МНОГИЕ ЗНАНИЯ – МНОГИЕ ПЕЧАЛИ...
Затонск. 1890
25 сентября
Служба в храме ещё не начиналась, и в церковном дворе было пуст, что Кирилла порадовало. Он обошёл двор, полюбовался на икону при входе, заглянул за ограду и увидел кладбище. Ему стало интересно, кто и как похоронен здесь, и он спустился по ступеням к могилам и склепам (надо же: захолустье, а склепы есть; интересно, чьи?). На кладбище были люди: пять женщин. Точнее, одна женщина и четыре девуш... («Барышни, Кирилл, не забудь – барышни», – услышал он голос Михал Михалыча) четыре барышни от шестнадцати до двадцати лет приблизительно. Они возились около могилы рядом с оградой: убирали мусор, вырывали сорняки, обтирали крест от птичьего помёта – и всё это молча, не мешая друг другу, и... скорбно. Кирилла заметили. Он подошёл, смущаясь, поздоровался, и взгляд его упал на табличку под крестом... Он замер, не веря своим глазам: «Александр, сын Еремеев, – гласила надпись. И дата: 25 сентябрь 1889»... Вот почему Саня так и не вернулся... Галстук, который он с трудом завязал, как того требовала мода этого времени, стал ему вдруг неимоверно жать, и он повертел головой, стараясь чуть ослабить узел. – Как... – хрипло заговорил он; прокашлявшись, продолжил: – Как это произошло? – Амбар купеческий загорелся, а в нём мальчишки игру какую-то затеяли и от огня спрятались в подполе... А Санечка видел, как они туда забежали, и полез спасать... Мальчишек спас, а сам... Балка упала... прямо на него... оглушило... А потом крыша рухнула... Огонь затушили и... тело нашли... – ответили ему вразнобой барышни. – Год сегодня, как... его не стало... – проговорила женщина, утерев глаза уголком платка. – А ты знал Саню? – вдруг спросила она. Кирилл кивнул, не в силах ответить, как положено. Что он теперь скажет Михал Михалычу? – Откуда знал? – вскинула голову младшая из барышень. – Соседи мы... были, – вытолкнул слова изо рта Кирилл. Он беспомощно оглянулся: что теперь делать? Возвращаться. Михал Михалыч ждёт... Он оглянулся на церковный двор: там стоял молодой человек и смотрел в сторону кладбища. Возможно, и на Кирилла, стоявшего столбом перед могилой. Значит, что? Уходить, и как можно скорее. Там, при входе на церковный двор, слева от ворот, должно быть марево – переход назад, в будущее. Кирилл судорожно нащупал в кармашке жилетки часы и щёлкнул крышкой... Полдень. Марево уже появилось и будет «висеть» ровно пять минут. Он успеет. – Простите, мне надо идти... – заторопился он. Скорее, скорее отсюда, пока расспросы не начались! Он и так сказал не то, что нужно. Ну, какие они соседи с Саней? Он Саню даже не знал, только фото видел, что Михал Михалыч сделал перед переходом в прошлое – и всё. А тут женщины!.. Видно, не чужой им Саня стал... Кирилл буквально вылетел на церковный двор, едва не задев на ступенях кладбища молодого человека, и заторопился к воротам, пока кто-нибудь ещё его не увидел и не стал расспрашивать... Марево висело, где и должно было быть. Кирилл на всякий случай оглянулся – что-то ему в молодом человеке не понравилось – никого не увидал, встал спиной к мареву и шагнул назад...Москва, 2019
28 сентября, суббота
...Он снова оказался в кустах парка. В Москве шёл дождь. Дождь – эта мало сказано. Настоящий ливень. «Разверзлись хляби небесные» (1), – произнёс он и понял, что стоит сухой. Поднял голову: над ним – и над кустами соответственно – был натянут тент. Дождь шпарил по натянутому брезенту, создавая шум, от которого Кирилл сразу и оглох. «Ой, спасибо, Михал Михалыч!» – мысленно сказал Храбров и передёрнул плечами: в Затонске даже ранним утром было теплее, чем в Москве. Пригляделся: в центре тента была прикреплена видеокамера. Значит, Михал Михалыч уже знает, что Кирилл вернулся. Сколько он отсутствовал – несколько дней? Что-то захрипело, и раздался голос Михал Михалыча: – Наконец-то! Что так долго? Встретился с Саней? Почему ты вернулся один? Прости, что задаю столько вопросов. Подождёшь минут десять? Дождь скоро кончится. Кирилл присмотрелся к одной из стоек прямо перед глазами и разглядел армейский передатчик, работавший на «вызов – приём». Огонёк позеленел – переключился на «приём». – Подожду – приду и расскажу. Дождь действительно прекратился через десять минут, Кирилл выбрался из зарослей – спасибо тенту, раскинувшемуся шире кустов, – и ему удалось почти не промокнуть. Брюки не считаются: они быстро сохнут, повешенные перед батареей парового отопления на кухне. Михал Михалыч встретил его на лестничной площадке перед открытой нараспах дверью квартиры. Он удержался от расспросов прямо тут и проводил Кирилла на кухню, подождал, пока тот переоденется в спортивный костюм, нальёт себе крепкого горячего чаю и отхлебнёт... ...Наконец Кирилл задышал открытым ртом, высунув обожжённый язык. – Как прошло перемещение? Всё нормально? Кирилл закивал головой: – Фё ф поятке, – проговорил он. Спрятал язык, обслюнил его во рту и уже нормально добавил: – Время удачное: никого вокруг не было. И он коротко, с минимальными подробностями, рассказал, что с ним произошло. – Так, – задумчиво произнёс Михал Михалыч и помрачнел. - Значит, говоришь, в сентябре? Кирилл кивнул и снова отпил чая, уже не боясь обжечься: язык всё равно ничего не чувствовал, а нёбо у него было лужёное. – На некоторых фотографиях даты стоят, когда снято. – Да-да, даты! – оживился Михал Михалыч. – Можно же выбрать подходящее время. И он, повернувшись к компьютерному столу, где ровным светом горел монитор, забегал пальцами по клавиатуре и сенсору. Кирилл пристроился с кружкой за спиной хозяина. – Михал Михалыч, я вот что думаю. Саня вряд ли будет на месте перехода каждый день появляться. Ведь у него за год и другие заботы будут. Ну, там – работа... поесть-поспать... и прочее. Может, какой-то более-менее определённый день? – Определённый... – пробормотал Биндюжников и задумался. – Как у разведчиков. Помните «Подвиг разведчика» (2)? Каждая среда, у кинотеатра, «Вы болван, Штюбинг»... – Я понял, понял... Тогда 16-е. – Что – 16-е? – Я его отправил туда 16-го мая, в среду... нет, четверг был, точно Он может, если не каждый день, то этого числа непременно быть на берегу. У меня же другого ориентира нет, он это помнит и поймёт, что я его искать буду, чтобы... обратно вернуть или хотя бы узнать, что случилось. Точно – 16-е. У нас есть что-нибудь от 16-го числа? Не помнишь? Он опять повернулся к таблице с датами. – Не помню, – ответил Кирилл и тоже наклонился к монитору. На экране появился файл списка фотографий, оформленного табличкой, одна из колонок которой называлась «Дата». Таких фото было немного, а с датой ранее рокового дня всего одна. «Берег Затони. Сентябрь, 16-е, 1889 г. Испорчена дождевой каплей», – прочёл Михал Михалыч и открыл файл. На экране появилось смазанное изображение белёсых деревьев, кустов, травы. Зато капля, устроившая всё это размазывание, чётко отпечаталась внизу. Кирилл всмотрелся в края фотографии, более чёткие, чем середина, и узнал место. Справа была Затонь, за спиной – купальня, впереди угадывалась скамейка. Если идти всё время вперёд, куда смотрел объектив камеры, то выйдешь как раз к тому месту, где было дерево. Вернее, то, что он него осталось. Фото было сделано после перемещения Сани в прошлое, но до его гибели. Так что он был ещё, несомненно, жив-здоров и наверняка (будем надеяться) приходил к месту своего появления в прошлом. Кирилл отпил из кружки и вернулся к столу. – Я думаю, не стоит откладывать на потом возвращение в прошлое, – сказал он. – Согласен с тобой, – произнёс Михал Михалыч, повернувшись к столу, – и число подходит: как раз 16-е. Когда ты должен быть дома? – Послезавтра. Вечером, – и, уловив вопросительное выражение на лице хозяина, добавил: – В семь-восемь вечера. – Значит, у нас полных двое суток есть в запасе, – глянул Михал Михалыч на часы. Они показывали полседьмого вечера. – Ты голоден? Кирилл покачал головой: – Монастырская еда сытная, и порции немаленькие. Хотя, – усмехнулся он, вспомнив бородатого паломника, – кое-кому и их было маловато. Я прогулялся по городу. Потом на берег Затони вышел. Под дождик попал, но не намок: он быстро кончился. Вышел на поляну с деревом... и увидал... – Значит, мы правильно догадались насчёт грозы? – Да. Михал Михалыч встал и прошёлся по комнате, на ходу пощупав брючины висевших на спинке стула штанов. – Через полчаса они уже будут сухими, – машинально проговорил он. – А ты знаешь, кто были те женщины на кладбище? – Нет, у меня не было времени узнать это: торопился вернуться. Но я так понял, что это мать с дочерьми. – Кирилл помолчал. – Я спрошу у Сани, когда с ним встречусь. – Уверен, что встретишься. Кирилл кивнул и улыбнулся: – А как вы с тентом угадали? Чудо просто. – Да никакого чуда. Синоптики объявили грозовое предупреждение, а ты не появился в расчётное время. Вот я и подсуетился. – И как парковое начальство только разрешило! – А я им сказал, что регистрировать силу удара молнии буду и под тент, где стоит ценное оборудование лучше никому не соваться, не то за последствия не отвечаю... И как тебе город, люди? – Хороший город, спокойный. И вообще жизнь там течёт медленно, неспешно. Никто никуда не бежит, ходят пешком... – Ты по одежде там не выделялся? – Нет, – с удивлением заметил Кирилл. – Там все так ходят. Разве что... – Что? – заволновался Михал Михалыч. – Что не так? – Носить я такую одежду не умею – вот что. – То есть? – Она у меня дворянская. В такой одежде ходят застёгнутыми на все пуговицы – даже в зной, обязательно в котелке, галстук в такую погоду как удавка на шее... А хотелось или сюртук снять и на руку кинуть, или ослабить галстук, А нельзя! И по городу все так ходят, словно дружно идут в гости или на парад. Непривычно... – Это да, – согласился хозяин. – Этого не отнять, не изменить...Затонск. 1889
16 сентября
Встреча состоялась именно 16-го, как Саня и предположил-догадался. Он подходил к знакомым кустам и увидел молодого парня в приличной одежде – дворянской, как определил Саня, – что стоял у обугленных останков дерева. Ну и пусть оно уже было пустотелым и засохшим, Саня всё равно думал о нём как о живом. Парень оглянулся, увидел Саню и шагнул ему навстречу. На лице его явственно читалось облегчение и радость от встречи. У Сани ёкнуло сердце: «Вот и встретились...» – Саня... Еремеев... – произнёс парень. – Я уж и не чаял... – Да, это я. А ты кто? – Кирилл Храбров. Меня Михал Михалыч послал тебя найти. – Зачем? Санька не хотел быть грубым, но так получилось: для себя-то он уже всё решил. – Узнать, почему ты не вернулся, – заторопился Кирилл, почувствовав санино ненастроение. – И вообще... как ты тут... – Ну, почему не вернулся, ты и сам видишь, – усмехнулся Саня. – А вообще, я тут живу. У Авдотьи-травницы. Видел в городе такую вывеску? – Кирилл нахмурился, припоминая, потом кивнул. – Вот. Я ей вместо сына, а её дочкам – брат названый. – Работаешь? – поинтересовался посланец из будущего. – По-разному. Подряжаюсь к купцам то охранником, то грузчиком. По хозяйству помогаю. Авдотья уже десять лет как одна живёт, дочек поднимает. Я ей и дрова привёз-поколол на зиму, и крышу с крыльцом починил, и забор поднял, и с огородом помог. По-разному, я ж говорю. – А... назад – в будущее?.. – А что у меня там? – невесело отозвался Саня. – Ни дома, ни семьи, ни друзей. А здесь я нужен. – А друзья у тебя здесь есть? – заинтересовался Кирилл. – Есть, – развеселился Саня, – мальчишки местные. Мне с ними, понимаешь, интереснее, чем с ровесниками. Тем всё больше пьянки-гулянки подавай, да бабы одни на уме. А этим – что-нибудь новое, необычное: приёмы борьбы, ножи кидать особым образом. Сенсей я у них, понимаешь. Показал, как на дерево залезать по стволу, потом как с крыши спрыгнуть и ничего не поломать, как ножик кидать, чтобы он всегда остриём в землю входил, ну и... в этом же роде... – Значит... остаёшься? – Да. А Михалычу мою благодарность передай. Если бы не он, я бы, пожалуй, спился или в тюрьму сел. А здесь – сколько моё, столько и проживу. А что мы с тобой, Кирилл, встретились, хорошо. – Значит, так, – сказал Кирилл, вздохнув. Михалыч, как называет его Саня, предполагал такой исход. Это не будет для него неожиданной новостью. – Да, вот так, – качнул головой Саня. – Спасибо, что пришёл... в смысле «перешёл». Узнал – и мне, и вам спокойнее будет. Прощай... те. Они пожали друг другу руки и разошлись... У Кирилла так и не хватило смелости рассказать Сане... да и что бы это изменило? Саня не полез бы спасать мальчишек? Полез бы. Стало быть, судьба... А от неё, как известно, не уйдёшь, и её на хромой козе не объедешь. _____________________________________ 1 Разверзлись хляби небесные (обычно ирон.) – о сильном дожде, ливне. Фраза восходит к библейскому повествованию о Всемирном потопе, который сопровождался ливнями сорок дней и ночей. Хлябь (устар.) – бездна, глубина. 2 «Подвиг разведчика» – советский чёрно-белый художественный фильм (1947) режиссёр – Борис Барнет. Главную роль (Алексей Федотов, он же Генрих Эккерт) сыграл Павел Кадочников.