Лучше умереть

      — В общем, Хьюга, у меня к тебе предложение. Когда они выходят из чайной, головокружение Хинаты только усиливается. П-предложение? О, боги! Он хочет, чтобы она помогла ему возродить клан? К сожалению, Саске не в её вкусе: во-первых, он не блондин. И недостаточно загорелый. И глаза у него недостаточно голубые… Но у Хинаты больше нет времени на раздумья, потому что Саске продолжает твёрдо и даже как-то насмешливо: — Работа. Кое-что получше, чем стать жертвенным агнцем для очередной религиозной секты. Мне нужно, чтобы ты меня убила. В первые секунды Хинату накрывает волной облегчения. — О, слава богам, ты не хочешь, чтобы я рожала тебе детей! — выпаливает она. А потом до неё доходит смысл последней фразы. — Подожди. Т-ты хочешь, чтобы я ч-ч-что?! — Не хочу, мне нужно, — медленно отвечает Саске, будто если он будет по слогам растягивать каждое слово, то это улучшит понимание Хинаты. — Мне нужно, чтобы ты меня убила. — Н-н-но т-ты уже м-м-мёртв! И-Или б-был м-мёртвым! — с огромным трудом выговаривает она, пока Учиха продолжает тянуть её куда-то по узким грязным улочкам. Пропустив её вялые возражения мимо ушей, он покупает пакетик моти с корицей и изюмом и вручает угощение Хинате. — Я знаю, что они твои любимые, — поясняет он в ответ на немой вопрос, и Хината краснеет; кажется, Саске известны все возможные факты о ней. У Хинаты гибкая психика; за свою короткую жизнь она свыклась со множеством странных ситуаций, например, с претензиями Ханаби на титул наследницы Хьюга, хотя старшая из двоих сестёр именно Хината. Она привыкла к отчуждённости собственного отца и к столь же отчуждённой мачехе. Она привыкла даже к методичному и навязчивому преследованию Хокаге-сама, и смирилась с тем фактом, что Наруто женат на Сакуре и у него трое розоволосых детей (хотя у них должны быть либо светлые, либо тёмные, почти чёрные, волосы). Но Хината не может — и никогда не сможет — привыкнуть к тому, что у неё имеется собственный преследователь. Это ужасно. Это нервирует. Это, в конце концов, неправильно. (Не то чтобы этот факт заставил её пересмотреть собственные действия в отношении Наруто, но всё же…) Саске неподвижно стоит напротив и смотрит на неё; Хината понимает, что он ждёт, когда она съест моти. А вдруг оно отравлено? Вдруг она подавится воздушным рисовым тестом и умрёт? Вдруг её надежда умереть, съев десерт, вот именно сейчас становится самоисполняющимся пророчеством? Она издаёт страдальческий, задыхающийся хрип и под пристальным взглядом Саске нерешительно кладёт в рот кусочек моти. Пирожное вкусное или, по крайней мере, могло быть таковым, если бы не мертвец, наблюдающий за тем, как она жуёт. У Хинаты пересыхает во рту. Проглотить моти равносильно великому подвигу, но она каким-то чудесным образом справляется с задачей. Саске берет Хинату за локоть, будто она манекен, неспособный двигаться самостоятельно, или домашняя собачка, которую следует водить на поводке. Он усаживает её на скамейку в парке, и ветер швыряет сорванный дубовый лист на её чёрные брюки. Хината не смахивает его и любуется, как ярко-жёлтый контрастирует с тёмной тканью. Она безучастно разглядывает этот листочек, пока Учиха собирается с мыслями. — Видишь ли, — тянет он после долгой паузы, — у меня проблема. Я не могу умереть. Хината медленно поворачивается к нему лицом. — Как?.. Он понимает, о чём она спрашивает. — Меня тогда действительно убили. Вот что случилось… — По мере рассказа его взгляд тускнеет, как затянутая облаками луна, и Хината закрывает глаза. Позволяя его словам накатывать на неё волнами, она погружается в прошлое и воссоздаёт минувшие события. Вот Мадара, в оранжевой маске и со звериным взглядом нелепо выпученных глаз, а вот и Наруто, в развивающемся за спиной чёрно-красном плаще Мудреца, и его глаза окаймлены оранжевым. Саске просто наблюдает, как болтливый, упрямый блондин и орда жаб запечатывают Мадару на горе Мьёбоку. Там Мадаре предстоит провести целую вечность подвешенным на цепях над ямой с кипящим маслом; каждое утро жаба будет выкалывать ему глаза кунаем, а тело после обваривать в кипящем масле. Хината вспоминает заморскую легенду о Прометее и вздрагивает; звучит малоприятно. После того, как Большой Плохой Учиха запечатан, наступает время для эпической битвы, которую все так ждали: королевская битва седьмой команды. Только вот, Саске наплевать. — Я нашёл двух старейшин, — объясняет он, сжимая и разжимая пальцы. — Перед тем, как перерезать им глотки, как свиньям, я вытащил из них всю информацию. — Хината снова вздрагивает, представляя свиней — о боги, какую? — и Саске объясняет: то, о чём Итачи никогда не рассказывал ему. То, что Мадара так и не раскрыл. Что именно представлял собой печально известный переворот, который Учиха планировали много лет назад, когда Саске был совсем юным учеником академии? — Они собирались убить каждого мужчину, женщину и ребёнка в Конохе, — монотонно продолжает Саске. А потом был Итачи, и почти самоисполняющееся пророчество, и сами Учиха оказались принесены в жертву, но какому богу, во имя какого высшего блага, Саске не знает. Однако по его тону, по тому, как он горбится, уперевшись руками в колени, чувствуется — он верит, что клан Учиха получил по заслугам. — Я перестал сопротивляться, — просто говорит он. — Когда Наруто и Сакура набросились на меня, — их кулаки пылали и светились, а из глоток рвалось громкое Саске-е-е-е-е! — вспоминает Хината, пока Саске продолжает: — я не дрогнул. Я не использовал Чидори-Шаринган-Аматерасу-Цукиёми или Сусаноо. Я хотел умереть, — заявляет он без всякого выражения, и Хинате легко удаётся представить всё снова: ужас на лицах Наруто и Сакуры, когда они понимают, что Саске просто стоит и ждёт, но уже не могут остановиться, отвести пылающие кулаки со смертельной траектории, и тело Саске взрывается от мощи необычайного дзюцу. — Представь себе моё удивление, — насмешливо замечает Саске, — когда год спустя я очнулся на поле боя голым и замёрзшим, но совершенно невредимым. — По его тону Хината догадывается, что Саске не слишком доволен этим чудом. Далее он описывает, как бросался со скал, выкалывал собственный вечный Мангекё Шаринган кунаем, как неоднократно взрывал себя, но всё безрезультатно. Вот почему Мадара запечатан, а не убит. Те, у кого вечный Мангекё, не могут умереть; их глаза нельзя удалить, а конечности нельзя отрубить. Саске хмурится. Почему Наруто и Сакура не поняли, что разорвать его на части и прикопать — всего лишь временное решение? Он теперь как жаждущий сна человек, чьи глаза вечно приоткрыты, сколько бы не заходило солнце. Хината смотрит на жёлтый лист у себя на коленях, потом крутит черешок в пальцах, лениво касаясь волнистого края. Она спрашивает, чем он занимался последние четыре года, помимо провальных попыток самоубийства. Саске пожимает плечами. — Сначала я подумывал уничтожить Лист. — Изначально он думал, что, раз уж у него в запасе целая вечность, чтобы всё уничтожить, то можно начать с Конохи; но этот план просуществовал недолго. Саске потерял к этому вкус. Так что три года он осматривал достопримечательности, путешествовал, спал с различными женщинами, пил сакэ, а на следующее утро просыпался в канаве — короче говоря, предавался блуду. Саске замолкает, и Хината не может понять, о чём он думает. Она едва не спрашивает, чем он занимался последний год, но вовремя одёргивает себя. Ответ очевиден: он преследовал главного деревенского преследователя, чтобы беспрепятственно шпионить в деревне. Поэтому Хината задаёт другой вопрос: — П-почему ты вернулся в Коноху? Он пожимает плечами и признаётся, что и сам не знает, зачем смотрел на все эти отвратительные улыбки, мирное время и, боги, поминальные службы по себе, на которых Хокаге рыдал как большой толстый младенец, а Сакура за его спиной смотрела в никуда остекленевшим от конской дозы антидепрессантов взглядом. А потом он упоминает саму Хинату, которая тоже стояла на окраине Конохи, подглядывая за жизнями, прожить которые ей было не дано. Саске видел её горечь, её доброту, постепенно тающую, словно сливки в чёрном кофе. Сначала, говорит Саске, она была просто средством для достижения цели, способом шпионить под прикрытием гигантского облака её страданий. Но в какой-то момент Саске понял, что Хината из средства превратилась в цель. — Ты такая же, как я, — говорит он, но Хината не верит — она не произошла из длинной вереницы маньяков-убийц, не прожила жизнь, полную мести, насилия и предательства, не умирала и не становилась нежитью. Но Саске продолжает: — И ты идеальна. Только ты можешь мне помочь. — В его тоне нет и намёка на вопрос, просьбу, но поскольку у Хинаты сейчас нет других дел — она не хочет возвращаться в Коноху, как не хочет становиться жертвой непонятной богини, — она говорит «Да». Ей нравится думать, что она согласилась, потому что добрая, потому что Саске страдает, а она в силах помочь. Но в глубине души Хината знает, что это ложь. Она знает, что согласилась только потому, что не может придумать причину для отказа. В конце концов, она всегда была трусихой и слабачкой. — Хорошо, — говорит он бесстрастно. — Мы идём в одно из старых убежищ Орочимару. Твой Бьякуган будет полезен. Хината кивает и поднимается со скамейки; жёлтый лист падает с её колен на землю, и они покидают городок, название которого она так и не запомнила. Позже, думает Хината, она пожалеет об этом. Она пожалеет о жёлтом листе, о чае, о моти и о том, что сказала «да», хотя хотела сказать «нет», но сейчас она слишком ошеломлена свалившейся на неё информацией, чтобы сделать что-то ещё, кроме как последовать за человеком, которому, наверное, лучше бы умереть.