Притворство Неизбежности

в подобные родом моменты, когда люди связывают друг друга определенным разговором, на одну из подходящих по свойственным интересам тем, Есенину кажется, что он в эту минуту является лишним игроком. побарабанив кончиками пальцев пару секунд по столу, как-бы от скуки, всматривался уже не в первый раз на настенные часы, стрелки которых, как казалось, не двигаются и вовсе. в надежде, что его заметят и соизволят отпустит на воздух чистый, продолжал бесспорно наблюдать. —простите, то есть, грохнулась?- недоуменно скривился Трубецкой, потирая затекшую переносицу, дабы свести мысли в порядок. —уж не знаю подробностей, товарищ.- безнадежно пожимает плечами тот, надувая выпученную губу, мол, понятия не имеет и знать, не знает подобного.— лежит вся бледная, видимо, болеет, может, чем. не знаю, друг мой, не знаю я.- качает головой, кивая постепенно.— знаю лишь, что поймали ее на улице, с часу назад — без документов. понятное дело, задержали. привели, усадили, как положено, а она в ступор и грохнулась.- оборвал, руки по разные стороны раскинув, как-бы описывая движениями произошедшее. —где она?- резко спрашивает, отчего-то взгляд нашумевший на Есенина, подслушивающего, косит. Опраксев, со взглядом, полным переживаний нагнетающих, соизволил произвести следующие действия, отойдя на пару шагов к двери входной, что вела в слабо освещенный коридор. рукой созывая, как-бы указывая на что-то, хмурится, прищуриваясь, да нервно посматривая на товарища, подступившего через плечо. —так это, вон, на скамейку ближнюю, ко входу уложили. лежит себе смирно, не двигается, не мешается.- отвечает, стараясь в голосе выравниться, придать хоть какую строгость, уравновешенность.— а куда еще прикажете? не в кабинете же. мало приличного будет. —зачем же на скамью? тем более, что у входа!- разглядев нужный объект нашумевшего скандала, тон голоса стремительно повышает, яростно переводя взгляд на Опраксева.— сам подумай, зайдут люди важные и увидят позорище это, и что они, как думаешь, подумать должны будут? что о нас говорить станут, в конце концов?- руку резвым движением поднимает, как-бы замахиваясь, что не на шутку напугало мужчину.— мы как отчитываться пред Вячеславом Рудольфовичем Менжинским будем? об этом ты подумал? как в глаза министерству обороны смотреть собираемся, тупая твоя голова?- палец раскрасневшийся ко лбу преподносит, как-бы совершая некий жест совершенного глупого поступка, со стороны товарища. томно вздыхает, усидчиво размышляя о дальнейших последствиях. осознав дельное положение, что, как показалось Есенину, выходит из под весомого контроля, коей и в помине не было под ним, соизволил уловить себя на мысли о своем нескорейшем уходе. услышанный им только разговор не на шутку напугал его, заставив запаниковать без осознания надобности на то. взгляд вдруг сделался нежеланно нервным, тяжелым, когда, в свою очередь, кончики пальцев уже не отбивали задорную им, привычную чечетку, отпрыгивая на столе забавными движениями, а сжались в весомый кулак, что был не в силах разжаться более. сердце панически забило тревогу в груди, как-бы в хотении напомнить своему хозяину о начинании чего-то неприятного, вовсе не хорошего, во всех смыслах. —кто смел опрашивать?- в грубом тоне вопрос задает, продолжая разглядывать лежащий женский силуэт, что виднелся в омуте смутном. —так это, товарищ Насидкин.- вновь нервно сглатывает подступивший ком в горле, будто глыбу ледяную глотая. в попытках сосредоточиться, промаргивает пару раз, головой встряхнув резво. —и где же он сам?- тут же следующий вопрос бросает колко, взглядом абсурдным смиряя коллегу, что и без того был в смятении потерянном, отдаленном. —на опросе, в 7. приказал не трогать, спроса не брать. а как проснется, водой окатить.- смущенно отвечает, не в силах взгляда смерить, с собеседником, достойного.— дальше и сама, сказал, дойдет. не больница здесь, да и не наши это проблемы, с больными возится, понимаете ли. заблуждений взгляд, еще пару минут остановившийся на незнакомке потерянной, невольно, медленным движением перешел на забытого всеми Есенина, что все еще находился в смятении и ожидании на себе достойного внимания. буркнув что-то не по-человечески, никому не воспринятые всерьез выражения, озадаченно провел шершавой ладонью по давно вспотевшему лбу, задумчиво кивая. —Довыдов на посте?- неожиданно спрашивает, в надежде получить одобрительный ответ со стороны коллеги, на что получает долгожданный, ему понравившийся, кивок. —что прикажете доложить?- в пониженном тоне спрашивает, мельком выглянув в пустующий коридор, будто удостоверяясь лишний раз, не подслушивает ли кто. более Есенин сидеть не мог, чувствуя возрастающее напряжение, что угасать, похоже, не собиралось. ему показалось, что люди, ведущие страшный переговор, в котором он был не по воле своей свидетелем, должно быть имеют за собой неблагоприятные известия, как и чередующиеся последствия. это насколько ж нужно нелюдями быть, чтоб человека в дурном состоянии оставить? в страхе смятения, не вправе что-либо предпринять, а уж тем более выдвинуть свойственное ему мнение, находит наилучшим и выгодным для себя решением сообщить о своем скорейшем уходе безмолвно. шумно привстав с места, да так, что железные, облезлые ножки стула притворно заскрипели по полу, оставляя за собой пару темных отметин, неловко клонится, как-бы извиняясь за свое присутствие и беспокойство. —ах-х, да. Вы, Есенин, можете идти.- слабо кивает ему Трубецкой, не соизволив и окутать хоть каким-либо знаком внимания давнего гостя, засидевшегося здесь. выходя в пустующий, одинокий и столь далекий коридор, озадаченный собственным спокойствием, каким не обладал во время наблюдения разгорячившегося диалога, белокурый обладатель светлой шевелюры прошел вдоль, насильно продвигаясь к назначенной двери. его более не интересовало о чем продолжат толковать и разъяснять меж собой эти люди, каким, по его мнению, суждено высказывать свое предостереженное мнение лишь любопытным родственничкам, какие только и соизволят их без конца выслушивать. одна из мыслей, прокрутившаяся следующей в голове Сережи, озадачила его не менее, ушедших им замыслов, преобладавшая собой великим желанием более не устраивать саботажи, которые могут вновь завести его в эту чертову дыру, какое он предпочел дать название этому месту. внезапно наткнувшись на что-то мягкое, нежно лежащее под подошвой, не так давно купленных туфель, мужчина обратил внимание на мешающий ему объект. бордового цвета, по краям обшитая мехом, варежка, лежала на холодном полу, виднеясь придавленной. подобрав чуждую вещицу, приподнял взгляд затейливый, осознавая кому именно принадлежит вещь. —Ваша?- ласковым возгласом обращается, по-доброму так, дружелюбно улыбаясь, и нежным движением протягивая вязанную ткань ее владелице. затуманенный взгляд, не вправе возлагать какие-либо на то надежды в поддержке, что уж там говорить о скорейшей, столь необходимой помощи, задумчиво стоял на месте, как-бы неживой вовсе. Маша, услыхав мужской голос в свою сторону, невольно подняла взгляд серебристых глаз, что не возлагали более надежд, не вправе мысленно предположить кому он принадлежит. пред взором девичьим объявился белокурый юноша; стройный, изящно, ладно скроен и как будто не крепко сшит, с васильковыми глазами, не страшными, не мистическими, а такими живыми, такими просто синими, и детскими, как у тысячи рязанских новобранцев на призыве — рязанских, и московских, и тульских, — и что-то очень широко русское. глаза, столь голубые, морские, васильковые, глубокие и облитые полноценной стойкостью, видно, здраво мыслящего человека, — показались Маше до жути знакомыми. любезная улыбка, не слетавшая с мужских уст, как-бы в знак приветствия, оголила своей неестественной красотой, какая бывает лишь, как казалось разуму девичьему, лишь в вымышленных сказках. не в силах, да и не в мыслях что-либо предпринять со своей затейливой стороны, продолжила безотказно, быть может, местами, глупо, разглядывать облик знакомой, как казалось памяти, личности. —Вы не бойтесь, я не кусаюсь.- усмехается тот, оголяя белоснежные зубы, в насмешливой, однако, добросовестной улыбке. с естественным ему интересом, какой бывает лишь, когда тебя и впрямь что-то увлекает, оглядел побледневшее, видимо, от страха, или, боли, девичье личико.— изволите, я присяду?- вежливо спрашивает, взгляда не отнимая с глаз женских, показавшиеся ему по-своему забавными. совершая легкий кивок, адресуя тот мужчине, желавшему, неожиданно, для обоих, составить компанию, бесшумным движением привстала на локти, принимая вид сидящего человека. не отрывая глазного контакта, шумно сглотнула, осознавая насколько сильно пересохло в горле, и в попытках вспомнить, когда в последний раз чувствовала желанную, на данный момент, жидкость. —воды, пожалуйста. воды.- скверным голоском молвит, почти бесследно, в надежде на спасение нынешнее. в продолжении всматриваться в мужские, столь живые, пахнущие творчеством и вдохновением глаза, Маша вдруг поймала себя на мысли, насколько может выглядеть глупо, в связи с обстоятельствами. легонько помотав головой, дабы привести нахлынувшие мысли в порядок, за смятением пришло на смену смущение. покрасневшие алые щечки вспыхнули, вырисовывая аккуратные, мистические узоры, какие бывают, когда чего-то, или, кого-то стесняешься, что окончательно понесло за собой сбой неравномерного дыхания. в порыве бороться с чувством упадка сил, приоткрыла рот, жадно хватая необходимый, для кислорода, воздух. —ну-с, как прикажете действовать?- послышался осипший, съязвительный возглас, видно, принадлежащий мужскому полу. мужчина, имеющий не столь высокий рост, в рабочей форме, со стажем, высокомерно изучал взглядом нерешенную проблему — Машу. —адрес она, толком, не назвала точный. телефона, говорит, домашнего нет. что ж за чертовщина такая?- озадаченно пожимает плечами знакомый девичьему взору, второй мужчина, что, не в первый раз поправлял слезающие, с крупного носа, очки.— быть может, приезжая, нет? ты погляди вид какой у нее странный, несвойственный. видимо, приехала откуда. кто ее, черт, разберет.- досадливо отмахнулся грубой рукой, тяжко вздыхая, мол, катись лесом и без тебя туго. —в таком случае, перенесите ее ближе к подвалу, пусть досиживает свое там. нечего здесь, на виду глаз человеческих мелькать.- принял за всех твердое решение мужчина, что бывал низкого роста, угрюмо покосившись на белокурого юношу, что внимательно наблюдал за развитием ситуации.— как оклемается, так водой окатите, и выход покажите.- добавил, недоверчиво, присматриваясь к Есенину.— у нас здесь, повторяю, не больница, чтоб больных, одной ногой в могиле, собирать.- подытожил, шустро переводя взгляд на товарища. —брехня!- невозмутимо воскликнул светловолосый, резво подскочив с места, будто ошпаренный, да девицу с некой осторожностью на руки беря.— не Вы ли, сотрудники НКВД, в обязанностях соизволены нести полноценные полномочия, оказывая помощь не столько по обеспечению государственной безопасности граждан, сколько призывать ответственность, сохраняя жизнь добровольного человека.- съязвил было он, вскидывая светлые брови, как-бы подчеркивая, тем самым, правоту сказанных только им слов.— и не совестно совсем, а-а, любезнейшие товарищи министерства?- окинул каждого он задорным взглядом, в целях побудить совесть, свойственную каждому человеку. —а Вы, собственно, кем являетесь, юноша?- помолчал с минуту, оскорбленный повышением голоса в свой адрес, скорчившись от предельного возмущения, мужчина, давший приказ о дальнейших действиях. —Есенин, я.- кратко отвечает, возвышая ввысь подбородок, мол, глянь, пред тобой человек известный. принижая свойственный ему тон, совершает легкий кивок, как-бы приветствуя. и какого было его удивление, когда худощавое лицо мужчины и мускула не тронула, услыхав знакомую всем, однако, похоже, что, не ему, фамилию. неужели, новости не читает? —ага. что ж, в таком случае, раз уж Вам, товарищ Есенин, небезразлично положение гражданки, в коем она находится на данный момент, не смею Вас останавливать.- смело подхватывает с секунду тот, расплываясь в бесчувственной улыбке, какая была свойственна лишь недовольным собственной жизнью людям.— забирайте!- развел руки по обе стороны, с довольной улыбкой глядя.— считайте, даром! привычный, самоуверенный, столь понравившийся Есенину взгляд, мимолетно спал, оставив за собой лишь осадок смятения. провожая затихшим взглядом уходивших в затейливую даль сотрудников порядка, напоследок показывающие ему свои невиновные спины, как-бы призывая к зависти, несвойственной поэту, взглянул на неизвестно когда задремавшую, в своих руках, девчушку. в момент осознавая всю серьезность сказанных им только слов, одумался, невольно покачивая головой из стороны в сторону. ну и кто тебя, Сережка, за язык-то тянул? шел бы себе смирно, ходом. а тут, снова, проблему на голову навлек, не в первый, между прочим, раз. —х-холодно.- шепчет проницательный голосок девичий, сдавленно произнося каждый слог, что давался с большим, неравномерно, содрогающим, для нее, трудом. голубые глазки, столь холодные и напуганные, остающиеся все еще в полномочиях надежды, не без напряга приоткрываются, в попытках опровергнуть надуманные мысли, ускользающие не по стойкой, крепкой и надежой тропинке, а по хрупкой, дряхлой и безнадежной, что беспечно, местами, изнурительно, обращается к обрывистым, злосчастным скалам. в продолжительном, уже хорошо знакомом смятении, не в силах разглядеть существенное взору, оглядывается зрачками, не вправе и головой пошевелить. толи от того, что нескрываемо ноет шейка белоснежная, по-своему, как-бы объясниться желает, а быть может, от холода, что сковывал озлобленным капканом, на который Маше удалось наступить. чувствует и как ножки замерзли, ощущая стабильное посинение, как и беспомощность в их же полномочиях пошевелиться. мельком поймала себя на мысли о своей злосчастной глупости, решив с пару часов назад, что капроновые колготки являются наилучшим выбором для подобной погоды. ощутила и зыбкую неприязнь на левой, костлявой руке, прочувствовав, что защиты, коей была вязанная варежка, не было, нежели на правой, что была в умиротворении и небывалом тепле. со временем умудрилась раскрыть для себя еще один, не менее шокирующий факт, что находится не в том положении, что была ранее; не стоит твердо на земле двумя ножками. мужские руки, с такой крепкой, упорной и надежной силой поддерживали женское, хрупкое, столь беззащитное тело, обрамляя искаженные исходы, не до конца осознанных действий. Сергей и сам не знал, по какой на то причине совершает подобное родом действие, оказывая помощь незнакомой ему особе. его, несомненно, дело это, безоговорочно злило, навитая бурю смешанный эмоций, кои держались, к счастью, далеко при себе, что было на радость. стараясь лишний раз не напоминать самому себе, что совершенный, необдуманный поступок являлся его личной инициативой, продолжал бесспорно размышлять над тем, что скажет Гале при входе, как объясняться станет, о помощи просить, молить. однако, не раздумывал о том, что в оправдание посмеет высказать сама женщина, не воспринимая всерьез, потому как хорошо знал, что ему она не откажет. просто не сможет отказать. —ножки, ножки замерли.- проныла шепотом нескончаемым Маша, зарываясь более в незнакомую ей, меховую, однако столь теплую, местами промокшую, шубу. содрогая коленки воедино, в надежде, что совершенное действие утихомирит бушующую, нагнетающую, морозную боль, продолжила безмолвно всхлипывать, мычать. —ай-й. Бог с тобой.- выругался Есенин в сердцах, как-бы показывая собственное недовольство, что нагнетало с каждым разом новой волной невесомых ополчений. резво махнув рукой, да медленными движениями, нехотя, снимая Машу с собственного, ноющего плеча, поставил на ножки, что еле стояли в привычном им положении. не медля ни секунды, снял с себя свою же шубу, купленную за последние гонорары, и нежным движением рук, соизволил надеть ту поверх влажного женского пальто, дабы хоть удобство предоставить какое. Маша, подняв затейливый, недопонятый взгляд, с весомой силой стараясь разглядеть, как можно четче спасителя ее, что дополнительным покроем тепла наградил, слабо улыбнулась в ответ, как-бы оказывая благодарность. вьющиеся крупные хлопья, разлетающиеся по разные стороны, не желали уступать место человеческому взору, пуще прежнего метаясь у разноречивых лиц проживающих жителей счастливую, отчаянную, однако, желанную жизнь, что с непоколебимой страстью возвращались в родные им дома. —глаза у Вас красивые.- бессовестно, как и без каких либо на то стеснений, произносит ласковым, приближенным возгласом неравномерным, расплываясь в неловкой улыбке. сам того за собой не замечая, да и до конца не осознавая по какой на то причине сморозил этакий комплимент, продолжил глупо улыбаться. не моргая, и не созывая бурный шквал смущения, медленным движением замершей руки, проводит по кучерявой, обсыпанной белоснежными хлопьями шевелюре. глаза у Маши были и впрямь красивые. голубые, столь затейливые, местами обрамленные оттенком неизвестного человеческому взору океана, изливались, порой, голубизной прозрачных вод, что равномерным, радушным течением сползали вдоль изящных густых ресничек, что хлопали, бывало, от безделицы. озадаченно оглянувшись вокруг, да встречаясь взором с бескрайним, обворожившим чернотой невесомой, небом, подметил про себя примерный час нашедший. нежным движением рук, однако, стараясь не медлить, не терять напрасно время, поднял Машу, вновь уложив ту на привычное, уже запомнившееся ей место — плечо. не оглядываясь в бушующую глубь, что манила своей обворожительной неизвестностью, продолжил начатый путь, игнорируя распахнувшуюся рубашонку, что наполовину оголяла мужское тело, в изволении скорейшей возможности содрогнуться нескончаемым вихрем морозным.