Вроде не держит, но и уже...не отпустит

      Туман становился все непрогляднее, а сумерки все плотнее и гуще, в вагоне небыло не единого источника света и Джеймсу совсем не хотелось оставаться здесь ещё дольше, поэтому он резво подхватил свой чемодан и едва ни забыв фуражку, незамедлительно покинул пустующее место. Сейчас, когда вокруг стало непостижимым образом темно, всё равно нет возможности хотя бы как-то осмотреться, потому Баки решил не спеша идти вперёд, по направлению к выходу из вокзала, в надежде поймать такси до дома. Юноша брёл по пустующей рекреации зала ожидания, а у самого липкий холодный пот от загривка, прямо по спине: вокруг небыло вообще никого. Деревянные лавочки лежали перевёрнутыми к верху ножками на полу, который был в некоторых местах раскрошен так, будто с высоты на него падало что то очень тяжёлое. Слой пыли и грязи можно было лицезреть повсюду, а уж стойка билетёра, и вовсе была разрушена. Этот чёртов пронизывающий до костей холод, с тихим гулом, гуляющий от стен до самого пола заставил юношу вздрогнуть всем телом. Его словно парализовывала эта тишина. Он стоял один одинёшенек посреди огромного зала, пригвожденный к полу, только и мог что смотреть по сторонам, крутить головой, прислушиваться. …к тишине, что была такой пугающей и не доброй. Пальцы рук сковало то ли от холода, то ли от начинающегося тремора, а в мозгу складывалась картина, от которой если бы мог, то Джеймс обязательно рухнул бы на колени и надрывно зарыдал, но горло сдавило спазмом так, что сглотнуть не было сил. «Господи…неужели…я не смог? Не спас, а навредил? » — стучала словно набатом прямо в виске, ужасная догадка. — Боже…это пока я был на фронте, вдали от родины, проклятые немцы добрались и сюда? Разрушили мой город, и… — уже вслух с хрипом сорвалось с губ Джеймса и он отмер в тот же самый миг. — Мама, папа… Стив! — Баки бегом побежал к выходу, едва при этом не споткнулся о крошки извести, что рассыпалась с потолка и осколки раскрошеной плитки. Выбежал на улицу, прямо на середину дороги и обомлел от немого шока, осознавая что машину поймать не представляется возможным: вокруг небыло машин, с обоих сторон ни одна не проехала мимо и у Баки даже возникло дикое желание закричать. — Эй! Кто нибудь здесь есть?! — с надрывом крикнул Джеймс, запрокидывая голову к тёмному, беспросветному небу, с которого ему прямо на лицо сыпалось нечто похожее на…пепел? Крупинки падали ему на щёки, подбородок, оседая противными, раздражающими кляксами и юноша порывистым движением снял с головы фуражку, прислоняя ладони к своим щекам. — Точно, пепел…– хрипло прошептал Джеймс, а с покрасневших глаз, по таким же розовым от холода щекам скатывались слезинки, смешиваясь с пепельными следами, оставляя чумазые отметины, стоило только ему растереть лицо руками. Стоя посреди дороги, в кромешной темноте, как ни старался напрячь глаза в поисках дыма или следов горения, Баки не смог ничего отыскать или увидеть. Все внутри дрожит и обрывается. Господи, а вдруг кому-то помощь нужна, пока он тут стоит в тщетных попытках унять накатывающие страх и истерику? Нужно же что то делать! Не думая ни мгновения, юноша сорвался с места и побежал. Ему срочно нужно было найти очаг появления пепла, нужно было помочь… Да вот только пробежал он довольно, и куда бы ни заглядывал, убеждался что и в помине нет ни пожара, ни вообще намёка на какое бы то ни было присутствие людей. По мере сил Джеймс обежал все переулки, скверы, дворы, вертел головой пытаясь уловить движение в окнах квартир, слепо, до последнего надеясь, что ему просто в том вагоне снится страшный сон и он вот вот проснётся, однако нет — от резких движений заболел затылок и заныла шея, но все было по прежнему. Нигде не горел свет, нигде не было людей. Юноша тяжело переводил дыхание прижимая ладони к голове, с силой и остервенением сжимая пальцами пряди волос. «Да что же это?!» Чёрт возьми, ещё эта темнота! Она просто с ума сводит, не даёт разглядеть ничего, нарочно играет и запутывает! — Какого же чёрта?! — Баки не выдержал и вновь закричал во всё горло. — Сейчас ведь только день! Белый день!!! Как же безумно хотелось, чтобы его услышал хоть кто нибудь. Чтобы знать, что он не сошёл с ума и не остался совсем один в большом, пустом и разрушенном городе. Как же хотелось сейчас иметь при себе хотя бы фонарик. Судорожно отняв от головы руки, Джеймс стал хлопать себя по карманам кителя и брюк. Сразу же всплыл в мозгу день, когда товарищ из роты подарил ему зажигалку в честь «девяноста девяти дней удачи», когда Джеймс неожиданно для себя вдруг стал курить. Сразу, как попал в сто седьмой пехотный, Баки сам себе дал зарок, что если закурит и в течении всей войны останется жив, значит сигареты ему не страшны. Однако вопреки всем ожиданиям, столь пагубная привычка пришлась юноше не по душе и он бросил спустя половину заданного срока. Но надо было отдать должное «Дум-Дум» Дугану, который не забыл об этом символическом, бахвальном и безолаберном поступке товарища, и подарил ему на память отделанную золотом зажигалку ручной работы, которая досталась тому ещё от его деда. — Держи держи! Чтобы не цыганил спички! — до сих пор добродушный гогот друга стоял в ушах. Знал бы он, как его подарок придётся кстати. Джеймс с облегчением вздохнул, когда обнаружил зажигалку в кармане брюк, и вытащил её, стараясь зажечь. Пальцы не слушались, дрожали и он едва ни уронил её на землю, но все-таки смог поджечь. Конечно мало помогало, но по крайней мере он мог видеть все, что было вокруг на расстоянии трёх шагов. Спустя минуту оглушающей тишины, Баки успел пожалеть о своём желании быть услышанным, когда позади себя стал различать харкающие и гортанно хлюпающие звуки. Звучало так, словно тот, кто находился сейчас за его спиной пытался что то говорить, но захлёбывался слюной и обильно хлюпал носом. При этом шагов неизвестного Джеймс почти не слышал. Он отлично усвоил правило не стоять спиной к тому, что могло представлять опасность, поэтому резко развернулся инстинктивно отошёл на три шага назад, освещая зажигалкой пространство перед собой. До последнего Джеймс велел себе не скатываться в безумие и судорожно искал логическое объяснение, пытаясь мыслить здраво. Сердце бешено колотится, едва ни пробивая грудь, пот застилает взор, а голова начинает раскалываться от стресса и нехорошего предчувствия, но юноша упрямо светит перед собой задавая единственный вопрос, что пришёл в голову: — Кто здесь? Покажись! В ответ все те же омерзительные звуки хлюпанья и глухие шлепки о землю. — Если нужна помощь, дай знать — выйди, чтобы я мог тебя увидеть! — продолжал тем временем Баки, до рези и боли под веками всматриваясь в проход арки переулка. При этом даже не догадываясь, что помощь понадобится ему самому, как только увидел, кто именно вышел перед ним в ответ на его просьбу.