Вроде не держит, но и уже...не отпустит

      Что должен чувствовать человек, который очень долгое время находился вдали от родного дома? А что если ещё и находился при этом на волоске от смерти не единожды? Верно. Надежду. Она согревает, даёт силы, держит на плаву и не позволяет сойти с ума до такой степени, чтобы впадать в отчаяние, даже когда кажется, что вот — уже конец, нет выхода, нет спасения. Когда уже ну ни во что не веришь, но тем не менее продолжаешь молиться и надеяться. На Бога, на товарищей, на самого себя, причем последнее, однозначно выше всего остального. Когда призывался на фронт, Джеймс — ещё такой юный мальчишка, подсознательно догадывался, что на войне не на кого будет положиться, кроме как на самого себя и это вполне оправдано: то есть да, есть боевые надёжные товарищи, которые несомненно станут близкими настолько, что можно будет запросто отдать за них жизнь, однако чтобы сберечь ту самую жизнь, необходимо всегда доверять только себе и оружию своих руках. Оно никогда не подведёт и не предаст. Не даст осечек, только если с ним как с неотъемлемой частью себя самого будешь до конца искренен. Баки на протяжении всей войны спасал жизни по мере своих возможностей, берёг каждого из своих товарищей, сражался доблестно на благо родины, однако свою жизнь он доверял только себе. За это то ему и зачлось где то там, на небесах, потому что он выжил. Выжил там, где это удалось бы далеко не каждому, выдержал все тяготы, испытания вместе с болью от невыносимых потерь близких друзей на поле боя, но с непоколебимой надеждой в сердце. Он ещё нужен и этот шанс, юноша был намерен использовать во что бы то ни стало. Пусть будет сперва не так просто, не все быть может споро сладиться, однако Баки даже не думал опускать руки — он живой, а это самое главное. Именно поэтому он в восторженном предвкушении, полный грандиозных планов на будущее, едет в поезде до родного Бруклина, с не увядающей улыбкой на лице, представляя как обрадуется Стиви — его самый близкий, лучший друг с детства. Такой непреклонный в своём чувстве справедливости, вспыльчивый и упёртый. Но одновременно, добродушный, храбрый, сильный духом несмотря на то что отменным здоровьем похвастаться, увы, не мог. Божья несправедливость. Баки сам себе солжет, если скажет что не рад тому что Стива из-за этого не взяли на войну. Ещё как рад, рад просто до безумия, ведь в противном случае, сам весь извелся бы от бесконечных переживаний и тревоги за него, тщедушного беднягу, у которого кроме обострённого чувства справедливости и веры в людей, небыло больше ничего. Этого на войне бывает достаточно в крайне редких случаях. И Стиви, к сожалению в эту статистику не вписывался. Джеймс очень любил его как своего младшего брата, по этой причине всегда желал ему только лучшего, всячески стараясь беречь от опасностей и необдуманных поступков, одним из которых, кстати и было его оголтелое желание призваться в армию. Баки все время, пока был на фронте переписывался со своей мамой, и уже от неё, всегда знал от и до о том, как складывалась жизнь у Стива. Он был бесконечно счастлив, когда узнал, что друг все-таки решил одуматься, найти себя там, где всегда хотел, но только несколько в другом качестве. Стив пошел добровольцем, но только не солдатом, а помощником для военврача. Профильного образования он конечно не имел, но зато быстро обучался всему необходимому, благо его покойная мама тоже была медсестрой, время от времени рассказывая сыну о некоторых аспектах профессии. Она считала, что это не будет лишним, учитывая то как может пригодиться Стиву в будущем с учётом его проблем со здоровьем. Слава богу Стив так же прошёл войну и вернулся целым и невредимым домой, но только чуть раньше, чем предполагалось. Джеймс не мог дождаться, когда прибудет на место — центральный вокзал, чтобы оттуда отправиться на такси до Бруклина. Всю дорогу юношу не покидали мысли о доме, о родителях которые ночи не спали, ожидая его возвращения. Боже, как они должно быть изменились. Как же он соскучился по фирменному маминому пирогу с капустой, и по вечерним посиделкам с отцом за партией шахмат в особенно дождливую погоду, когда никуда не хочется идти, а просто провести время в теплой семейной обстановке. Сердце на миг запнулось в томящем ожидании, а желудок при воспоминании о еде, вполне явственно дал о себе знать, небольшим урчанием и Баки сразу вспомнил о небольшом кусочке бутерброда, который припрятал в кармане своего армейского кителя после того, как купил его неподалеку от вокзала когда садился на поезд. Он был с сыром и тунцом, но всё же вполне себе сносный, поэтому Баки не стал сразу его доедать, благоразумно решая оставить половину на потом. Судя по всему, потом наступило и юноша извлёк из кармана небольшой кулёк свёрнутый в фольгу, чтоб в следующий момент откусить. Поезд тем временем преодолел довольно большое расстояние и едва повернув голову к окну, Джеймс заметил указатель родного города и только в тот миг заметил, что на улице внезапно опустился густой туман. «Странно, вроде бы не передавали осадков» — мысленно прикинул Джеймс, пережёвывая свой бутерброд, а заодно решил сконцентрироваться на пейзаже за окном, чтобы немного скоротать оставшееся время. Ему всегда очень нравились поезда тем, что монотонным стуком колёс мгновенно убаюкивали и путь сразу становился максимально комфортным. Своим привычкам Баки решил не изменять и в этот раз: убрал оставшуюся фольгу обратно в карман, чтобы выбросить в урну на вокзале, затем взглянул на наручные часы, убеждаясь что в запасе есть примерно полчаса, снял с головы фуражку и прислонился виском к стеклу, удобно складывая руки на груди. Стало немного зябко, однако Баки не придал этому значения, и только прикрыв глаза, моментально уснул. По ощущениям спал он недолго, во всяком случае полчаса минули, но проснулся он не от того, что проспал прибытие, а от того что правая половина лица слегка занемела от сидения в одном положении, а висок стал побаливать из-за того что металлический край оконной рамы больно врезался в кожу. Джеймс открыл глаза, тут же весь сжимаясь от холода сквозняка, который гулял по вагону. Это не просто лёгкое дуновение из окна, а самый настоящий ветер с улицы в распахнутые двери. Парень был сбит с толку: когда это в Нью Йорке, в пору ранней весны было такое похолодание? Затем выпрямился на сидении, помассировал переносицу и хорошенько проморгался, и от увиденного впал в настоящее замешательство: в вагоне поезда он был совершенно один, хотя точно помнил, что народу было предостаточно, когда только входил, занимая своё место. — Ну и ну… — только лишь протянул Баки вполголоса, осматривая помещение вагона. Ни малейших следов того, что здесь находились люди, даже близко не было, только сплошная тишина, которая почему то давила на уши, и не внушала отнюдь ничего хорошего. Просто пустой вагон, стоявший на платформе посреди вокзала. Джеймс оторопел и взглянул на часы: — Я же не проспал. — задумчиво, слегка насторожено произнес он. — Прошло ровно полчаса… Парень резко повернул голову вновь к окну, наконец понимая, от чего ему стало не по себе. Начинало темнеть, а туман все продолжал тяжёлым смогом укрывать окружающую обстановку на улице. — Но…как это? Сейчас ведь только полдень. — сорвалось с губ Джеймса, когда к нему пришло понимание того, что на вокзале тоже небыло абсолютно никого. Он пустовал. И судя по всему, уже довольно давно.