Искусство Суперсолдата

Спасо-Преображенская римско-католическая церковь в бруклинском районе Уильямсбург была пуста утром в среду. Сидя на стасидии, Донна отдаленным взором обводила темный купол, а затем опустилась к большому красному кресту над алтарем. Боковые витражи с изображением Девы Марии и Иосифа пускали переливчатый свет на скамьи, и она сфокусировалась на смешении красного и зеленого мозаичного отражения. Священник негромко прокашлялся. — Ты не проронила ни слова, дитя мое. Может, еще чаю? Она покачала головой и потрясла бумажным стаканчиком, булькая остывшей жидкостью на донышке. — Последний раз я исповедовалась давно. Живу в десяти минутах от этой церкви, и ни разу не была здесь, поэтому решила зайти. — Донна отпила остатки чая и поставила посудину рядом с собой. — Могу я задать вопрос, Отец? — Конечно. Она облизнула губу, глядя на не прокрашенную древесину спинки скамейки перед ней. — Вы верите в Ад? Отец Пол Лэнтом склонил голову. — То есть… как понятие? — Нет, как действительно существующее место. Что все люди неизменно попадают туда — и хорошие, и плохие. Он думно поправил колоратку. — Ты хочешь короткий или развернутый ответ? Она отвела взгляд. Накануне вечером господин Яшида прислал одобрение на прохождение терапии и обещал утром следующего дня отправить план лечения со всеми вытекающими последствиями. Донна боялась. Код активации хватко прирос к сознанию, и ей казалось, что после реабилитации она выйдет совершенно другим человеком — а, может, и вовсе забудет все. Донна видела, как машина Арнима превращала разум здоровых солдат в вязкое месиво: после миссий, во время снятия кода, от них оставалась лишь безличная туша, которой можно было выворачивать конечности, как тряпичной кукле. Она отчетливо помнила это ощущение — рассудок плыл, отороченный бездонной пустотой, а тело переставало чувствоваться человеческим. То не были старинные технологии промывания мозгов, а четко продуманное намерение ГИДРы, стремившееся выбить всю человечность до последней капли. А когда агент не поддавался, его погружали в криокамеру. Подобных солдат было немного, но в ходе службы ей удалось увидеть лишь одного — его Щ.И.Т.у спасти не удалось. Донна вгляделась в священника и, наконец, ответила: — Расскажите правду. Отец понимающе потянул уголок губ и оперся локтем о спинку. — Когда я учился в семинарии, я был скорее прилежным учеником, чем набожным католиком. У меня было мнение, — он потер подбородок, — о котором я рассказывал всем, кого мог припереть к стенке, что Ад — не значителен. Маленькая фигурка на большой схеме. — Не по-католически, — усмехнулась Донна. — Стоит упомянуть, — воздел он палец в воздух, — что в первоначальном тексте Библии вместо слова «ад» стояло еврейское шеол, то есть могила. Ад был не местом мучений, а могилой, в которой находились в состоянии небытия. Своего рода транс. Экклезиаст девять—десять. Отец Лэнтом сделал паузу. — Такое понятие Ада было простым, ведь описывало обычную смерть. Но средневековые богословы интерпретировали эти отрывки словами о чудовищном месте, где плоть человеческую, с каждым пройденным кругом, терзали чьи-нибудь пасти — точно, как описывал Данте в части об «Инферно». Донна невольно вздрогнула. — И в своем юношеском рвении, — продолжил священник, — я был уверен, что знал причину этому — пропаганда, созданная, чтобы привлечь людей в церковь. — Значит, вы не верите в Ад? — А я закончил речь? Она поджала губы. — Простите. — Спустя годы я оказался в Руанде. Пытался помочь местным церквям предоставить убежище беженцам и даже сблизился со стариной деревни — Гахиджи. Его и его семью все глубоко уважали — как хуту, так и тутси, — ведь он всем помог пережить голод и болезни… Он вздохнул. — Ополченцы любили заставлять жителей хуту убивать своих соседей с помощью мачете, но никто не смел поднять руку на Гахиджи. Говорили, «мы не можем убить такого святого человека…» Поэтому командир ополчения послал солдат с приказом отсечь ему голову на глазах всей деревни. Гахиджи не стал сопротивляться, лишь попросил об одном — попрощаться с семьей. Донна дышала через раз, внимая каждому слову. — Когда он закончил речь, солдаты не захотели его убивать — они вернулись к командиру и попросили его застрелить. Хотя бы подарить быструю смерть. И командир решил сам встретиться с человеком, завоевавшим уважение стольких людей. Он пришел к Гахиджи, говорил с ним в его хижине, они пили чай — мно-ого часов… Потом он выволок его и перед всей деревней зарубил на куски. Вместе со всей семьей. Отец взглянул на нее и тихо, но твердо сказал: — И тогда, в человеке, забравшим жизнь у Гахиджи, я увидел сущего дьявола, чье место было только в Аду. Так что — да, Донна, я верю, что Ад существует и что люди, убивавшие столь жестоко, сколь этот командир, должны отправиться туда и искупить свои грехи. Некоторые могут найти выход из Ада, но чем поплатится человек, прежде чем покинет его? Донна пересохшим горлом спросила: — А что, если его можно остановить, дьявола? Чтобы он больше никому не вредил. Отец Лэнтом повел плечами и нахмурился. — Остановить — как?

***

Пентхаус по адресу двести шестьдесят один Юнион Авеню находился на пятом этаже жилого дома постройки семидесятых. Донна забрала оригиналы документов из Корнельского университета и теперь, неся тяжелый портфель, давящий ремешком о плечи, возвращалась домой. Последние несколько дней нутро колотило холодное отчуждение, словно все те мгновения там, в школе для одаренных, казались чем-то неприкасаемым, как сон, быстро забытый по утру. Ей было трудно представить, как все эти годы она безмятежно жила в тихом районе Бруклина, буднично читала лекции студентам — кому, в большинстве своем, это и вовсе не сдалось, — и на протяжении стольких лет жила одна. Ни задорных бесед под окном. Ни лужайки по близости. Ни девственной природы. Ничего. Преподавание в школе наполнило легкие насыщенным дыханием, а затем кулак ГИДРы ловко пришелся под дых, лишая осмысленной жизни. Иногда Донна задумывалась, чем заслужила все это: потерю близких и дорогой ей работы, возвращение армии, извратившей ее существование… Ночью, спя в собственной, но такой незнакомой кровати, и крутя вереницу воспоминаний, просыпалось жгучее желание отомстить. Пойти в полицейский участок, самовольно сдаться отделу, чтобы деяния Макса и всех его подручных — если она правильно строила череду событий, — непременно всплыли наружу. Разумеется, сенат созовет слушание комиссии, Донну лишат регалий и возможности работать на несколько лет — однако ГИДРА, наконец, исчезнет. Но так ли это было? Насколько глубоко проросли их корни, чтобы их можно было вырвать одним заседанием Конгресса? Глядя в закатное небо, Донна приблизилась к дому и, введя код, зашла в подъезд. Слева от двери висели серые почтовые ящики с выпуклыми номерами квартир. Она потянула крышку ячейки №28, из которой высовывались знакомые газетные листы Дэйли Бьюгл. В последнее время они издавали колонки с множеством провокационных заголовок, и она подумала, что давно отписалась от их рассылок, но ей стало приятно, что хотя бы такая мелочь держала дом относительно живым. Донна свела брови, подправив сползающий берет, и еще раз заглянула в ящик — конверта с письмом о курсе лечении не было. Поднимаясь по лестнице второго этажа, Донна вдруг услышала продолговатый скрип металлической двери справа от нее. Из проема зашаркали тапочками, а свет чужого коридора обрамил пушистые, седые волосы. — О-ох, кто это к нам пожаловал? — протянула женщина, стукнув тростью для слабовидящих о косяк. — Особняк-то твой совсем запылился, детка. — Добрый вечер, Эл, — усмехнулась Донна. Алтея глядела в совершенно другую сторону, а ее неизменные солнцезащитные очки отражали свет лестничной лампы. — Как проходят поиски соседа? — Как дерьмо в прорубе, — плюнула она. — Где ж ты была все это время? — Я приехала в субботу. — Н-да? — нахмурилась Эл. — Вот черт. Перебрала, значит. — Гуляли с кем-нибудь? — Да подружайки приехали из Лондона. Чай, странно, не пьют, но пива целый ящик притащили. Слышь, — она шагнула вперед, — я твоему-то одну бутылку дала. Ничего? — Логану? — удивилась Донна. — Славный малый. Давно ты с ним? — Он просто сосед. — А, урод что ль? Импотент? — Эл. — Молчу. — Она прикрыла рот. — Ну ты, если что, тоже подыщи мне кого-нибудь. Соседа, слепого к изъянам жизни… — …и мастера на все руки. — Донна улыбнулась и подтянула ремень сумки, касаясь перил. — Обязательно. — Эй, а постирать-то есть что? Кальсоны твоего соседа, например? Она негромко засмеялась, поднимаясь по ступенькам. — Уверена, он умеет пользоваться стиралкой. — Так она у тебя была все это время?! Какого хрена ты ходила тогда в прачечную? — Чтобы с вами поболтать. — Черт бы тебя побрал. — Увидимся, Эл, — прыснула Донна, и ее смех отдался эхом о стены подъезда. Она быстро добралась до своего этажа и, щелкнув замком два раза, отперла тяжелую стальную дверь. Из ванной доносился шум воды, а со стороны кухни неожиданно потянуло томатной пастой, говядиной и кофе. По приезде домой первые два дня Донна и Логан ходили в забегаловку на первом этаже здания, а вечером заказывали пиццу или бургеры: готовить не хотелось, а до ближайшей бакалейной с приличными продуктами приходилось идти восемь кварталов. Донна знала, что обленилась, а потому, учуяв запах вкусного ужина, совестно повела плечами. Логан, похоже, взяв запасные ключи, молча дошел до супермаркета и также безоговорочно приготовил еду. Связка ключей лязгнула о стеклянную тумбу в прихожей. Она стянула с себя ботинки, пальто и берет, проходя к себе в спальню. Квартира размером в тысяча квадратных футов была одноэтажной, но с лестницей, ведущей на террасу. В ней было все: две большие спальни, две ванные комнаты — одна для хозяев, вторая — для гостей; просторный зал и широкие окна в пол. Жилье было выдано Щ.И.Т.ом по прибытии в Штаты — еще несколько подобных апартаментов держали другие спасенные агенты по разным уголкам Америки. Их было немного, а бюджет Щ.И.Т.а был нещадно велик. Бывшим солдатам повезло, что прежде организацией руководила Пегги, своей британской непоколебимостью вростая в решении любых вопросов, как толстый корень дерева. Донна не связывалась ни с кем из бывших агентов. Просто была рада, что те, кого вывезли из нацисткой преисподней, смогли найти свободную жизнь здесь. Натянув домашние штаны и футболку, она двинулась в зал. Плазменный телевизор, прикрученный к стене, вещал новости на Си-Эн-Эн. — Сегодня на пресс-конференции в капитолии штата Нью-Йорк выступил советник Генри МакКой, также известный как Зверь, чтобы обсудить новости о возобновлении экспериментов над мутантами, проводимых печально известной организацией ГИДРА. На мероприятии присутствовали представители СМИ, а также активисты, выступающие за права мутантов. Донна не поверила своим ушам. Она сунула руки в карманы и подошла ближе, бедром опираясь о подлокотник дивана. На экране высветилась широкоплечая фигура Хэнка и его волосатые пальцы, крепко державшие кафедру с тремя микрофонами. Глаза советника мрачно смотрели куда-то над камерой, а повсюду щелкали вспышки, смешиваясь с назойливым перешептыванием. Чья-то рука с карандашом вскинулась в воздух, и Генри, вздыхая, кивнул. — Мистер Маккой, уточните, какие именно эксперименты проводит ГИДРА? Насколько это опасно для мутантов и обычных людей? — На данный момент у нас нет полной информации о природе этих экспериментов. Но, судя по тем обрывкам, которые мы получили, речь идет о попытках манипулировать генетическим материалом мутантов с целью создания нового оружия. Мы активно работаем с международными организациями, чтобы предотвратить любые неблагоприятные последствия. Еще одна ладонь, теперь справа, показалась в объективе камеры. — Вы упомянули о солдатах, которые были спасены из лабораторий ГИДРы в шестидесятых. Что с ними произошло? Какова их судьба сегодня? Нутро вдруг сжалось. Неужели Хэнк говорил об этом добровольно, на загляденье всей Америке? — Эти солдаты прошли через ужасные испытания. Многие из них, к сожалению, психологически не восстановились даже спустя столько лет пребывания в Соединенных Штатах. Мы делаем все возможное, чтобы предоставить им необходимое лечение и поддержку. — Вы не боитесь, что ГИДРА возьмется и за них тоже? Они ведь почти не стареют, не так ли? Что помешает им примкнуть обратно к ГИДРе — особенно тем, что вылечились, но не до конца? Донна была уверена, что шестеренки в голове у Хэнка крутились с такой же скоростью, с которой журналисты щелкали фотоаппаратом. Она знала и видела по его потемневшему лицу, что он подумал о ней. — Я убежден, что… Телевизор выключился. Донна нахмурилась и перевела взор на дверной проем. — Платишь за кабельное ради новостей? — невесело поинтересовался Логан, проходя в глубь зала. В свете вечернего солнца его выпирающие вены на грудных мышцах и бицепсах приобретали новые рельефы, пока он клал пульт рядом на тумбу. Она с трудом оторвала от них взгляд, фокусируясь на его хмуром виде. — Надо было избавиться от кода сразу, как уволилась из Щ.И.Т.а, — тихо сказала Донна, подтерев нос. — Теперь весь мир будет знать о солдатах с мозгами, пущенными в блендер. Логан вытер скатившиеся капли воды с волос полотенцем на плече и качнул головой. — В этом нет твоей вины. — Тогда включи телевизор. Донна не просила помощи, и теперь расхлебывала то, что заслужила своими трусливыми действиями. Одно — было признать свою ошибку, другое — действительно что-то предпринять. Она не сделала ни того, ни другого, а когда, наконец, решилась, то стало предательски поздно. Логан взял конверт с журнального столика и, приблизившись, протянул его ей. — От Яшиды, пришел днем. — Спасибо, — кивнула Донна и взяла предмет, чувствуя изучающий взор мужчины и душистый аромат шампуня, исходивший от его тела. Влага стекала с идеальной кожи, равномерно постукивая о паркетную доску, и она все же глянула на его торс. — Накинь что-нибудь, пожалуйста. — Тревожит, что я близко стою? — В квартире установлено видеонаблюдение. — А что, будешь пересматривать записи с камер? — ухмыльнулся он. Донна зарделась и открыла клейкий слой конверта, опуская голову. — Теперь точно не стану… Письмо от Итиро оказалось коротким: «Уважаемая мисс Мартинс, Я хотел бы сообщить Вам, что все необходимые приготовления для Вашей поездки в Токио завершены. Мы тщательно рассмотрели вашу просьбу о дополнительном сопровождении в лице мистера Хоулетта, и пришли к выводу, что это вполне допустимо. Завтра в одиннадцать утра по СЛВВ Вас оповестят о приезде водителя. Рейс уже забронирован, и все расходы на перелет оплачены. Вам не нужно беспокоиться о каких-либо дополнительных организационных вопросах. Также хочу сообщить, что на данный момент нет необходимости встречаться с представителями нашей организации до приезда в Токио. Вся информация и дальнейшие инструкции будут предоставлены Вам по прибытии. Я благодарен Вам за сотрудничество и верю, что эта поездка будет плодотворной для обеих сторон. Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне, если у Вас возникнут какие-либо вопросы или если потребуется дополнительная помощь. P.S.: во втором документе Вы сможете найти план лечения. С уважением, Итиро Яшида 矢志田». Донна вздохнула и вытащила сложенную мелованную бумагу с логотипом компании. — Что? — спросил он, видя, как неуверенно она сминает край письма. — Прочтешь это мне? — Донна вытянула лист. — Я не смогу. Логан повел бровью, спокойно взяв документ, а затем и весь конверт из ее рук, и положил его на столик позади себя. — Еда остынет, — объяснил он в ответ на ее недоуменный взгляд и, положив ладонь ей на поясницу, подтолкнул в сторону кухни. — Идем. И она, почему-то, даже не воспротивилась. Лишь слегка улыбнулась, ощутив горячее касание его пальцев сквозь ткань футболки.

***

Негромко стукнув горлом бутылки о кухонный стол, Логан с характерным шипением откинул крышку и большими глотками стал потягивать пиво. Спать, откровенно говоря, не хотелось — впрочем, он плохо засыпал в последние несколько месяцев, с момента возвращения памяти. Джин это сделала не нарочно, а по его собственной просьбе, и теперь он боролся со внезапными вспышками памяти, как если бы голову протыкали тысячи иголок за раз. Логан вспомнил все. Первые годы жизни в северной Альберте. Сводного брата. Свое имя. И то, как убил родного отца. Он поморщился, щедро обжигая горло холодным Молсон. Логан не мог отделаться от гложущего чувства долга перед Донной за то, что она так легко впустила его в свою жизнь, квартиру, душу… Он настойчиво пробирался сквозь гущу ее прошлого, а она покорно открывалась перед ним, как лепестки золотистой орхидеи, цветшей летом в саду у его дома. Однажды, Логан понимал, он зайдет настолько далеко, что выбраться оттуда будет невыносимо больно. Невозможно. Они оба — солдаты, но ее минувшие дни были куда более ужасающими любой его службы на войне. Логан выбрал защищать Родину — у нее эту возможность отняли, оставив кромешную дыру зиять где-то в сердце. Ловя Донну, погрузившуюся в оживленную беседу со студентами в коридорах школы или на улице, он приходил в изумление от бесконечного источника ее силы, словно все то, что произошло с ней вопреки открывало второе дыхание. Откуда-то внезапно послышался тихий скулеж. Логан замер, ставя бутылку на стол. Квартира окунулась с гробовую тишину, а хныканье, теперь будто сдавленное чем-то, снова ударилось о пенобетонные стены. Вот, чем были плохи жилые дома в центре — строились они, что называется, из дерьма и палок. Он поднялся со стула и пересек просторный зал, заворачивая по коридору направо. Белая дверь со стекольными ставнями в спальню Донны была приоткрыта, а изнутри доносились рваные стенания, прерываемыми зажимающим воздух плачем. Логан нахмурился и, тронув серебряную ручку, толкнул дверь. Тусклый свет из коридора обрамил ее кровать. Небрежно скомканное одеяло было зажато между ног, серая футболка, от бесконечных переворачиваний с одного бока на другой, поднялась до места под грудью, а сама Донна, сжавшись в клубок и вцепившись в подушку, ревела, хотя была еще объята крепким сном. Кошмары, подумал Логан, и, приблизившись, аккуратно сел возле ее ног — металлический каркас кровати тягуче проскрипел под его весом. Она лежала к нему лицом, морщась от непонятных видений, и громко выдыхала из приоткрытых губ. Он коснулся ее предплечья, несильно потрясывая. — Донна. Она всхлипнула, стиснув челюсти. Логан дотронулся до второй руки и перевернул Донну на спину, усиливая частоту тряски. Ему внезапно вспомнился ее первый приступ, причину которого она отказалась раскрывать, пусть он и понимал, что дело было не только в кошмарах. Что-то случилось перед тем, как это произошло. Донна не была из тех, кто оставлял подобное на самотек — по крайней мере, осознанно. — Очнись, — наклоняясь, громче сказал он и снова встряхнул ее. — Донна! Она резко вдохнула — кожа на ее горле втянулась, обтягивая длинные мышцы шеи, — и тут же схватилась за Логана, как за спасательный круг. Он приподнял ее корпус, держа обеими ладонями за талию, а ее ребра перекатывались под пальцами, расширяясь и сжимаясь — часто-часто. Донна шумно сглотнула, со свистом выдыхая, и вдруг подняла на него заплаканные глаза. Логан мог поклясться, что на миг — вовсе неуловимый, но ощутимый — увидел красное свечение вместо ее черного зрачка. Она глядела на него так потерянно и недопонимающе, словно еще не до конца осознавала где и с кем находится, что у него под ложечкой мучительно потянуло. — Я здесь, — хрипло проговорил он, окидывая ее лицо хаотичным взором. — Смотри на меня. Дыши. Я рядом. Донна дрожала и слепо вглядывалась в его черты, будто Логан говорил на иностранном языке или был ей незнакомцем, или как если бы ребенку объясняли взрослые понятия, о которых он еще не догадывался. Он видел, что ей стало страшно от самой себя: учащенное дыхание не сбавлялось, сердце гулко билось о грудную клетку, а Логан ощущал это все, как на себе. — Я рядом, — зачем-то повторил он, хмурясь, и наклонился ближе, — рядом… Ее губы оказались в пугающих миллиметрах от его рта. Он почувствовал себя висящим на волоске над жерлом вулкана и стиснул слабое тело крепче, словно она могла утечь сквозь пальцы. Донна была не права: Логан не боялся ее. Он боялся за нее. Мысль о том, что она пострадает от таких же, как он, вгоняла в леденящий жилы ужас. Мысль о том, что она может поплатиться жизнью из-за него прожигала изнутри, как самая горячая магма из-под недр земли. Как бы не потянуть ее за собой в эту всепоглощающую лаву. Когда Донна всхлипнула еще раз, подле его уст, он потерял голову самого себя. Руки непроизвольно зарылись в ее пушистых, длинных волосах, нос коснулся ее, холодного, а губы накрыли ее, мокрые от слез и дрожащие от рыданий, и оба вдруг перестали дышать. А нужно было? Логан не двигался, не целовал Донну. Просто накрыл ее губы своими, скрывая от вселенского ужаса и той дури, что снилась ей — теперь, наверное, каждую ночь. Он прислушался: за окном все также было тихо, мир не рухнул, а она была здесь, перед ним, и вовсе не отталкивала. Ощутив смутное, едва уловимое движение ее рта, он не сдержался. Взял ее лицо в широкие ладони и сомкнул уста на ее нижней губе, осторожно всасывая, мягко обводя языком — так, чтобы не спугнуть. Донна, будто бы еще не отдавая отчета своим действиям, легонько приоткрыла рот, впуская его в свой жар, позволяя соприкоснуться с ее языком, обернуться вокруг него, причмокнуть. Словно узнавая, какого это — всецело доверять. Они тлели, как восковые свечи, сплетаясь во что-то единое, неразлучное, грозясь оставить после себя лишь расплывчатое пятно. Логан почувствовал соленый привкус ее слез и старался сделать все, чтобы он исчез, чтобы ей не было больно там, внутри, где Донну разрывало на кусочки. Она сжала пальцы на его белой майке и с влажным звуком медленно отстранилась, оставляя тонкую дорожку слюны у обоих на губах. Голова ходила кругом, и он усилием воли заставил себя осесть на месте, не подаваясь вперед, не желая прослыть наглецом — потому что знал, что большего доверия, чем это, не заслуживал. Логан старался дышать через раз. Она не проронила ни слова, и он боялся, что сделал что-то не так. Все не так. Донна неожиданно положила холодные руки по обе стороны от его лица, касаясь колючей щетины, и еле слышно прошептала: — Зачем? Логан, все еще фантомно ощущая ее губы и чуя цитрус, которым она пахла почти всегда, не сразу понял, о чем шла речь. — Зачем ты делаешь все это? — чуть тверже повторила она, рассекая нутро Логана янтарными глазами. — Делаю — что? — свел брови Логан, удивляясь непривычно осипшему голосу. — Зачем заботишься? Сердце рухнуло наземь от ее голоса — наивного, сбитого с толку, как будто не верящего, что все происходило взаправду. Он отрешенно прижался губами к ее влажному лбу, покрытому холодной испариной, словно скрывая ее от невзгод, а себя — от необдуманных слов, и промолчал. А Донна была уставшей и, спустя некоторое время, уснула у него на плече, не дождавшись ответа.