Somewhere to Heal

Солнце только начинало садиться, когда Томми выбрался на крышу и увидел, как небо вспыхнуло теплыми красками, окрасив небо в розовый, красный и оранжевый цвета. Ему нравилось, как спокойно было на крыше. Иногда он видел, как мимо пробегал линчеватель, но они не обращали на него внимания. Слишком занятый поиском следующего злодея, которого нужно уничтожить, чтобы заботиться о каком-то случайном парне, прохлаждающемся на крыше. Время от времени Овен или Эндерволк заглядывали к нему издалека, но не так часто, как раньше. Томми надеется, что больше не попадётся им на глаза. В качестве жертвы или подозреваемого. У самого странного линчевателя, которого он видел до сих пор, были большие круглые очки с белыми линзами и завитушками, и он был полностью покрыт дурацкими цветами и узорами, причем завихрения были довольно постоянными. Он почти уверен, что парень даже не видит сквозь очки. Его теория подтвердилась только при их первой "встрече". Когда он впервые заметил Томми, он казался удивленным, а затем упал, что, конечно, рассмешило Томми, потому что почему бы ему не посмеяться над каким-нибудь придурком, набивающим морду злодеям. Затем линчеватель продолжал пялиться на него добрых пять минут, прежде чем что-то в другом направлении привлекло его внимание, и он перепрыгнул через крыши в противоположном направлении. Чертовски неловко и странно, но ему было все равно, чтобы разобраться в этом. Парня, вероятно, просто слишком часто били по голове. Он садится на край, прижимаясь спиной к гигантскому металлическому ящику, который всегда был там. Он понятия не имеет, для чего это нужно, но теплыми ночами в нем прохладно, а когда на улице холодно, в ящике тепло, поэтому он решил, что это идеальная спинка. Многие ночи он проводил на крыше. Может наскучить сидеть взаперти в одной комнате ночь за ночью, и нет реального смысла спать, поэтому крыша - его следующий лучший вариант, не выходя из дома. Тем более, что Лас-Невадас, по-видимому, закрыт для посещения. Томми мысленно отмахивается от Квакити, ой Шута, и откидывается на металлическую коробку, скрестив руки за головой. Ветер дует ему в лицо, бросая волосы на глаза, и он наслаждается ощущением того, что он высоко над землей. В некотором смысле это освобождает. Быть в воздухе, когда ветер дует тебе в лицо. Томми всегда любил быть высоко. Именно оттуда открывались лучшие виды, и отсюда он мог видеть Манбург со всех сторон. Красивый Манбург. В этом мире все было по-другому. Деревьев было немного, ни одного в Нижнем Л'Манбурге, и каждое здание, казалось, было покрыто тонким слоем грязи, но это Л'Манбург, и Л'Манбург - его дом. Окружающие звуки города окружают его, погружая в ночную тишину, и он чувствует, что под крышей еще больше расслабляется. По улицам разносится эхо сирен, когда полицейские машины преследуют преступника, которому на этот раз не повезло попасть в поле их зрения. Ветер дует сквозь здания и туннели, со свистом прокладывая себе путь, вызывая улыбку на лице Томми. Теперь это то, что он любит. Находясь высоко, что-то глубоко в его душе расслаблялось, и это было одно из немногих мест, где он мог по-настоящему расслабиться. Одной мысли о крыльях, уносящих его высоко в небо, было достаточно, чтобы вызвать у него улыбку. Он взлетит так высоко, что коснется звезд и приземлится на саму Луну. Крылья такие мощные, что ему не придется думать. Он бы просто полетел и одним мощным ударом оказался бы там, где захочет. Жаль, что это никогда не стало бы чем-то большим, чем фантазией. Возможно, он не умеет летать, но он все еще может чувствовать, что умеет. Он может встать на цыпочки, перегнуться через край и представить, что за его спиной расправляются крылья, готовые к полету. Это стало обычной практикой, когда он высоко. Однако сейчас он довольствуется тем, что лежит с закрытыми глазами и представляет. — Спать на крыше небезопасно. — Томми вздрагивает от внезапного шума, распахивает глаза и резко выпрямляется. Линчеватели обычно оставляют его в покое, а большинство гражданских слишком напуганы, чтобы подниматься так высоко, так кто же в здравом уме решил его беспокоить? Какого хрена Сирена делает в Нижнем Л'Манбурге? — Что за черт, — бормочет он и свирепо смотрит на героя. Его глаза светились зеленым, достаточно ярким, чтобы скрыть лицо, и Томми замечает чешую на руках противника. Призрачный гибрид. Понятно, почему он не слышал, как он приближался. Фантомные гибриды довольно хорошо известны своей легкостью в ногах. Сирена был одним из героев, которых Томми изучал с момента прибытия, но о нем было не так уж много информации. Он работает в основном по ночам и старается не попадаться на глаза публике, когда не участвует в пресс-конференциях и тому подобном. Увидев его вживую, Томми впервые смог сосредоточиться только на пальто. Это было пальто Уилбура. Не совсем, на нем отсутствовали очевидные ожоги и разрывы, и на нем был вышит флаг Манбурга над головой, но с первого взгляда Томми был уверен, что это его. Томми знает, что это не Уилбур, он встречал его ранее и почти уверен, что тот не прятал горящих глаз, но ему потребовалась секунда, чтобы убедиться в себе. — Ты в порядке? — спрашивает герой, и Томми понимает, что герой протягивает к нему руку. Томми отшатывается, и Сирена отступает на несколько шагов, подняв руки, как будто успокаивает испуганное животное. — Эй, все в порядке. Прости, что напугал тебя. — Отвали, ты ни хрена не испугался, — выплевывает Томми, свирепо глядя на героя. — Хорошо, — успокаивающе говорит Сирена. — Я тебя не напугал. — Томми закатывает глаза и откидывается на свое обычное место, не сводя с героя взгляда. — Тебе есть куда пойти? — Конечно, есть придурок, — парирует Томми без всякого настоящего чувства за этим. Он не хочет иметь дело с каким-то любопытным мудаком прямо сейчас. — Тебе не следует спать на крыше. — Я не спал. Я расслаблялся. Я зайду внутрь, когда мне чертовски захочется. — По какой-то причине герой воспринял это как приглашение присоединиться к нему и сел на край в нескольких футах от Томми. — Какого хрена тебе надо? — Чтобы полюбоваться видом. — Ублюдок, — бормочет Томми себе под нос, но изо всех сил старается не обращать внимания на мужчину рядом с ним. Из-за того, как он смотрел, он едва мог разглядеть Башню Героя на заднем плане, высокую и яркую в небе. Она была далеко, и свет был размытым из-за расстояния, но было очевидно, что это такое. Башня героев - самое высокое здание в Эсемпии, и её видно отовсюду. Что-то о демонстрации силы героев и их способности спасать или что-то в этом роде. Статья, которую он прочитал об этом, была сильно предвзятой, и ему не хотелось читать между этой ерундой в поисках фактов, поэтому он выбросил ее, чтобы почитать что-нибудь другое. — Какого хрена ты вообще здесь делаешь? — Я увидел тебя на крыше и подумал, что ты, возможно, был ранен так сильно... — Мы уже говорили об этом. Я спрашиваю, что ты здесь делаешь, например, почему ты в Нижнем Ланбурге. Я думал, вы, ублюдки-герои, отказались оставить этих богатых придурков в верхних округах без защиты или что-то в этом роде. — Сирен долго не отвечает, разинув рот, пока он ищет ответ. — Дай угадаю, линчеватель, который действительно помогает, начал действовать Башне на нервы? Или злодей, которого здесь видели, угрожает богатым ублюдкам? — Сирена по-прежнему не отвечает. — Почему я не удивлен, — вздыхает Томми. Он рано научился никогда не полагаться на других. Люди не помогут тебе, если это не принесет им пользы, так какого черта "герои" должны отличаться? Томми не видит смысла оставаться здесь дольше и встает. — Спокойной ночи, Сирена. — Томми подходит к краю крыши, зажатый зданиями, и забирается по пожарной лестнице. — Приятного патрулирования или чего там еще. Герои - это такая дерьмовая концепция. ***** — Это Фанди? — Кто это? — Это Томми от Уголок Клема. Твой жакет готов, забери при первой возможности. — О, спасибо. Я скоро буду. — Фанди боится его? Он занервничал только после того, как тот назвал ему свое имя. Что он делает, из-за чего Фанди так некомфортно, и как он может это исправить? Фанди повесил трубку, как только слова слетели с его губ, и Томми остался слушать гудки набора номера. Он занялся уборкой, что в конечном итоге стало довольно дерьмовым отвлечением, пока он ждал Фанди, и примерно через час дверь открылась, когда, наконец, прибыл гибрид лисы. — Фанди! Вот твоя куртка. Надеюсь, тебе понравится. — Томми перекладывает сложенную одежду через прилавок, в равной степени нетерпеливый и нервничающий, чтобы увидеть реакцию Фанди, и Фанди принимает ее с усталой улыбкой. Его улыбка превращается в возбужденный оскал, когда он поднимает его и внимательно рассматривает дизайн. — Это потрясающе, чувак! — Вся нервозность покинула обоих людей и сменилась возбуждением, когда Фанди примерял новую куртку. Он поворачивается взад-вперед и смотрит на себя в зеркало с ухмылкой, и Томми не может не подражать ему. Фанди больше не нервничал рядом с ним! Вероятно, ему просто нужно было время, чтобы привыкнуть к нему. — Я рад, что тебе это нравится. — Это здорово. — Фанди роется в карманах и достает пригоршню Прайма. Он кладет их на прилавок, и Томми отсчитывает цену, прежде чем вернуть сдачу. Фанди колеблется. — Как долго ты здесь работаешь? — Нервозность вернулась, но, по крайней мере, не так сильно, как раньше. Томми не позволяет этому испортить его хорошее настроение. Он разговаривает со своим племянником! Он ушел не сразу! Ну, технически, не его племянник, но все же! Может быть, они подружатся! — Недолго, я думаю, должно пройти около двух недель, — отвечает Томми, пожимая плечами. Может быть, чуть больше, день или два максимум. — В этом есть смысл. Я удивлялся, почему я не видел тебя раньше. — Да, мы здесь не так давно. — Как тебе это пока нравится? — Очень нравится. Лучшая работа, которая у меня когда-либо была, — смеется Томми. — Технически, это моя первая работа, поскольку остальные не в счет, но все равно лучшая. — Другие? — Фанди, кажется, нервничает, даже почти боится задать этот вопрос. — Ничего особенного, просто кое-какие случайные подработки тут и там. — Он пожимает плечами. Фанди снова немного расслабляется, но все еще кажется напряженным. Он делает что-то не так? Должен ли он спросить? Нет, вероятно, нет. — Занимательно, — говорит Фанди, атмосфера становится неловкой. Томми, вопреки здравому смыслу, открывает рот, чтобы спросить, все ли в порядке, но его прерывают прежде, чем он успевает вымолвить хоть слово. — Мне, наверное, пора идти. — О. Хорошо. — Томми пока не хочет, чтобы он уходил, но он должен помнить, что это не тот Фанди, с которым он вырос. Томми практически чужой для этого Фанди, и он не может продолжать навязывать ему воспоминания о своем племяннике. Он не может забыть, что они разные люди. Они разные... — Я обязательно скоро вернусь. — Фанди машет рукой, прежде чем покинуть магазин, еще раз устало посмотрев на него через окно, когда он уходит. Томми проводит следующие несколько часов перед обедом, непрерывно прокручивая в голове свой разговор с Фанди, пытаясь выяснить, где он пошел не так, но так ничего и не смог придумать. Как он должен исправить отношения между ними, если не может понять, где он пошел не так? Что заставляет Фанди так нервничать рядом с ним? — Томми, твой обеденный перерыв начался десять минут назад, дорогой. Разве ты не должен уже есть? — О черт, неужели? Я сейчас ухожу. — Он откладывает в сторону рубашку, которую чинил, и удостоверяется, что воткнул иглу в ткань так, чтобы ее было хорошо видно и ему не пришлось мучиться, пытаясь найти ее снова, когда он вернется. — Задержись еще на десять минут, раз уж ты опоздал на обед, хорошо? — Ты уверен? — Очень дорогой. А теперь иди поешь со своей подругой. Ники, верно? — Да, спасибо, Клем. — Кыш! Иди ешь! — Томми смеется и выбегает за дверь, помахав рукой. Он слышит эхо ее смеха позади себя, когда замедляет шаг и спокойно проходит остаток пути к Ники. Он подумывает о булочке на сегодня. *** — Привет, Ники, — приветствует Уилбур свою подругу, и она улыбается ему. — Уилбур. — Она улыбается. — Хочешь, как обычно? — Пожалуйста. — Уилбур ждет, засунув руки в карманы, пока Ники готовит ему кофе, и замечает отсутствие определенной блондинки. — Будет ли, эм, Томми сегодня здесь? Она ставит его чашку на стойку, и он молча протягивает Прайм. — Обычно он уже здесь, — напевает она. — Минут пятнадцать назад, может быть. Что-то гложет Уилбура в глубине души, но он отгоняет это. С Томми все в порядке, он сам так сказал. Он просто наслаждался ветерком, и Уилбур смотрел, как он уходит. Он не заснул на крыше. Он пошел домой. Все в полном порядке. Он просто по какой-то причине опаздывает. У него есть работа, верно? Да, вот почему. Его только что задержали на работе. Уилбур игнорирует тихий голос в своей голове, говорящий ему, что Томми замерз до смерти на крыше, несмотря на то, что температура ночью не опускалась достаточно низко, чтобы это произошло. — Ты волнуешься. — Я никогда не волнуюсь. — Бессмысленно лгать Ники о подобных вещах, но он все равно пытается, потому что он упрям и не сдается, даже когда с таким же успехом он мог бы снова и снова биться о кирпичную стену, ожидая, что она рухнет. — Лжец. — Ладно, хорошо, да, я волнуюсь. — На тебя не похоже так легко привязываться. Ты видел его всего один раз. — Ники скрещивает руки на груди и кладет их на стойку, пока говорит. — Дважды, — поправляет Уилбур, не осознавая этого полностью. — Дважды? Когда был второй раз? — Встретил его прошлой ночью в роли Сирены, — объясняет Уилбур. — С ним все в порядке? — Спрашивает Ники, переходя от спокойствия к беспокойству за секунду, которая потребовалась Уилбуру, чтобы моргнуть. — С ним все в порядке. Я нашел его спящим на крыше и хотел убедиться, что с ним все в порядке и ему есть куда пойти. — А он? — Он сказал, что да, и ушел по пожарной лестнице, так что, вероятно, он живет поблизости, если не в здании, в котором я его нашел. Оказывается, ему по какой-то причине нравится отдыхать на крыше. —  Ники кивает, и в голове Уилбура возникает вопрос. — Ты случайно ничего не знаешь о его семейной жизни, не так ли? — Ничего особенного, — со вздохом отвечает Ники. — Он не любит рассказывать о себе. — Черт возьми. — Ты так и не ответил на мой вопрос. — Хм? О, эм, я не знаю. Мы вроде как просто сошлись? Я не знаю, просто такое чувство, что я всегда вроде как знал его. Понимаешь, о чем я? — Я понимаю, что ты имеешь в виду, — соглашается Ники. — Он мне чем-то знаком. У меня такое чувство, что я знаю его, но не могу понять почему. Я знаю, что никогда не встречала его раньше, но я не могу избавиться от этого. Это не сильно, но это есть. — Расскажи мне об этом. Звенит колокольчик над дверью, и Уилбур не обращает на это особого внимания, пока не слышит голос человека, о котором они так случайно говорят. — Уилбич, Ники, как поживаете этим прекрасным утром? — Приветствует Томми. Уилбур вздыхает с облегчением, его тревога тает, когда Томми возвращается целым и невредимым. — Эй, Томми, что сегодня закажешь? — Булочку, пожалуйста. Клементина бредит ими целую эпоху, а я никогда их не пробовал! Нужно посмотреть, оправдают ли они ожидания. — Что ж, я надеюсь, они оправдают твои ожидания, — усмехается Ники и собирает его заказ. — Спасибо, Ники. — Томми с удовольствием берет свою еду и питье и кладет горсть Прайм в банку для чаевых. Уилбур на самом деле не прислушивается к их разговору и вместо этого внимательно смотрит на подростка перед ним. В его светлых волосах была большая седая прядь, которая выглядела так, будто когда-то давно они могли быть золотыми, но за ними явно плохо ухаживали, они были спутанными, неряшливыми и бронзового цвета. Мешки под его глазами были темными, темнее, чем он думал, что это возможно, и это говорит о чем-то, исходящем от человека, который постоянно недосыпает и работает в ночную смену. Хуже всего то, что сегодня они определенно темнее, чем были вчера. Томми, как и вчера, одет в белую рубашку с красными рукавами и черную вололазку с длинными рукавами и черепаховым вырезом. Уилбуру было неприятно признавать, что он беспокоится за парня. Конечно, они познакомились только вчера, но он не мог избавиться от ощущения, что с ним что-то не так. К этому чувству он привык в мире героев, обычно испытывая его перед внезапной атакой или при спасении заложников, но на этот раз это был Томми. Он надеется, что делает из мухи слона, и волнуется без причины, но он не смог бы так долго оставаться героем, игнорируя свои предчувствия. — Привет, гремлин, — говорит Уилбур, когда Томми собирается исчезнуть за своим столом. — Сука. — Томми делает глоток своего напитка, не разрывая зрительного контакта, плохо пряча ухмылку за чашкой. — Я не могу поверить, что ты так со мной обращаешься, — драматично скулит Уилбур. — Как ты мог? — Потому что я могу, сучка, — хихикает Томми и откусывает большой кусок от булочки. Сначала он хмурился, но в ту секунду, когда откусил, уже улыбался. Было забавно наблюдать, как он пытался не показывать, как сильно ему нравится выпечка, когда притворялся злым. — Дитя. — Я не гребаный ребенок, ты ублюдок! Ты неправильный, ты это должен знать!— Уилбур смеется над вспышкой Томми, который, как ребенок, которым он и является, показывает Уилбуру язык в отместку, прежде чем топать на свое место. Уилбур быстро машет Ники, прежде чем последовать за Томми и проскользнуть в пустую часть кабинки. Следующие полчаса Уилбур продолжает раздражать Томми, насколько это возможно, прежде чем ему нужно будет уходить на работу. Когда он уходил, Томми улыбался. Уилбер потратил время до того, как патруль начнется, по магазинам, купил и съел больше сладостей, чем ему, вероятно, следовало есть перед боем. Никаких сожалений! Даже если в конце концов его стошнит от прыжков на полный желудок. После короткой остановки в башне героев, чтобы сменить костюм, он был готов идти. Патруль, как обычно, поначалу вел себя спокойно. Несколько грабителей задержаны здесь, вор там. Ничего особенного. Затем около полуночи он услышал сирены и изменил курс к банку. Он приземляется снаружи и, пригнувшись, забирается в здание, стараясь не производить больше шума, чем необходимо. В конце концов, скрытность - его специальность. Банк был одним из таких круглосуточных, поэтому горел свет, а внутри были заложники. Он был преобразован в круглосуточный банк только после того, как несколькими годами ранее появился Лас-Невадас, и люди стали больше нуждаться в наличных. Несколько заложников, которые были внутри, лежали на полу, прижатые к стенам, в то время как пять человек с оружием расхаживали вокруг. Двое были у входа в банк, двое стояли над заложниками, отвернувшимися от двери, а последний угрожал кассирам. Дверь была широко открыта и наполовину слетела с петель, а одно из окон было разбито. Предположительно, они были пуленепробиваемыми, но, учитывая, что пуля смешалась с разбитым стеклом, он серьезно сомневается в этом. Недостаток, наступив на стекло, можно выдать его. Но, с другой стороны, проникнуть внутрь будет намного проще. Не говоря уже о том, что ничто не мешает им услышать его. Сирена ухмыляется и подкрадывается ближе к открытому окну. Он скрывается из виду, пока двое охранников высматривают машины или героев. Они казались внимательными и не смотрели слишком долго в одном направлении, эффективно перекрывая все углы атаки, и все же их движения казались роботизированными, как будто они на самом деле не смотрели, а двигались только по мышечной памяти. Сирена с таким же успехом может быть невидимой для них, когда она стоит всего в нескольких футах от них. — Стойте здесь, не двигайтесь и не разговаривайте. Когда прибудет полиция, вы позволите себя арестовать.— Двое грабителей не проявляют явных изменений в поведении, за исключением легкого напряжения плеч, когда Сирена приказал им стоять и Уилбур пробирается в здание. Он бесшумно движется по зданию, его движения почти танцевальны, когда он прокладывает путь через битое стекло и щебень. Он облокачивается на колонну и замечает двоих, охраняющих заложников. Тот, что был впереди, все еще стоял у кассиров, когда они забирали деньги из хранилища. Сирен прокрался за спину ближайшего охранника и поднял палец, прижав его к губам, чтобы заложники замолчали, когда они его заметят. Их облегчение было очевидным, но вор, к счастью, казалось, этого не заметил. Мужчина никак не отреагировал, когда Сирена подкрался к нему сзади, и как только он, казалось, понял, что что-то не так, незамедлительно ударил Сирена. Его кулак врезался мужчине в лицо, и он отшатнулся назад, не потрудившись прикрыть кровоточащий нос. Сирена выбивает пистолет у него из рук, и он падает на пол, пока он пытается прийти в себя. Сирена отталкивает его, и он летит по земле к ближайшему заложнику, который хватает его и становится впереди остальных, крепко держа оружие в руках. Сирена прыгает вперед одновременно с выпадом мужчины. Он поворачивается, и мужчина, спотыкаясь, проходит мимо него. Сирена обхватывает мужчину сзади и тянет его назад, прежде чем прошептать ему на ухо. — Посиди в углу, пока не приедет полиция. Позволь арестовать себя. — Глаза мужчины становятся пустыми, и он бездумно направляется в угол. К тому времени двое последних заметили его, и он, не колеблясь, снова бросился в бой. Сирена и мужчина, охраняющий остальных заложников, встречаются в середине, и Сирене сразу же пришлось уклониться от удара. Мужчина делает выпад и наносит еще один удар, и Сирена снова уворачивается. С каждым разом, когда Сирена уворачивался, его движения становились все медленнее и медленнее, но мужчина ни разу не замедлился. Истощение подкрадывается к Сирене, когда он запинается, и кулак мужчины попадает ему в живот. Сирена врезается в стену позади него и едва удерживается, чтобы не рухнуть на пол. Лицо мужчины было необычно пустым, даже самодовольной ухмылки не было, когда он шагал вперед. Сирена снова пригибается, но вместо того, чтобы держаться на расстоянии, как он делал до этого, он бежит вперед. Конечности мужчины дергаются, когда он пытается скорректировать свой замах, но Сирена обладает элементом неожиданности и врезается в него. Они падают на землю, и Сирена быстро прекращает бой. — Стой, — шипит он, и мужчина замирает. Сирен фыркает и ослабляет хватку на мужчине. — Присоединяйся к своему другу в углу. — Говорит Сирена, и мужчина встает. Его движения дерганые, и он падает в угол рядом с первым охранником, не делая ничего, чтобы защитить голову при падении. Его глаза пусты и безжизненны, и если бы он не знал Сирену лучше, она подумала бы, что он мертв. Конечно, он привык к пустым взглядам людей, находящихся под его контролем, но это был совершенно новый уровень. Сирена отбрасывает свое замешательство и снова сосредотачивается на битве. Последний вор, лидер, насколько он может судить, нахмурился. Она стояла перед кассирами с полными сумками наличности у ног и приставляла нож к горлу заложника. Ребенка, не старше двенадцати, она держала в неестественно неподвижных объятиях, а рядом на земле рыдала женщина. — Бесполезно! Вы все чертовски бесполезны! — кричит она своим спутникам. — Бесполезные ублюдки! — Мой малыш! Пожалуйста, только не мой малыш! — Может, ты заткнешься нахуй? — кричит вор на мать заложниника и грубо отталкивает её пинками. Женщина хнычет, и ее оттаскивают другие, поскольку она изо всех сил старается заглушить свои крики. — Ты, ты сделаешь один гребаный шаг, и я перережу глотку этому сопляку. — Крики матери продолжаются, несмотря на угрозы злодея, она спешит прикрыть рукой, и тихие слезы текут по устрашающе неподвижному личику детей. Красные глаза злодейки сверкают на свету, когда она свирепо смотрит на мать. — Если вы не заткнетесь, я просто убью вас обоих! Черт, ладно,очто он может предпринять. Сирена переводит взгляд с кричащего злодея и статного ребенка у нее на руках на рыдающую мать. Злодей глубже вонзает нож в шею ребенка, по его шее стекает капелька крови, и Сирена принимает решение за него. — Замри! — Сразу же все замирает. Злодей, заложники, даже муха, жужжащая в углу, падают на землю, застыв в движении. Сирена ненавидел, когда ему приходилось это делать. Это самый простой способ разрешить большинство ситуаций, но это также означает, что его сила влияет на заложников. Способность заставлять людей делать все, что он хочет, очень полезна, когда вы можете контролировать, на кого это влияет. К сожалению для Сирены, он не может ограничить это определенными людьми. Если вы слышите его голос, вы делаете, как он говорит. Все очень просто. Если он будет говорить слишком громко, имея дело с подобными ситуациями, это может подвергнуть заложников опасности. Печальные инциденты в начале его карьеры героя были свидетельством этого. Лучше просто прошептать напрямую человеку, которым он пытается управлять. Когда непосредственная опасность миновала, Сирена наконец глубоко вздыхает и подходит к злодею. — Освободи его. — Вор делает, как ему сказали, и ребенок падает на пол, уже не кукла в руках вора, и рыдает. Мать мальчика - следующая, кто освободился от контроля Сирены, и она, не теряя времени, бросается к нему. Она заключает сына в объятия и рыдает вместе с ним. Она тихо бормочет между криками, но слова были слишком тихими, чтобы Сирена мог что-то разобрать. Он оставляет мать и сына наедине со слезами на глазах и обходит комнату, освобождая остальных заложников, застрявших под его командованием. Полиция прибывает с ревущими сине-красными сиренами, когда он освобождает последнего из заложников. Четверо воров позволяют надеть на себя наручники и без борьбы забираются в машины. Даже после того, как действие его силы прошло, они никак не реагируют. Они сидят торжественно и неподвижно, когда их уводят. Сирена подходит к последнему вору и защелкивает на запястьях наручники, ограничивающие питание. Он быстро бормочет. — Стоп, — и вор принимает неустойчивую позу, потеряв равновесие от внезапной перемены. Проходит всего секунда, прежде чем она вырывается из его хватки и пытается отшвырнуть его. — Ты пожалеешь об этом! — Сирена передает его ближайшему офицеру, который принимает нарушителя, кивнув в его сторону. Требуются еще два офицера, чтобы вытащить ее из здания. — Попомни мои слова, Сирена! Тебе это с рук не сойдет! Мы заберем все, что тебе дорого! Ты слышишь меня! Мы идем за тем, что тебе дорого, мо...! — Ее голос прерывается, когда хлопает дверь, но он видит, что она продолжает кричать через окно. Сирена стонет и потирает виски. — Боги, у меня голова раскалывается, — бормочет Уилбур. — Ты будешь продолжать свой патруль Серена? — Не сегодня вечером, — отвечает Сирена. Офицер кивает. — Хорошего отдыха, сэр. — Вам тоже. — Офицер еще раз кивает, прежде чем сесть в машину и уехать. Когда Сирена возвращается в Башню Героев, чтобы переодеться и отправиться домой, он, кажется, не может выбросить из головы ограбление. Во всем этом было что-то не так. Это было необычно просто. Единственным, кто использовал свою силу, насколько он может судить, был лидер, а остальные казались пустыми оболочками с их пустыми лицами и временами вялыми движениями. Глаза лидера были красными, когда он держал ребенка в заложниках, необычный, но не неслыханный цвет глаз, но все же заслуживающий внимания. У остальных четверых были налитые кровью глаза, и они казались болезненно бледными. Он мог предположить, что все четверо были бессильны или что все четверо были родственниками, но шансы на то, что четверо братьев и сестер были бессильны и ни один из них не был похож друг на друга, были невелики. Другая возможность заключается в том, что они объединяются в группу из-за отсутствия у них способностей, но это не объясняет, почему они будут работать с кем-то, обладающим способностями. Может быть, защита? Нет, дело не в этом. Сирен стонет, когда его голова начинает немного болеть от потока мысленных вопросов. — Я слишком устал, чтобы думать об этом прямо сейчас, — скулит он. Он решает на время отодвинуть свои мысли в сторону и сосредоточиться на возвращении домой. В любом случае, это, вероятно, даже не такая уж большая проблема. Итак, некоторые парни запаниковали и не подумали использовать свои силы. Ему не нужно так сильно думать об этом. Да, не о чем беспокоиться. Сирена игнорирует то, что воры, за исключением лидера, были спокойны и собраны до самого конца. Они ни разу не проявили нервозности, гнева или даже гордости за то, что были арестованы. Он переодевается в пижаму и рушится на свою кровать в башне, вместо того чтобы пойти домой на ночь, довольствуясь тем, что спит с головной болью, не думая о странных ворах, вторгшихся в его разум. *** Время идет, Уилбур становится частью рутины Томми. Томми признает, что это его не расстраивает. Каждый день он ходит на обед к Ники и болтает с кем-то, кто выглядит и говорит точно так же, как его брат, за вычетом всей этой сумасбродной болтовни "давайте взорвем страну". Это почти как вернуться с Уилбуром в первые дни жизни Л'Манбурга, когда угроза войны была ничтожной по сравнению с тем, какой она могла бы быть. Каждый день Уилбур появляется с улыбкой и шуткой, и Томми наслаждается всем этим. Это заставляет его осознать, как сильно он на самом деле скучает по СМП. Он не думал, что будет сильно скучать по этому или вообще по чему-либо, но это мелочи, к которым его разум продолжает возвращаться и о которых он думает с нежностью. В основном это были люди, и Уилбур, казалось, был связующим звеном между ними. Все лучшие черты своего брата, которые Томми любил и которым следовал до самого конца и продолжал бы следовать по сей день, если бы он не ушел. Было приятно снова быть с ним, даже если ему приходится постоянно напоминать себе, что они разные люди и на самом деле они здесь не братья. "Он не отрицает, ты отрицаешь." Томми улыбается, направляясь к Ники за очередным вкусным обедом, входит со своей фирменной улыбкой и кричит приветствие розововолосой владелице кафе. — Ники! Как у тебя сегодня дела? — Давно привыкшая к его выходкам, она только качает головой и мягко улыбается подростку. — Все хорошо, как всегда, Томми. Чего бы ты хотел сегодня? — Давай посмотрим, — он некоторое время изучает меню, прежде чем решить, что он хочет. — Как насчет пончика на сегодня. Это маленькие кружочки теста, верно? — Ты думаете о дырочках для пончиков, это всего лишь вырезанные серединки. Пончики - это маленькие колечки из теста, обжаренного во фритюре, обычно покрытые глазурью, — объясняет она и указывает на ряд на нижней полке. — Черт возьми, да, возьму. — Томми бросает быстрый взгляд на свой голодный батончик. Он начинал немного опускаться. — Три, пожалуйста. — В худшем случае он просто сохранит все, что не съест, в своем инвентаре на потом. — Сейчас будет. — Через несколько минут Ники возвращается с тремя пончиками и своей ежедневной чашкой горячего шоколада. — Этот с тыквенными специями, тот с глазурью, а последний с желе. Я убедилась, что они еще теплые, — заговорщически шепчет она, указывая на каждый вкус. — Спасибо тебе, Ники! — восклицает он, растягивая слова по мере произнесения, заставляя женщину смеяться, когда он поднимает пончики так, словно предлагает их небу. — Да здравствует королева сладостей, леди Ники Нихачу. — Во что, черт возьми, я вляпался? — Спрашивает Уилбур с выражением сожаления на лице. — Ники дала мне пончик. — Томми кладет конфеты обратно и практически прижимает их к груди. — Они все еще теплые, — шепчет он со звездочками в глазах. — Ты маленький сахарный гремлин, — смеется Уилбур. — Я не такой! — Ты определенно такой, — соглашается Ники, и Томми надувает губы, безнадежно уставившись в свои пончики. — Серьезно, я не думаю, что когда-либо видел, чтобы ты ел настоящую еду, — смеется Уилбур. Глаза Томми комично расширяются, и он смотрит на Уилбура так, словно только что сказал ему, что он из Конца. — Это ненастоящая еда? — Сладости не считаются настоящей едой? Какого хрена? Как же тогда получается утолить его голод? В этом нет смысла! Уилбур запинается. — Э-э, нет, я не это имел в виду. Я о здоровой для тебя пище. — Он делает какое-то странное движение рукой, когда говорит, как будто пытается изобразить то, что он имеет в виду, когда говорит. — О. — Это имеет гораздо больше смысла. — Как морковь? — Да, как морковь, — соглашается Уилбур. — Что еще считается "настоящей едой"? — Спрашивает Томми. Он чувствовал, как пончики остывают в бумажном контейнере, в который их положила Ники, но он слишком заинтересован, чтобы обращать на это внимание. Он хочет узнать о еде этого мира. Надеясь, что здесь больше вариантов, чем на столе для крафтинга. Он не сталкивался ни с чем из этого во время своих ночных поисков в Интернете, но нашел несколько довольно странных вещей. Знаете ли вы, что голова фламинго должна быть перевернута, когда он ест? Месяц назад он даже не подозревал о существовании этих существ! Они чертовски странные. Все, у кого такая длинная шея, чертовски странно. Он подавляет дрожь при мысли о жирафе. По крайней мере, фламинго нравятся розовые, жирафы просто неправильные. Ублюдки, похожие на инопланетян. — Салат, сэндвичи, суп, э-э-э, курица, я полагаю? Просто все, в чем нет сахара, чтобы вызвать у вас прилив сладкого, — пожимает плечами Уилбур. — Что такое сахарная лихорадка? — Когда ты ешь много сахара и становишься по-настоящему гиперактивным. — Как наркотики? — Что ты знаешь о наркотиках? — Уилбур недоверчиво спрашивает. — Достаточно. — Что произойдет, если он откроет здесь наркобизнес? Возможно, создание наркокартеля - не очень хорошая идея. В любом случае, он не смог бы найти здесь портал в ад. — Я отлучусь на одну минуту, — Смеется Ники, возвращаясь с подносом теплого печенья, которое она кладет в витрину.  — Как ты вообще дошел до этого разговора? — Мы говорили о "сахарной лихорадке”, — говорит Томми. — И о "настоящей еде". Я хочу попробовать. — Хорошо, что бы ты хотел? — Ники указывает на половину меню с надписью "Пикантное". — Как насчет песчаной ведьмы, — подает голос Томми. — Той, на которой изображена индейка. Индейка - это то же самое, что курица, верно? — Конечно. — Пока Ники берет еду, Томми сует свои пончики в руки Уилбуру. — Подержи это, пока я получу достану Праймы. — Томми достает бумажник из инвентаря, пока Уилбур занят, пытаясь не уронитьсладости. — Брось это, и я убью тебя. — Томми хватает простые числа и кладет их на стойку, рядом с пончиками и сэндвичем, прежде чем отправить бумажник обратно в инвентарь. — Небольшое предупреждение было бы неплохо, — говорит Уилбур, когда Томми забирает пончики обратно. — Не-а. —Пока Томми ждет, он откусывает от глазированного пончика и быстро съедает его. Он еще теплый! Он не хочет наполнять свой батончик перед тем, как попробовать сэндвич, поэтому, к сожалению, отправляет оставшиеся пончики в инвентарь, когда Уилбур не видит. Они были еще теплыми, когда он это делал, и останутся такими, пока он не решит их съесть. Прайм, он любит эффекты стазиса. Теплые пончики на крыше - отличный способ провести ночь. — Держи. — Ники протягивает теплый сэндвич, и Томми отдаёт Праймы ей в руки, прежде чем она успевает отойти. Ее лицо вытягивается, прежде чем она посылает ему игривый взгляд и кладет деньги в кассу. — Спасибо, Ники, — Благодарит Томми и машет рукой. Она машет в ответ со странно фальшивой улыбкой на лице, прежде чем Уилбур начинает разговор. Томми идет к своему столику и разворачивает сэндвич. На доске было написано, что это индейка и желтая штука которая, как он предполагает, является разновидностью сыра. Хлеб был теплым, а сыр расплавился и растекался по бокам, отчего у него потекли слюнки. — К черту это, — бормочет он и засовывает его в рот. Он отрывает хороший кусок и начинает жевать. Неудивительно, что люди так часто едят "настоящую еду", он помнит, как Уилбур в какой-то момент упомянул о трехразовом питании, это восхитительно! Это была приятная перемена по сравнению со всеми сладостями, которые он ел. Он никогда раньше не пробовал ничего подобного. Все в СМП, за несколькими исключениями, было довольно безвкусным. Именно так и готовили про столовую еду, и ни у кого не было времени учиться готовить. Единственными знакомыми ему людьми, которые могли это сделать, были Фил, Техно, готовивший исключительно блюда из картофеля, и Ники и Бэд, пекари, которые могли приготовить приличное рагу, если их попросить. Несколько человек могли приготовить дрянной бургер, и все знали, как запечь свиную отбивную в духовке, но не более того. В конце концов, нет смысла увлекаться этим, когда ты все равно собираешься подавиться им во время боя. — Как оно? — Спрашивает Уилбур, опускаясь в кабинку напротив Томми с чашкой в руке. — Чертовски вкусно, — бормочет Томми с набитым ртом. Он запихивает в рот еще кусочек, несмотря на то, что он все еще полон, и кашляет. — Осторожно, ты подавишься. — Уилбур протягивает руку и собирается схватить Томми за руки, но останавливается, и они на секунду зависают в нескольких дюймах друг от друга, прежде чем он отдергивает их. Он пытается скрыть допущенную ошибку, выпивая свой кофе, и Томми, по доброте душевной, не упоминает об этом.  Томми действительно благодарен за это. Как бы сильно он ни скучал по объятиям, черт возьми, даже по тому, чтобы кто-то взъерошил его волосы, как бы сильно он ни ненавидел, когда их растрепывают, еще больше он ненавидит, когда к нему прикасаются. С тех пор, как его оживили в тюрьме, прикосновения заставляли его чувствовать, что его кожа горит. Он не мог сказать, было ли это побочным эффектом оживления или чем-то совершенно другим. В любом случае, он предпочел бы, чтобы к нему никто не приближался. Томми проглатывает кусочек сыра у хлеба с мясной прослойкой и отрывает кусочек с неоткусанной стороны. Он протягивает его Уилбуру и, когда тот смотрит на него в замешательстве, вместо того, чтобы взять его. — Для меня? — Да, тупица, теперь съешь это, пока я не передумал. — Уилбур нерешительно берет угощенье, и Томми возвращается к своей порции сэндвича. Это действительно чертовски вкусно. Уилбур, должно быть, согласен, потому что минуту спустя он бредит о том, как это здорово и какой Томми величайший человек на свете за то, что поделился этим с ним. Ладно, может быть, он немного преувеличивает, но ему действительно понравился сэндвич. Его взгляд улавливает время, и он запихивает в рот остаток сэндвича, прежде чем встать и быстро потянуться. — Уже пора идти? — Спрашивает Уилбур, тоже вставая со своего места с чашкой кофе в руке. — Да, возвращаюсь к работе, — говорит Томми с улыбкой. — Подожди секунду, куда делись пончики? Томми на секунду замирает, как объяснить, что он положил недоеденную еду в инвентарь, чтобы сохранить на потом. В этой ситуации ничего не остается, кроме как избрать самый честный, логичный подход. Ложь. — Я их съел. — Они были вкусными? — Да, — ровно отвечает Томми, устанавливая прямой зрительный контакт и растягивая слово. — Рад, что они тебе понравились. — Мне всегда будет нравиться выпечка Ники, — кивает Томми. — Прощай, Уилбур. — Прощай, дитя. — Я не гребаный ребенок! — Уилбур смеется, уходя, а Томми направляется обратно в магазин, ворча всю дорогу. Когда он прибывает, то видит на двери надпись "на перерыве", что означает, что она, вероятно, в своей квартире. Она живет в квартире над магазином, поэтому часто бывает там, даже если иногда у нее возникают небольшие проблемы с подъемом и спуском по лестнице. Он садится в свое любимое кресло и достает платье, которое вышивал. Когда он завязывает нитку, его взгляд останавливается на фотографии. На ней были Клементина и её сын. Клементина на фотографии была действительно молодой. Её волосы все еще были светлыми, и в них не было ни единой седой пряди. Она сидела в богато украшенном кресле с мальчиком на коленях, которому, по словам Клементины, было тринадцать, и он не мог не подумать, что они похожи. Если бы не крылышки мотылька, которыми мальчик поделился с Клементиной, они могли бы быть копиями. Было бы забавно встретиться с ним, он уверен, что они могли бы провернуть несколько отличных розыгрышей, но сын Клементины умер через несколько дней после того, как была сделана фотография, а это было десятилетия назад. Ему никогда не удастся встретиться с ним. По крайней мере, пока он жив. Вероятно, он мог бы попросить Кристен помочь ему найти его после его смерти. Томми качает головой и возвращается к своей вышивке, правильно продев нитку в иглу. Нет смысла думать об этом сейчас. Ему не нужно беспокоиться об этом долгое, долгое время. У него полно времени. *** — Сэр! — Что? —шипит мужчина, отворачиваясь от своей драгоценности, своего спасителя и свирепо смотрит на приближающегося вредителя. — Стэнд стил захвачена вместе с четырьмя трупами! Долгое шипение срывается с губ мужчины, его спаситель отражает гнев виноградными лозами, поднимающимися позади него. Вредитель в страхе отступает на шаг, и с возмущенным воплем виноградные лозы отрываются от стен и разрывают вредителя, который посмел принести ему такие новости. Затрудненное дыхание вредителя достигло ушей человека, и он нахмурился, когда подошел и возвышался на несколько футов над его головой. — Кто это сделал? — шипит он. Жук задыхается, и кровь с бульканьем стекает с его губ в горло. — Сирена, — выдавливает он задыхающимися словами и окровавленными зубами. — Сирена произвёл арест. — Сердце неприятности медленно сдает, поскольку кровь продолжает литься из его ран и скапливаться на земле. Близлежащие лианы скользили по земле и впитывали жидкость, увеличиваясь в размерах. Мужчина напевает и встает во весь рост. — Сирена, — медленно повторяет он. В его голове вспыхивают образы, когда разум улья загружает воспоминания о битве в его мозг. Битва, выигранная Сиреной против более бесполезных вредителей. Жаль, Стэнд стил могла бы принести им большую пользу. — Бэд? — Мужчина тревожно поворачивает голову и встречается с глазами своего друга, налитыми красным. Он носил виноградные лозы, как дорогие украшения, и, казалось, к ним всегда добавлялось что-то еще. Виноградные лозы, которые были их спасителями, их жизнью, их существованием. — Скеппи, — отвечает демон хриплым голосом, наклоняясь к тому, что пониже ростом. — Из неё получился хороший труп, — замечает Скеппи, глядя на умирающего отсутствующим взглядом. Вредитель делает последний вдох, прежде чем свет покидает его глаза, и он уходит. — Мы всегда можем использовать больше, — соглашается Бэд, и виноградные лозы медленно обволакивают труп и проникают в его раны. Его вены - это пути, по которым виноградные лозы создают новый скелет для умершего. Раны заделаны извивающимися красными лозами, идеально сочетающимися со скользкой красной кровью, капающей с каждого кусочка изуродованной плоти. — Да здравствует Яйцо, — шепчет Скеппи, как молитву, которую Бэд быстро повторяет. Тепло разливается по его телу от этого заявления, и он впитывает это чувство. Еще одна душа, посвященная Яйцу. Еще одна жизнь принесена в жертву его красоте. — Да здравствует Яйцо, — хором скандируют люди, спрятавшиеся у стены, увитой виноградными лозами, в то время как существо пульсирует силой, питаясь от своих последователей. — Да здравствует Яйцо.