Лучше умереть

«Когда я умру и буду похоронен, не плачь по мне,

О, не плачь по мне.

Не плачь по мне, когда я пересеку этот кристальный океан,

О, не плачь по мне.»

      Когда Саске приводит её на старую, заброшенную свалку на острове, Хината испытывает замешательство. — Активируй додзюцу, — приказывает он, и она без колебаний подчиняется. Хината осматривает свалку: горы битого хлама, гнилого дерева, катушки ржавой проволоки, части разрушенных домов — древние оконные рамы без стёкол и куски лепнины. Она вливает больше чакры в глаза, заглядывая глубже, под землю, и не сдерживает поражённого вздоха. — Там целая сеть подземных пещер! — Хината потрясена — кто в здравом уме строит подземное логово на острове? Разве это сомнительное убежище не затапливает с каждым приливом? Хотя Орочимару был безмерно далёк от того, что называют здравомыслием… — Вход, — командует Саске. Вены вокруг глаз Хинаты вздуваются сильнее, когда она спешит выполнить приказ. Вот он! Под грудой ржавого металла и чем-то, похожим на кадавр из покрытых плесенью костей. Им требуется четверть часа, чтобы убрать весь мусор: скользкие ковры и крошащийся щебень, но, наконец, в самом низу они находят цельный металлический лист. — Отойди, — шепчет Саске, и Хината отскакивает, а воздух наполняется щебетом тысячи птиц. — Т-ты уверен, что следует использовать Ч-Чидори на м-металле? — кричит она, но визг техники молнии заглушает все прочие звуки. Саске заносит кулак, больше напоминающий сейчас игольчатое серебряное солнце, затем резко опускает его, оставляя ослепительный след, похожий на хвост кометы. Следует мощный взрыв; над мусорной кучей расцветает серебряное сияние и повисает облако дыма, и Хинату отбрасывает от эпицентра взрывной волной. Она благодарит Ками за то, что приземляется на замшелые коврики; они отвратительны и на ощупь, и на вид, но смягчают падение. Лучше упасть на них, чем на острые ржавые прутья, торчащие в нескольких сантиметрах от неё. — Учиха? Учиха-сан? Учиха-са-а-а-а-а-ан! — Хината поднимается и ищет Саске. Его нигде не видно; там, где только что была металлическая пластина — зияющая, обугленная по краям дыра. — Учиха-сан? — шепчет Хината. — Почему ты не сказала, что Чидори — плохая идея? — рявкает он откуда-то из-за спины, и от неожиданности Хината высоко подпрыгивает. — П-п-прости… — мямлит она, обернувшись, но так и не видит Саске. — Я внизу, — сухо заявляет он. Хината опускает голову… И истошно визжит. — О, Ками! Твоя голова! Твоя голова! — захлёбывается она леденящими кровь воплями, которые оглушили бы даже глухого. Обугленная голова Саске отделена от тела; его почерневшие, местами отсутствующие зубы обнажены в забавной гримасе. — Женщина. Заткнись, — приказывает он, и крики Хинаты переходят во всхлипы. — Найди части моего тела; процесс регенерации пойдёт быстрее, если все компоненты будут в одном месте. Глаза у Хинаты сейчас, наверное, похожи на огромные пустые оконные рамы, на которых покоится окровавленная голова Саске. Хьюга покрывается противными мурашками. Но Саске окатывает её свирепым взглядом, и это приводит Хинату в чувства, побуждая действовать. Хината с содроганием собирает так называемые компоненты Учихи Саске: почерневшую руку, обломки ноги, поджаренное месиво из органов — она старается не определять, что это за органы, пока не подбирает бóльшую часть ошмётков его тела. К тому времени, когда она возвращается к говорящей голове, та уже выглядит не такой почерневшей; бледно-розовая кожа заменяет обожжённую плоть. Хината бесцеремонно бросает изломанные и обожжённые части тела перед головой — не потому, что она неуважительна, а потому, что напугана больше, чем когда-либо в своей жизни, и оттого неуклюжа. Какая-то извращённая часть её разума замечает, что она похожа на жрицу, приносящую в жертву Богу-Отрубленных-Голов обжаренные потроха, и от этой мысли Хинату тошнит. Ей приходилось видеть живых мертвецов, да она даже убила изрядную долю таковых, если убийство — подходящий термин для обозначения выведения из строя тел, которые уже и так мертвы. Но Хинате никогда не приходилось собирать мёртвое тело по кусочкам, чтобы оно могло соединиться и регенерировать само себя. И она никогда раньше не подчинялась приказам бестелесной головы. Хината радуется, что утром почти ничего не ела, иначе её бы наверняка уже вырвало. Учихе Саске требуется бóльшая часть дня, чтобы регенерировать полностью. Хотя, если по-честному, он не делает ничего — его тело собирается заново само по себе. В какой-то момент Хината перебарывает тошноту и в немом ужасе наблюдает, как окровавленные, почерневшие кусочки предателя Учихи буквально выползают из-под обломков и снова прирастают к его телу: ошмётки плоти, раздробленные кости, кругляши зубов. Коленный сустав выскакивает из кучи мусора и летит к Саске по воздуху, едва не размозжив бедной Хинате голову в процессе. И всё это время алые глаза Саске светятся сложным узором Мангекё Шарингана; черно-красное вращается, как вихрь, как демонический водоворот. Когда дневной свет меркнет, два его глаза освещают свалку жутким, гнилостным светом, пока тело мало помалу восстанавливается. Наконец, Хината отворачивается и смотрит на звёзды, загорающиеся в замёрзшем небе, желая узнать свою жалкую судьбу по рисункам далёких созвездий. Убывающая горбатая луна поднимается над океаном, как надкушенная головка сыра, когда, наконец, Саске встаёт и приказывает Хинате найти ему одежду. Очевидно, он совершенно голый. Она вздрагивает от этого открытия. В какой-то момент стало слишком темно, чтобы наблюдать за регенерацией его тела, и Хината радуется этому, потому что если бы ей пришлось смотреть, как достоинство Саске прирастает братно к промежности, она бы просто умерла на месте. Хвала Ками за темноту! Лунного света недостаточно, чтобы увидеть что-то неприглядное; по крайней мере, так она думает. К счастью, они оставили рюкзаки за пределами свалки — в противном случае, Хината уверена, что они бы сгорели при взрыве — и она торопится принести ему одежду. Вернувшись, Хината густо краснеет, потому что видит его силуэт, вырисовывающийся в призрачном свете луны под неправильным углом, под которым она может полюбоваться длиной и обхватом Саске-младшего. Хината ничего не может с собой поделать. Ещё совсем недавно она была деревенским преследователем, а старые привычки не так-то легко избыть, поэтому и сейчас Хьюга ловит себя на том, что глазеет. Между делом она понимает, что по размерам Саске значительно превосходит Наруто… — Хьюга! Хинату выводит из транса его окрик. Вздрогнув, она опускает глаза, несмело подходит к Саске и буквально впихивает одежду ему в руки. Он ворчит что-то вроде: чёртово дзюцу реанимации, грёбаные глаза могут собрать заново плоть, но не одежду… Хината краснеет сильнее, чем расплавленный металла у входа в убежище, который до сих пор, раскалённый, тлеет на прохладном ночном воздухе. Одевшись, Саске велит ей идти за ним. Хината, которая до сих пор смотрит в землю, лепечет что-то невнятное и, спотыкаясь, спешит за ним в потёмках, и только через несколько мгновений додумывается активировать Бьякуган. Перед ними зияет вход в убежище Орочимару, похожий на огромную дымящуюся пасть. Когда они спускаются туда, у Хинаты возникает ощущение, что её проглатывают заживо.