на тот выступ, где стояли наблюдатели.       — Это было потрясающе, — заявил на едином выдохе Тони.       Я заступила одной ногой назад за другую и низко поклонилась, уперев конец биты в пол и задрав другую руку кверху через спину. Шутливый поклон, но меня все тянуло на такое шутовство, адреналин бурлил в крови. Если мне не запретили акты немотивированной агрессии, то и паясничать разрешат. Тони широко и открыто мне улыбнулась.       — Если позволите несколько дельных замечаний, — подала голос Чарли и я выпрямилась. — То вы замечательно справляетесь с подавляющим числом противников, это действительно производит впечатление. Двигаетесь вы очень быстро и непредсказуемо, избегая тем самым ранений. Но тем самым вы создаете значительные затруднения для сопровождающих вас агентов. При такой тактике ведения ближнего боя невозможно ваше прикрытие, огневое или тактическое. Так же вы бьете на поражение, не давая возможности взять в захват врага и его последующий допрос. Учтите это при следующих операциях, — очевидно, говорить она любила исключительно по делу.       Высказавшись, она снова замолчала и почти сразу же подняла голову, увидев что-то исключительное. Глаза ее отражали свет, переливались невиданным глубоким чувством, как будто она увидела в первый раз любовь всей своей жизни. Я посмотрела вслед за ней наверх, Тони тоже. Над нами и вокруг нас пульсировал и переливался в ритме моего сердца огромный, кристаллический и отливающий голубоватым резонанс. Громадный, больше, чем я когда либо могла представить, на километры сверкающий своими гранями вокруг нас, он был прекрасен. Как тончайшее среди чудес, как момент перетекающего в рассвет заката, как огонь всех звёзд. На том камне, где мы стояли, было тихо и спокойно, и отлично видно, как крошатся парящие в отдалении острова чёрного с золотыми прожилками камня Астрального Плана от малейшего соприкосновения с этим резонансом. Такой была Полярис и такой была моя сила. На мгновение я задержала дыхание, ожидая ответной реакции от перевернутой пирамиды, висящей над нашей головой. Но секунды текли, Полярис пригасила интенсивность, перестала давить и крушить камень, просто излучая удовольствие. Она едва ли не в первый раз смогла развернуться так широко, не стесненная физическим миром и моей волей. Я отлично чувствовала ее и ее оглушительные эмоции, сплетенные и очень сильные: радость, всепоглощающая любовь, волнение и чистый восторг. Полярис чертовски талантлива и полумер она не знает. Как будто мне недоставало чужих эмоций, в голове проскрежетал полуразборчивый голос Совета.       >>>Хорошая\послушная девочка<<<       Полярис их услышала, безмерно обрадовалась и начала движение, желая поделится своей любовью и радостью от встречи с новыми друзьями. Это именно то, чем она была, как ребенок доверчива и радостна, открыта для любых знакомств и любых приключений. Она готовилась запеть определённым и весьма знакомым для меня образом. Со всей своей силы, во всю луженную глотку, я бы сказала. Я застыла на месте, внутри себя проговаривая слова и концентрируясь на них. Тише, милая, тише. Раз за разом я проговаривала это, пока резонансом этих слов не сбила разгорающийся резонанс Полярис. Это было весьма специфичное чувство. Как будто девушку свою в первый раз приводишь знакомиться с родителями и бдительно следишь, чтобы они друг другу глаза не повыдирали. Складывая слова в сознании, я отправила их вверх, в перевернутую пирамиду. Она тоже очень рада с вами познакомится и она тоже вас всех очень сильно любит. Совет замолчал, видимо, этим успокоенный. Встав ближе к своим ребятам, я очень сильно захотела домой, обратно в свой кабинет. Белый свет вокруг нас померк, выцветая до привычного приятного освещения и я с удовольствием огляделась по сторонам.       — Я проголодалась, — заявила я, поправляя блузку и приглаживая растрепавшиеся волосы. — Пошли лучше пообедаем?       — Даже и не представлял себе, — проговорил Тони, — что ты можешь быть такой...       —Громадной, — закончила за него Чарли.       — Больше всего это было похоже на шторм, на ураган, — продолжил мужчина, смотря прямо на меня. — На непреодолимое и непокорное природное явление. А ты даже и не видишь, не осознаешь всей этой красоты и силы свой силы, потому что ты находишься в оке шторма, в самой спокойной и тихой части. Ты и вся твоя сила, она прекрасна. Самое чудесное, что я видел.       — Поверь мне, я очень хорошо знаю, на что способна Полярис. Я с ней большую часть жизни, — сухо ответила я. — И что с этого? Если этого не было видно, это не значит, что этого не было. Так что, ты пообедаешь со мной?       Позднее, в этот же день, я все-таки решила признаться в том, о чем достаточное время уже подозревала. Карла Вон снова сидела предо мной, в своем знакомом мне до последнего предмета кабинете и ждала меня.       — Мне кажется, у меня есть психологическая травма, — призналась я.       — И в чем это выражается?       — Это сложно описать, — призналась я. — Это скорее набор ощущений, которые я испытываю, когда нахожусь в Старейшем Доме. Когда хожу по коридорам и заглядываю в лаборатории и кабинеты.       — Опишите эти ощущения.       — Это похоже на радость. На своеобразное чувство морального удовлетворения от того, что вижу.       — А что вы видите?       — Я вижу аккуратно сложенные в стопки бумаги и папки. Вижу пустые и чистые кружки, которые стоят на столах. Знаете ли, до этого я видела их здесь только нетронутыми или в спешке опрокинутыми на пол. Я вижу людей, сотрудников Бюро, в форме и с бейджами, которые занимаются своей работой и доброжелательно мне улыбаются, когда меня видят. Мне нравится, когда я вижу ровные и гладкие серые стены, и иногда мне даже хочется обнять эти стены от радости, от того, что они такие правильные. Это странно, да?       — Согласно вашим же отчетам, в первый раз, когда вы попали в Старейший Дом, все было не так, верно? Дом был искажен чужим резонансом, и из-за этого даже стены Дома пытались избавиться от него, сворачивая пространство и сдвигая кабинеты.       — Да, это так, — согласилась я.       — А перед этим сотрудники были эвакуированы, и в спешке они могли оставить небольшой беспорядок после себя, — проговорила Вон. — И ваши столь нехарактерные эмоции я могу объяснить тем, что вы действительно были травмированы тем, в каком состоянии вы увидели в первый раз Старшейший Дом. Теперь же, когда видите его в том состоянии, в котором он должен быть, вы каждый раз невольно сравниваете его с тем, каким он был раньше.       — Возможно, — я качнула головой. — Но я даже не предполагала, что могу быть настолько впечатлительной. То есть только один вид пустых Отделов или залов мог настолько сильно на меня повлиять? Я видела вещи более жуткие, принимала в них участие. Тот же самый АМС Ординариума и многие вещи позже, но я в порядке. В самом деле, я сплю спокойно и так называемых панических атак или посттравматического синдрома у меня нет.       — Психологические травмы могут проявляться по-разному и не всегда очевидным образом. То, что вы следите за собственным психологическим состоянием и то, что вы поняли, что что-то не так — это очень хорошо, и это можно исправить. Если вы признаете наличие травмы, то будет с ней разобраться намного легче.       — Как это по-разному?       — Как вы отреагируете, например, на вспышку света красного цвета рядом с вами? Или на звук выбрасываемого под большим давлением газа? Или на звук стрельбы? Учитывая, через что вы прошли, то можно будет предположить, что вы начнете стрелять на поражение или использовать параулитарные способности для той же цели, — я кивнула, это было само собой понятное. — Но то, что вы видите, можете оказаться совсем не тем, что вы сочтете. Выстрелы могут быть попкорном в печи или петардами на улице, а красное предупредительным сигналом машины или светофора. Так что ваша реакция на такие обыденные предметы может оказаться... излишней или даже смертельной для других, гражданских лиц.       — Я об этом и не подумала, — призналась я. — И ты права, я действительно могла так отреагировать. Что с этим делать?       — Насколько я знаю, вы постоянно пребываете в Старейшем Доме, — осторожно заметила Вон.       — Да.       — Я бы порекомендовала вам сменить обстановку, хотя бы на пару недель. Во владении Бюро по всей стране находится несколько конспиративных квартир, вы могли бы использовать одну из них для отдыха.       Лицом я изобразила удивление.       — Смените обстановку, — продолжила парапсихолог. — Отдохните, отоспитесь, полежите на пляже, получите новые впечатления. Могу прописать курс успокоительных трав и легкий гипноз.       — От гипноза отказываюсь, — тут же заявила я.       — Как пожелаете, — тут же откликнулась она и, помедлив немного, продолжила, — Вы сегодня пришли без записи. Что подтолкнуло вас к этому, учитывая, что вы не хотите ни говорить о своих проблемах, ни ко мне ходить?       Я чуть дернула плечом и криво дернула уголком рта. Говорить ей о том, что я вообще к ней не приходила, строго говоря, я не собиралась.       — Вы и не предупреждали даже, что зайдете поговорить, — продолжала настаивать она. — Я даже не помню, что бы входили в кабинет.       — Да, я сменила декор комнаты, — призналась я, — чтобы не мешать нам разговаривать. Я подумала, что ваш кабинет будет привычнее, чем обычный вид этого места.       — Какого места? — насторожилась Вон.       Я только вздохнула. В первый раз, когда у меня это получилось, это казалось так просто. Однако вводить ее в заблуждение специально я не собиралась. Оформленный в черно-белых тонах кабинет разом потерял свое строгое оформление и плавно, неуловимо перетек в более мягкий и уютный интерьер гостиничного номера мотеля, наполненный солнечным светом. Пространство снов гораздо более пластично и податливо, чем даже можно себе представить. Вон сидела на стуле возле стены с большим пейзажем, я же напротив нее, через широкую кровать. Карла встала на ноги и вышла за дверь, чтобы практически сразу же вернуться. Из-за неплотно прикрытой двери теперь слышна музыка с регистратуры, легкий и едва слышимый джаз.       — Это Гостиница? — уточнила она. — Тот самый Оушвенью?       — Да, — просто ответила я.       Вон пару минут молчала, пытаясь справится с эмоциями. Окружение Гостиницы попыталось расплыться, но я была намерена закончить наш с ней разговор, и поэтому удержала все это пространство, вместе с самой гостьей, которую пригласила сюда из ее сна.       — Если вам подходит так вести беседы, то я не возражаю, — наконец произнесла она. — Все для вашего удобства. Продолжим? — она снова как ни в чем не бывало, уселась напротив. Я только кивнула.