Так кончается звук и так начинается свет

            Черный автомобиль ехал по оживленной улице широкой магистральной дороги, но я едва замечала городские пейзажи, проносящиеся за окном машины. Всё мое внимание было сосредоточенно на сидящем напротив меня Дилане, который свое внимание полностью отдал новенькому смартфону. Одетый в простые джинсы, футболку и плотную ветровку, он вызывал о себе неясное впечатление — то ли засекреченный специальный агент, косящий под провинциала, то ли в самом деле непримечательный американец, по сути своей не являющийся ни тем, ни другим. Я же воспринимала его как вздорного мальчишку, подростка, впервые в жизни съезжающего от родителей. По-другому я и не могла его воспринимать, при его-то нелепом поведении, даром что он лоб здоровенный был, тридцать скоро стукнет. Из всех вещей у него только небольшая сумка-барсетка была, он не захотел брать ничего иного.       Между нами висело тяжелое молчание, наполненное отголосками наших споров и вспышек ярости. Мы так и не пришли к единому мнению и остались при своих. Ну или почти. Мне совершенно не хотелось, чтобы он улетал, от меня и в эти чертовы ебеня, но это уже было его решение и мне стоило его уважать, даже если для меня лично он поступал неправильно. Ну, не считая того, что он умудрился настроить против себя если не всех, то большую часть сотрудников Бюро. Заключение доктора Беннет о его выздоровлении держалось в тайне, но, по секрету, о нем знало всё Бюро. Меня это раздражало, только одно знание о том, как люди интересуются совершенно не относящимся к ним вещам. Или относящимся, это уже как посмотреть. Всё это время, до того, как вышло это заключение, Дилан провел в дальней палате Медицинского Отдела, отсиживаясь там добровольно, точно так же как он долгие годы был заперт в Паноптикуме. В любом случае, его пребывание ограничилось тремя неделями. Я считаю, что он просто прятался там от недоброжелательно настроенных сотрудников Бюро. Он всё это время прятался в страхе ото всех, даже не догадываясь, что он защищен моим Приказом. Он, сукин сын, даже ко мне ни разу не пришел за это время, даже чтобы спокойно и по-человечески поговорить.       По правде сказать, я была достаточно плотно занята всё это время. Меня чаще всего не было в моем же кабинете, но брат мог спросить кого угодно, в том числе мою личную секретаршу, где я ошиваюсь, и поговорить. Для него бы я всегда время нашла. Он знал, что он для меня важнее, чем, например, несрочные отчеты или доклад Элаиизы Стелтон о проведении Интернета в Старейшем Доме. Доклад был составлен таким образом, что я, едва его осилив, отправилась к ней и долго с ней разговаривала и выясняла отношения по поводу этого доклада. Я не ругала ее, таких людей, как она, в принципе ругать бесполезно, они слишком упертые в своей правоте. Мне просто хотелось узнать как, судя по ее мнению, невозможно проведение Интернета, если мой цифровой телефон, смартфон, здесь работал. Да, без связи и без выхода в Сеть, но работал. Этой женщине явно мешали ходить и танцевать ее огромные стальные яйца, которые придавали ей смелости со мной спорить. Гипотетические, конечно. В конце концов, мы сошлись на том, что нужны для Старейшего Дома своеобразные образцы Интернета и цифровой техники, чтобы собственный резонанс Дома усвоил, что эта форма не является враждебной и не нужно ее уничтожать, раз за разом. Чем бы эти образцы не являлись, добывать их нужно было уже мне, и я не имела ни малейшего понятия, что это такое.       Несколько дней я убила в Паноптикуме, помогая Лэнгстону с расширением площадей. Для создания нескольких дополнительных камер он бы справился сам, но тут речь шла о нескольких десятков камер. Он долго мне объяснял корреляцию и геометрический рост возникающих Измененных Предметов и Предметов Силы. Нудно, может быть даже, если не была бы оптимисткой. Однако его просьбу я не проигнорировала, и мы месте засели за расчеты, чтобы понять, сколько именно нужно места. Можно было сделать всё наобум и сразу же, чтобы избежать нудных часов работы за бумагами, но шутка есть такая, очень подходящая к такому случаю: самый лучший программист — это ленивый программист, потому что он настроит всё один раз и таким образом, чтобы всё работало. Возможно, эта шутка звучит по-другому, но суть от этого ее не меняется. Так я и хочу сделать всё качественно, чтобы не возвращаться к этому вопросу, хотя бы в первое время. Но с этим вопросом мы не закончили, меня попросили прийти в Центральный Отдел.       Меня ждали на собеседование несколько сотрудников, претендующих на кандидатуру начальника Отдела Персонала, как я его окрестила. За этим жутко нудным, на первый взгляд, названием скрывался комплекс из трех частей. Гостиничная часть, для отдыха персонала, бассейн и тренировочный комплекс, в котором будут располагаться залы для аэробики, йоги, танца и тренажеры. Я проводила собеседования, пристально вглядываясь в каждого из них, вглядывалась в их намерения. Мне нужен был человек, который вел бы административную деятельность этого Отдела, и в то же время мог сам выступать в качестве тренера. Проведя собеседование, я уведомила, что в ближайшее время объявлю результат, и ушла, унося с собой впечатления о них. Мне нужно было некоторое время, чтобы принять решение.       Я не заматывалась, отдыхала положенное время и отсиживала в кабинете, ведя личный прием. В самом начале, когда эта практика только введена была, я сидела это время в гордом одиночестве, читая книжки, но после народ осмелел и пошел ко мне. Кто-то подходил с нужными техническими и рабочими вопросами, которые тут же решались. Несколько раз заходила мисс Хиллз, неприступная и холодная, как кусок льда. Мы с ней пили чай и говорили на совершенно отвлеченные и странные темы, и после ее визитов у меня болела голова от ее бесконечных расспросов и намерения выяснить, кто из Бюро нравится мне в чисто сексуальном плане. Мне так хотелось кинуть ей кость, назвав ей имя Эриша, но я не стала этого делать, чтобы не усложнять работу ни ему, ни себе. Пару раз заходила Маршалл, которая просто приходила ко мне отдохнуть. У нее неожиданно образовалось очень много работы, и я понятия не имею, с чего бы.       Я была занята многими делами, но любое из них могло бы подождать, если бы Дилан соизволил явиться ко мне или хотя бы даже выразить желание меня видеть. Такое положение дел удручало, и даже разочаровывало, но сделать я ничего не могла. Вообще и прямо сейчас, когда он с таким воодушевлением собирался покинуть меня. Просторный и богатый салон служебного автомобиля только усиливал ощущения отстраненности. В таком месте я как нельзя остро ощущала особенность и привилегированность своего положения, и это только подчеркивало образовавшуюся пропасть между мной и братом. Это по-прежнему было больно, но эту боль я чувствовала как-то отстраненно, как данность, с которой я ничего не могу сделать или изменить. Самое ближайшее воспоминание, с которым я могу сравнить это чувство — это как сверление зубов под местной анестезией. Не больно, но ощущения премерзкие. Я могла только догадываться, насколько херово бы мне было без этой «анестезии» и кто, вернее, что стало ее причиной, и к этому я тоже относилась более или менее спокойно. Сопровождающие нас Руди и Чарли так же молчали всю дорогу, а Джош так и вовсе занят был дорогой.       Прибытие в аэропорт прошло спокойно, за исключением только какого-то назойливого менеджера, который подскочил едва ли не сразу же, как автомобиль выгрузил нас возле здания аэропорта. Дилан едва ли не шарахнулся от него в сторону, а Руди любезно ему улыбнулся и отвел в сторону, объясняя, зачем здесь правительственный автомобиль и люди в черных костюмах, спасая его от участи быть посланным мной на хуй. Дилан в этой многолюдной толпе людей выглядел ошарашенным и несколько напуганным. Конечно же, Старейший Дом готовил его к крайне ответственному посту Директора, но никак не к житейским мелочам жизни, вроде существования в толпе людей. Вернувшийся Руди с довольным видом отвел нас в какую-то вип-зону, где было тихо и пусто, и еще где подавали сладкий кофе с прелестными маленькими пирожными. Я попыталась заговорить с братом, но он отвечал односложно и с явной неохотой, поэтому я оставила попытки его разговорить и ложечкой методично всё оставшееся время расчленяла пирожные.       Едва объявили посадку на самолет, Дилан встрепенулся и подорвался в нужную сторону. Я тоже вскочила и кинулась к нему, сообразив, что не увижу его еще очень долго. Он было испугался моего порыва, но я только лишь крепко его обняла. — Пропадешь еще раз, я тебя найду и побью, как в детстве, — пообещала я на полном серьезе. — Щипаться буду и фофаны ставить.       Он пробормотал что-то невнятное, скомкано попрощался и едва ли не побежал к самолету. С этой Должностью Директора, со всем этим флером таинственности и некого ужаса, что окружает меня теперь, мне становится несколько трудно общаться с людьми по-простому, без официоза и мерзкого подобострастия. По-свойски завалиться в бар с хорошими приятелями, выпить да послушать хорошую музыку, мне этого сейчас ой как не хватало. Я поглядела брату вслед и направилась ко входу. Чарли и Руди поспешили за мной. Его отлет хорошего настроения мне не прибавлял, и я пребывала в некоторой меланхолии, и поэтому я молча уселась в автомобиль, и мы отправились обратно в Бюро.       Всю свою жизнь я считала, человек неизменен в том, что он из себя представляет, из какого материала он сделан. Что человек уже определен тем, что с ним случилось. Я умела выживать, прятаться, бежать прочь и привыкла к мысли, что к людям привязываться не стоит, потому что всех их я в конечном итоге подвожу, и они покидают меня. Мама, папа, брат, и еще множество людей, которых я за долгие годы потеряла. Даже на этом новом месте, на Посту Директора, я так думала некоторое время, пока были еще возможность и желание об этом думать.       Сейчас же у меня даже не было возможности понять толком, что происходит. Я только почувствовала, каким-то своим нутром, своим каким-то шестым или хер-его-знает каким чувством, то ли всё-таки увидела краем глаза, за прядью рыжих волос, что сбоку, с перекрестного шоссе на нашу машину несется что-то большое и явно не собирающееся останавливаться. С переднего сидения встревоженно переговаривались Джош и Руди, но машина наша не успела бы развернуться в любом случае. Я вскинула ногу вперёд, упираясь подошвой ботинка в сидение напротив, туда, где ещё некоторое время назад сидел Дилан, едва не задев Чарли, одновременно включая в себе два Предмета Силы, крохотный рычажок Диапроектора, пропуская его луч через лобовое стекло машины и одновременно туда же направляя вектор силы гравитации Телевизора Бенникофф. Использовать сразу несколько Предметов силы у меня получалось и раньше, я могла лететь по воздуху, одновременно телекинезом таща за собой нужный предмет или рывками передвигаться в полете.       Привычное притяжение изменило свое направление и сместилось, как будто я неожиданно оказалась на стене, и теперь пол благополучно оказался впереди. Непреодолимая гравитации потянула меня, и я не стала противиться этой силе, которая потянула меня к расплывающемуся за лобовым стеклом бескрайнему и белоснежному пространству. Ступней я метко снесла зеркальце заднего вида и солдатиком влетела туда, прикрыв лицо предплечьями. Лобовое стекло благополучно разбилось, и я продолжила свой полет в никуда, даже не видя куда. Впереди меня оставался прямоугольный провал, откуда вывалились ещё три фигуры в чёрных костюмах. Видимо, благополучно увидев, что я провалилась сквозь лобовое стекло, сиганули туда же. Всё это заняло секунд пять от силы, только я их воспринимала с достаточной скоростью, чтобы выбрать правильное решение и сделать правильные действия. Самой соскользнуть в Астральный План у меня заняло бы доли секунды, но я действительно заботилась о своих сотрудниках, настолько, что использовала мерзкий Диапроектор. Долго я его держать не стала, выключила тут же и вместо него подхватила телекинезом этих троих. Сила притяжения всё ещё продолжала притягивать меня, и я только успела заметить остов чёрного с золотыми прожилками камня Астрального Плана, прежде чем достаточно сильно приложилась спиной о возвышение. Не отпуская телекинезом собственных сотрудников, я отключила Телевизор и съехала вниз по камню, зашипев и заматерившись от боли.       Не вставая, я дотянула своих сотрудников до безопасного места и откинулась на спину. Ко мне тут же подбежала Чарли. — Со мной всё в порядке, — я ее остановила. — Я только полежу немного и всё, окей?       Она кивнула и встала, так же, как и Руди, вытащила из кобуры пистолет. — Не думаю, что здесь нам будет угрожать какая-либо опасность, — резонно заметил Руди. — Это же Астральный План, да, Директор? — Всё верно, — откликнулась я с пола. — А как мы попали сюда? — подала голос Чарли. — Как только я заметила неладное, то использовала Диапроектор и Телевизор, тем самым эвакуировав нас в безопасное место, — объяснила я. Чарли только покачала головой. — Так что там случилось? Машину хотели протаранить? Я только это и успела увидеть. — Да, всё верно, Джесси, — откликнулся Руди. — Это был грузовик, который ехал по перпендикулярной улице на светофоре, прямо на нас и не желал останавливаться. — Нас всех хотели убить, — заговорил до того молчащий Джош. — Нас всех, но в первую очередь Директора.       Они все посмотрели на меня, а я под чужими взглядами села и потом встала, не испытывая ни малейшей боли в спине. О, спасибо, Полярис, я без тебя никуда. — Я привыкла не оправдывать чужих надежд, особенно надежды увидеть меня мертвой, — произнесла я сухо. — Не в первый раз. Давайте уже выбираться отсюда. — Как? Снова через Диапроектор? — спросил Нельсон. — Нет, я не хочу снова его включать. Слишком опасно. Пойдем через Гостиницу, — предложила я и развела руками. — Есть другие предложения?       Других предложений не оказалось. Телохранители спрятали оружие, а Джош просто подошел поближе. Я оглядела их, кивнула и двинулась дальше по остову, который на второй взгляд был гораздо больше, чем мы увидели в первый раз. Мои сотрудники шли за мной, а я искала нужное в толщине камня. Наконец, я нашла, белый прямоугольник обезличенной двери на фоне черного с золотыми прожилками камня. Я первой схватилась за желтую ручку, на секунду задержавшись на ней, давая опознать себя, потом повернула и толкнула дверь. — Прошу, — произнесла я, всё еще ладонью чувствуя холод от ручки.       Пока ее чувствую, связь сохраняется, это всё равно, что продолжать ее держать. В саму дверь я зашла последней и плотно закрыла ее после себя. С этой стороны на двери был написан номер «248». Мы оказались в Гостинице-казино «Оушенвью». Свет из окон теперь был молочно-белым, а радио на ресепшене негромко говорило новостями об автомобильной катастрофе. Диктор всё говорил и говорил, сливая слова в одну неразделимую смесь слов. На стойке возле звонка лежало несколько буклетов рекламы о покупке новой машины. Согласно протоколу, мои сопровождающие отступили и дали мне свободу действий по поиску ключа. Я ударила по звонку и отправилась к первой открытой двери. Гостиничный номер выглядел нормальным, только по рабочему столу, полу и кровати были разбросаны бумаги и фотографии, на которых угадывались контуры разбитых об угол дома машин. Текст так и вовсе не угадывался, буквы расползались буквально под моим взглядом. Расследование аварии, конечно же. Я аккуратно собрала бумаги в папку и поставила на полку. В следующем номере тоже были разбросанные бумаги, но тут они перемешаны были с фотографиями смутно знакомого лица. Бюро ведет наблюдение за кем-то, кого я знаю? В любом случае, я так же собрала документы и положила папку на стол. В третьем номере никаких бумаг уже не было, только одинокий ключ на столе. Я взяла его и отправилась в другую часть Гостиницы. Джош и телохранители теперь отправились со мной. Отперев дверь с перевернутой пирамидой, я оставила ключ в замке и так же запустила сотрудников впереди себя. В ярко освещенной комнате висела картина, практически во всю стену, с изображением помещения, определенно мне знакомого, и Шнур Света посередине комнаты. Я пальцами ухватила его и трижды дернула, в одно мгновение оказываясь после мирной тишины в шумном, многоголосом помещении, где ходили и разговаривали сотрудники. Это было фойе Сектора Расследований, куда и привел Шнур Света Бутте. Работники оглянулись, привлеченные нашим появлением, но особо не отреагировали. — Вы свободны, — объявила я сопровождающим. — Напишите рапорты о произошедшем, согласно протоколу, и можете быть свободны.       Чосен и Нельсон отдали мне честь и оправились в сторону лифта, я же двинулась к лестнице, к кабинету Кирклунда. Он обнаружился на своем месте и при моем появлении встал на ноги. — Что-то случилось, Джесси? — встревожился он. — Да. Надо убрать то, что осталось после машины с места аварии, и, соответственно, забрать дело под нашу юрисдикцию. — Аварии? — переспросил он.       Я коротко пересказала произошедшее. Уильям подозрительно на меня посмотрел. — Ты пережила автомобильную катастрофу, — проговорил он, — и вместо того, чтобы отправиться в Медицинский Отдел, пришла ко мне разговаривать?       Я только развела руками. — Со мной всё в порядке, — заверила я его. — Мы все эвакуировались до того, как сама, собственно, катастрофа и произошла. — Спасибо, что предупредила, — кивнул он. — А теперь марш в Медицинское Крыло! Или ты хочешь, чтобы тебя на руках отнесли? — сварливо произнес он. — Поверь, найдутся желающие. — Только этого мне и не хватало, — заявила я и выскользнула из кабинета.       Наверняка он еще и свяжется с Беннет, чтобы она знала и готова была к обследованию. Я вот никак не была готова. Но, по моему собственному убеждению, неприятное дело следует сделать как можно быстрее, чтобы больше о нем не заботиться. И только поэтому я отправилась к Беннет. Она перехватила меня у самого входа и отвела в один из смотровых кабинетов. Там она задала мне несколько вопросов о моем самочувствии, а потом проделала несколько хитрых манипуляций с маленьким молоточком, попросив меня за ним следить, и посветила в глаза маленьким фонариком. Понимая, что это надо, я молча терпела и сидела смирно.       Заявив, что этого недостаточно, она провела меня дальше, во внутренние помещения, где находились различные диагностические приборы, разделенные синими медицинскими ширмами. Только одна сейчас ширма приоткрыта была, с ненавистным мне аппаратом магнитно-резонансной томографии. Я посмотрела на него недобрым взглядом, а потом обратила внимание, что в этом помещении находятся так же определенно немедицинские приборы, несколько басовито гудящих приборов с вращающимися тарелками, наподобие спутниковых, а также с рогатыми торчащими железяками. Я заинтересованно осмотрела их, нашла провода и пошла по ним, в соседнее помещение. Там я обнаружила Каспера и Барни и ассистирующую им Эмили. Все трое имели вид такой, будто я их застала за коллективным онанизмом.       На самом деле оказалось, что эта веселая троица хорошо спелась и проводила прямо сейчас эксперименты по выявлению резонанса и его поведения. Они расположили оборудование еще пару дней назад и снимали результаты наблюдения. Барни выглядел сейчас намного лучше, чем в последний раз, когда мы встречались, и когда сменил дешевый костюм на белый лабораторный халат. Пожелав им удачного развлечения, я вернулась к томографу. Полярис вяло выразила свое отвращение к этому прибору, но не сопротивлялась так усердно, как в прошлый раз. Усилием воли заставив ее раскрыться пошире, я пустила ее пульсировать в одном ритме с резонансом Старшейшего Дома, а сама поспешила на обследование. Я не знала, насколько долго новая игра займет ее, и думать даже не хотела, как видно это было на экранах наблюдения за резонансами, поэтому действовала быстро. Ничего принципиально нового не было на этот раз — то же самое медленное неприятное гудение, то же вынужденное состояние неподвижности. Когда же процедура закончилась, я даже переодеваться не стала, подхватила вещи и направилась прямо в свой кабинет.       Но и там мне отдохнуть не дали. Едва я успела привести себя в порядок, со мной связался Кирклунд и попросил подойти в конференц-зал. Я люблю этого человека, так сильно, и в том числе за его неутомимый энтузиазм и любовь к работе. Неуемный энтузиазм, зачастую, думала я по пути в назначенное место.       Конференц-зал выглядел сейчас, как казематы каких-нибудь злых и безжалостных спецслужб, которые любезно пригласили, чтобы испытать последние из достижений в тонкой науке выбивания информации из несогласных и непричастных. Впрочем, мне сейчас и предстояла такая пытка, в иной форме — дача показаний или допрос, или что еще там Кирклунду надо. Он уже ждал меня, сидя на своем привычном месте, по левую руку от моего места. Напротив него находился совершенно обычный мужчина лет тридцати, с несколько скучающим и сосредоточенным выражением лица — Дэйв Глисон, дознаватель по особо важным делам. Он что-то писал на листе бумаги, даже не отреагировав на мое появление. Кирклунд же, наоборот, при моем появлении встал из-за стола. Позади моего места стояли двое в почти одинаковых строгих офисных костюмах — Сара Брейкер и Роберт Чейз, одинаково вооруженные и настороженные. Два параулита, да еще таких достаточно сильных по способностям, ничего хорошего не сулило. На самом противоположном краю стола сидела Карла Вон, делающая вид, что она тут не причем. — Добрый день, Директор Фейден, — произнес Кирклунд с почтительностью в голосе. — Я пригласил вас сюда для проведения расследования попытки покушения на вашу жизнь, — я уселась на свое место, в треугольное кресло и только подняла брови в ответ на его заявление. Он уселся на свое место сразу за мной. — Сразу же после пришествия была создана специальная комиссия по расследованию этого дела. — Хорошо, работайте, — равнодушно кинула я. — Письменный отчет о произошедшем я предоставлю в ближайшее время. — Нам бы хотелось узнать нечто иное, чем хронологию событий происшествия. Агент Чосен и агент Нильсон уже предоставили свои отчеты, из чего ясно видно, что именно произошло, — объяснил он. — Сейчас же мы хотим узнать, кто именно имеет желание и возможность тебя уничтожить.       Я помолчала, раздумывая, как бы половчее послать его на хер, чтобы он навсегда оставил эту тему. Мне очень не хотелось говорить об этом, ворошить мое не слишком приглядное и не слишком порядочное прошлое. — Послушай, Джесси, — он оперся локтями об стол и доверительно наклонился ко мне. — Тебя не просто хотели убить, тебя хотели размазать по асфальту, уничтожить, стереть с лица земли. Кто-то, испытывающий к тебе сильнейшую ненависть. Не считая того простого факта, что тебя вообще хотели убить. И не считая того момента, что вместе с тобой могли уничтожить всё Бюро Контроля. — Я не думаю, что моя прошлая жизнь имеет к этому отношение, — сформулировала я свою мысль. — То есть вы официально заявляете, что отказываетесь сотрудничать со следствием? — подал голос агент Глисон, не отрываясь от записей. — Нет. Я имею в виду, что искать вам надо в том, что происходит сейчас, кому именно Бюро могло помешать, — попыталась настоять я, но Уильям только покачал головой. — Другие агенты, состоящие в этой комиссии, уже этим занимаются. Сейчас же мы хотим узнать, кто мог такое сделать из твоего прошлого, ещё до твоего назначения Директором.       Я молча встала и направилась к кофеварке, стоящей у самого входа. Подставила кружку, включила аппарат, который тут же занялся работой, совершенно бесшумно причем. — Чего ты боишься, Джесси? — раздался за моей спиной голос Уильяма. — Чего бы ты не натворила противозаконного, Бюро тебя защитит, — заверил он. — Дело не в том, чего я боюсь, — заявила я, наблюдая за капающим в кружку кофе. Это было легче, чем смотреть на людей, которые считают меня истиной в последней инстанции. — А в том, что могу… разочаровать вас. Я не самым лучшем образом подхожу на это место, знаешь ли.       Я долго говорила на эту тему сама с собой, вернее, с моей вечной молчаливой и внимательно слушающей спутницей Полярис. Она оказалась отличным собеседником, и беседы с ней принесли мне гораздо больше пользы, чем психологи с почасовой оплатой. Первоначально я здесь оказалась с совершенно иной целью, но потом прониклась, так сказать, духом этого места и решила остаться, и мне попросту по-человечески стало жаль этих всех людей, чтобы бросать их на произвол судьбы. — Назначениями занимается Совет, а не мы, — послышался голос Уильяма, — так что это не нам решать, подходишь ты или нет. И мы тут определенно не за тем, чтобы осуждать тебя в той или иной мере.       Может быть, я этого и боялась, подсознательно, что он или кто-либо другой может меня осудить, сказать, что я поступила неправильно или аморально. Или вовсе меня презреть, из-за того, в каких условиях я существовала. Я подхватила полную кружку и села обратно в кресло. — Так полагаю, еще хотите узнать, как я скрылась от Бюро, в свое время, — хмыкнула я. — Окей, я расскажу. Но для начала следует узнать, каким человеком я была в детстве. Не слишком я изменилась с того времени.       Я машинально взяла со стола ручку и подвинула к себе один из чистых листов с гербом Бюро и стала несознательно черкать по бумаге, не глядя на своих подчиненных и рассказывая всё листу бумаги. Так мне было легче. — В раннем детстве, еще до АМС, я была сложным ребенком, — начала говорить я. — В те времена, в девяностые годы, дети были предоставлены сами себе, делая ровно то, что хотели. Родители не занимались их проблемами или образованием, вмешивались только тогда, когда дети были пойманы на происшествии или портили чужую собственность. В Оридинариуме у нас была своя банда, которая всё время играла в какие-то наши собственные игры, порой чересчур жестокие. Среди нас было очень мало девочек, и поэтому игры были у нас в основном мальчишеские, где-то мы все время лазили, куда-то добирались, что-то строили и даже немного дрались. Я принимала участие во всех этих играх наравне с мальчишками, вместе с Диланом, и никто не говорил слово поперек, что играет девчонка. В то же время я любила читать книги про приключения, самые разные, и предлагала игры на основе этих книг. — Своего рода была заводилой, лидером в группе малолетних хулиганов, — пояснил Уильям с некоторым удовлетворением в голосе. Как будто он такого и ожидал. — Что-то вроде, — кивнула я бумаге. — За всё время меня ловили за шалостями всего лишь несколько раз, Дилана — гораздо чаще, и, соответственно, чаще ему влетало. Это было прекрасно время, его даже не испортила необходимость проводить часть времени в школе, даже там мы находили приключения. Все рухнуло в одночасье, когда случилось АМС.       Я помолчала немного, продолжая размеренно черкать на бумаге. В конференц-зале установилась мертвая тишина, даже Глисон перестал писать. — Мне сразу не понравились люди из Бюро, которые допрашивали нас с Диланом. Они слишком сильно были похожи на «классических злодеев в черных цилиндрах». Я уговорила брата сбежать, от этих людей и из этого города. Мы на некоторое время вернулись домой, взять самые нужные вещи и поспешили по дороге, ведущей из города. Далее, как вы знаете, Дилана схватили, а мне удалось сбежать. Я головой нырнула в придорожные кусты и долго потом еще бежала до соседнего городка. Там мне удалось уговорить первого же водителя отвезти меня подальше. — Так вы смогли избежать поимки в этом штате, — кивнул Глисон. — Но как вы избежали розыска по штатам? — Оказавшись от Ординариума подальше, я проревелась как следует и приняла некоторые меры предосторожности. Я читала книги про шпионов и полицейских, и примерно представляла себе, как будут меня искать. То есть, поиск будет идти по одиннадцатилетней девочке с длинными рыжими волосами и по имени Джесси. Поэтому пришлось изменить все параметры. Забравшись в пустой дом на окраине города, я устроила там свое временное пристанище, подстриглась под мальчика, перекрасила волосы в черный цвет и прикупила более теплую одежду, как сейчас бы сказали, в стиле унисекс. До ноября я оставалась в этом доме, а потом двинулась дальше, на другой конец страны и там пришла в приют, представившись совсем другим именем и сказав, что мне девять лет. — Необычная стойкость и сообразительность для такого маленького ребенка. Вам кто-то помогал, за исключением так называемой Полярис? — спросил дознаватель. — Никто не помогал, — пожала плечами я. — Я действовала так, как написано было в детективных приключениях. Пять лет я провела в приюте, оттачивая свои навыки драки и периодически подкрашивая отрастающие волосы. Меня пытались усыновить несколько раз, забирали в патронажные семьи, но каждый раз меня возвращали обратно. Я считалась трудным и агрессивным ребенком, с которым происходит какая-то чертовщина. Тогда я только начинала узнавать и общаться с Полярис, — призналась я. — Только начинала ее понимать. А она только начинала понимать мой мир. Любой мало-мальски сильный источник излучения она уничтожала своим резонансом, не спрашивая у меня разрешения. Радио, телефон, телевизор, она ничего не щадила, принимая за агрессора. Только через несколько лет мне удалось ей объяснить, что это безопасно. И когда мне исполнилось пятнадцать, меня взяли в семью. — Кто это были? — спросил Кирклунд. — Не имеет значение, — отрезала я. — Это не моя тайна. Свое имя я вернула после двадцати одного, когда покинула приемную семью. Мне тогда казалось, что мое имя это что-то вроде талисмана, который поможет мне вернуть брата. Попыталась поступить в колледж, но проучилась только два семестра. Я всё не оставляла цели найти брата и это место. Следующие несколько лет я провела на улицах разных городов, вращаясь в разных криминальных и околокриминальных кругах, занимаясь исключительно собственным выживанием и собиранием информации о Бюро Контроля. Надо отдать должное Отделу Связи — работа по дезинформации и сокрытию они провели очень серьезную. Мне понадобилось несколько лет и неимоверное количество усилий, чтобы найти хоть что-то полезное. В основном я занималась в те годы выживанием, и не всегда честным, законным путем, — я подняла глаза на Кирклунда. — Воровала, дурила лохов, дралась, сотрудничала с организованной преступностью, выполняла их мелкие поручения — вот какая была моя жизнь тогда. — В любом случае, то, что было раньше, осталось в прошлом, — уверенно заявил он, встретив мой взгляд и не дрогнув. — Сейчас же ты совершенно иной человек. — Ты сейчас серьезно, что ли? — Ну это же ты вытащила из автомобиля, который через секунду превратится в лепешку, не только собственную шкуру, но телохранителей и водителя. Не каждый руководитель озаботится этим, — мудро заметил он. Я только удивленно промолчала на это заявление. — Остались ли с тех пор у вас какие-то близкие друзья или бывшие парни? — равнодушно спросил Глисон.       Я подумала немного и покачала головой. — В то время у меня не было ни сил, ни желания, ни потребностей на какие-либо глубокие или продолжительные отношения, так что я не думаю, что кто-то вообще меня с тех времен еще помнит. — А что насчет сексуальных контактов? — подала голос Вон.       Я посмотрела на нее прямо и с прищуром. Ненавижу мозгоправов и всяких психологов, с их выбешивающей честностью и прямотой. Какое им дело, с кем я трахалась? — Больше двух страйков подряд я ни на одной дорожке не выбивала, — заявила я ей в открытую. — Нам понадобится полный список ваших партнеров, — заявил Глисон. — Окей, я его предоставлю, — я помолчала немного, собираясь с мыслями. — Два года назад моя жизнь наконец-таки начала налаживаться. Или так мне тогда казалось. Я закончила курсы секретарей и устроилась секретаршей к одному бизнесмену, всей душой ненавидя свою работу, у меня появилась собственная квартира, и я жила на ней с девушкой, с которой, как мне казалось, мы нашли душевное родство. У меня на руках были некоторые ниточки, которые могли привести к нужным людям, которые помогли бы выйти на Бюро, — я повела рукой, — добровольно или не очень. Мои моральные принципы могли поступиться перед моим желанием добраться до Дилана. — Почему же вы этого не сделали? — снова спросила Вон. — Моральные принципы возобладали? — Скорее уж, не мои принципы. Девушка, с которой я тогда жила, видела своеобразные отклонения в моем поведении. Она всегда говорила, что находит это «милым» и «эксцентричным», когда я, к примеру, могла узнать, кто находится в другой комнате, не заглядывая туда, выключить или включить приборы, не прикасаясь к ним, или оттолкнуть от себя предмет или человека силой мысли. Силой Полярис, конечно, но о ней я умолчала. Я была совсем близко к тому, чтобы найти Бюро, когда мы с Полярис начали жаркие споры, насчет того, стоит ли мне поступать аморально. Тогда я начала разговаривать с Полярис вслух, и еще настроение тогда у меня начало резко меняться от возбужденно-радостного до яростного нетерпения. Думаю, девушка, с которой я жила, попросту испугалась происходящего и сдала меня в психушку, где я провела следующие полтора года. — Что же послужило причиной того, что вы оставили лечебное учреждение? — деловито спросил Глисон. — Полярис. Она дала мне знать, что мне нужно как можно быстрее прибыть в Нью-Йорк, к определенному месту, которым оказался Старейший Дом. К тому времени отношения у нас стали доверительно-дружескими, поэтому я не стала больше задерживаться. Скорее всего, она, как и Гидрон в Бюро, засекла изменение резонанса. — Нужно имя этой девушки, чтобы подтвердить эту информацию, — попросил Уильям.       Я немного подумала и назвала ее имя, безжалостно бросая ее на растерзания оперативным агентам Бюро. Они-то правду из нее всю вытрясут, да не самым приятным для нее образом. После того, что она со мной сделала после того, как она предала меня, она больше ничего для меня не значила. — Я хочу, чтобы сведения о моей бывшей деятельности, — я постучала ручкой по столу, отвлекаясь от своих мыслей, — оставались засекреченными. Нечего слухам об этом плодиться среди сотрудников.       Позади меня раздался короткий смешок. Я обернулась и увидела, как пунцовеет лицом Чейз, пытаясь сдержать смех. — Я сказала что-то смешное, агент Чейз? — Простите, Директор, — откликнулся он весело, — Нет нужды слухам распространяться, потому что те люди, которые с вами пообщаются, могут догадаться, что вы явно не в пансионате для благородных девиц воспитывались. Без обид, мэм, но у вас очень специфичная манера общения. — Потрясающе, — с сарказмом выдохнула я и развернулась к Кирклунду. — Что там с расследованием Тренча? — Оно почти закончилось, только не хватает психологического освидетельствования Тренча в последние годы его жизни, а также его личных показаний, — заявил Уильям, сверяясь с бумагами.       Я задумчиво постучала ручкой по столу. — Я подумаю, что могу с этим сделать, — твердо произнесла я. — В любом случае, у тебя эта информация будет. Что-то ещё надо? Я хочу отдохнуть. — Нет, мэм, на этом пока всё, — кивнул Уильям, несколько озадаченный моим высказыванием.       В своей комнате я хорошенько выспалась и несколько морально отдохнула. Насколько я успела узнать Тренча, он был далеко не самым милым и приятным в общении человеком, поэтому мне требовалась вся моя выдержка, чтобы сделать всё правильно. Я не собиралась связываться с ним через Телефон, потому что, во-первых, я брезговала, а во-вторых, Кирклунду нужны были материальные доказательства. Связь через Телефон происходила только у меня в голове. Так что есть еще один способ, как мне поговорить с ним.       В Старейшем Доме, как в месте очень крупного Измененного Мирового Явления, очень пластично физическое пространство. Здесь могли двигаться стены, создаваться из ниоткуда новые помещения, и даже проходить сквозь друг друга без всякого вреда. Но и вместе с тем очень пластично время. Я уже наблюдала этот эффект на примере течения времени в моем кабинете или разного течения времени в различных Отделах — до этого момента я не злоупотребляла этим преимуществом, потому что просто не знала, как именно нужно им управлять. И сейчас мне, как и всё мое последнее время, приходилось разбираться на ходу.       Я встала посередине кабинета и, прикрыв глаза, прислушалась к собственным ощущениям. Мне нужен был Тренч живой, а значит, то время, когда я переступила в первый раз порог Старейшего Дома или еще немного раньше. Мне нужен тот момент, когда только включился сигнал эвакуации в Убежище, когда люди начали покидать свои рабочие места. Еще до того, как в Доме появился звук. Я вспомнила те свои эмоции, что вызвало у меня это место, его огромные пространства, пустые офисы и разбросанные документы. Восхищение, напополам с настороженностью и затаенной злобой, на всё это агентство и его людей, что в детстве сломали мою жизнь. Тогда я так думала.       Слева от меня открылись двери, ведущие к Телефону Прямой Связи. Я открыла глаза и последовала этому пути. Длинный и узкий коридор вывел меня на пропускной пункт. Не останавливаясь, я кивнула дежурному и прошла мимо него, даже не подумав остановиться. Телефон, заключенный в огромный стеклянный куб, с удобным креслом и столиком, молчал, будто бы ободряя мою авантюру. Однако сейчас это место было примечательно тем, что с другой стороны появилась другая платформа, ведущая в темноту. Ничуть не сомневаясь, я отправилась по ней. Полагаясь на здравый смысл, не следовало бы идти по коридору, которого здесь до этого не было — или хотя бы взять с собой хороший фонарик — но я полагалась на Старейший Дом и поэтому отправилась по этому пути без малейших сомнений. Однако, стоило мне ступить на другую дорогу, как я почувствовала сопротивление в воздухе, как будто я шла по колено в горной бурной речке. Это и были потоки, только вот времени, а не воды. Возможно, существовали другие способы путешествия по времени, однако мне был доступен только такой.       Дорога была длинной, гораздо длиннее, чем ей положено быть, но я упрямо шла вперед, продираясь буквально через густой кисель. Темноту с продвижением вперед начал разбавлять низкий, гулкий, всепроникающий звук сирены, сигнала тревоги и сигналом об эвакуации для всего персонала. Я прибавила ходу и вышла в зал Исполнительного Отдела, в котором наблюдалось оживление и сдержанная паника. Сотрудники поднимались со своих рабочих мест и достаточно организованно начали направляться в сторону Центрального Отдела. Сбитые по неосторожности бумаги полетели на пол, опрокинулась чья-то оставленная кружка с кофе, которую никто не стал поднимать. Явной паники на наблюдалось — явно эта их не первая эвакуация. Люди переговаривались, несколько нервно смеялись, а охранники следили за тем, чтобы никто не отстал и не остался. Я стояла в этой толпе, как камень среди волн, и оглядывалась по сторонам. От стен шел неясный тревожащий гул, легкое подрагивание, как будто бы двигались стены. Они и двигались, скорее всего, пытаясь защититься и защитить сотрудников. — Мисс, — один из охранников тронул меня за плечо, — вам надо направиться в безопасное место.       Я развернулась к нему и едва ли не выматерилась вслух. Я узнала его в лицо, знала, что он не успеет эвакуироваться, останется здесь и вскоре повиснет в воздухе, как ужасающая пародия на марионетку. В недалеком будущем и в моем прошлом он рассыпится густым туманом у меня на руках, при попытке воздействовать на него резонансом. — Мисс, а почему на вас нет форменной одежды и бейджика? — задал он закономерный вопрос. — В любом случае, вам надо проследовать в Убежище. — Я пройду через Директорский Отдел, — отмахнулась я.       Как хотелось мне что-то сделать, для них всех, чтобы спасти как можно больше людей, но время стремительно утекало сквозь пальцы. Любая попытка привлечь к себе внимание означала замедлить их ход эвакуации, что привело бы к увеличению пострадавших. Поэтому я делать ничего не стала, пересилила себя и направилась в другую сторону, к Офису Директора. Здесь уже было пусто, только вился дымок над оставленными кружками с горячим кофе да оседали на пол листы бумаг. Такие бумаги в огромном количестве я находила по всему Бюро, когда ходила здесь — чуть позже. Не торопясь, я прошлась вдоль ковровой дорожки насыщенно красного цвета — я и забыла, насколько неприятным казалась эта дорожка, как будто труп протащили — и добралась до кабинета Директора. Вскоре здесь должны остаться только я и Тренч. Ииссы еще не прибыли, Ахти надраивает пол на ресепшене. А что насчет меня? Сосредоточившись, я почувствовала сквозь пространство, за пределами моего восприятия сильный источник резонанса, огромный и кристаллической, и в то же время бесконечно родной. Где-то за пару кварталов до этого места. Помнится, меня знатно потряхивало от страха, и я некоторое время прошла пешком, пытаясь успокоиться.       Не отвлекаясь на опустевшее место Барбары и на опрокинутую тележку с торпедами пневмопочты, я беспрепятственно прошла в кабинет Директора, мой собственный кабинет некоторое время спустя. Он был пуст, но скоро здесь должен появиться Тренч. Я вытащила из внутреннего кармана пиджака свой мобильный телефон и включила на нем диктофон, положив обратно. Не теряя времени, я подошла к столу и стала просматривать документы на нем. Посередине стола я нашла раскрытую папку с бумагами и просмотрела их по диагонали. За время, прошедшее с того момента, как я получила эту должность и начала работать с бумагами, мне стало гораздо проще с ними разбираться. И мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы опознать документы на его столе. Это были приказы об увольнении Дарлинга, Маршалл, Эриша и еще с десяток передовых рейнджеров Бюро. Они были еще не подписаны, но уже и не будут. Каждую бумагу я тщательно разорвала и засунула в мусор. Совсем Дом хочет без защиты оставить, мудло четырехглазое. Здесь же были отчеты об исследованиях Дарлинга о Гедроне, о разработке и действии РУГ. Похоже, он изучал потенциального противника. Правильный ход мыслей, но ошибочное направление. На его месте, если я бы заподозрила, что против меня в Бюро плетут заговор, я бы тоже начала собирать информацию о противнике. — Что ты тут делаешь, — раздался от дверей низкий мужской голос, с хрипотцой на дне согласных букв. Я подняла голову и увидела стоящего в дверях Захарию Тренча. — Это кабинет Директора, как ты смеешь рыться здесь, — голос его от злости упал на тон ниже, и хрипотца в его голосе показалась мне даже сексуальной.       Я оставила бумаги на столе и сделала несколько шагов вперед, подходя к нему ближе. Одет он был в строгий и несколько старомодный костюм-тройку, идеально на нем сидящий и придающий его облику некоторую импозантность. Его волевое лицо избороздили морщины, а черепаховые очки не скрывали пристального и тяжёлого взгляда. Он стоял ко мне вполоборота, носком левой ноги вперед, а правую развернул перпендикулярно, для большей устойчивости. Хорошее положение, чтобы придать телу устойчивость для стрельбы, или исходная позиция для толчка, рывка в сторону. Хорошие оперативники всегда остаются оперативниками, какую бы офисную работу они не получили. Пальцы правой руки чуть подрагивали — он готов был в любой момент материализовать Табельное Оружие. — Привет, Захария. Я не думала, что ты будешь таким высоким, — заявила я, подходя ближе. — Но мне нравится.       Я протянула ему раскрытую ладонь для рукопожатия. Древний жест и древний ритуал, показывающий, что собеседник безоружен. В моем случае это было не так, но сейчас нам нужно поговорить. Захария долгих полминуты смотрел на мою руку, как будто не понимал, что он видит, а потом осторожно пожал её. Ладонь его была жилистой и широкой, а хватка — крепкой. Мне это тоже понравилось. — Ты знаешь, кто я такой, — он всё равно оставался настороженным. — Я же впервые тебя вижу. — Ой, прости, — я отступила назад, к столу. — Я уже привыкла, что меня все в лицо узнают. Джесси Фейден, — представилась я.       Минуту его лицо ничего не выражало, как будто он меня и вовсе не знал, а потом он сообразил, и лицо его исказилось. — Пи-7, — процедил он, — вот Бюро и поймало тебя. — Вот мне этого тут только не надо, — заявила я строго. — Директиву Эша ещё никто не отменял, а ты, между прочим, своей программой «Идеальный Кандидат» её нарушаешь. Но Я здесь не для этого, — я уселась в гостевое кресло. — Садись, Директор, — чуть насмешливо заявила я.       Он, не спуская с меня глаз, прошёл мимо и уселся в свое место. — Мне хотелось бы узнать, — напряжённо спросил он, — как ты нашла это место. Где ты скрывалась все эти годы, — он говорил жёстко, как будто забивал гвозди. Я почти почувствовала его хватку, силу Директора, с которой он пытался давить на меня. — Ты не могла делать это в одиночку, только не маленькая девочка, — с каждой его фразой я всё яснее видела неясный алый ореол. С каждой секундой он говорил всё быстрее. — Это Дарлинг тебя прятал? — с нажимом проговорил он. — Он определённо что-то скрывал от меня, что-то очень важное. И это была ты, всё это время. Его козырь, запасной план. Вы сговорились за моей спиной. Вы все против меня. Я слышал ваш шёпот, за своей спиной, за углом, повсюду. Я видел это, краем глаза, когда вы не успевали увернуться. Вы прятались от меня, опутывали паутиной лжи и притворства.       Он говорил всё быстрее, нижняя челюсть некрасиво двигалась отдельно от застывшего лица, а красное сияние становилось всё отчетливее и громче. Я пустила в это красное вокруг его головы мягкое сияние Полярис, сдувая буквально его. Захария осекся на полуслове и ладонями потёр лицо, едва не сбив очки. Несколько минут он так и просидел. Я ему не мешала, давая прийти в себя. — Я не знаю, что это такое, — проговорил он медленно и обессиленно, как будто что-то выключили в нем. — Этот шум… в моей голове. Он не позволяет мне думать здраво, мешает моим мыслям, искажает факты. Странное наваждение, с которым я не сталкивался раньше. Я не знаю, что ты сделала, но сейчас я могу мыслить ясно, могу понять, что со мной произошло, — признался он через силу. — Этот шум обманывал меня, искажал в неверном свете всё, что я видел и воспринимал, заставлял чувствовать слабость и немощность. Мне нужно было что-то сделать. — Так почему не сделал, — проговорила я, внимательно его слушая. — Ты мог связаться с Советом или обратиться в Отдел Парапсихологии. Ты мог попросить помощи верных тебе людей. Сейчас ты от этого защищен и поэтому можешь мыслить ясно, поэтому я хочу с тобой поговорить. Получить ответы на вопросы, которые должны прозвучать.       Он помолчал некоторое время, застыв на пару мгновений, словно прислушиваясь к чему-то. Я прекрасно знала это ощущение, что он испытывал сейчас, я сама же чувствовала каждую секунду времени, сгорающую безвозвратно, как огонь, пожирающий камень, оставляя лишь прах воспоминаний. — Что-то приближается, этот шум, эти голоса, они становятся громче, — наконец произнес он. — Эти стены многое повидали, многое сдержали, но этот звук… его ничего не остановит, его слишком много. Я теряю контроль, определенные вещи проходят мимо моего внимания, мимо моих рук, словно воды горной реки. Слишком быстро, слишком сильно, я уже не успеваю за всем происходящем. Кто написал отчет Теннинсона и почему вообще возникли подобные мысли. Почему уволился Кирклунд, не пожелав оставить заместителя или исполняющего обязанности руководителя Сектора Расследований? Почему Каспер мне больше не доверяет и почему не хочет признавать, что этот его Гедрон опасен так же, как его Резонансные Усилители. И меня не покидает ощущение, что это моя вина. — Ты правильно понимаешь, — кивнула я. — Мне нелегко признавать, и я не хочу этого делать, но факты говорят об обратном. Именно я виноват в случившемся и я… готов расплатиться за свою ошибку, — слова давались ему с трудом, он понимал, что за ними стоит — Табельное Оружие у виска и спущенный курок. — Я хочу знать, что случится после моей… отставки. Что будет с Бюро? Я столько для него сделал…       Тренч выглядел откровенно сломленным. Конечно, мало приятного в понимании того, что ты облажался самым крупным из возможных способов и не защитил вверенное место. Конечно, он много сделал, но и плохого в том числе. — В Бюро наступит кризис, — сухо и коротко сказала я, глядя прямо на него. — Часть персонала, что не будет защищена устройствами РУГ, умрет быстро и безболезненно, еще большая часть, в основном рейнджеры, умрут за Бюро, сражаясь с марионетками, порожденными этим шумом. Мне придется потом и кровью очищать Старейший Дом Отдел за Отделом, Точку за Точкой от этого резонанса. — Тебе? — эхом повторил он, но долго его это открытие не занимало. — Я только хочу знать, Бюро Контроля уцелеет? С ним всё будет в порядке? Это очень важное место, ты даже представить себе не можешь, насколько, — сквозь зубы, как от боли, процедил он. — Да, — только и ответила я, видя, как линия его челюсти расслабляется. — В конце концов, кризис минует, Изоляция спадет, и работа будет в прежнем режиме. Но это будет уже другое Бюро, которое ты никогда не увидишь. — Хорошо, хорошо, — пробормотал он. — Всё, что я когда-либо делал, это всё было во благо Бюро, — он как будто оправдывался. — И даже эта программа, «Идеальный Кандидат», она сработала как надо. Ты же часть ее, что доказывает мою правоту. Я делал ставку на твоего брата, в свое время он обладал огромным потенциалом, сравнимый только с уровнем параулитарных способностей Нормунда. Надеюсь, ты как его сестра, владеешь хоть малой частью его способностей.       Я вспомнила, как лихо я усмирила Телевизор или как двигала стены Дома, и мне очень сильно захотелось ударить его в лицо, разбить на нем очки, но я сдержалась. Когда я нашла Табельное Оружие, в самый первый раз, его очки были целыми. Не нужно было ломать такую тонкую материю, как время. И вообще, что-то странное было в Тренче. Он явно заговаривался, запутывался в собственных словах, терял нить повествования и мало обращал внимания на окружающую действительность. Будь передо мной гость из будущего, я бы спрашивала его обо всех вещах и о всех людях, что были мне знакомы, и гость от меня просто так бы не ушел. А он треплется о себе, о своих переживаниях и едва вообще слышит меня. Даже мне, человеку далекому от психиатрии настолько же, сколько горный козел далек от кулинарии, это казалось странным. Это он от Ииссов такой или сам по себе? Он еще не старый вроде бы — сколько ему, пятьдесят, пятьдесят пять? — рановато для старческого слабоумия. На вид он казался нормальным, двигался тоже нормально, но стоило ему заговорить, казалось, что точно у него шарики вместе с крышей съезжают. Я не стала его разубеждать, говорить, что я сама куда опаснее собственного брата, ему и так достаточно его собственных переживаний собственной неминуемой отставки. — Мой приход сюда, в любом случае, лишь только визит вежливости, — сквозь зубы процедила я, глядя на него и вцепившись ладонями в подлокотники гостевого кресла. — Чтобы получить подтверждение тех подозрений, что вызвали твои действия, направленные определенно против Бюро. Создание программы «Идеальный Кандидат». Разжигание гражданской войны внутри самого Дома. Открытие прохода через Диапроектор, пропускающий захватчиков. Теперь я получила ответы на эти вопросы.       Тренч утомленно прикрыл глаза. — Я так устал, я так хочу отдохнуть от этого шума и от этих подозрений, — пробормотал он откровенно. — Ты знаешь, так даже лучше будет, что Табельное Оружие возьмешь ты, а не твой брат. Он… опасен. — Как Директору, я даю тебе возможность встретить свою судьбу с широко раскрытыми глазами, — прервала я его очередной начинающийся монолог, чувствуя, что камень догорает, а Джесси — другая я — уже выходит из лифта и с каждым шагом становится ближе к своей судьбе. — Ясно понимая, что ты натворил и на что обрек Бюро, которое так пытался спасти, — Тренч заскрежетал зубами. — Подумай над этим. Сделай то, что нужно, то, что требует от тебя Должность Директора.       Он продолжал смотреть на меня, медленно поднимая к голове правую руку. В один момент я осознала, что зеркально повторяю его движение. В один момент в руке его материализовалось Табельное Оружие, и я тут же почувствовала его вес в своей. Флуктуации Предмета Силы огромного резонанса, суперпозиция, такое же невозможное, как и два Директора в один и тот же момент. Рука Тренча двигалась рвано, как будто что-то внутри него сопротивлялось неизбежному, челюсть его некрасиво двигалась, как будто он снова хотел заговорить. Мы одновременно нажали на курок, но в это мгновение моя рука ощутила пустоту, а в руке Тренча Табельное Оружие выстрелило, пулей прошивая его голову. В приемной, за дверьми, послышался высокий женский вскрик, который перекрыл мой всхлип. Одно дело, конечно, видеть последствие самоубийства, другое совсем — смотреть, как именно происходит увольнение с Должности Директора. То, что в необозримом будущем ждет меня. Много крови, разлетевшиеся по стене мозги и тяжело падающее тело Тренча. Но рефлексировать по поводу этого я не стала. Не успело оно еще упасть, как я сорвалась с места и метнулась вправо от стола, где за панелью мне послушно открылся проход к Залу Прямой Связи. Едва успев нырнуть в проход и закрыть дверь, я услышала, как открылась другая дверь. — Черт-черт-черт, — услышала я свой голос, такой полный искрящейся силы, с малой толикой страха. — Ты хочешь, чтобы я это взяла? Орудие убийства?       Бери, детка, бери, тебе эта штука очень сильно пригодится. Затаившись, я прислушивалась к каждому звуку, что раздавался за стеной. Дождавшись, пока она выйдет из кабинета, я вышла из укрытия и снова направилась к столу, вновь перебирая бумаги. Из-за дверей накатил атакующий резонанс Ииссов, оглушающий, ужасающий грохот, который заполнил собой, казалось, всё существующее пространство вокруг себя. Из приемной послышался женский крик, и тут резонанс докатился до меня, окрасив всё пространство в тревожно-агрессивный алый свет. Но я ждала этого, и еще на подходе окружила себя кристаллически-голубым резонансом Полярис. Нешироким, нечего было отвлекать девушку за дверями от увлекательнейшего процесса выживания. А потом послышались выстрелы, с характерным таким звонким, торжествующим, прошивающим реальность звуком. Шум Ииссов сменился на этот звук и на более бытовой, так сказать — звон разбивающегося стекла, вгрызающихся пуль и топота ног. Прислушиваясь, я одновременно достала свой телефон и отключила диктофон. Дождавшись, пока эта вечеринка переместится, я осторожно выглянула из дверей в приемную. Холл был разгромлен, стекла выбиты шальными пулями, а столы в секретарской раскромсаны. Пейзаж на стене печально качался на единственном креплении, деревянные панели оказались частично разбиты, а тела созданных Ииссами копий растворялись на моих глазах. — Свинья ты, Джесси, — пробормотала я, заметив тележку уборщика и направившись к ней. — Не могла стрелять более аккуратно, что ли.       Замечание, по сути своей, было не по делу. Для меня большим событием в то время было попасть в цель, а само Табельное Оружие не совсем разобралось, с кем имеет дело, чтобы корректировать прицел и дрожащие руки этой девицы. Дотащив тележку до письменного стола, я принялась за уборку. Попав в этот кабинет в следующий раз, я не нашла ни Тренча, ни беспорядка, поэтому сейчас мне пришлось немного заняться ручным трудом. Я выкинула портфель Захарии вместе со всем содержимым, сгребла со стола все документы и отправила их в мусорный мешок вдогонку. Протерев мокрой тряпкой стол, я переставляла вещи на нем до тех пор, пока воспоминание не сошлось с явью. Я храбрилась перед собой, но всё равно мне было страшно, потому что я попала в поистине страшное время, самое темное для Бюро время. Захватчики, мертвые сотрудники, свихнувшиеся беглецы, а тут еще новоявленный Директор, которая много лет до этого ненавидела это место и не желает здесь оставаться. Как только тут стены выстояли. Я думала об этом и тихонечко напевала: «Ты вскружила мне голову, детка, прямо сейчас, кругом идет моя голова, как на повторе, детка, снова и снова.» Звук собственного голоса меня несколько успокаивал. Или просто помогал сфокусироваться.       Закончив наводить порядок на столе, я принялась за ковер. Нашла на тележке бутылку с пометкой «для крови» и принялась вычищать мозги Тренча из ковра. Мерзкое дело, я имела в виду его самого, а не слишком пугающее содержимое его головы. Как только при Тренче стены устояли, когда он свихнулся и изо всех сил раскачивал эту лодку. Средство для уборки прожигало тряпки, но убирало грязь, и я отправляла их к документам в мусор. Когда я закончила с ковром, я взвалила тело Захарии на тележку и повезла его к дверям, намереваясь оказаться сразу же в Медицинском Отделе. Дверь открылась туда с легкостью, как будто бы и не было Межсекторной Изоляции. Дом меня узнал, даже несмотря на то, что я сейчас одновременно разговаривала с Эмили Поуп в Центральном Отделе. — Свихнуться можно, — пожаловалась я мертвому Тренчу, спихивая его тело в одном из кабинетов Медицинского Отдела. — Ты к этому так и не привык, не так ли? — спросила я. — Потому что это Бюро не было похоже на тебя, ты только его исказил. Это то, что осталось после Нортмура. Просто потрясающе, — с сарказмом заявила я.       Не тратя свое время больше на Тренча, я снова толкнула тележку к двери, направляясь в Сектор Обслуживания, к Камере Очага. В самом его зале я сняла полный пакет с тележки и потащила к большому пылающему Очагу. «Я даже не знаю твоего имени, но я хочу взять у тебя номер, детка» запела я в полный голос, не боясь, что меня могут услышать. Никто не услышит, Эриш сейчас занят Электорогенераторм, а Ииссы пусть приходят и лично мне выскажут, если им не нравится мое пение. «Всё, что мне известно, что выглядишь как очень много соблазнительных вещей» Мне, к примеру, совсем не нравилось их пение.       «Ты кружишь, кружишь мне голову» — пропела я, раскручиваясь на носках туфель — «Снова и снова, распахни мне свои объятия» и в нужный момент отпустила мешок, и он влетел в Очаг. Он жадно полыхнул, сжирая мусор. Всё, теперь можно обратно. Добравшись до ближайшей двери, я перешла в свой уже на все сто кабинет и отправилась обратно, в Зал Телефона Прямой Связи. Теперь не было сопротивления, наоборот, приходилось переходить на бег. Добравшись до стеклянной комнаты, не останавливаясь, я пересекла его и направилась обратно, в свое время, к атмосфере ежедневной работе и множеству бумаг. Я прошла через свой кабинет, взяла из стопки чистых бумаг лист, и написала короткую записку, и вложила ее вместе с телефоном в чистый конверт. Сверившись с часами, я поняла, что отсутствовала около шести часов. Достаточно небольшой люфт, я бы сказала. Выйдя из своего кабинета, я подошла к рабочему месту мисс Мартин. — Найди Кирклунда и отдай ему в руки лично, — попросила я Барбару. — Это то, что я ему обещала достать.       Она встала со своего места и осторожно взяла у меня конверт, как будто в нем бомба была. Или Измененный Предмет в плохом настроении. — Сделаю сейчас же, мэм, — пообещала она и тут же направилась по направлению к лифту.       Я проводила ее взглядом и решила, что мне нужно выпить. Но для этого совсем необязательно отправляться на Гоа. Я знала место гораздо ближе — комната отдыха Отдела Безопасности. Туда я и отправилась сейчас. Я ожидала увидеть небольшой закуток с диваном и несколькими креслами, парочкой растений в огромных кадках, двумя автоматами по продаже еды и самим вездесущим Портретом, а попала в огромный зал, сопоставимый едва ли не с Отделом Парапсихологии, да и высотой потолка почти такой же. Первое, что бросалось в глаза — едва ли не треть помещения отгорожена на манер боксерского ринга, со многими стульями вокруг и столом, видимо, для судей и ставок. На стене возле ринга висела доска, с одной частью расчерченной под фамилии, и другой пустой, где что-то было написано мелом. Это, скорее всего, место выяснения отношений на кулаках и меряний пиписьками, что очень характерно для мальчиков. В дальнем конце зала располагался хорошо узнаваемый бар, со стороны которого слышалась негромкая легкая музыка. Вдоль стены были выставлены несколько столиков, чем-то напоминающие столы в безликих придорожных закусочных, которые можно найти в любом уголке страны. Над столами висели множество фотографий, что-то вроде памятных моментов славы Бюро и, в частности, рейнджеров. Несколько в отделении одиноко висел мой Портрет, как будто отстраняясь от всех них. Я только вздохнула, глядя на такое. Позади него, в тени приглушенного света, больше угадывались, чем виднелись еще двери. Всю зону отдыха накрывал мягкий, практический интимный полумрак. Мне бы напомнило это Бюро времен Тренча, но в темноте, у столов и у бара, виднелись человеческие фигуры. Я подошла к бару и уселась за него, громко постучав ногтем по стойке. Бармен развернулся и буквально застыл на месте, видимо, очень мне обрадовавшись. Я его знала, и даже относительно близко — это был Эйдан Миллер, аквакинетик, параулит, оперативник Сектора Расследований, качок и просто хороший человек. — Директор, — проговорил он. — Да, это я. Налей мне джина, — попросила я.       Он пару минут еще изображал соляной столб, но потом до него дошло, что я не санкции сюда вводить явилась, а по-человечкски выпить, и отмер. — Ну зачем же оскорблять вас таким жестким напитком, — медленно произнес Эйдан. — Могу ли я предложить вам что-то на мой вкус?       Я только кивнула, а он облегченно улыбнулся и буквально в несколько минут смешал мне в широком стакане горючее, немного опалесцирующее в приглушенном свете. Я пригубила напиток, и по языку разлилась сладость, смешанная с совершенно ненавязчивым вкусом хорошего бренди. Я улыбнулась и кивнула ему. Хобби у него такое было, как у меня чтение и влипание в неприятности. — Что ты тут делаешь? — донеслось возмущенное в своей искренности у меня за спиной. Я развернулась на стуле и мило улыбнулась вопрошающему. Им оказался рейнджер лет тридцати, мужчина с широкой небритой мордой и одетый только в одну лишь футболку. Куртка рейнджера небрежно была повязана вокруг талии, что уже являлось грубым нарушением правил. За ним стояло еще примерно с десяток рейнджеров и сотрудников охраны. Его группа поддержки или просто любители поглазеть на конфликт. — Я нахожусь в своем Доме и другого не имею, — с легкостью заявила я. — А тебе следует представиться, как и полагается по протоколу.       Рожа мужика покраснела, то ли от гнева, то ли от смущения. — Рейнджер второго класса Энтони Соловец, — процедил он. Русский значит. Имела я дело с русскими, это как курить на бензоколонке — весело, но чертовски опасно. — Я имел в виду, почему ты здесь, а не отсиживаешься в своем кабинете. Здесь гражданским не место. — Где хочу, там и нахожусь, — я повела плечом. — А тебе бы тон поубавить, рейнджер Соловец. — Что ты мне сделаешь, а, баба? — задиристо заявил он. — Ударишь? — А может и ударю, — кивнула я, слезая со стула и отставляя стакан. Алкоголь практически не чувствовался, только остро хотелось надрать зад этому хаму. Но, прежде чем я успела определить, как именно хочу его уделать, между нами возникла стена из воды, которая взметнулась с пола. — Правила вы все знаете, — тихо, но отчетливо проговорил Миллер, держа эту стену вытянутой вперед рукой. — Если хотите помахаться, то будьте добры, за канаты, — он кивнул в сторону огороженной части. — Договаривайтесь о правилах, и вперед. — Да с удовольствием, — заявила я, скидывая на стул пиджак и разминая шею. Энтони кинул на соседний стул свою рейнджерскую куртку и остро, недобро взглянул на меня. Вот что ему не нравится, то, что я не стала делать то, то он сказал мне? Да он охренел вконец. И именно поэтому я сейчас его побью, несильно, но обидно. Мы дошли до ринга, и шедший рядом со мной Миллер любезно попридержал канаты, наступив ногой на нижний и приподняв верхний. Я проскользнула в эту щель. Рейнджеру пришлось самому туда проскальзывать. Миллер прошел последним и встал между нами. Людей собиралось всё больше и больше, видимо, слух о нашей драке быстро расходился. Они говорили, суетливо и эмоционально, я слышала, кто-то писал на доске возле ринга, принимая ставки. — Три удара о ринг и заканчиваем поединок, — объявил он, легко перекрывая гомон толпы. — Никакого оружия, холодного или огнестрельного. Никаких параулитарных сил. Постарайтесь друг друга не покалечить и не убить, — с долей сомнения в голосе проговорил он и рубанул рукой между нами, одновременно отступая назад. Однако Энтони нападать не спешил. Он только встал в устойчивую позицию и чуть повернулся ко мне боком. Я же осталась стоять к нему лицом, только немного согнув ноги в коленях и сжав кулаки особенным образом — спрятав большие пальцы в кулаки и развернув их параллельно друг другу. — Давайте сделаем так, Директор, — заговорил он, — Я не хочу портить ваше миловидное личико, а вы взамен просто уходите отсюда. — Черта с два, — только и ответила я. — Если ты соизволил вспомнить, что я твой начальник, то считай это тестом на профпригодность. Доберись до меня, и подпишу твое прошение на повышение ранга. Не сможешь — будешь уволен, — я чуть качнула головой, предлагая ему выбор. Черт, забыла убрать волосы.       Энтони отчетливо скрипнул зубами, но всё равно не стал нападать. — Ну давай же, ссыкло, — вскрикнула я отчетливо и, сделав короткий выпад вперед, разжала руку и ударила Энтони ладонью наотмашь по щеке. Это скорее обидно было, чем больно. Голова его дернулась вбок, и он повел челюстью, проверяя, не сломана ли она. — Ну ладно, — заявил он и резким выпадом ударил мне в лицо. Вернее, попытался, направил свой кулак в мою сторону с ускорением, но я видела каждое его движение как будто в замедленном режиме, воспринимая происходящее намного быстрее. Я отпрянула вбок, одновременно хватая его за запястье левой рукой, и потянула в сторону, заставляя его потерять равновесие и правой рукой надавливая на его плечо вниз, опрокидывая на ринг, прикладывая его лицом об пол, весьма болезненным способом. Продолжая держать руку, я вывернула ему назад, и ботинком наступила на плечевой сустав, больше обозначая удар, чем действительно ударяя. Толпа взревела от этого зрелища. У меня действительно не было намерения его калечить или отправлять на больничную койку надолго. Я отпустила его и отошла назад, давая ему возможность подняться на ноги и оклематься немного. Он поднялся, не особо резво, основательно пошатываясь и грязно матерясь на русском языке. Так, что даже у меня, никогда не считавшей зазорным матюгнуться, уши в трубочку начали заворачиваться. — Варежку прикрой, контрацептив на ножках, — вежливо ответила я на его языке.       Соловец резко выдохнул и ринулся на меня с кулаками, целясь в лицо. Мне только и удалось, что свести предплечья вместе, у лица, чтобы защитить его, как удар пришелся по ним. Бил рейнджер резко и сильно, так, что мне пришлось упереть назад ногу, чтобы не упасть от его напора. Больно бил, надо признать, и мне это понравилось, как его руководителю, оценивая его как исполнительного сотрудника и рейнджера, способного сохранить самообладание и способности действовать даже в самой стрессовой ситуации. Выждав, пока в серии его ударов наступит пауза, я отпрыгнула назад и вбок, и, не тратя больше времени на разговоры, раскрытой ладонью лупанула его по уху, дезориентируя и оглушая. Вот именно для этого и нужно носить форму в полном комплекте, а не только штаны с сапогами.       Он зарычал, совершенно по-звериному, и метнулся в мою сторону, очень быстро, практически на грани человеческих способностей. Я только успела увидеть его движение, но не успела среагировать и получила крепкий удар в живот. Боль обожгла меня, и я пыталась вспомнить, как нужно дышать; в этот момент меня толкнули за плечи, буквально швыряя на канаты. Под весом моего тела канаты лопнули, нехило ударив меня по спине, и я полетела дальше, на зрителей. Я ожидала, что они разойдутся, и я близко поздороваюсь со стеной, однако меня поймали, смягчили мое падение с десяток, наверно, рук, что мягко поймали и под веселый свист и улюканье вытолкнули обратно. И я побежала на Энтони, который чуть присел, готовясь блокировать мой удар. Но я была не так глупа, чтобы сейчас идти в лобовую атаку. Пробежав ровно мимо него, я левой ногой тормознула, безбожно скользя по покрытию ринга подошвой, и развернулась, отталкиваясь этой ногой и заходя ему за спину. Он не ожидал, что я нападу на него со спины, здесь он не был защищен. Я соскользнула по рингу, но мне хватило расстояния до него, чтобы другой ногой ударить его под коленкой. Он начал заваливаться на спину, но и я равновесие не удержала, начала заваливаться на бок, чувствуя, как быстро я теряю контроль за собственным телом, но в последний момент вцепилась в его плечи и попыталась упасть на него. Я едва не грохнулась следом, но со стороны это смотрелось совсем по-другому, потому что толпа болельщиков-рейнджеров, оперативников, сотрудников службы охраны — заорала в едином порыве экстаза и волнения. Немного оглушенная, я посмотрела на лежащего передо мной Соловца и увидела, как он лупит правой рукой по рингу, как заводной заяц по барабану. Я разжала руки, намертво вцепившиеся в его плечи, и он обессиленно распластался по рингу, прерывисто пытаясь вдохнуть. Я легонько похлопала по руке. — Молодец, рейнджер первого класса Соловец, — проговорила я тихо, только чтобы он услышал. — Всё закончилось, ты молодец.       Я встала на ноги, несколько пошатываясь, и подала ему руку, помогая встать. В глазах его мелькнуло недоумение, но он ухватился своей рукой за мою — и я его подняла на ноги и ободряюще хлопнула по плечу. Тут же я сама почувствовала несколько ободряющих хлопков по спине, кто-то неожиданно схватил меня за ноги и поднял над головами. Я было взвизгнула, но меня усадили на широкое плечо и понесли к бару. Толпа продолжала орать, но в общем гомоне я различила, как они скандируют мое имя. Сверху мне было видно гораздо лучше, и видела их всех, всех моих людей, которым доверяла безмерно. Полыхнула яркая вспышка фотоаппарата, где-то на переферии толпы я заметила недовольное лицо Маршалл, но ей наперерез тут же направилась агент Райли, с которой я до этого момента особо не общалась. Эти люди любили меня, я доказала, что достойна их доверия и любви не просто как приложение к Должности Директора, а как человека, личность, способную дать в морду. И именно за них я подняла свой стакан с выпивкой, заглотила всë, что там оставалось, с размахом разбила стакан о каменный пол, вызвав тем новый прилив восторженных воплей.