«Я лишь бедняк, безвестный странник,
Что по миру вдаль бредёт.
Нет болезней, забот и страха в той земле,
Где свет, сияя, меня ждёт.»
Хината не спрашивает Саске, куда они идут, и не подвергает сомнению его молчаливые приказы; она следует за ним, не поднимая глаз. Она думает, что сказать, чтобы нарушить неловкое молчание, но каждый раз слова застревают у неё в горле. Наконец, осмелев, Хината смотрит ему в спину и задаёт все свои вопросы мысленно. Кто этот человек? Она знает его имя и принадлежность к седьмой команде, но в остальном Учиха Саске — сущая загадка. Хината поджимает губы, крепче стискивая лямки рюкзака. Почему Саске хочет умереть, когда ему дарована вечная жизнь? Неужели его жизнь настолько пуста, что он предпочёл бы снова умереть? Словно в ответ на её мысли, Саске бросает взгляд через плечо, будто может заглядывать в чужую голову, даже не используя додзюцу. Хината вспыхивает и снова опускает глаза. Он молчит, и долгое время Хината не решается даже думать. Они идут три долгих, молчаливых дня. Хината всерьёз начинает бояться, что скоро сойдёт с ума. По натуре она застенчива, это верно, но также и общительна на свой тихий манер. Изголодавшись по хоть какому-нибудь социальному взаимодействию, она начинает отождествлять себя с растением, лишённым солнечного света. Поэтому, собравшись с духом, Хината негромко прочищает горло и несмело зовёт: — Учиха-с-с-сан? — Она закусывает губу и проклинает своё свистящее заикание. Идущий впереди Саске замедляет шаг, пока она не догоняет его. — Хм? Хината делает глубокий вдох. — К-к-куда?.. — Хм. Саске снова устремляется вперёд, и Хината захлопывает рот. Она ругает себя, решив, что её неспособность внятно формулировать фразы вызвала гнев Саске. Разве не по этой причине она покинула Коноху? Чтобы преодолеть жуткое заикание и начать жизнь заново. А что она делает вместо этого? Правильно, плетётся за ходячим мертвецом Ками знает куда! Меньшее, что он мог бы сделать, это посвятить её в свои планы. Преисполнившись решимости, Хината требовательно вопрошает: — Учиха-сан. Куда мы и-идём? — И мысленно радуется, что сбилась всего разок. Саске на это ухмыляется, вынимает из внутреннего кармана жилета карту и швыряет её Хинате через плечо. Она ловит свиток с ловкостью ниндзя и медленно разворачивает его на ходу, поскольку Учиха и не думает останавливаться. По мере того, как Хината, не сбавляя шага, изучает карту, она всё более недоумевает. — Остров Наги? — Мы почти в порту, — как всегда лаконично отвечает Саске. И действительно, через несколько часов они достигают побережья. На берегу серо и пасмурно; туман здесь висит тяжёлым дождевым облаком. Хината никогда не бывала в этой части страны Волн, на полуострове, выступающем из границы с Огнём. Он столь же непримечателен, как старая жвачка, прилипшая к подошве ботинка. Вскоре они нанимают небольшое рыбацкое судно, которое доставит их на остров Наги. Они забираются в подозрительного вида лодчонку, краска на которой уже совсем облупилась, а вёсла страшно износились от постоянных плаваний по морю. — Молодожёны? — интересуется рыбак, налегая жилистыми руками на вёсла. Хината краснеет, как заходящее солнце, пробивающееся сквозь густой туман и окрашивающее горизонт в кровавые тона. Саске ухмыляется. — Да. Хотим навестить моих родителей, — вежливо отвечает он. Хинату тошнит; она перегибается через борт лодки и избавляется от своего скудного обеда. Стирая рвоту со щеки, она краем глаза замечает Саске; от его хмурого взгляда щёки начинают гореть сильнее, чем желчь, оставшаяся на стенках горла. Когда они, наконец, достигают острова, лицо Хинаты ещё имеет зеленоватый оттенок, а бледно-синие сумерки полностью растворяются в чёрной ночи. Полная луна зловеще проглядывает сквозь рваные облака, и море серебрится под её рассеянным светом. Рыбак ставит лодку на якорь и направляется в город. Прощаясь, он желает им благополучно достигнуть цели путешествия и добавляет, что Хинате не стоит так бояться родственников мужа. Похоже, он думает, что её тошнило именно из-за страха — как же он ошибается. Хината прикусывает внутреннюю часть щеки и кидает взгляд на стоящего к ней спиной Саске. Учиха смотрит на воду, на тяжёлую луну, отражающуюся в зеркале моря. Хината выпаливает, не успев себя остановить: — Почему ты сказал это? — Сказал что? — лениво спрашивает Саске, не удосужившись обернуться. — Про твоих р-родителей… Саске просто пожимает плечами и, развернувшись, тоже следует в сторону города вслед за рыбаком. Разочарованно вздохнув, Хината плетётся за ним. Почему я вообще здесь? Почему я иду за сумасшедшим вампиром, как какой-то потерявшийся щенок? Что со мной такое? Несмотря на бурю внутри, внешне Хината остаётся спокойной. Она следует за Саске в лапшичную, позволяет ему заказать ужин на двоих и жадно уплетает собу, не чувствуя вкуса. Щёки раздуваются, как у голодного хомяка, объедающегося впрок, и всё это время в мыслях у Хинаты бьётся бесконечное почему. В ответ на ум не приходит ничего кроме варианта, что её взяли под контроль, что она застряла в гендзюцу и не может выбраться. Хината тонет в присутствии Саске, он — водоворот, а она — лодка без гребца, которая по спирали всё ближе и ближе к его центру, к забвению. Пресная лапша застревает в глотке. Словно чувствуя её внутреннее смятение, Саске нарушает тишину. — Я сказал ему это, — размышляет он вслух, — потому что если всё пойдёт по плану, то я встречусь с родителями. Хината давится лапшой. Несколько минут уходит на то, чтобы откашляться, после чего она залпом выпивает стакан воды и роняет голову на сцепленные ладони. — Прости… ч-что?.. — Я просто отвечаю на твой вопрос, — спокойно поясняет Саске, ловким движением накручивая на палочки лапшу. Хината моргает, обдумывая сказанное им. Ох. Он скоро умрёт. Он готовится встретиться со своими родителями… Жуткая правда бьёт в сердце, словно кунай: как это всё ужасно. Они сидят в тишине; Хината без особого энтузиазма гоняет лапшу по тарелке, пока та не превращается в одну крахмалистую массу. — Саске, — робко зовёт она, когда они выходят из лапшичной, — я… я… — Выкладывай. Хината делает глубокий вдох. — Я не понимаю, почему ты хочешь у-у-умереть. — Она хочет добавить, что вечная жизнь — мечта философов; фонтан молодости — цель исследователей; безрассудно расставаться с жизнью после чудесного воскрешения как-то неблагодарно и попросту глупо. Может, было бы разумнее жить и наслаждаться жизнью? Но эти мысли так и остаются невысказанными. Тёмные глаза Саске пронзают насквозь. У Хинаты ускоряется сердцебиение, и на секунду ей кажется, что он готов её ударить, но как только она неосознанно отшатывается, Саске запрокидывает голову и смеётся. Его громкий лающий смех пугает, но прекращается так же внезапно, как и начался, и Учиха снова смотрит на неё, отчего кровь во всём теле замерзает, как мелкая лужица зимой. — Учиха не заслуживают жизни. Я думал, ты это понимаешь, — резко сплёвывает он столь же ледяным тоном, как и кровь, застывшая в жилах Хинаты. Не сказав больше ни слова, Саске широким шагом устремляется обратно к берегу. Хината спешит за ним, и они молча разбивают лагерь. Она дежурит первая. Слезящимися глазами наблюдает, как полная луна поднимается к зениту; туман рассеивается, и серебристыми волнами вздымается океан. И совсем не имеет значения, что глаза Хинаты такие же большие и бледные, как луна; этой ночью она понимает, что ничего не видит. Когда Хината осторожно будит Саске, чья очередь дежурить, у неё возникает ощущение, что он вообще не спал. — Отдохни немного, — велит он ей. — На рассвете мы отправляемся в убежище Орочимару. — Д-да, Учиха-сан. — Хината вползает в спальный мешок, гадая, какие ужасы предстоят на её долю утром, и почему она должна терпеть их. Совсем не хочется лезть туда, куда лезть не следует. И когда она засыпает, ей снятся кошмары о том, что они найдут на базе Орочимару: части тел, плавающие в растворе или законсервированные в банках с формальдегидом, ржавые скальпели, покрытые застарелой кровью, полые черепа и гнилые кости. Когда грубые руки Саске тормошат её, Хината совершенно не чувствует себя отдохнувшей.