Укрепляя международные связи

      Конечно, у Гермионы после такого ныло все. Зато довольным видом Виктора удалось бы осветить пару планетных систем. Даже Виктория не могла с прежней безнаказанностью мучить детей своими многозначительными взглядами и ухмылочками – настолько невыносимо и непробиваемо счастливым был ее сын. Грейнджер, конечно, приняла Укрепляющее от хмурого Аида и пристыженно пережила лекцию Виктории о том, что существовали в природе такие понятия как «осмотрительность» и «благоразумие» — и Заглушающие чары, если уж совсем на то пошло. Разумеется, они переполошили весь замок. Перепуганные звуком, неизвестным скачком магии и странной реакцией родового гнезда, родители примчались к источнику… Уже сладко уснувшему источнику в виде двух сопящих в обнимку под одеялом преступников.       Не распознавший ложную тревогу глава рода получил легкий подзатыльник. Не опередившая его своим хваленым острым умом супруга получила болезненный тычок в ребра. Затем оба родителя, заключив временное перемирие пожатием рук, тихонько попятились из комнаты. И уже на винокурне откупорили бутылку розового, чтобы, чокнувшись бокалами за счастье детей, клятвенно пообещать друг другу не делиться специфической радостью с каждым встречным, даже если очень того хотелось. Разумеется, признаваться детям в своем маленьком празднике гордецы не собирались, предпочтя воспитательную укоризну.              Как будто бы это хоть на что-то повлияло. Румянец не сходил со щек Гермионы следующие несколько дней, а ломоту в теле она восприняла с гордостью. Как и прочие следы, и не только у себя. Искренние извинения Виктора за чрезмерное усердие были решительно отклонены, а бурная личная жизнь по прошествии краткой реабилитации расцвела во всех красках. Если бы кто сказал Грейнджер образца четвертого курса, какой невинной по сравнению с ней была Лаванда Браун в своих мечтах – она бы сглазила говорившего на месте. Потому что они с Виктором за пару недель благополучно обтерли в замке все углы и более-менее подходящие поверхности. Возможно, их подростковый пубертат слегка отстал по времени, зато теперь отыгрался на несчастных с лихвой, вытолкав все прочие совместные времяпрепровождения в перерывы между главным. Парочка краснела, скромно отводила взгляды и тщетно делала вид, что не дорвалась до сладкого.       Родители, ничего не спрашивая, предусмотрительно исчезли из поля зрения по очень важным делам на неопределенный срок.              Виктор, шутя, называл этот период тренировочным медовым месяцем. Гермиона отчасти соглашалась и тихо надеялась, что во время настоящего они вспомнят о его прямом назначении, не успев к тому времени пресытиться удовольствием. С другой стороны, это могло быть и к лучшему. Прежняя Грейнджер никогда бы не топталась на месте с составлением учебного плана третью неделю подряд. Причина сего безобразия официально была в отпуске, а потому никуда не спешила, исправно саботируя потуги невесты на образовательном поприще. Наверняка это была еще одна из его фантазий. Хорошо, что Гермиона в этом плане была даже слишком легка на подъем.              Они устало развалились в креслах библиотеки, пытаясь отдышаться от очередного раунда.       — Напомни мне, почему в половине случаев мы оказываемся здесь? – лениво приводила себя в порядок Гермиона. Она оглянулась на жениха, дотягиваясь и стирая большим пальцем влажный след с его щеки. Тот перехватил ее руку, сыто целуя.       — Как это почему? Нас попросту мучает незаконченное дело. Мы же так и не оприходовали библиотеку в Хогвартсе, забыла? — хитро блестели темные глаза. – И ты знаешь, что будет после успешной сдачи твоих ЖАБА. Я обещал.       Гермиона вспыхнула, мечась между желанием упрямо отнять руку и желанием притянуть за нее любимого, чтобы выразить ему еще немного признательности и подарить еще чуточку любви. Впрочем, второе и так было видно по ее глазам.       — Ты извращаешь мне детство, Виктор Крам, — недовольно пробурчала она.       — Обращайся, — откликнулся тот. Усмехнулся самодовольнее. – Не бойся, этим летом еще планируется экскурсия по Дурмстрангу. У тебя будет шанс отыграться.       — Меня все-таки пустят в твою школу? И без стирания потом памяти? Это же здорово! Будем считать поездку частью медового месяца! – мигом заинтересовалась любопытная всезнайка, забыв про отповедь своему хитрому болгарину.       Виктор с вернувшийся рыцарской нежностью погладил ее по макушке, заботливо затем пытаясь усмирить ее шевелюру. Та в последнее время только сильнее бунтовала и будто бы стала даже гуще. Гермиона не придавала этому значения, давно перестав удивляться.       — Даже больше, — его тон приобрел бархатистость. – Думаю, что выбью нам неделю. За день все места не обойдешь, а учитывая твою выносливость и мою… кхм, заинтересованность в ней, времени как раз должно хватить.       Грейнджер устало откинулась на спинку кресла.       — И все ради… Кошмар, в кого мы превратились, Витя? – увещевала она. – Ни стыда, ни совести!       Она и не пыталась снять с себя половину вины, даже если в итоге ее драматичные посыпания головы пеплом звучали, как пустое нытье. Но ей нравилось ныть и получать заверения в обратном. Нравилось быть простой и искренней, ленивой и глупой, легкомысленной и забывчивой. Даже больше, чем в ласке, она тонула в бесконечном доверии. Оно чертовски вызывало привыкание. И у Гермионы против такой магии совершенно не хватало силы воли, оставляя лишь жалкие крохи. Да и те только что испарились под теплой улыбкой. Такой ласковой и нежной, что девушка растаяла, бросая в итоге все упрямство и кресло, чтобы охотно устроиться на коленях у жениха. Хуже Империуса, честное слово.       — Полный разврат, — напоследок вздохнула Грейнджер, уютно зарываясь в шею партнера. Она уже была мастером спорта по удобному расположению в объятиях Виктора Крама. Тот сыто вздохнул в ответ, довольно потершись щекой.       — У тебя впереди куча времени, чтобы забивать себе голову учебой, любимая, — мягко заметил он. – Разве это плохо, что у нас после напряженного года наступили безмозглые каникулы? У меня вот перерыв между сезонами. А у тебя отдых после войны и перед подготовкой к ЖАБА. Тоже весьма непростая задача. По-моему, мы заслужили немного полного разврата.       — Речи типичного слизеринца, — фыркнула Гермиона, собственнически обвивая того руками. – Чистейший эгоизм, если послушать, но такой логичный, что не подкопаешься. Как я и боялась, у наших будущих детей нет и шанса попасть на Гриффиндор. МакГонагалл меня не простит.       Виктор польщенно рассмеялся.       — А минусы будут? – подначил он, перебирая ее волосы.       Гермиона рассмеялась и сама, отфыркиваясь от попавшей на нос прядки.       — Учитывая, что я собираюсь еще и хорошенько срезать время обучения твоими школьными конспектами – меня саму такими темпами изгонят из факультета честных и простодушных, — довольно откликнулась она. – Помнишь нашу подготовку? Я жду от тебя не менее суровые опросы, чем те, какими мучила тебя я, договорились?       — Но это же жестоко, — немедленно заворчал Виктор. – Ты и так все прекрасно сдашь, ты же у меня умница, Гер-ми-вона.       — Витя.       — Понял, — сдался тот. Подумав, добавил: – Ничего, и мне будет польза, а то совсем со своим квиддичем отупел. Глядишь, так и до Мастерства по ЗОТИ доберусь. Инструктор говорит, что знает у нас невыразимца одного, опытного и принципиального. Непредвзятого. Правда, учитывая, что мама всему их отделу недавно устроила, не остался бы я без наставника…       Его утешительно поцеловали.       — Что за глупости, Витя, — пожурила Гермиона, гладя по груди. Неуверенность партнера вызвала в ней нешуточное возмущение. – Ты и без всяких курсов аврора боец не хуже взрослых, даже Грюм тебя признал, помнишь? А твои познания в темной магии и ритуалах? Вот где чистокровность тебе точно пригодится! И потом, ничего ты не отупел, благодаря квиддичу у тебя развита зоркость, реакция, способность быстро принимать сложные решения в напряженных ситуациях. И чутье! Да что там, на тебе даже использование Убивающего не отразилось, несмотря на его тьму – ты будешь превосходным специалистом!       Ее воодушевленная речь была встречена нежным смешком.       — Гер-ми-вона, любимая, напомни мне, я уже звал тебя замуж? – проурчал на ухо Виктор, ласково скользнув пальцами по ее руке вниз, к талии. – Потому что, если нет, то сейчас я точно встану перед тобой на колено. Может, даже на оба…       — Витя, у нас свадьба этим летом, уймись, — смущенно фыркнула Грейнджер, счастливо сопя. – До сих пор поверить не могу, что мы будем… женаты. Это же… это же совсем другое дело, верно? Так… серьезно.       — А до этого будто было несерьезно, — фыркнул Виктор. – Да я уже после нашего первого совместного Рождества тебя в жены записал! Это мне по сей день слабо верится, что за твою руку мне не пришлось биться насмерть с толпой ухажеров.       Гермиона расхохоталась, хлопнув своего ретивого дуэлянта по бедру.       — Кому нужны эти ваши отношения, когда можно просто устранить соперников и забрать свой приз! Не удивлюсь, если ты уже бросая свое имя в Кубок, наметанным варварским глазом определил во мне «свою самку», — ехидно предположила она. — Так бы закинул на плечо и унес на корабль продолжать род, как положено суровым простым парням, а?       Выходец Дурмстранга задрожал от смеха, целуя ее в макушку. И тихо признаваясь:       — Не буду спорить, это бы значительно упростило… Ай! Ну милая, ты же сама спросила!..       Грейнджер гордо фыркнула, наконец давая пощады мужским бокам.       — Я бы тебе не позволила, грубиян, — задрала нос она, явно подставляясь под поцелуй.       — Я был бы очень нежен, моя благовоспитанная роза, — послушно поцеловал ее болгарин. – Зато представь выражения лиц всех присутствующих! Готовь спорить на любимую метлу, никто бы даже не сообразил достать палочку и что-то сделать. Украл бы тебя с концами.       — Гарри с Роном бы вступились, — не согласилась Гермиона. Впрочем, не очень уверенно. – Хотя, они на тот момент были твоими фанатами до дрожи в коленках, так что…       Крам издал ехидный смешок. А затем снова ойкнул от мести девичьих пальцев.       — Теперь мне интересно, когда увидела во мне «своего самца» ты, — задумался он. – Я знаю, что позже, но… Святочный бал?       Сердце невольно екнуло от тонкой, проскользнувшей между строк уязвимости. Едва заметной и значимой, вопрос и впрямь волновал собеседника. Потому надо было вспоминать всерьез.       — Думаю, мое восприятие ситуации отличалось от твоего до самой весны, — честно призналась Гермиона. – Но я уже тебе говорила, что в ту пору мало анализировала собственные реакции. Да и не было с чем сравнить. И как ты помнишь из истории с волосами, — они оба невольно ухмыльнулись на этом моменте, — все немного сложнее, чем кажется. Мне надо хорошенько подумать. Расскажи, пока я думаю, почему ты вообще так остро отреагировал на наше Рождество?       И ее невинный вопрос застиг Виктора врасплох.       — Как это почему? – растерялся он, заглядывая в карие глаза. – Гер-ми-вона, ты сделала мне подарок своими руками, потратив на него не одну неделю, вложив свою магию, использовав фамильный предмет – и это для парня, которого едва знала. По меркам любой культуры такое… серьезно. Я был бы сражен наповал уже расшитым платком. А это… это уровень не девушки, но жены.       На щеках расцвел румянец. И правда, Гермиона даже не задумывалась над тем, сколько труда вкладывала в подарок.       — Но я… — все гуще краснела она. – Я всего лишь хотела отблагодарить тебя за то, что ты вступился за меня в той истории с товарищеским матчем. Ты все так ловко провернул… — ее глаза расширились. – Витя, вот оно. Когда ты успокоил меня в саду, когда согласился на шантаж, помнишь? Прежде я никогда не позволяла кому-то решать мои проблемы, полагаться на… ну, не на ровесника, конечно, но близко. Для меня это стало культурным шоком. Я привыкла заботиться о мальчишках, а не наоборот, и когда ты так просто… — Гермиона на миг закусила губу от смущения. – Что-то тогда в моем мире поменялось.       Она быстро взглянула на Виктора, с некоторым удовлетворением замечая на его скулах легкий румянец. Польщенный блеск в глазах неизменно делал его лицо очень привлекательным. Чуть меньше, чем улыбка, но и та уже подрагивала в уголках губ.       — Я еще тогда, как дурак, первой мыслью заподозрил, что ты таким образом вызываешь на подвиг в свою честь, — удивленно признался он. – Не обижайся, я, конечно, быстро эту мысль отмел. Но ты удивишься, как сильно отличаются девушки в Дурмстранге от ваших. То есть, не совсем от ваших, а от… тебя, — Виктор наконец очнулся, смягчаясь, склоняясь ниже, чтобы поцеловать любимую в лоб. – И, чтобы вести ясность: даже если бы ты это подстроила нарочно, я бы с удовольствием покрасовался перед тобой. Был тогда на седьмом небе, веришь? Это ж… — он мечтательно улыбнулся. – Это ж мечта каждого самодовольного придурка на метле, вообще-то. Мне даже выдумывать предлог не пришлось.       Гермиона ошарашенно моргала.       — Слизеринец ты, Виктор, — наконец нашлась она с ответом. – И школа у тебя слизеринская.       — Но тебе же понравилось? – мурлыкнул атлет.       В ответ ему фыркнули.       — Конечно, понравилось! У меня ноги были ватные от страха – и от того, что ты вытворял там, в небе, будто у тебя еще девять жизней в запасе! Я ужасно за тебя переживала, вообще-то!       — Так ты боялась или любовалась? – с ухмылкой поймал ее Крам.       На что девушке как-то стало даже нечем ответить. Она вновь прильнула к мужской груди, пытаясь разобраться в комке чувств.       — И то, и другое, — растерянно выдала она. Почему-то зная, что это было еще не все. Как знал и собеседник, не торопя ее с выводами. – Наверное, я уже тогда понимала, что ты заходил так далеко исключительно ради меня, пускай и не хотела приходить к выводам, которые из этого следовали. Было проще думать, что это дружеский жест, а не…       Виктор прыснул.       — Дружеский жест, — передразнил он. – А уж как по-дружески ты потом вылетела за дверь раздевалки, увидев меня без рубашки…       — О боже, — зажмурилась Гермиона, терпя приступ стыда. – Я так и не извинилась за ту грубость.       — За тот комплимент, ты имеешь в виду? – ехидно поправил парень. – Поверь, я оценил.       — И взял на вооружение, — припомнила Гермиона. – Стоило догадаться, что ты не просто так выбрал время для разминочной прогулки по берегу озера, когда я там пыталась учиться! Это было попросту нечестно с твоей стороны, так меня дразнить!       — Ты бы предпочла, чтобы я заявился ночью под окна твоей спальни с розой в зубах? – еще больше веселясь, предложил болгарин. – Разумеется, без рубашки. Очень уж мне понравилось, как моя боевая львица робеет перед таким нехитрым искушением. Весьма удобно.       — Витя! – пихнула его Гермиона. Нет, она превышала лимиты смущения сегодня. – Ты уж определись: ты или рыцарь-джентльмен, или пират-варвар! Этикет для кого был придуман?       — Для того, кто умеет им пользоваться, милая, — ласково, будто ребенку, объяснил Виктор. – Я думал, что так мы найдем общий язык – на почве привычных, общепринятых правил. Что так тебе будет комфортнее со мной, иностранцем-верзилой. Обезопасить тебя, понимаешь?       — Но это не сработало, — озадаченно заметила Гермиона.       Крам обреченно кивнул.       — Потому что ты у меня девушка продвинутых взглядов, — подтвердил он. – Этикет-то из мира чистокровок, а там мы застряли веке в пятнадцатом, если не раньше. Ну и, конечно, ты о нем ни сном, ни духом. Получилось, из нас двоих я был старомодным. Не сказать, что это совсем уж неправда… но будь я точной копией отца в этом плане, раньше свадьбы мы бы сладкого не увидели. Не говоря уж о поцелуях до помолвки или твоем отпуске со мной в Болгарии без брачного контракта и бдения поблизости специального соглядатая, чтобы я, не дай бог… В общем, получилось странно, но мне понравилось. Я, может, и варвар в душе, но быть твоим рыцарем для меня – величайшее удовольствие, любимая. Прощаешь?       — Да, Гриффиндором тут и не пахнет, — констатировала Гермиона, снисходительно целуя виноватую физиономию. И уверенно добавила: — Прощаю. По рыцарству я ставлю тебе твердое Превосходно, Виктор.       — Я уже чувствую эту твердость, моя щедрая птица, — мигом сверкнул пиратской ухмылкой тот. Шевельнул бедрами. – А ты?       Гермиона закатила глаза, устало падая в его объятия.       — Мам, пап — смотрите, за какого пошляка я выхожу замуж, — проворчала она. Случайная фраза вернула на поверхность больную тему, под которой Виктор тут же понимающе затих, принимаясь мягко гладить пару по спине. – Я не хочу затягивать со свадьбой, Витя. Но мне совесть не позволяет лишить их этого праздника. Даже если велик шанс, что они вообще меня не простят после такого предательства, что не захотят присутствовать, ведь я…       — Тише, тише, родная, — прижал ее к себе крепче болгарин. – Они хорошие люди. Мы все им объясним, я объясню, хочешь? Ты не будешь одна, никогда. И если они не смогут простить тебя сразу – мы дадим им время. Но я не верю, что они пропустят свадьбу своей дочери, обижены они или нет. Такое бывает раз в жизни… Ладно, пускай и не раз, но я надеюсь, что у нас все насовсем, понимаешь? Ты права, нельзя лишать их такого воспоминания. А что до твоих сил… мы справимся. Мама будет нас страховать в птичьем облике, и если что, все исправит, договорились?       Ничего не оставалось, кроме как благодарно зарыться в объятия любимого глубже.       — Ты прав, Витя, — с нежной грустью согласилась Гермиона. – Думаю, меня даже хватит на путешествие и самый сложный Фините Инкантатем в моей жизни. С тобой – хватит.       — Назначай дату, и я организую нам дорогу, — спокойно откликнулся Виктор, собранно, как всегда, когда дело касалось серьезных вещей. Он умел расслабляться, легко позволял себе наслаждаться фривольностями только потому, что в любой миг мог перейти в боевой режим. Да, он стал бы прекрасным аврором. Но Гермиона не была готова его делить ни с одной опасностью мира. Уж кто бы говорил, конечно, и все же.       — Сначала я назначу дату свадьбы, — решительно выпрямилась Грейнджер, позволяя сильной руке придержать себя. – Первое августа, как тебе? Сразу после дня рождения Гарри – довольно символично, учитывая всю эту историю с пророчеством и войной, да и он все равно свой праздник не отмечает, так что будет повод вытаскивать его с Гриммо каждый год.       Крам устало вздохнул.       — Конечно, даже наша годовщина будет посвящена благополучию Поттера, — недовольно проворчал он. Впрочем, особенно не споря, зная характер своей избранницы.       — Я бы умерла на первом курсе под дубиной тролля, если бы не этот самый Поттер, — все равно напомнила ему в качестве профилактики Гермиона. После чего, получив в ответ еще один смиренный вздох, довольно поцеловала любимого. – Кроме того, это всего лишь повод. Если Гарри все-таки захочет встречаться с Джинни, о нем позаботится все семейство Уизли, и мы ему будем без надобности. Теперь звучит получше, мой ревнивый рыцарь?       Тот недовольно повел плечом, затем целуя невесту уже сам, чуть более серьезно.       — Я постараюсь не расстраивать тебя своим темпераментом, Гер-ми-вона, — честно сказал он. – Но и ты помни, что, с моей точки зрения, у меня тоже есть веский повод не хотеть его видеть в самый светлый день в году. Только наш день. Видит бог, я его заслужил.       Гермиона удивленно на него взглянула. На мелькнувшую тень в его и без того темных глазах. После чего понятливо опустила голову, беря мужскую ладонь в руки и ободряюще сжимая.       — Тогда третье августа? – тихо предложила она. – Или… или ты сам выбери день.       Виктор замер, наконец заметив за собой тот самый темперамент. Растерялся, то ли желая броситься в извинения, то ли не желая подчеркнуть ими сказанную резкость. Он сжал пальцы любимой в ответ, качая головой.       — Пусть будет первое. Но мы позовем Поттера только после того, как ты убедишься в том, что ему это действительно нужно, хорошо? Я согласен скорее провести с ним его день рождения, а потом справить нашу годовщину, но уже без… твоих друзей.       Парень немного растерялся, не совсем уверенный, достаточно ли мягко прозвучал его тон, но ему давно уже не стоило переживать о таких мелочах. Гермиона, успокоившись от его неловкости, примирительно обвила его шею, с удовольствием отвечая на его простую ласку.       — Договорились, Витя, — шепнула она. – Я правда не подумала об этом, слишком привыкла растворяться в жизни Гарри, а с ним вечно что-то происходит, знаешь?       — Знаю, — успокоился и собеседник. – Я ничего против него не имею, он хороший парень. Просто у меня еще… не отболело, вот и все, — чтобы сгладить неловкость, он добавил: — Так значит, ты решила оставить на все сборы нам чуть больше месяца? Если мы хотим свадьбу на половину магического мира, этого времени, честно говоря, не хватит.       Гермиона удивилась.       — А ты хочешь такую большую? – они это даже не обсуждали.       Ее карие глаза встретили такие же непонимающие темные.       — Еще мы можем втихую расписаться и позвать лишь родителей, — предложил альтернативу Крам. – Но других вариантов, любимая, нам не светит.       — Почему? – все меньше понимала его девушка.       — А ты помнишь, кто мы? – лаконично поинтересовался болгарин. – Уже два месяца прошло, а газеты все никак не стихнут о нашем романе – что тут говорить о свадьбе? Нет, тут либо никто, либо все.       С его логикой было не поспорить. Гермиона приуныла.       — Но я хотела позвать друзей, и семью Уизли с Флер, и МакГонагалл с Флитвиком… И у тебя же тоже есть друзья и знакомые, верно ведь?       — О том и говорю, — хмыкнул Крам. – Видишь, значит, пир на весь мир.       — Никаких здоровенных фуршетов, — мигом нахмурилась Гермиона. – И никакого вина рекой. Все будет чинно и мирно.       — Ты же сказала, что позовешь Уизли, — хитро откликнулся ее жених. – Помнится, были в той семье одни близнецы…       Гермиона молча закрыла глаза.       Да, на охрану мероприятия придется раскошелиться.              ***       Подготовка к поездке отнимала у Гермионы много сил. Не столько физических, сколько моральных. Она могла пережить самые сложные испытания, справиться с пленом у Пожирателей, с его последствиями во всем их отвратительном каскадном разнообразии – но не заставить себя вернуть память любимым родителям. Это было необходимо и правильно. И все равно она оттягивала момент до последнего. Все еще не была уверена, что они это выдержат. Но куда больше не была уверена, что выдержит сама. Не говоря уже о том, что ближайший год не планировала возвращаться на родину. Ее глодали мысли и переживания о нынешней жизни родителей. Что, если сейчас они были гораздо счастливее, чем раньше? Что, если у них уже выстроились планы, и отнимать новую жизнь было даже более эгоистично, чем изначально стирать прежнюю? И ради чего?       Гермиона знала, что разбежавшиеся Пожиратели все еще точили на нее зуб. Что могли напасть исподтишка на родителей, как только она вернет их назад, оставив вновь думать о своей блудной дочери, жившей где-то там со своей семьей, в чужом для них мире. Волноваться за ее травмы, худшие из которых они даже не застали. За год, выпавший из их жизни. За врагов, что все еще угрожали их Гермионе, и от которых они были не в состоянии ее защитить. Ради этого она хотела вернуть все, как было? Ради очередного барьера между ее родителями и тихой, счастливой жизнью? Ее ведь и так давно уже в их жизни все равно, что не было. Та же семья Виктора видела ее гораздо чаще. Нет, Гермиона из раза в раз приходила к мысли, что делает все это только ради себя.       И ей ужасно не нравилось, как внимательно, но настойчиво с ней говорили и Виктор, и Виктория. Оба были во мнении единодушны. По крайней мере, со своим женихом Гермиона была в состоянии совладать, взяв с него слово, что он не вмешается, если родители решат устроить сцену. На которую у них было полное право, на самом деле. Однако с Викторией все было куда сложнее – как минимум потому, что Грейнджер давно поняла, как устроена ее наставница. И даже ее чрезвычайно неохотному обещанию девушка не поверила, не видя рук. А черные глаза и того очевиднее, с холодной ясностью сообщали, что не потерпят ни маггловского гнева по отношению к невестке, ни своего отстранения от операции. И им, истинно слизеринским опалам, было глубоко плевать, что благородная гриффиндорка там себе, в своей голове, думала.              — Нет, ну это просто нечестно! – возмущалась Гермиона, расхаживая по спальне Виктора. Тот чистил метлу за специальным столом. Щетки и кисточки порхали рядом в воздухе, пока парень с увлечением проверял все магические узлы и царапины на древке.       — Советую смириться, — откликнулся он, не отрываясь от занятия. – У мамы есть только два режима: невыносимо-саркастичный и невыносимо-опекающий. И она умеет их совмещать.       Точнее и не скажешь.       Гермиона вредно нарезала еще пару кругов, поигрывая тростью, после чего перехватила ее и подтащила второе кресло поближе к Виктору. Ей все еще хотелось находиться почти все свое время рядом с партнером, даже если тот был занят очередной летающей палкой из своей коллекции. У них наконец-то поумерилась тяга к половым приключениям, так что оба приняли сигнал без споров. Надо отдать должное природе их отношений. Это было ужасно странно, и вместе с тем прекрасно, ведь они построились на нежности, а не на страсти, делая фундамент крепким, как замковая скала. Но и отрицать влияние последней не стоило. Гермиона знала, что затишье, как всегда, предвещало бурю. Потому наслаждалась передышкой вдвойне.       — Она додумалась сказать, что я — уже часть рода Крамов, — тихо пожаловалась она. – А потому она может защищать меня так, как считает нужным. От кого угодно. Я, конечно, очень люблю ее за заботу, но сама формулировка и ее этот тон… Страшно раздражает.       Виктор молча хмыкнул, переключаясь на фиксуру прутьев. У него были какие-то щипцы и уже известный Гермионе монокль, который он успел нацепить, занявшись более мелкой работой.       — И это даже не самое ужасное, Витя, — притихла Грейнджер, готовясь к главному признанию. – Дело в том, что я… Прервись, пожалуйста, на минутку.       Крам нахмурился. Он пару раз моргнул, переключая мысли, отложил инструменты, а затем повернулся, принимаясь напряженно исследовать лицо любимой, чуть склоняя голову набок и напоминая этим мать.       — Что уже случилось, Гер-ми-вона? – под его пристальным вниманием Гермионе стало немного неуютно.       Больше откладывать было нельзя. Она поерзала на месте, признаваясь:       — Витя, ты знаешь, что после окончания учебы я планирую получить работу в Отделе по Контролю, у нас, в Британии. Решила пока отложить погоню за Мастерством, заняться более важными вещами. Учеба меня дождется, а за тех же домовиков никто не вступится.       Виктор кивнул, не понимая, к чему собеседница клонит. Она вдохнула, собираясь, как перед прыжком в воду, и выдохнула:       — Я хочу оставить свою фамилию, — она стиснула колени, напрягаясь всем телом, как будто сама себе нанесла удар. Но не позволила своей речи запнуться. – Хочу использовать ее, чтобы каждая чистокровная семья в Британии, привыкшая плохо обращаться с эльфами, со мной считалась. Со мной, Гермионой Грейнджер, грязнокровкой, что однажды уже нарушила все их планы по захвату мира и помогла разделаться с Волдемортом, — она машинально коснулась предплечья, на котором остались тонкие шрамы. — Я… я знаю, что так просто мне умы не изменить. Ни самих эльфов, ни их хозяев. Вот только то, что обе стороны привыкли к жестокости и унижению, для меня все равно неприемлемо. Поэтому я планирую достучаться до главы Отдела, а может, и до Кингсли, если понадобится, но внести нужный законопроект и принудить хозяев эльфов думать дважды перед тем, как вымещать свою жестокость на бесправных слугах. Но меня не воспримут всерьез, если я стану Гермионой Крам, выскочкой, присвоившей чистокровный статус мужа. Будет выглядеть лицемерно, понимаешь, Витя? – она наконец подняла глаза на своего партнера, не зная, что там обнаружит.       Но обнаружила лишь легкое удивление. Как будто она рассказала ему о новом заклятье Трансфигурации, о котором сам парень по какой-то причине не знал.       — Хорошо, — только и ответил он. Будто ожидая продолжения разговора – и не получая его, потому что Гермиона, в общем-то, все сказала. – Погоди, это вся причина твоих переживаний?       Грейнджер окончательно опешила.       — Ты не расстроен? – вскинула брови она.       Виктор пожал плечами, наконец переваривая ее речь и чуть улыбаясь.       — Конечно, нет. С чего бы? Во-первых, у тебя красивая рычащая фамилия, — он мягко отнял ее руку от шрамов, а затем ласково потрепал по щеке. – Во-вторых, причина веская даже без того факта, что, беря мою фамилию, ты меняешь шило на мыло. Я бы тоже не хотел, чтобы при знакомстве о тебе думали в первую очередь как о моей жене. Хотя мне бы, это, конечно, польстило.       Он улыбнулся шире, позволяя невесте наконец отмереть и облегченно выдохнуть.       — Я может, потом еще поменяю, когда разберусь с Министерством, — Гермиона благодарно поцеловала любимого. Смущенно добавляя: — И если… то есть, когда у нас будут дети, они будут носить твою фамилию, договорились?       — Дожить бы еще до тех славных времен, — довольно отмахнулся Виктор. И все равно не удержался от того, чтобы пустить мыслительный процесс в соблазнительное русло. – Мне вот нравится идея двойной, как Флер сделала. Что думаешь?       — Чтобы у наших детей точно не осталось шанса тихо и мирно отучиться в Хогвартсе? – вскинула бровь Гермиона.       — Или в Дурмстранге, — ехидно парировал Крам.       Получив за это легкий тычок в грудь. Грудь дернулась.       — Это провокация, мисс Грейнджер? – улыбка партнера стала хитрее. – Кто-то решил закончить нашу передышку досрочно?       — Витя, не отвлекайся, — ущипнула его Гермиона с серьезным лицом, на этот раз совершенно точно провоцируя. – Мы еще не выяснили…       Но выяснять свой вопрос ей пришлось значительно позже.              Домовик с негромким хлопком возник рядом с ними, чтобы передать взволнованной парочке ответ австралийского Министерства на запрос о международных порталах. Гермиона мигом забыла о предыдущих планах и разговоре, поднимая решительный взгляд на свою пару. Все-таки хорошо, что Виктор сам отправил запрос, пока Гермиона терзалась сомнениями – знал, что в решающий момент его храбрая львица примет решение без колебаний. Виктор, кивнув при виде порт-ключа в девичьей ладони и уверенности в карих глазах, призвал своего Патронуса-выдру, чтобы отправить послание матери. В полночь они воссоединят разделенную семью. Так или иначе.              ***              Она сидела перед зеркалом, пока мурлыкающая Флер прихорашивала ее финальными штрихами румян, для которых никогда не бывало слишком поздно. Хорошенькое личико француженки буквально светилось довольством. Вот только в остальной просторной комнате, что была выбрана для подготовки невесты, царил настоящий хаос. Преимущественно белокурый. Луна воодушевленно рассказывала вейлам о том, что их на самом деле не существует, и всему виной нарглы в людских головах, сами вейлы то драматично охали, то хихикали, щипая друг друга, чтобы массовая галлюцинация не растаяла в следующую минуту, двое близняшек-кузин Виктора норовили прошмыгнуть к столу с косметикой и умыкнуть очередную помаду из запасов Делакур, Джинни со скепсисом поглядывала то на шумную компанию, то на дверь, и периодически за ней исчезала, чтобы разрушить очередную попытку близнецов довести ситуацию до ручки. Тех было уже четверо. Фред и Джордж нашли в близнецах-кузенах Виктора (да, у младшей сестры Виктории было аж две пары близняшек) кровных соперников. И в понимании всех четверых не существовало лучше украшения для свадьбы, чем хорошая драка.       Делакур-Уизли, чья свадьба пострадала тем же образом, была на грани превращения в фурию, потому прихорашивала виновницу торжества с удвоенным рвением. Как оказалось, желающих внести свою лепту в грандиозную свадьбу нашлось немало. Стоило молве и приглашениям разойтись волной по магическому миру, как ответная реакция не заставила себя ждать. Сколько мест и стилей им предлагали, сколько церемониймейстеров и регистраторов, сколько подружек невесты и шаферов обнаружилось в самых неожиданных кандидатурах! Но, разумеется, всем было вежливо отказано. Хватало и ближайшего окружения, чтобы схватиться за голову. Если хотя бы со страной проведения церемонии определились быстро, то вот конкретное место, а также тема праздника стали камнем преткновения. В которой жених с невестой имели мнение весьма третьестепенное. Чета Грейнджер настаивала на английской сдержанности, Аид заявил, что свадьбу нужно сыграть с болгарским колоритом и соответствующим фуршетом, Виктория продвигала греческие мотивы, потому что это «по крайней мере стильно», ну а Флер, под шумок нагрянувшая лично, с непринужденностью вейлы захватила бразды командования, великодушно приняв английский формат церемонии, поддержав идею Аида с фуршетом и не менее учтиво подхватив идею Виктории с легкостью обстановки. На том и порешили. Флер, как можно было догадаться, вознамерилась отыграться за свою сорванную свадьбу на молодой чете Крамов. Грейнджер тщетно всех осаживала, попискивая о том, что меньше всего ее устроят побоища едой, отравления и пьянство, но ее на это лишь хлопали по плечу. В итоге невеста сдалась и отпустила ситуацию. С нее хватило и самостоятельного выбора их с Виктором одежды, которым она осталась до жути довольна. Таким образом свадьба стала не просто английской или болгарской, нет, она стала еще и французско-греческой. Азартные декораторы ухнули в подбор растений, общих сразу для нескольких стран, начиная с них полет фантазии. Тема цветов и стала основной.       Гермиона ужасно радовалась тому, что по крайней мере успела вызволить родителей до того, как началась вся эта предсвадебная кутерьма. Грейнджеры долго приходили в себя, затем долго и устало обсуждали детали прошедшего года с Викторией, проявившей чудеса такта и вежливости, после чего долго плакали и обнимали дочь. Мама дрожащими пальцами гладила вырезанные на предплечье дочери шрамы, пока папа целовал в макушку, нервно сжимая ее трость. Конечно, Гермиона слегка испугалась, когда Виктория прямо сказала, что Виктор убил ту, кто это сделал. Но девушка явно понимала в родительстве чуть меньше, чем старшая ведьма. Потому что родители, услышав об отмщении за их дочь, немедленно заключили в объятие и растерянного Виктора. И новость о свадьбе детей заставила слезы горя смениться слезами радости. Этого было слишком много для несчастных англичан. Но они выдержали испытание с достоинством. Сойдясь на том, что куда удобнее будет вернуться немедленно, магглы приняли предложение волшебников разобраться с их нынешней работой и арендой. И после нескольких аппараций с Конфундусами были вновь свободны. Они недолго собирались, так и не успев толком осесть за год. Во всем убранстве их жилища прослеживалась неосознанная готовность сорваться с места в любой момент. Будто оба сердца чуяли, что оставили дома что-то очень ценное.              Гермиона улыбнулась своему отражению. Ее глаза сияли, а на щеках поселились ямочки счастья, и никакие мелкие неприятности не могли затмить ее девичий восторг, оседлавший волну суматохи. Конечно, рассудительная Грейнджер где-то в глубине души настаивала на том, что нельзя чрезмерно поддаваться эмоциям и терять контроль. Но она уже давно уступала милой Гермионе. А та краснела от мысли о предстоящей церемонии. Порой слышала, как за дверью рычит на кузенов Виктор, отгоняя проказников от комнаты невесты с гулкими звуками тумаков. Ее темпераментный, смелый, чертовски харизматичный, роскошный жених в идеально сидящем английском смокинге был совсем рядом, и они скоро... Следом за звуками ударов послышался гневный оклик подоспевшей Виктории, а затем испуганный писк трансфигурированных разбойников. Грейнджер надеялась, что по крайней мере Аид не бросил свой пост охраны. Хоть кто-то должен был успокаивать ее несчастных родителей, наверняка потерянных во всем этом волшебном хаосе. С другой стороны, у болгарина и самого был еще тот видок. А уж его английский… Оставалось надеяться, что по крайней мере семейство Уизли будет для магглов знакомым рыжим пятном во всей этой какофонии неведомого.       Согласившись на английский формат праздника, Гермиона с Виктором предварительно по-маггловски расписались в церкви, и свидетельствовали тому традиционно лишь родители. Волшебники из уважения соизволили одеться соответствующе. Наверное, именно поэтому чета Грейнджеров затем и приняла нескромное приглашение погостить в Болгарии хотя бы до конца свадебных гуляний. Стильный брючный костюм Виктории и строгость костюма-тройки Борислава, а также их безупречная чопорность на протяжении всего маггловского утра, внушили родителям удачность идеи. Это теперь до них должно было дойти, что ежегодный хаос на Кингс-Кросс был обыкновенным днем в магическом мире. Мысль заставила вновь улыбнуться.       Флер мурлыкнула что-то и наконец отошла от невесты, довольно завершив марафет. Гермиона скорее машинально коснулась завивки, все еще боясь, что непокорная шевелюра преодолеет все запреты и вновь распушится буйными локонами. Но фамильная магия красавицы Делакур и дюжины вейл на подхвате одолели те наповал. Каштановые волосы сияли, мелкий жемчуг прятался среди белых и алых цветов, щедро вплетенных в прическу. Фамильная подвеска затерялась среди алого шитья на легком белоснежном платье, традиционном для болгарской невесты. Не обошлось и без алой воздушной фаты, дополнявшей пышный венок в волосах. Конечно, та отличалась от обычной — зачарованная дымка придавала невесте таинственности. Но монструозная в своем разнообразии свадьба с самого начала растеряла всю идентичность, потому даже отдаленно узнаваемый мотив был ценен сам по себе. Вот только Гермиону это не волновало. И даже роспись в церквушке на окраине Лондона едва смогла ее взволновать так, как недавнее откровение Виктории.              Это случилось перед самой свадьбой. Гермиона тогда была сама не своя, ее одолевала пустая тревога, и даже озвучивать те мысли было страшно и смешно. Виктор — и передумать? Абсурд. Мама успокаивала, говоря, что переживать по такому поводу совершенно нормально. А Виктория… Она как-то раз, в своей самозабвенной манере сняла монокль и сообщила ей на пару с сыном простую фразу.       «Да, это все-таки магический брак».       Сказать, что парочка тогда была шокирована – ничего не сказать. Забросав вредную ворону вопросами и упреками, молодые волшебники получили простое объяснение. Совместимость и обоюдное желание. Вот все, что было необходимо для магии, дабы объединить двоих самым примитивным, но не менее значимым ритуалом. Связь зрела годами, спела, как виноград на солнце, скрепляясь совместными невзгодами и преградами, проявившись Патронусом. Выносливостью и выздоровлением Гермионы, ее магии, вопреки проклятью. Виктор был причастен к этому даже больше, чем она представляла. Окончательно же их связь скрепилась не так давно. Очевидным образом. Почему же Виктория не рассказала раньше? По ее словам, она никогда и не претендовала на роль доброй ведьмы, способной пошатнуть опору под прекрасным союзом ради собственной чистой совести. К облегчению участников этой связи, дикая магия зиждилась лишь на безусловной обоюдности, и ничем, кроме разбитых сердец, не грозила. Однако, пока действовала, позволяла очень многое. И отражалась в метрике.       Так что вот-вот должная начаться церемония была исключительно праздником, прихотью и забавой. Памятным днем. Вот почему Гермиона заранее простила всех возможных виновников ожидаемой ею катастрофы. Коих уже намечалось дюжины две. Бас Хагрида и очередной хлопок, мышиное верещание, хохот близнецов да возглас Гарри не давали соврать. И все равно, Гермиона на это лишь нежно вздыхала. Сегодня они с Виктором рассказывали другим их собственный, уже случившийся секрет.              — Ты готова? – заглянула в комнату мама.       Гермиона радостно поднялась, чуть ли не вскакивая, и разгладила на платье несуществующие помятости. Все фильмы, что она когда-то смотрела по телевизору на эту тему, все ее фантазии об этом дне попросту не складывались с реальностью во всем, кроме счастья и нетерпения. Наверное, все дело было в сравнении. В ответ на появление матери невесты все девушки обернулись, спешно вспоминая, что должны были помогать со сборами, а не дурачиться. Гермиона при виде легкомысленных виноватых мордочек рассмеялась. Ответственности Флер хватило за всех.       — Какая ты у меня красавица, — на глаза мамы набежали слезы. — Идем, гости уже расселись, и папа ждет.       Невеста кивнула, ободряюще улыбнувшись напоследок всем своим многочисленным бесполезным подружкам, после чего решительно направила маму наружу.       — Букет, дорогая! – отправила ей в руки последнюю деталь Флер, качая головой. – Кое-кто попросту неисправим.       Гермиона в ответ послала ей воздушный поцелуй, заставляя француженку со смешком закатить глаза. А за дверью их уже ждал отец, нервничающий, все еще не верящий в происходящее. Она его понимала. Меньше месяца назад он даже не помнил о существовании собственной дочери, затем едва осознал все испытания, через которые той пришлось пройти без родительской поддержки и защиты – а теперь он отпускал ее в новую семью, в другую жизнь, толком не успев попрощаться. Глупо было напоминать, что Гермиона никуда не девалась. Что через год планировала работать в Министерстве, а потому быть в шаговой доступности для родителей. Нет, дело в самом чувстве. Оно было потрясением для каждого отца.       Папа, пробормотав комплимент, наконец предложил дочери локоть. И они пошли по алому ковру каменной галереи в центр, навстречу любопытным взглядам многочисленных гостей.              Действо происходило в имении одного из друзей семьи Крамов, охотно принявшем предложение проверить свое жилище на прочность и вместительность. Просторный внутренний двор с его галереями выходил своим видом на горы, среди которых и затерялось чудо архитектуры. Все, что только могло быть, было украшено белыми тканями и цветами, каменные полы были устланы алым, а столы ломились от разных яств, вин и французских сладостей. Гости были везде, и те, кто прокрался под шумок, и разной степени сволочизма папарацци – они занимали второй этаж галереи, с которого открывался вид не хуже. Приглашенные гости заняли места впереди, и большинство не могло усидеть на месте, пытаясь углядеть невесту первым. Окружившие тех вейлы, выпорхнув из комнаты следом, принялись за свой танец, взмывая в воздух и окружая площадку таинственной дымкой. Отвлекая внимание гостей на себя, чтобы позволить оставшимся подружкам занять свои места, а самой Гермионе явиться с максимальным эффектом.       Отец на миг опешил, но девушка упрямо потянула его вперед, и он продолжил шаг, позволяя им выйти на прямую широкую дорогу к алтарю. Зоркие красавицы, издав мелодичный восторженный клич, изящно спустились на дорожку, крыльями своих нежно голубых платьев сотворив живой коридор с дюжиной вуалей, поочередными взмахами пропуская невесту и благословляя ее союз.              Наконец последняя вуаль расступилась. Гермиона ахнула, с замиранием сердца видя ту самую картину, о которой несмело грезила уже несколько лет. Ряды гостей, собравшихся ради нее. Блестящие от влаги глаза Хагрида, миссис Уизли, профессора МакГонагалл, матери, даже Виктории, взволнованно застывшей на своем месте. Множество знакомых лиц по четвертому курсу и Еженедельнику Ловца, не уместившихся на стороне жениха, а потому перезнакомившихся с ее друзьями. Ошарашенный Рон, пихающий локтем искренне улыбающегося Гарри, едва ли не подпрыгивающий на задних лапах Сириус, бешено виляющий хвостом; сидящие рядом с ними радостный Добби и хмурый Кикимер; играющие бровями близнецы с рукой у сердца (это они довели регистратора до седых волос за последние полчаса, судя по их счастливым лицам). Билл с Чарли, малыш Тедди на руках у Невилла, школьные учителя, знакомые авроры и члены Ордена, Кингсли, недавно занявший пост Министра. А на другой стороне уместилось все семейство Волчановых и Волковых, хозяева поместья, часть невыразимцев и авроров болгарского Министерства, Обланский с женой, на коленях которых успели подраться их внук и маленький Боря, сын Петра. Там же были и Милена со своей оравой детей, старших из которых успели расколдовать, а среди темноволосых макушек затерялась уже Луна, забывшая, что была одной из подружек невесты. Ну, или решившая, что та и без нее не пропадет. В житейской мудрости эта неординарная волшебница порой давала другим фору. Но все они собрались здесь ради этого дня. Чтобы порадоваться за Гермиону и Виктора.       Невеста, так и замершая на вдохе, наконец выдохнула.              У алтаря ее ждал он. Высокий, статный, в строгом черном смокинге, идеально подчеркивавшим безупречную фигуру, с гордо расправленными плечами, весело сверкающими глазами и счастливой широкой улыбкой, тронутой восхищением при виде своей пары. Сам болгарин замер, и до сих пор так же не дышал, просто лаская взглядом свою будущую жену. Виктор выглядел настолько потрясающе, необычно и нарядно, что девушка едва подавила в себе детское желание подхватить юбки и просто броситься к своему прекрасному принцу на шею. Это был ее парень, ее муж. Ее мужчина. И она вот-вот заявит на него свои права, свяжет их на всю жизнь. Потому она продолжила шаг, даже не пытаясь справиться с собственной широкой, совсем не скромной и не девичьей ухмылкой, гордой до дрожащих ресниц и задранного подбородка. Она исправно шагала вперед, тщетно утихомиривая бешено колотящееся сердце, пускающее жар вверх и вниз изнутри. Она радовалась простому платью без жесткого корсета, иначе бы уже кружилась голова. Шаг за шагом, шаг за шагом.       Впереди них бежала маленькая дочка хозяев поместья, разбрасывая лепестки алых и белых роз. Она слишком поторопилась и запыхалась у самого края дорожки. Ответственная девчушка и не смотрела, кто там шел позади, прежде всего выложившись по полной в своей роли. Кто-то из семьи подхватил ее на колени со смешком. По обе стороны от кафедры свадебного регистратора улыбались подружки и друзья. Безупречная Флер и яркая Джинни, ехидный Петр и сдержанный Иван. Гермиона знала, что они все, вместе с аврорами обеих стран, успели изловить и выгнать добрую пару дюжин недоброжелателей, а еще предотвратить столько же каверз и опасностей, став опорой этому мирному, прекрасному моменту.              И вот он настал. Гермиона приняла руку Виктора, уже с его поддержкой совершая последние пару шагов к алтарю.       — Дыши, любимая, — тихо шепнул ей он, напоминая об этом заодно и себе.       Девушка издала приглушенный смешок, нервно кусая губы и все равно не в силах подавить улыбку. Одна половина в ней кричала «давайте побыстрей уже!», а вторая требовала растянуть этот миг еще на пару часов.       — Мы с тобой выглядим потрясающе, Витя, — шепнула в ответ она, вызывая смешок и в нем. Да, по законам магии они уже были женаты, и это странное ощущение было сродни знанию того, что Гермиона на самом деле почти на год старше своего возраста по документам.       Регистратор Министерства начал свою речь, пространную и ссылающуюся на те времена, о которых даже Гермиона не успела вычитать в книгах по магической истории. Но вскоре, в привычной для магов хаотичной манере принялся перепрыгивать через темы и эпохи, чтобы поскорее задать те самые, известные всем временам и народам вопросы. Сердце девушки все чаще и чаще билось, застигнутое врасплох именно тем, ради чего все затевалось и к чему она так долго готовилась. В своей голове она представляла, как степенно приосанится, опустит ресницы и мелодично согласится. Как истинная леди, которой она никогда не была. Она наивно хотела, чтобы Виктор влюбился и в нее-такую, загадочную и взрослую, чтобы ее принц гордился своей женой еще сильнее.       — Клянетесь ли вы… — размеренно говорил служитель.       Гермиона не выдержала и скосила глаза на жениха. Пришла его очередь говорить. Тот, шумно сглотнув, взволнованно развернулся к ней, беря ее руки в свои. По идее он мог сказать лишь «да», поскольку само содержание обета уже было озвучено. Но набранная полная грудь воздуха обещала нечто большее.       — Я, Виктор Крам, беру тебя, Гермиона Джин Грейнджер, в свои жены, — гордо, с сильным акцентом заговорил на ее языке жених. Его темные глаза были пылающими углями, а легкие – мехами, что распалили кузницу слов в его груди. Хватка его пальцев была нежной и крепкой. Сам он был чертовски горячим – несмотря на охлаждающие чары, которые насквозь пронизывали смокинг, спасая от летней жары. – Я обещаю тебе быть твоим во все времена, принадлежать тебе всем своим сердцем до последнего вздоха, — он чеканил слова с рыцарской твердостью, пока глаза горели чистейшей преданностью и страстью. — Я буду любить, уважать и лелеять тебя каждый день моей жизни. В час войны и в час мира, в час уязвимости и силы я буду защищать тебя, ибо твоя жизнь, твое здоровье, твое счастье всегда будут мне дороже своего. Ты – самое прекрасное существо, что я встречал, и для меня величайшая честь назвать тебя своей женой. Перед лицом магии я клянусь.       Он говорил не просто слова обета. Он признавался и клялся лично ей, заставляя слезы сами собой катиться по щекам. Виктор отклонился от традиционной формулировки, и к черту ее. Потому что это были самые красивые, самые искренние и совершенные слова, рядом с которым любая иная формулировка меркла. С ней говорила его душа, его Патронус в форме выдры.       — Теперь… — растерялся служащий. – Теперь ваша очередь, мисс Грейнджер.       Но девушка его не слышала. В порыве безвыходной нежности она потянулась вперед и положила ладонь на щеку любимому. Она надеялась хоть так спасти его, готового вот-вот растаять от чувств. Все слова привычной клятвы выветрились из ее идеальной памяти, потому что в ответ она могла предложить лишь что-нибудь хоть отдаленно равноценное.       — Я, Гермиона Джин Грейнджер, беру тебя, Виктор Крам, в свои мужья, — выдохнула она. Ее глаза все еще блестели от слез счастья, пазухи заложило, потому голос немного гнусавил. Нет, не быть ей английской леди. И она не жалела, расплываясь в улыбке. – Я обещаю тебе быть твоей во все времена и до последней пряди моих непослушных волос, мой храбрый, прекрасный рыцарь. Ты — самый потрясающий мужчина, и я обещаю быть тебе опорой до конца наших дней и за их пределами. Гордиться тобой и на пике славы, и в момент сомнения, оберегать твое большое любящее сердце и отдавать взамен свое, любить в тебе и храброго рыцаря, и пылкого варвара, и самого горячего дракона, которого я когда-либо встречала, — Гермиона едва удержалась от счастливого смешка, глядя, как Виктор мучительно краснеет. – Ты научил меня любить, ты научил меня летать. Ты – и есть мои крылья. Для меня величайшая честь назвать тебя своим мужем, и перед лицом магии я клянусь.       Что-то могущественное сплеталось сквозь их соединенные руки, что требовательное и зовущее. Пускай они не проводили настоящего обряда магического брака, пускай их не соединял третий маг с палочкой, сама магия свидетельствовала им и внимала их желаниям. Заключая узами в одно.       — Поразительно, — выдохнула где-то в отдалении Виктория.       Но молодожены ее не слушали. Они символически обменялись кольцами, едва вспомнив о них. А затем Виктор, дождавшись заветного момента, склонился к Гермионе, она чуть привстала, и их губы наконец соединились в мягком, благодарном, обещающем поцелуе. Скрепляя их союз навсегда.              Мгновение длилось вечность за вечностью, отдавая парфюмом, цветочным ароматом и их собственным запахом, теплом их дыхания и любовью, что загустевала вокруг подобно самой магии. Миг сменился мигом, жизнь – жизнью, и они разъединились, переплетая взамен руки, чтобы обернуться к толпе, вскочившей с аплодисментами и оглушительным свистом с выкриками поздравлений. Рукоплескания оглушали, щелчки магических фотоаппаратов ослепляли, отчего рука партнера стала якорем, утешительно и надежно сжимая в ответ. Мама плакала в объятиях отца, Виктория цеплялась за руку мужа, но даже ее обычно бесстрастное выражение лица сейчас не выдерживало критики. Молодоженов осыпали лепестками цветов и зерном, вейлы, понявшие, что больше не нужно терпеть, с восторгом разрушили строй и кинулись на них с объятиями. Общая торжественность была бесповоротно подорвана, но веселье и атмосфера праздника мгновенно утроились, празднуя безумие на торжестве порядка.              А дальше были поздравления, и, ввиду числа гостей, семьи высказывались за всех парой предложений. Обланский с Кингсли соревновались в том, кто дольше будет трясти руку молодым, пытаясь удачнее засветиться на камеру. Близнецы же соревновались в самой остроумной шутке, которую можно было завуалировать в приличную фразу, и справлялись с этим на удивление хорошо. Невнятное поздравление плачущего Хагрида спасала мадам Максим, а Флер с Биллом понимающе ограничились парой слов, и их Гермиона была готова расцеловать за спасительную краткость. Когда же очередь, хвала Мерлину, закончилась, настала пора танцев.       Уж это парочка любила как никто другой. За первым танцем последовал второй, и третий, и шаферу пришлось деликатно напоминать жениху, что от невесты можно было бы хоть на пять минут и отлипнуть, чтобы уделить минимальное внимание традициям. Гермиона, станцевав затем с Аидом – при хорошем слухе у того была ужасная косолапость, ставя его способности танцора в один ряд с Роном – счастливо покружилась с отцом и благополучно плюхнулась отдышаться. К ней тут же подсел Гарри, рассказывая последние новости. К ним подтянулись и Джинни с Невиллом, дополняя и подхватывая. Где-то позади них Рон спорил до хрипоты с каждым сомневающимся, что он всегда видел в Гермионе девушку. Кажется, оппозицией выступили приятели Виктора, что были на Святочном балу и слышали своими ушами доказательства обратного. Разнимать их взялся Петр, вскидывая на аргументы обеих сторон бровь. Гермиона вовремя вернулась к беседе, чтобы узнать, чем там разрешилось расследование исчезновения тел из Хогвартса. Рассказчик из Гарри был неважный, а сама Грейнджер слишком сильно устала после последнего часа волнений и танцев, что поняла из объяснений только то, что один из отставных невыразимцев в приступе паранойи похитил тела и уничтожил, боясь какого-то темного ритуала. Дело разрешилось миром, и ладно. И если в голову ученицы Виктории закралось что-то, с подошедшей статной фигурой все выветрилось из головы.       — Еще один танец, любимая, — улыбнулся Виктор, протягивая ладонь. И понимающе добавил: — На этот раз самый медленный.       Ну как Гермиона могла ему оказать? Она приняла ладонь, заряжаясь энергией еще до того, как он успел договорить. Друзья вокруг проводили их смешками, близнецы неподалеку снова принялись уговаривать МакГонагалл вступиться за них перед аврорами и разрешить хотя бы «парочку самых чахлых шутих», рядом с центром танцевальной площадки кружили Билл с Флер, элегантные и красивые, чуть дальше покачивались Молли с Артуром, а чуть ближе к ним, с выражением вселенского терпения позволяла мужу отдавливать себе ноги Виктория, и молодожены не удержались от заговорщицкого хихиканья, проходя мимо. Наконец они заняли место по центру, и Виктор обернулся к шаферу, согласно покачавшему головой в ответ. Музыка замедлилась, а свет стал приглушенным. Было еще далеко до заката, но волшебство на то и существовало, чтобы исправлять подобные мелочи. Гермиона взволнованно, как в первый раз, положила руки мужу – теперь уже мужу! – на плечи, а тот с готовностью обернул свои вокруг ее талии, не заботясь о том, что они оказались слишком близко.       — «Самый горячий дракон», а? – со значением ухмыльнулся Петр, вальсируя мимо них вместе с женой. — Страшно подумать, что у вас будет во время брачной ночи, если ты уже ее так зажимаешь, братец, — подмигнул другу молодой мужчина и немедленно получил шлепок от жены вместе с ответной ухмылкой от самого Виктора. – Ну ты, чуть что, не стесняйся, — как ни в чем не бывало продолжил он, скалясь все шире. – У нас целый клан целителей наготове, ровно на этот случай.       Жена со вздохом утащила хохочущего шафера в другой угол площадки, оставляя молодоженов весело фыркать.       — Ты можешь себе поверить, Витя? – Гермиона прижалась к мужу. – Это случилось. Наш день. Мы женаты. Вот так вот просто.       Крам легко поцеловал ее куда-то в сложную прическу, привычно гладя по спине.       — Ничего, завтра проснемся привыкшими, — утешил он. – Зато как здорово, что мы всех позвали. Будет, что вспомнить, как думаешь?       Гермиона кивнула, сладко вздыхая.       — Кажется, что мы должны были сделать это уже давно, — повторила она свою давнюю присказку, чувствуя, как чешется левое предплечье. Это был хороший знак, свидетельствовавший о вернувшейся чувствительности кожи. – Позвольте представить, Виктор Крам, мой муж, — гордо прорепетировала она речь на случай нового знакомства.       Представленный довольно заурчал.       — Позвольте представить, Гермиона Грейнджер, моя жена, — довольно откликнулся он. И тут же рассмеялся. – Только вряд ли нам это пригодится, нас каждая собака знает. А жаль.       Гермиона рассмеялась в ответ. Чесотка отвлекала ее от танца, тонкая кожа реагировала на пыльцу того ужасного цветка, что носил в петличке Хагрид. Но не прерывать же танец? Девушка попыталась абстрагироваться, думая о фуршете, об огненном шоу, запланированном на конец вечера, о том, как они, оставив все дела на Флер с Петей, аппарируют домой, а там… Виктор мягко отстранился, вдруг заглядывая любимой в глаза.       — Что-то случилось? Натерла ножки? – нахмурился он в своей очаровательной манере.       Где-то неподалеку прыснул шафер, и тут же заголосил петухом от шальной трансфигурации Виктории, вальсировавшей мимо. Вся танцевальная площадка, успевшая к тому моменту заполниться до краев, покатилась со смеху. Гермиона, отсмеявшись вместе со всеми, смущенно показала мужу руку, и тот с пониманием перехватил ее.       Чтобы затем, закатав рукав, вдруг поднести к губам и приняться мягко целовать каждый белесый шрамик, не упуская ни единый. Лаская отвратительное ругательство на ее коже, клеймо, уродство, как будто не замечая смысла. Считая украшением. Вся площадка, не успев отсмеяться, ахнула, настолько интимным был этот жест. Бесстыжим и ужасно романтичным. На них глазели даже те, кто успел добраться до фуршета, нет, на них смотрели все. Защелкали фотоаппараты, и Виктор приложился губами к последнему кривоватому шраму, напоследок хитро и тайно скользнув по нему языком, заставляя разом вспыхнувшую невесту поравняться цветом лица со своей фатой. Гермиона подумала о том, что, даже если ему не подсказала их связь, он и так слишком хорошо знал свою пару, чтобы распознать малейшее напряжение с ее стороны. И снять его своим любимым способом. Но из научного любопытства Гермиона все равно передала мужу мысль о том, что у нее подобным образом сейчас зачесались губы, и он бы мог… Озорные искорки в ее карих радужках наверняка выдали весь план с потрохами. Виктор склонился ближе, и Гермиона точно знала по его темным глазам, что сейчас, в полутьме зала, от его нового поцелуя родители примутся закрывать глаза детям. И она с ответной хитрой улыбкой приветствовала авантюру. Губы уже почти соединились…               Как вдруг, во время самого интересного, их прервал трубный звук высморкавшегося от чувств в скатерть Хагрида. Затем произошло следующее: вейлы, обидевшиеся еще час назад, когда полувеликана не очаровал их танец, углядели в этом вопиющем оскорблении финальный аккорд, и младшая из них все-таки запустила мстительный комочек огня обидчику в бороду. Хагрид вскочил, толкая стол и охая, в его голове уже гулял градус, ему на помощь ринулась Олимпия, защелкали затворы камер репортеров. На кого-то от силы толчка расплескалось вино, болгары возмущенно подорвались следом, один из кузенов Виктора завопил «Драка!», завизжали кузины, разнимать кинулись авроры — а близнецы Уизли, оставшись без надзора, с ухмылками достали свои особо мощные прототипы шутих-фейерверков. Те рванули, треща и ослепляя, ввысь, поджигая и прорывая насквозь тент, гости закричали, на помощь ринулись пары с площадки, все полетело вверх дном…       Гермиона с каким-то мрачным удовлетворением смотрела на то, как горят тонны цветов, а их масла образуют недурственные благовония, как крушится мебель и разлетается еда от шальных заклятий. Как ругается на французском Флер, безуспешно пытаясь собраться для успокаивающего пения, как меланхолично призывает себе кресло Виктория, чтобы наблюдать за трагедией с комфортом, пока Аид ловит родителей невесты, белых от ужаса; как неприметный болгарский невыразимец по другую сторону стола опытной рукой выуживает за шкирку из кутерьмы Поттера, оттаскивает в сторону и принимается отчитывать на чистейшем английском, пока Сириус пытается мстительно тяпнуть недруга за икру…       Она обернулась к Виктору, понемногу сгибавшемуся от хохота пополам. Ее и саму начал пробирать смех. Так они и стояли посреди опустевшей танцевальной площадки, пока все горело, взрывалось, охало или швырялось заклятьями, щелкало вспышками или восторженно верещало, летало, материлось и отрывалось по полной. Праздник определенно удался.       — Все еще рад, что мы всех позвали? – сквозь смех поинтересовалась Гермиона, беря мужа под локоть. Он ответил ей той же улыбкой.       — Именно для этого мы всех и позвали, — ухмыльнулся он шире. – Верно, любимая?       Гермиона ласково боднула его плечо, прижимаясь теснее. В ее глазах отражались огоньки шутих и заклятий. Там сияло счастье.       — А то, мой славный рыцарь, — легко подтвердила она, притягивая мужа для обещанного поцелуя. Отличница, умница, зануда. Сейчас сверкающая озорной улыбкой ярче всех. – Какая же хорошая свадьба без драки?