САНЯ
Затонск, 1889
24 сентября
Ему не спалось. Прихватив одеяло, вышел на воздух, уселся на ступеньке крыльца и просто сидел, то поглядывая на небо, то по сторонам. О чём думал? Да ни о чём. Просто сидел. Так бесцельно, бездумно просидел, наверно с час, не чувствуя ночной прохлады. Лето уже, считай, кончилась, и зима вот-вот грянет с морозами, ветрами и метелями... Хотелось курить. Он не смолил сигарету за сигаретой, но иногда так припирало, что хотелось затянуться от души – до самой печёнки, как говорил Тёма. Здешние папироски ему не нравились: вкус не тот. У склада купца Кладникова, что стояли через дорогу, появились какие-то тёмные фигуры, отомкнули замок на складских дверях, вошли внутрь. Дверь даже не скрипнула. Видно, приказчик смазал-таки петли. Как его зовут-то, приказчика? Артём... нет, Артемий. Артёмом звали взводного снайпера, и все звали его Гитой – сокращённо от «гитары». Он, как выпадало свободное время, на гитаре играл и пел негромко... Санька огляделся. Половинка луны освещала двор и постройки, но крыльцо, где он сидел, было в тени. Ему всё видно, а его нет. Он усмехнулся: отличный наблюдательный пункт для снайпера. А какая луна: растущая или убывающая? Ему вспомнилась: он с мамой стоит на балконе и спрашивает, а она отвечает: – А ты, Санечка, приставь к рожкам палочку и посмотри, что получится. Если буква «эр», то растущая, а если «эс» – стареющая... Санька мысленно приставил – получилась растущая. «Светит месяц, светит ясен, светит полная луна...» – услышал он голос соседки, тётки Марьи, певшей за столом после выпивки. Саньке всегда было странно: как это одновременно светят и луна, и месяц? А потом прочёл в интернете, случайно попав на какой-то языковой сайт, что в санскрите, кажется, месяц называется «ясен», и понял, что слова «светит месяц, светит ясен» означают, что действительно светит месяц. Он же луна. Санька сам удивлялся свойствам своей памяти – помнить то, что вроде бы никакой пользы не имеет. А вот, однако ж, помнил... О чём это он думал?.. Ах, да, о матери. Мама не любила шумных застолий. Ей были по душе Вадим Мулерман (1) и Джордже Марьянович (2). У них были пластинки этих исполнителей, и мама любила их слушать на стареньком проигрывателе – радиоле «Ригонда» (3), на ножках. Остальные пластинки разбились при переезде на новую, нынешнюю квартиру: грузчик, нёсший ящик, споткнулся, уронил и сам сверху навалился. Только эти две пластинки и уцелели. Да были ещё гибкие пластинки маминой сестры – тётки Натальи. Их надо было слушать, положив на диск и придавив сверху, чтобы не прокручивались. На них были записаны такие же древние, по Санькиным меркам, исполнители: ВИА «Лейся песня» (4), например, или певица Ирина Бржевская (5)... У сарая снова зашевелились: тёмные фигуры вынесли мешки и скрылись, оставив ворота открытыми. Потом появился приказчик, оглядевшись по сторонам и, не увидев Саньку, прикрыл дверь и ушёл. А Санька всё сидел. Зачем? Бог знает. Потом ушёл к себе на сеновал и уснул сразу, как головой коснулся подушки.25 сентября1889
Саньке весь день было тошно не тошно, а как-то... маятно – вот слово, точно определяющее его нынешнее состояние. В доме и во дворе всё сделано, Авдотья с дочерьми – в лавке весь день, он там только мешается. Забрался на сеновал, привалился спиной к стенке под окошком и просто полулежал. Он слышал, как прибежали мальчишки – он их звал чиграшами. Он слышал, кажется, от московского соседа дяди Вени, что так называли мелких сорванцов. Но не стал выходить во двор. Мальчишки решали идти или не идти в амбар – в подвал. Судя по тишине, наступившей во дворе, – пошли. Артемий, небось, и дверь на замок забыл закрыть, недотёпа. Кажется, Санька задремал. Проснулся резко, как на фронте. «Показалось или вправду?..» Саня принюхался: откуда-то тянуло дымом. Он приподнялся на локтях и выглянул на двор. Над складом подымался дым столбом, крыша уже начинала разгораться, но огня на фоне ярко-жёлтого солнца не было видно. И всё это в абсолютной тишине: ни треска, ни шороха. Как в кино. И вдруг Саня облился пóтом: «Пацаны же!.. Они внутри играли...» Он соскочил с чердака, казалось, одним движением, прямо с места, где полулежал на сене. Оценить этот прыжок мог только знающий человек, но такового рядом не было. А жаль: лишние руки не помешали бы. В два прыжка он оказался возле ворот, кем-то снаружи придавленных чурбаком. Одним движением отбросил его в сторону и распахнул створки. Дым накрыл его душным одеялом, и пламя, получив порцию свежего воздуха, взвилось под самую крышу, внутри пылавшую во всю. Балки и стропила уже почернели и готовы были уже вот-вот рухнуть вниз, хороня под собой всё и вся. Саня прикинул на глаз: какое-то неопределённое время он, пожалуй, ещё имеет – и кинулся к крышке подпола, почему-то тоже закрытой и даже сверху придавленной ящиком. Ящик был пустой и, значит, нетяжёлый, но снизу, для стоящего на лестнице или... для детских рук, мог показаться неподъёмным. Он отшвырнул ящик и рывком поднял крышку. На него снизу уставились четыре пары перепуганных детских глаз. «Всё серые, карие, синие глазки, смешались, как в поле цветы...» (6) – припомнилось ему из того, что учили наизусть в школе. – Ну что, мальцы! – крикнул Саня: пламя, разгораясь всё сильнее, трещало громко, заглушая все остальные звуки. – Чего стоим, кого ждём? Где лестница? – И увидел её, лежавшую на полу. – Ясно. Отойдите в сторону: я прыгну. Мальцы расступились, и Саня, сгруппировавшись, как учили, сиганул вниз. И тут же сверху затрещало, посыпались искры и балка, нависавшая прямо над люком, треснула, прогнулась, но не рухнула, а зависла, готовая упасть в любой момент. Пламя жрало её жадно. Приземлившись, Саня вскочил на ноги и огляделся. Лестница лежала так, что одному её не поднять, а от мальцов помощи никакой. Над головой в открытом люке разгоралось пламя, сыпались искры, но сам пол не горел: земляной, утоптанный, хорошо подметённый, он ещё не скоро разгорится так, что не пройти. К люку огонь ещё не подобрался, и это был шанс. – Вот что, пацаны, – громко и спокойно, как получалось, проговорил Саня, – сейчас будем учиться летать. – Летать? – пискнул Федюня. – Как, дядьСань? – А очень просто. Я вас подброшу прямо в люк, а вы, как на полу окажетесь, сразу бегите к воротам... – Закрыты они, дядьСань, – шмыгнул носом Витёк, и глаза его увлажнились. – Открыл я их, – успокоил мальца Саня. – Так, приготовились, – и ещё раз глянул на балку. Та пока держалась. – Витёк, ты первый. – Я не умею летать! – с ужасом и надеждой глянул пацан на Саню. – Это просто, как посс... – Саня специально так сказал, чтобы Витёк чуть расслабился. – Обними себя крепко руками... И все остальные – тоже, – приказал он, – чтобы из рубашки и штанов не выскочить. И как на пол упадёте, охните или крикните погромче, чтобы я услышал. Поняли? Пацаны дружно кивнули и сделали так, как велел дядька. Витёк, обняв себя, судорожно вцепился в рубаху пальцами. Они аж побелели. Саня схватил мальца за штаны и ворот и, почти не размахиваясь, швырнул мальчишку в открытый люк так, чтобы тот упал на сторону, ближнюю к воротам. Пацан оказался лёгким, и Саня испугался, что кинул слишком сильно и высоко, но раздавшийся следом вскрик успокоил его: пацан упал на пол и, будем надеяться, не обжёгся. Не раздумывая больше, Саня подхватил следующего, потом другого, третьего. Все они исчезали в проёме, вскрикивали и, надо надеяться, убегали из горящего всё сильнее сарая подальше от огня. Детей, пожалуй, спасти получится, а вот самому... Подвал глубокий – не случайно тут лестница была – просто так не допрыгнешь. Балка всё ещё висела, угрожающе нависая, и ждать, пока Саня сумеет выбраться – интересно, как? – не будет. Значит... «Тут тебе и конец, Ерёма». Но эта мысль как появилась, так и ушла. Остался последний пацан – Федюнька. – Дядя Саня, а как же ты? – спросил он дрожащим голосом, крепко сжимая кулачками свою рубашку. – А я – следом за тобой, – улыбнулся мальцу Саня. – Готов? Полетели!.. Федюнька пёрышком вспорхнул вверх и исчез за краем люка. Услышав федюнькин вскрик, Саня присел, напрягаясь, сильно оттолкнулся ногами и, вытянув руки вперёд, прыгнул вверх. Ему удалось зацепиться пальцами за край люка. Обдирая ногти, он подтянулся – спасибо, старшина, за мат и поджопники! – и навалился грудью на земляной пол. «Удалось!» Завтра мышцы будут выть от боли и напряга, но это уже завтра. А сегодня ему удалось выбраться из ловушки. И, главное, пацанов спасти удалось. Это главное. И тут балка с треском разломилась и медленно, как показалось Сане, начала падать прямо на него, плюясь огненными искрами. «Ну, вот теперь и всё», – подумал Саня и качнулся назад, в люк... ____________________________________ 1 Вади́м Мулерма́н (1938-2018) – советский эстрадный певец (баритон). В 1960-х – популярный эстрадный певец в СССР. Первый исполнитель песен «Лада» (В. Шаинский - М. Пляцковский), «Трус не играет в хоккей» (А. Пахмутова - С. Гребенников, Н. Добронравов), «Как хорошо быть генералом» (В. Гамалия - М. Танич), «Гуцулочка» (Д. Тухманов - С. Островой), «Приснилось мне» (А. Бабаджанян - Р. Рождественский), «Август» (Я. Френкель - И. Гофф). С песней «Король-победитель» (А. Дулов - М. Карем) стал лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады (1966). 2 Джо́рдже Марья́нович (1931-2021) – югославский и сербский певец и композитор. Главный хит – «Маленькая девочка» («Ночным Белградом...»), исполнил в 1963. Тогда же впервые приехал в СССР на гастроли. Исполнил песню «Три года ты мне снилась» (Н. Богословский – А. Фатьянов) из фильма «Большая жизнь» (1939) про шахтёров Донбасса (режиссёр Л. Луков). Главные роли исполнили М. Бернес, Б. Андреев, П. Алейников. 3 Риго́нда – марка стационарных ламповых радиол первого класса, производившихся на радиозаводе им. АС Попова в Риге (1963-77). Название «Rigonda» взято из романа Вилиса Лациса «Потерянная родина» (1941). В романе есть вымышленный остров Ригонда – прозрачный намёк на Ригу. Радиола «Ригонда» послужила родоначальником последнего поколения ламповой бытовой радиоприёмной аппаратуры советского производства. 4«Ле́йся, пе́сня» – советский вокально-инструментальный ансамбль, выступал на эстраде с 1974 по 1985 гг. 5 Ирина Бржевская (1929-2019) – советская и российская певица, заслуженная артистка РСФСР (1978). Пик её популярности пришёлся на 1950-1960е, когда она много гастролировала, активно сотрудничала с радио и телевидением, записала около 400 песен для радиоэфира: «Геологи» (А. Пахмутова, С. Гребенникова и Н. Добронравов, 1959) «Московские окна» (Т. Хренникова, М. Матусовский, 1960) «Хороши вечера на Оби» (А. Фаттах, В Семернин, 1961). 6 НА Некрасов "Крестьянские дети"