Звук сирени

Свет ламп раскалённой медью стекал по стенам. Едко пахло лекарственными порошками и горько — сушёными травами. Ин слегка наморщила нос, стараясь приспособиться к чужим для неё запахам. Она привыкла к ароматам йода и соли, которым отдавало море, и к железу, которым отдавала кровь. А в больнице любой из семьи Ли оказывался редко. — Доктор Ань слишком слаб, — хмуро сообщила Суеман, девушка с косой синей, как у русалок. — Ваш допрос не может подождать? — Госпожа Симэнь… Не нужно, — раздался монотонный голос доктора. — Я расскажу лейтенанту Ли всё, что знаю. Ин несмело — совсем не как лейтенант — шагнула к постели доктора. Ань щурился в медный полумрак, и лицо его казалось схематичным наброском: чёрточки глаз, штрихи шрамов и тонкая линия поджатых губ. Отражение же Ин, пойманное в жестяном тазу, выглядело карикатурой — плечи ещё шире, рост ещё выше, волосы ещё короче. Не доверять отражениям, сделала мысленную зарубку Ин, — и не доверять серебристому бамбуку. — Расскажите, доктор Ань, — Ин сплела пальцы за спиной. — Как получилось, что вы с наместником попали в засаду? — Их оказалось больше… — Ань втянул воздух сквозь зубы. — Больше одного. Доклад контрразведки был ошибочным. — Сколько? — Семь, лейтенант. — И все шпионы Усугумо? Веки, словно налитые свинцом, тяжело опустились — а мир, расплывчатый без очков, стёрся до темноты. И из полумрака памяти проступили те, кого доктор Ань не мог назвать ни шпионами, ни простыми солдатами. Для последних они оказались слишком хорошо обучены. А для первых — слишком приметными: сиреневая униформа хорошо различалась в бамбуковом лесу. Трое мужчин, трое женщин и кто-то, чей пол Ань не смог распознать. Высоченная фигура в железной маске, которая вступила в бой самой последней. — Не шпионы, — наконец произнёс доктор. — И не солдаты. Какой-то… элитный отряд. — Где этот отряд теперь? — спросила Ин, склоняясь ниже над кроватью. — Неизвестно, — вмешалась Суеман. — Когда мы нашли доктора и господина наместника, в лесу уже никого не было. Ин считала себя солдатом до мозга костей. Не такая своенравная, как братья, она послушно выполняла приказы — но сейчас приказывать было некому. Некому было объяснить, что происходит и какую угрозу несёт отряд из семи человек. Ин попробовала рассуждать сама, но выходить за рамки было неприятно и сложно: словно встать на гвозди и продержаться на них хотя бы несколько секунд. Семь человек. Сиреневая униформа. Доктор Ань на месте пациента — и его вид тоже кольнул Ин словно гвоздь. Она должна была ослушаться приказа, как точно бы сделал Шен, и отправиться с отцом вместо него. Тогда б его не ранили. — Поправляйтесь, доктор Ань, — скорее велела, чем пожелала Ин. — Вы… …Мне очень дороги. Ин хотелось стиснуть длинные пальцы. Хотелось заглянуть в глаза такие чёрные, словно зрачок разлился по радужке — и выплеснуть на доктора Аня все свои чувства. Болезненную, как стояние на гвоздях, вину за то, что он пострадал. Осторожное восхищение. Робкие мечты о том, что однажды доктор посмотрит на неё не как на лейтенанта, а как на женщину. Но карикатура в жестяном тазу напомнила, что разглядеть женщину в Ин довольно сложно. Широкие плечи. Высокий рост. Короткие, как у солдата, волосы, чтобы не мешались в бою. Ин шагнула назад, стараясь затолкать свои чувства куда-нибудь поглубже — словно ветошь в кладовую. — Вы дороги всем нам, — процедила Ин. — Спасибо, — равнодушно ответил Ань. — Лейтенант Ли. Воздух в коридоре дрожал от встревоженной суеты. Вперёд-назад носились врачи и медсёстры в серых ифу. Гремели жестяные тазы, с треском рвались бинты, а под потолком повисали едко-зелёные облачка лекарственных порошков. Ин попыталась взглядом найти мать, но вместо неё выхватила из толпы двух мужчин. Один — круглолицый и румяный, второй — стройный и бледный. Оба подбежали к ней и согнулись в поклоне так, что она видела только их макушки. — Лейтенант Ли! — гаркнул Юшенг. — Мы пытались удержать ваших братьев, но… — Просим прощения, лейтенант Ли, — прошептал Энлэй. — Отставить, — велела Ин. — Я бы сильно удивилась, если б вы смогли их удержать. Где они? — С вашей матушкой, лейтенант, — отрапортовал Юшенг. — Возле палаты господина наместника. — Спасибо, — кратко поблагодарила их Ин. Грохот жести и топот ног не только не мешал — но и помогал сосредоточиться. Ин пыталась представить силу и квалификацию воинов, с которыми они столкнулись, и понять, в чём цель их вторжения. У отца в подчинении — несколько генералов, охранявших приграничный Шитао, но ей хотелось разобраться самой. Сиреневая униформа. Трое мужчин. Трое женщин. Фигура в маске — и ложная тревога с самого утра… — Ин! Ин, цветочек мой! Голос матери вырвал её из размышлений. Ин вскинула голову — и увидела Динлю, обнимавшую обеих сыновей. Шен уткнулся матери в колени, а Сун — в плечо. Оба казались непривычно тихими, и Ин вдруг ощутила, как от ужаса сминает рёбра. Динлю поймала её ошарашенный взгляд — и обречённо кивнула. — Врачи не смогли ничего сделать, — ломким шёпотом произнесла Динлю. — Ин… Папа умер.

***

Драконы, извивавшиеся на бумажных дверях, пристально следили за братьями. В их фиолетовых, как самоцветы, глазах нельзя было разглядеть ни сочувствия, ни понимания. Только ленивое любопытство древних существ, далёких от переживаний существ других — маленьких и смертных. Сун лежал на циновках, бесцветно глядя в потолок. Шен размахивал учебной палицей, хотя мышцы уже горели ледяным огнём. С привычной целеустремлённостью он пытался заместить одно чувство другим: пустоту внутри — усталостью снаружи. — Шен, — тусклым голосом позвал Сун. — Хватит. — Я не закончил. — Шен. — Я. Не. Закончил! Циновки захрустели под ногами Суна. Шен считался сильнее брата — да и тренировался с большим удовольствием, — но сейчас его одолел бы даже ребёнок. Сун выхватил учебную палицу из рук, немевших от боли, швырнул её в угол комнаты и схватил брата за плечи. Под пристальным наблюдением драконов Шен шумно всхлипнул — и беспомощно опустился на пол в объятьях Суна. Ему казалось, будто он бредёт под толщей воды. Горе давило тяжестью океана, стискивая виски и пытаясь размозжить грудь. В объятьях брата Шен содрогнулся от несправедливости, которой вдруг обернулся мир. Воздух по-прежнему пах солью и йодом. Торговцы волокли телеги, а на побережье хлопали, как крылья громадных птиц, ситцевые паруса. Шен сидел на циновках, где недавно стоял отец, в комнате, где недавно завтракал отец — но отца больше не было. А мир этого даже не заметил: не замер, скованный болью, а продолжил вращаться. — По… По… Почему… — вновь всхлипнул Шен. — Потому что он наместник Ли Чжун, — ответил Сун так, словно это всё объясняло. Все справляются с горем по-своему. Кто-то, как Ин, с головой уходит в работу. Прошения крестьян, доклады разведчиков, планы генералов — больше слов и цифр, чтобы вытеснить ими мысли об отце. Кто-то, как Динлю, посвящает себя семье. Циновки скрипели чистотой, лампы поблёскивали свежим маслом, а дом заволакивало пряным туманом. Динлю мыла, стирала, скребла, перемешивала, лепила — ведь у неё остались сыновья и дочь. И о них нужно заботиться, не забывая, что жизнь может оборваться в любую секунду: как тонкая нить, скреплявшая тяжёлый накрахмаленный шёлк. И кто-то, как Сун, погружался не в работу или семью — а в само горе, будто в едкий хлористый океан. Горе прогрызало кожу, жгло глаза, превращало мякоть лёгких в пепельные ошмётки — и всё, что мог сделать Сун, — это отыскать в горе логику, цель и смысл. Он покрепче обнял брата, который судорожно хватал губами воздух, и безразлично взглянул на драконов. Круглые глаза ответили ему бумажным равнодушием. — Ты думаешь, что это… не было случайностью? — Шен с трудом верил в то, что говорил. — Наш отец руководил приграничной провинцией, — блекло произнёс Сун. — Случайности с такими людьми обычно не происходят. В отличие от Ин, служившей в армии, или Суна, искренне интересовавшегося историей, Шен оказался далёк от политики. Его больше интересовали палицы — учебные и настоящие — и книги о героях древности, после которых так здорово представлять себя одним из них. Сейчас же над его безоблачным миром словно собирались тучи. Стратегии, заговоры, богатства Красного княжества, которые мечтали разделить Юинин и Усугумо: мог ли наместник Ли Чжун быть во всём этом замешан? Да и что означает загадочное «замешан»? Какие поступки отца привели к схватке в Серебристом лесу? Шен, нахмурившись, потёр переносицу большим пальцем. Ему казалось, что он уже никогда не откроет книжки о героях. Они вдруг стали бесполезными и ненужными: словно в них поблекли и потрескались картинки. — Тогда нам нужно попасть в лес, — глухо проговорил Шен. — Но совет Шитао ввёл комендантский час, — заметил Сун. — Да хоть комендантские сутки! Нам-то что, Сун? — Шен дёрнул плечами. — Ты хочешь узнать, почему погиб отец? Тогда нам нужно попасть туда, где это случилось. Понять, как шпион там появился, что он вообще тут вынюхивал и… Непродуманность плана заставила Шена прикусить язык. Он едва ли представлял, как будет расследовать убийство — даже не возникало мысли, с чего начать и что это в конце концов ему даст. Однако у Суна, кажется, появились идеи. Впервые с той минуты, как Динлю сообщила им о смерти отца, в глазах цвета молний блеснула какая-то осмысленность. «Тебе опять нужно было, чтобы тебя подтолкнули, — проницательно заключил Шен. — Ты всё знаешь и умеешь; просто иногда тебе не хватает смелости… Ну или глупости». — Ты со мной? — спросил Шен. — Как всегда, — пожал плечами Сун. Они без труда выбрались из дома: Динлю, погружённая в домашние хлопоты, даже не заметила их побега. Чёрные шёлковые плащи предусмотрительно скрывали лохматую макушку Шена и светлые волосы Суна — однако маскировка не спасла от тех, кто дежурил на крыльце. Яозу удивительно проворно для своего роста вскочил на ноги, вслед за ним грациозно расправила платье Фен. Третьим человеком, сидевшим на крыльце, оказалась девушка с хвостиками-крыльями — и в любой другой миг у Шена сердце бы точно забилось где-то в горле. Но сердце, кажется, раздавило океаническим весом его потери. Всё, что он чувствовал, — это свирепую решимость и невыносимую тяжесть в пустой груди. — Шен! Сун! — Фен обняла братьев, обдавая их ароматом глициний и жемчужной пудры. — Мы хотели навестить вас, но эти господа запретили нам входить в дом… — Почему вы их не пустили? — Сун строго глянул на охранников. Бойцов, грохотавших вулканическим железом, к ним приставил генерал Моци — один из советников отца. Они равнодушно глянули на кучку детей и в один голос гаркнули: «Распоряжение совета». — Ласполязение совета, — передразнил их Шен. — А если война? Они что, так и сидели бы на пороге? — Распоряжение совета, — последовал предсказуемый ответ. — Оставь их, Шен, — Сун небрежным жестом отмахнулся от охранников. — Фен, Ласточка, Яозу, вы не проводите нас в школу? — Покидать дом запрещено, — прогремели бойцы Моци. — Распоряжение совета. — Согласно указу императора Сюню, ученикам не запрещается посещать школу во время боевых действий или осадного положения, — заметил Яозу. — Вспомните битву за Цзоу Жунь: её выиграли совсем не солдаты. — Распоряжение совета, — прогудели охранники. — А как совет отнесётся к тому, что его солдаты не знают законов империи? — язвительно поинтересовался Сун. Шену на мгновение даже почудилось, будто охранники — это не груды железа, а живые люди. Они будто бы смущённо переглянулись и сделали крохотный, но очень заметный — из-за грохота доспехов — шаг назад. Один из бойцов взглянул на Яозу сквозь прорези в шлеме, словно пытаясь поймать его на лжи — но тёмные глаза Яозу смотрели так же прямо и спокойно. Последовали короткий вздох и такой же короткий кивок, позволявший Шену и Суну вернуться в школу. — В час Собаки все должны быть дома, — сухо заметил охранник. — Распоряжение совета.