Укрепляя международные связи

      Не было ничего более странного, чем накладывать на собственную комнату антимаггловские чары. Виктор предлагал аппарировать в гостиницу, но Гермиона настояла на том, чтобы дождаться отъезда родителей, а уже потом решать, где провести оставшиеся дни. Младшая Грейнджер позаботилась о билетах заранее, как и временном месте жительства своих родителей. Австралия была хорошим выбором. Квалифицированные дантисты не будут испытывать там проблем с работой, а перемена обстановки только лучше закрепит фальшивую память. Крамольная, незваная мысль вилась на краю сознания: решат ли родители попытать судьбу и восполнить пробел в душе другим ребенком? Для них было еще не поздно. Заботиться о совершенно нормальном, обычном, благодарном, отзывчивом ребенке, как будто все всегда было именно так…       — Гермиона, милая, — хрипло позвал ее Виктор.       Девушка часто заморгала, делая глубокий вдох. Но ведь так было бы лучше. Так было бы проще, безопаснее, безболезненнее и правильней. Тогда у нее не будет объективных причин…       Грубые пальцы легли поверх ее, мягко сжимая.       — Хочешь, я приготовлю нам завтрак? – поинтересовался Виктор. – Из меня не лучший повар, но пару блюд знаю. И если в омлете будет немного скорлупы, виноват не я, а зачарованный нож, ладно?       Грейнджер уставилась на него, запоздало возвращаясь в реальность. Она бегала взглядом по знакомому лицу, понемногу отмирая, понемногу согреваясь под теплой, неловкой улыбкой и терпеливым взглядом. Он ведь и правда нарочно испортит им завтрак, чтобы вызвать ее смех. Гриффиндорка, замечая, как груз вины становится немного легче, как усталые мышцы, пускай и ноют, но уже принадлежат ей, очнулась. Она и не чувствовала, как сильно была напряжена, пока не столкнулась с удивлением, заставившим опустить одеревеневшие плечи. Она и не ощущала жесткую маску горя на собственном лице, пока не улыбнулась в ответ.              После того, как родители – Гермиона отчаянно старалась не прислушиваться к их веселой ругани – отбыли в аэропорт, дом опустел, позволив незваным-званым гостям остаться друг с другом наедине. Мысль о гостинице окончательно отпала. Чувство вины перед отчим домом сохранялось, но странная тишина придавала одиночеству легкий оттенок новизны. Это было необычно, находиться дома и знать, что тот опустел. Что больше не был жилым и не обязательно будет. Грейнджер будто впервые обошла дом, пока Виктор деловито осматривал кухню, планируя свое преступление против завтрака. И слышать его там, шумящим холодильником и маггловской духовкой, в которых он, очевидно, разбирался на ходу, было вдвойне странно. К этому можно было привыкнуть.       Виктор, прямо как два года назад, был частичкой магического мира во всей своей инородной привлекательности и детской непосредственности, согревавшей кровь. Грейнджер ожидала, что ей достанется излишне насыщенный кальцием омлет и чай. Но ей достались тосты с плавленым сыром, маринованным огурцом и ветчиной в компании какао. Гермиона ожидала, что экстравагантное сочетание – тех же огурцов у них точно дома не было – вызовет у нее тошноту. Однако хрустела и запивала с удовольствием. Что снова было странно. К чему также можно было привыкнуть. Ее настроение понемногу поднималось вслед за непринужденной беседой об устройстве маггловской техники. Не сказать, что Гермиона была так уж в ней сведуща, но комичное лицо Виктора и его испуганный взгляд, обернувшийся к газовой плите в ожидании неминуемого взрыва, того стоили. Гриффиндорка издала виноватый смешок, повторяя, что выключенная плита безопасна. Но дурмстранговец не раз имел дело с драконами. Его было не провести.       ***       День рождения Гарри редко бывал положительно знаменательным событием. Так или иначе, но каждый год он не приносил имениннику ничего хорошего за пределами двух писем с подарками от близких друзей. Еще страннее было только явиться лично в этот просторный аккуратный дом, о котором Гермиона знала только плохое. Она помнила адрес Гарри, потому добраться оказалось не так уж и сложно. Они пересеклись с Люпином и Кингсли на лужайке перед входом. После короткой проверки гостей также пригласили внутрь. Сами хозяева дома уехали еще днем.       Большая часть участников предстоявшей операции была уже на месте, среди них оказались и близнецы, и Грюм, и даже Флер. Просторная гостиная едва уместила всю компанию, в которой сам Гарри выглядел таким же гостем, какими были все прибывшие. Гермиона, улыбнувшись и коротко обняв Рона, не обделила и именинника, сердечно обнимая его и шепча на ухо «с днем рождения». Гарри держался молодцом, выглядя не таким изможденным и настороженным, каким бывал в поезде и первые дни в Хогвартсе. Он коротко шепнул в ответ, что с Кикимером все получилось. Гермиона подбодрила его по мере сил, в последнее время почему-то не чувствуя прежней силы в улыбке. Она инстинктивно обернулась, ища глазами своего рыцаря. Виктор, внимательно следивший за ней все это время, неохотно переключился на инструктаж Грюма.       Семеро Поттеров. Камины, порталы, аппарация и любая магия отслеживались Министерством, разумеется, ради блага Гарри, а потому выход оставался лишь один. Гермиона, узнав о плане еще в Болгарии, согласилась на него моментально, пускай и не без вмешательства Виктора, коротко и лаконично сообщившего, что никому, кроме себя, ее безопасность в воздухе не доверит. Они не просто перемещали Гарри из одной точки в другую под покровом ночи. За ними будет погоня. Игра на выживание. В которой Крам планировал играть только с лучшей рукой.       — Здесь по одной дозе на каждого, — громыхал Грюм, выставив на столе семь флаконов с Оборотным. Флер, Гермиона, Рон и близнецы переглянулись. Гарри в это время пристально взглянул на Наземникуса, но ничего не сказал. Грюм продолжил брифинг, переключившись на очередность взлета, построение, разделение на пары и маршрут, обращаясь к сопровождающим лицам. Им в руки попала бумажка с адресом дома под Фиделиусом и маршрут на карте. Виктор нахмурился, но девушка пообещала помочь, если они все-таки заплутают. Судя по всему, наставления лже-Поттеров были окончены. Гермиона вспомнила свой второй курс, с мурашками на загривке испытывая фантомное ощущение шерсти на лице, неудобно мешающийся хвост, черно-белое зрение, слишком острые чувства… От нюха она, к слову, так и не смогла до конца избавиться. А сейчас она выпьет зелье и станет Гарри. Станет…       Компания хотела подойти к столу, как тут Грейнджер торопливо выскочила вперед, разворачиваясь и преграждая путь остальным коллегам. Она прочистила горло.       — Э-э, прошу прощения! – воскликнула, ловя на себе все взгляды. Грюм замолчал, недоуменно прервав речь. В гостиной наступила тишина. – Фальшивые Поттеры, минутку внимания!       Близнецы состроили гримасы, но Гермиона не обратила на них взгляд. Она смотрела на Гарри, уже порозовевшего щеками в понимании. Но его лучшая подруга не собиралась оставаться в стороне. Она затараторила:       — Если кому-то из вас нужно воспользоваться уборной, сделайте это сейчас! – она воинственно нахмурилась, готовая к спорам. Вот только для этого надо было осознать ситуацию, в чем многие от нее отставали. – То же относится и к одежде! Найдите укромные места и переоденьтесь прежде, чем принять зелье! Прошу проявить уважение к Гарри, дамы и господа!       Присутствующие моргнули. А затем поняли.       — Грейнджер! – рявкнул Грюм. — Что за пансион благородных девиц?! У нас нет времени!..       — Значит, не будем тратить его на споры! – сверкнула глазами Гермиона, закусив удила.       Челюсть отставного аврора отвисла. Он, очевидно, плохо знал старосту, не так давно хладнокровно усыпившую однокурсницу на глазах у старшего преподавательского состава. Под ее мечущим молнии взглядом даже близнецы не стали сопротивляться, поминая деньки под гнетом высокоморальной занозы. А сама Грейнджер ухватила Флер под локоть и потащила на второй этаж, показывая остальным пример. Она оглянулась на Виктора, который буднично загородил собой зелья, скрестив руки и поигрывая палочкой. С таким аргументом спорить уже никто не стал.       — Она меня пугает, — пожаловался Рон на ухо Гарри.       Тот издал смешок, заметно легчая сердцем.              Ощущение было странным. Оказаться кем-то другим, не просто внешне, но и биологически… И того страннее. Виктор утешительно и почти серьезно обещал помочь с туалетом по достижении конечного пункта путешествия. Гермиона едва видела его ехидную физиономию из-за ужасного зрения Гарри, а потому промахнулась со шлепком. Хриплый смех над ухом вызвал в ней мурашки. Стало еще страннее. Грейнджер поспешно нацепила очки, пытаясь освоиться хотя бы с одной проблемой, пока Флер на том конце зала испытывала схожие трудности, пытаясь неловко оправить на себе штаны. Билл получил свой тычок в плечо и витиеватое ругательство на французском. Изо рта Гарри картавое «р» звучало вдвойне необычно – но все равно вышло без акцента. Гермиона мысленно записала интересную деталь в блокнотик. Старший Уизли попытался неловко пригладить черные вихры любимой, отчего пара смягчилась, смущенно стрельнув зелеными глазами.       — Международные связи, — гордо проурчал Виктор. – Моя школа.       Гермиона издала мальчишеский смешок – не такой лающий, как у Гарри, звонкий, открытый. Наверное, если бы не Дурсли, сирота бы смеялся именно так. А Грейнджер и сама была рада за француженку. Будучи частично вейлой, та мигом оказалась под крылом хмурого дурмстранговца, с которым быстро подружилась, продолжая переписываться по сей день. У них был противоположный вкус в винах и одинаковые страдания на почве изучения английского. И оба иностранца сошлись на том, что изучать язык вдвое легче, если заниматься им в сугубо эгоистичных и корыстных романтических целях. Хитрецы этого даже не скрывали.       Обладавшая чутким слухом Флер оглянулась, послав воздушный поцелуй. Парочка махнула в ответ. Гермиона с Виктором еще в Болгарии получили приглашение на их с Биллом свадьбу, должную состояться совсем скоро, в Норе. И девушка тогда розовела щеками, представляя…       — Так, теперь вы. Грейнджер, Крам, — рявкнул Грюм, доходя до последней пары. – У нас тут лишний фестрал оказался из-за перестановки пар. На чем летите?              Все в комнате вытаращились на него, будто старый аврор окончательно поехал крышей. Виктор Крам молча вытащил из кармана мантии свою Молнию, вызвав несколько восторженных взглядов. Даже предстоящая опасность не могла одолеть его небольшой фанклуб.       — Похоже, ты и впрямь живешь под камнем, Грозный Глаз, — вздохнул мистер Уизли.       — Ну что, посоревнуемся, кто первый доберется до убежища? – жизнерадостно подначила ловца Тонкс. Она одолжила у Гарри его Молнию — тот ехал в мотоциклетной коляске с Хагридом, — а потому горела энтузиазмом испытать скоростную метлу в деле.       — Только не это, — тоскливо вздохнул Люпин. – Дело не в скорости, нам нужно держаться…       — Согласен, — хищно прищурился спортсмен. Пари ему было не в тягость.       — Ух ты! – загорелся Рон вслед за Тонкс, с которой летел. – Заодно посчитаем, сколько Пожирателей сбили!       — Рон! – одновременно негодующе воскликнули Гермиона с мистером Уизли.       — Десять галлеонов за голову, братишка, — немедленно подхватили близнецы. – Ты в деле?       — Ну-ка молчать!!! – крикнул Грюм. – Никаких идиотских соревнований, если жизнь дорога! Иначе я сам плюну на ваши могилы, позеры пустоголовые! Как вам по ломанному кнату за каждую вашу голову, а?! – его волшебный глаз крутнулся в глазнице. — И Мерлина ради, Поттер, не давай своей собаке высовываться!       Тот кивнул Сириусу, оставив чужой крик без внимания. Сказывался опыт.       — Пять минут до отлета, — спокойно проинформировал он. – И судя по тому, что в прогнозе погоды грозы не предполагалось, нам стоит поторопиться.              Все оглянулись на окно, за которым вдалеке уже наращивали мощь темные кучевые облака. Поднимался ветер, редкие косые капли били по стеклу. И несмотря на ночь, вступившую в свои права, видимость была даже слишком хорошей – достаточной, чтобы разглядеть в небесах Метку, стоит той появиться. Именно такие тучи сгущались над Хогвартсом больше месяца назад.       Время пришло.              — Старайся использовать невербальные и не сильно вертеть головой, — давал последние инструкции на ухо Виктор. – Гарри не новичок на метле, неосторожный звук может нас выдать.       — Ты имеешь в виду, постарайся не визжать? – вскинула смоляную бровь Гермиона. После чего важно поправила очки, гневно сверкая зелеными глазами. – По-моему, ты себя переоцениваешь, Виктор.       — Семеро Поттеров… — качал головой настоящий Гарри. – Представляю кое-чью кислую рожу. Надеюсь, он нам не попадется, верно, Нюхалз?       Сириус тихонько фыркнул, ныряя назад, в тень коляски. Они уже закрепили багаж с чучелом совы в клетке позади Хагрида. Настоящую Хедвиг Поттер успел отправить в Нору, не став давать Пожирателям лишний опознавательный знак.       — Мерлина ради, Поттер! Клянусь, твоя псина выдаст тебя с потрохами! – громыхал Грюм, пытаясь устроить искусственную ногу на своей метле. Наземникус то и дело получал по филейной части, когда та неожиданно распрямлялась – и Гермиона подозревала, что ее кто-то сглазил. Она с подозрением взглянула на близнецов, но те были так же впечатлены, как и она.       — Помните, Экспеллиармус – любимое заклинание Гарри! – опомнилась Грейнджер, давая остальным лже-Поттерам последние инструкции. – Тот, кто его использует, привлечет внимание главного противника – рассчитывайте свои силы и не нарывайтесь без нужды!       — Красный сигнал будет нуждой, — вдруг откликнулась Флер, хмуря брови. Она храбро вскинула подбородок: — Мы знаем, на что подписывались.       Билл, вздохнув, подсадил свою воинственную невесту на фестрала, забираясь следом сам. Все пары наконец-то были готовы к взлету.       — Ждем… — смотрел в небо Грюм. — Ждем…       Гермиона ужасалась тому, что скоро покинет любимую земную твердь, и радовалась тому, что в этот раз обойдется хотя бы без фестралов. А еще, что ей по крайней мере больше не мешала ее шевелюра. Так у Виктора будет хоть какой-то обзор. Крам усмехнулся у нее над ухом, улавливая под собой неуверенные ерзания на амортизационном заклинании. Он сидел к ней так плотно, что Гермиона со всех сторон оказалась окружена его телом: рельефные грудь и живот вжимались ей в спину, бедра давили на ее собственные, а обе сильные руки оказались по обе стороны на древке, запирая клетку. Это был уже не воздушный променад над морем или замком. Метла подрагивала под ними, испытывая нетерпение своего хозяина. Грейнджер вдруг подумала, что Виктор не преувеличивал.       Она хотела обернуться, попросить, чтобы гениальный акробат был с ней полегче…       — Ждем… Сейчас!              И они взлетели.              ***              Гермиона была рада, что не стала ужинать, послушав совета Виктора. Голод ушел сразу, сменившись помутнением в глазах и ощущением упавших на дно внутренностей со сбежавшим куда-то в пятки сердцем. Она ненавидела летать. И единственное, что удерживало ее от потери над собой контроля – то, что она не упадет. Ни за что. Не в объятиях Виктора Крама. Потому Грейнджер быстро открыла глаза, пересиливая свист ледяного ветра в ушах, сухость во рту, мелькающие пятна в глазах, ужасающую высоту под ногами, врезавшиеся в переносицу, потяжелевшие очки и неудобства пониже спины. К счастью, вместе с чертами внешности и плохим зрением девушка, похоже, переняла врожденное чувство пространства Гарри, позволившее справиться с тошнотой и дезориентацией быстрее ожидаемого.       И вовремя. Они не успели пролететь достаточно в кучевых облаках, как за спиной появились преследователи.              Тогда и началось воздушное сражение.              Еще до разделения у оговоренной точки на карте, Гермиона могла замечать вспышки и маневры остальных членов группы. Пожирателей оказалось не просто много – чертовски много, где на каждую пару приходилось по четверо, а то и пятеро противников. Грейнджер не верила, что все из них были приспешниками Волдеморта, и быстро убедилась в своей правоте. Некоторые летели на метлах. Пожиратели были известны своей способностью летать без них, наученные, вероятно, своим хозяином. Вдогонку летели зеленые вспышки, мелькающие всполохи убивающих заклятий, иногда в какой-то паре футов, заставляли сердце сжиматься. Гермиона разила в ответ, но едва ли ее косые оглушающие могли попасть хоть в кого-то. Ближе всех к ним летели Билл с Флер, и их фестрал быстро остался позади. Или же они сами отстали. С точностью Гермиона не могла определить, слишком часто небо менялось с землей, чтобы с готовностью утверждать хоть что-то. Виктор нырял, проверяя маневренность врагов, никогда не летел по прямой, доводя до нового головокружения. Все-таки, рожденная ползать всезнайка не могла охватить сложную науку в одночасье даже в облике Гарри. Она пригибалась ближе к древку, повторяя движения парня. Тот молчал, позволяя собственному телу говорить за себя, и лишь изредка перехватывал под животом, давая сигнал к новому нырку или змейке. Понемногу Грейнджер начала осваиваться. Все-таки маневров было всего несколько, и они повторялись. Может, Виктор знал, что стоило быть…       Красный сноп искр. Среди Пожирателей вдалеке раздался новый шум, и вереница возгласов докатилась до их пары. Кажется, там что-то произошло, и судя по радости криков, что-то не очень веселое. Сердце сжалось. Если это Гарри…       — Грюм, — хрипло откликнулся Виктор, резко сворачивая.       Гермиона не успела среагировать, невольно наваливаясь телом на правую руку ловца и едва вцепляясь в древко крепче, чтобы кое-как перенести вес и облегчить ему управление. Похоже, лже-Поттерам пришла пора разделиться. До девушки вдруг дошло, что обычный Пожиратель едва ли добрался бы до такого опытного аврора, как Грюм. Что значило…       — Мы – третьи от него, — отрывисто произнес болгарин, — двигаемся вперед, как можно дальше.       — Зачем? – выдохнула Гермиона в перерыве между ответными заклятьями Пожирателям.       Их пятерка преследователей так не сократилась ни на одного.       — Выиграть время, — сухо откликнулся парень.       — Для чего?       Прошло несколько минут нырков и уклонений. Грейнджер пыталась восстановить дыхание, чувствуя подступающую к горлу панику. А следом и волну беспомощной злости. Она так и не достала ни одного из Пожирателей, сводя свою помощь Гарри на нет. Что, если враги поймут, что они пустая трата времени и переключатся на него? Она уже не замечала встречного ветра, приноровилась к змейкам и ныркам, а также бесконечному крену, граничащему с бочкой. Собственное тело научилось слушать опытного летуна, перенося вес уже без осознанных команд разума. Наконец они выровнялись, возвращая верх и низ на место. Крам, даже не вспотевший, оглянулся назад, замечая, как тщетны были их усилия – все, что они могли, так это оторваться в чистой скорости. Но с пассажиркой у ловца на это было мало шансов, несмотря на Молнию. Они ведь даже по прямой лететь не могли.       — Скажи мне: ты беглец или боец, Гермиона? – вдруг выдохнул на ухо Виктор.       Грейнджер заметила, как его бицепсы сильнее напряглись, давя на плечи, а хватка на древке побелела, сердце часто билось ей в спину, шею обдавало тяжелое дыхание. Ее храбрый рыцарь был очень, очень зол. И наверняка в том была виновата смерть Грюма, времени на скорбь по которому попросту не оставалось. Девушка чувствовала схожий гнев, удвоившийся с вопросом Крама. Она не могла ему помочь. Она не могла помочь Гарри. Она была никудышным бойцом, а ее всезнайство не играло никакой роли в реальном бою. Уж тем более тут. В небе она была полнейшим балластом. Ее хватка также побелела на древке, скользнул кадык, заиграли желваки. Гермиона поняла, к чему вел ее боец. Вцепившись в метлу мертвой хваткой, она процедила чужим голосом:       — Не думай обо мне. Покажи им высший пилотаж, Виктор.       И хриплый голос на ухо согласно прорычал ей в тон:       — Потому что выше коршуна не летает никто.              А затем рванул метлу на себя.              Гермиона наивно думала, что уже повидала худшие из возможных маневров.       Как оказалось, она еще не видела ничего.              Все смешалось в один бесконечный кульбит, пуская метлу в бочки, тяжелые крены, петли, и такой дикий перепад потоков ветра, что Грейнджер даже не пыталась понять, где верх, а где низ, взмывают ли они или ныряют. Виктор летал так же легко, как дышал. И даже балласт не мог умалить его талант и отточенный годами опыт. Гермиона не пыталась угнаться или осознать хоть один маневр, выяснять их положение разумом и выбирать для тела ответное. Она поддалась чужим инстинктам, сливаясь весом, спаиваясь корпусом, приникая к древку так близко, что дерево давило на ребра, а ноги ныли, скрещенные до боли. Она не видела, не слышала, но чувствовала биение сердца, поддавалась нажиму груди, давлению мышц, дышала в унисон.       Зеленые вспышки мелькали со всех сторон перекрестным огнем, сверху и снизу, спереди и сзади. Метла лавировала между ними в отчаянном воздушном танце, таком же свирепом, как бой, и не менее выверенном. Каждый вздох, каждое движение корпуса, нажим кисти на древко, литая мышца тела ловца, на жалкие доли мгновения привстававшая, чтобы в очередной раз бросить их в сторону от неминуемой смерти, совершая рваное воздушное сальто и мигом уходя в штопор и финт. Среди врагов раздался вскрик. Гермиона резко открыла глаза, замечая, как охваченная шальной зеленой вспышкой фигура падает.       Падает, падает, падает…       Изящная, невозможная дуга вдоль потоков ветра, пойманная на одном инстинкте небесного хищника – и вот уже двое отстали, когда оставшийся ринулся следом, швыряясь убивающими пуще прежнего. Они шли вверх, по неоднородной спирали. Кренясь и срываясь, подныривая и виляя. Но шли вверх. Виктор будто выжидал ради чего-то… Выжидал, не обращая внимания на противника позади. Расстояние непростительно сократилось, Пожиратель уже готовился для очередной вспышки.       — Сейчас, — вдруг шепнул на ухо Виктор Крам.       И тогда, внезапно догадавшись, что именно за этим последует, Гермиона стиснула зубы, сжимаясь вокруг метлы. Но не смея закрыть глаза.              Коршун сложил крылья в пике.              Сердце пропустило удар. Внутренности пошли вверх, тело парализовало от ужаса. Они падали прямо на двоих врагов, задравших головы, растерявшихся, бледных, едва ли понимающих, что прямо сейчас на них идут тараном. Сверху вниз, отвесно, прямо в тормозящие фигуры — недостаточно, они не могли развернуться на такой скорости, хоть как-то маневрировать на старых метлах, они не успевали уйти с пути… Встречный ветер давил на стекла очков, забирался в глаза, оглушал своим свистом. Воздух сопротивлялся падению – но его никто не спрашивал, разрезая, пронзая насквозь. Еще и еще, все быстрее и ближе. Бледные лица были так близко. Легкая тень чужого движения сократилась мышцами вдоль ее спины, и она подготовилась к рывку, напрягшись всем телом. Тот не заставил себя ждать, рванув ее вбок такой перегрузкой, что все внутренности захотели остаться позади, но им не позволили стальные тиски атлетичного тела, прижавшие к метле намертво. Все смешалось вместе – они налетели на тела, сбивая одно за одним, сталкиваясь в клубок из тел, метел и мантий, а затем выскальзывая из него… Зеленая вспышка, предназначенная Виктору в спину, угодила в одного из несчастных. Раздался хлопок. Метлу дернуло, будто кто-то ухватился за нее. Их швырнуло в сторону, и они снова влетели в кого-то. Гермиона едва видела, едва слышала. Но мыслила и существовала.       А потому выставила палочку куда-то в темноту, в чей-то плотный бок, и закричала:       — Депульсо!       Их отшвырнуло от троих падающих тел.       Виктор позади шумно вздохнул, выравнивая их, отрываясь одной рукой от метлы, чтобы наконец выхватить свою палочку и безжалостно прошипеть вслед:       — Десцендо тоталум.              Гермиона ахнула. Смешавшиеся в кучу Пожиратели с пугающей скоростью отправились вниз, исчезая в нижнем слое туч. Грейнджер, борясь с тошнотой и головокружением, принялась оглядываться. Похоже, это были все противники.       Они одолели всех. И это осознание мигом вернуло ясность рассудку.       — Виктор, что, если ты их убил?.. – прошептала Гермиона.       Крам же набирал высоту, возвращаясь к исходному маршруту.       — Не я, — равнодушно ответил он. — Гравитация.              Ему не была нужна передышка, как девушка помнила, тот тренировался в воздухе часами. Вероятно, будь возможность, и вовсе не спускался бы на землю. Даже удивительно, что он не освоил анимагию. Скорее всего, боялся соблазнов. Лишь высоко в небесах Виктор дал себе время осмотреть окружение на предмет опасности. И Гермиона хотела продолжить беседу…              Внезапно что-то темное появилось из туч, вызвав в болгарине дрожь. Он рванул метлу вперед, не давая объяснений, напуганный, сосредоточенный. Гермиона, кое-как обернувшись, заметила. И похолодела. Красные щели глаз, искаженное змеиными чертами лицо. За ними гнался сам Волдеморт. Они были третьи от Грюма. И успели одолеть всех, кто мог вызвать… Нет, был пятый. Он и сбежал за подмогой. Вероятнее всего, заложник Империуса, иначе использовал бы Метку, вызвав хозяина куда быстрее. Все потому, что они выбрали сражение – и преуспели в нем. Это было слишком похоже на Поттера. Слишком дерзко и умело. Это была ошибка. И Виктор понял, с силой прижимая Гермиону к древку метлы, едва уклоняясь от редких зеленых всполохов. Он гнал метлу, больше не заботясь о воздушном поединке или маневрах.       — Аппарируем, — рвано выдохнул на ухо Виктор, когда стало понятно, что они не вырываются вперед, а Волдеморт не планирует отступать. Пока это были лишь любимые им одиночные убивающие, от которых можно было увернуться. Но скоро ему надоест. – Пять… Четыре…       — Не так быстро! – вдалеке прошипел Волдеморт, вскидывая обе руки и начиная что-то бормотать под нос.       Молния начала взбрыкивать. Гермиона мигом вспомнила этот трюк с первого курса, когда Квиррел на матче так же заговаривал метлу Гарри – значит, то действовал Волдеморт. И его отвлек…       Грейнджер извернулась и выкрикнула из-под руки Виктора:       — Инсендио Триа! – выпуская в сторону преследователя широкую струю огня.       Крам шумно сглотнул, но никак не отреагировал. Видимо, метла была зачарована против огня, а потому заклинание не могло нанести ей урона. Но секундное отвлечение также не дало желаемого эффекта. Волдеморт лишь укрылся мантией, даже не отстав.       — Три… — возобновил отсчет Виктор.       — Нет, еще пару секунд, — не сдавалась Гермиона.       У них был самый большой шанс задержать главного преследователя. Но ни Экспеллиармус, ни Ступефай тут не помогут. Нужно было что-то отвлекающее, необычное, о контрмере к чему не вспомнишь за секунду…       — Акцио! Авис! – воскликнула всезнайка, призывая из кармана мантии Виктора пергамент и трансфигурируя его в стаю птиц. — Оппуньо!       Те бросились в лицо недругу, стремясь выклевать глаза, облепливая крыльями, мешаясь когтями и криками. Убийца по привычке начал швыряться Непростительными, не заметив в суматохе, что птицы не были настоящими – а потому и умереть не могли.       — Ты гений, — восхищенно шепнул Крам, сворачивая в кучевое облако потемнее.       Это был их шанс оторваться – если там успеют накинуть на себя прозрачность…              Но у Волдеморта были другие планы. Он оказался не на шутку разозлен внезапным отпором, все больше убеждаясь, что подобным неуважением к себе и неоправданной храбростью был обязан старому недругу. Его лицо исказилось в ненавидящей гримасе, и чистая магическая мощь отозвалась на нужды хозяина, начиная искривлять само пространство, взвившись смерчем, заставляя само небо обратиться воронкой, сталкивая кучевые облака, сводя на нет все попытки к бегству, чуть ли не срывая беглецов с метлы… Но тут все закончилось.       Пытавшиеся отдышаться и вернуть себе устойчивое положение Виктор с Гермионой растерянно осматривались в ожидании подвоха. Небеса были пусты, принимая прежний вид. Волдеморт исчез.              — Гарри выдал себя, — тревожно прошептала Грейнджер.       — Мы спасены, — согласился Крам.              Не сговариваясь, они выдохнули, каждый по-своему. В конце концов, этой ночью они сделали все, что могли.              ***              Предсказуемо, они победили в дурацком споре, обойдя Рона с его метким обезвреживанием одного Пожирателя, и Джорджа с Люпином, которым помог «косой» Снейп, задевший другого Пожирателя прежде, чем отсечь ухо Джорджу. Грюм бы над ними посмеялся, с его-то увечьями. Но они его потеряли. У старого аврора не было семьи, потому небольшие поминки устроили тем составом, что был с ним на последней миссии. Все равно большего старый брюзга бы не одобрил.       В благодарность за помощь во время операции, Кингсли временно выделил парочке одно из защищенных убежищ Ордена – крошечный домик на окраине Лондона. Виктор планировал остаться в Англии по крайней мере до свадьбы Билла и Флер, потому был весьма признателен. Гермиона же не хотела занимать лишнее место в Норе, особенно, когда могла выкроить еще немного времени для них с Виктором, потому ее выбор был очевиден. Старшие члены Ордена попросили парочку не высовываться – Виктора в частности. В отличие от Гермионы, он не мог скрыть личность даже Оборотным, что делало его легкой мишенью. Но парень не жаловался. Он был согласен и на домашний арест, лишь бы в приятной компании.       Грейнджер также не теряла времени даром, принимаясь дочитывать то, что еще не успела, больше не отвлекаясь на тренировки и остальную подготовку. На неделе к ним выбрался Гарри, не сразу добравшийся до Норы из-за удвоенных мер предосторожности, рассказав свою часть истории. Его в итоге все-таки выдал Сириус, прикрыв собой от шальной Авады, но несмотря на это, он сумел добраться до Норы целым и невредимым. Более того, обезвредил по дороге пару Пожирателей Сектумсемпрой. И выговоры Гермионы, тут же принявшейся отчитывать друга за жестокость и вероятные подозрения за выбор заклинания, на Гарри впечатления не произвели. Он парировал аргументы Патронусом, который уже объявил жажду крови. А кроме того, он целился только в Пожирателей.       Переглянувшаяся пара тогда разом погрустнела – они подобными успехами похвастаться не могли, взяв количеством. Не то чтобы у них был выбор. Но понимание того, что они могли, и скорее всего, погубили пару заложников, уже доставило им несколько бессонных ночей. И именно Гермионе пришлось тогда успокаивать Виктора, запоздало винившего себя за порыв злости, необдуманные действия и ненужные жертвы. Грейнджер тогда наполовину лукавила. Ей самой было не по себе, куда там утешать кого-то. Но за последние годы она достаточно набралась слизеринства, чтобы понимать, когда муки совести были правильны, а когда – губительны. Потому уже сама заваривала им чай и читала Виктору вслух, зная, как тот любил слушать ее голос, понемногу засыпая в углу дивана. Или позволяла наблюдать за собой и своим штудированием книг, что являлось, пожалуй, третьим любимым досугом болгарина после квиддича и свиданий.       Впрочем, их будни разбавились еще парочкой визитов Гарри по каминной сети. На этот раз Поттер поведал нелегкую историю Кикимера и того, что случилось в жертвенной пещере. Как Регулус обманул своего хозяина, пожертвовав собой. И только полубезумный домовик, по вине Волдеморта и испивший сводящее с ума зелье, остался в живых, чтобы передать правду в руки нового хозяина. С которым успел подружиться за парой сердечных бесед и сочувственных обещаний. И Гарри не пришлось врать. Даже Сириус испытывал чувство вины перед братом и его слугой, которых он всегда презирал. А Кикимер на радостях за подаренный медальон даже пообещал в ответ не называть Гермиону грязнокровкой. Что вызвало счастливую улыбку на ее лице. Она верила, она знала! Но то были не все новости, которые смекалистый сирота припас. Флетчер, предавший Грюма и Орден, не сумел аппарировать далеко – Гарри наложил на него сглаз, отвлекши ногой Грюма, что позволило Кикимеру перехватить его и вернуть на Гриммо. А затем хорошенько допросить. Как оказалось, Флетчер за время уборки штаб-квартиры сумел умыкнуть настоящий медальон, продав его… Амбридж. Гермиона уже перестала чему-либо удивляться. И даже не знала, кому сочувствовала больше: лицемерной жабе в розовой кофточке или осколку души маньяка. Но парочка нарисовалась однозначно колоритная.       Так что, по крайней мере, один крестраж был обнаружен – оставалось теперь его забрать и уничтожить. Да, новости были не настолько обнадеживающими, как они хотели. Но никто и не говорил, что будет легко.              До свадьбы Флер и Билла оставался всего день. И тем больше Гермиону одолевали скверные предчувствия. Больно уж много гостей те пригласили – а где незнакомцы, там и шансы на недругов под Оборотным. Без Грюма и его постоянной бдительности собственная подозрительность только возрастала. Бессмысленно и беспощадно. Грейнджер искренне надеялась, что враги еще зализывают раны и не осмелятся на нападение, ведь среди гостей будет достаточно авроров и членов Ордена. Не то чтобы им это помешало в прошлый раз. И было еще печальнее знать, что Виктору придется покинуть Англию вскоре после церемонии, потому как его наверняка узнают гости. А вслед за ними прознают и враги. Конечно, на родине болгарин будет в безопасности, чего Гермиона хотела больше всего. Но еще следом она окажется наедине с друзьями, от которых успела отвыкнуть. С обязанностями, которые могла не суметь выдержать. И критическое мышление – слизеринское, как его назвал бы Рон – в последнее время стало только раздражать. Оно убивало веру. Хорошо хоть, Гарри успел подчерпнуть так много за последний год. «Последний год», — вертелось в голове у Гермионы. Последний год. Последний…              — Виктор, — негромко позвала Грейнджер, откладывая книгу. Она достаточно пряталась за ними последнюю неделю. В конце концов, последнее незаконченное в ее списке на самом деле не было последним. – У меня к тебе есть просьба.       Крам, вышедший из душа, стянул с плеч полотенце, замирая с ним в руке. Они оба вдруг испытали дежавю. Гермиона – от его вида, а Виктор, скорее всего, – от ее тона. Но не став паниковать раньше времени, ее мужественный рыцарь сначала вытерся, достал палочку и отослал полотенце в ванную. После чего сел к ней вплотную на диван, просто разглядывая ее. Это было привычным приглашением к началу беседы, которое Гермиону неизменно устраивало. Они пережили вместе слишком много, чтобы полчаса расшаркиваться, как в прошлый раз. Потому сейчас гриффиндорка сказала просто и прямо:       — Виктор, я бы хотела, чтобы ты забрал мою девственность.       Крам моргнул.       — Куда?       Гермиона молча закрыла глаза.       Скорее всего, собеседник был даже готов к такой просьбе, слишком уж близко девушка последние дни, наверняка выдавая себя, притиралась к нему во время сна. Почти отчаянно. Они помолчали. Ни один из них не собирался отступать, потому Грейнджер пришлось вновь брать инициативу.       — Витя, знаю, ты дал себе слово, — мягко заговорила она, разглаживая ткань домашних штанов. – Но я не хочу ни о чем сожалеть, понимаешь?       Виктор откинулся на спинку дивана. Затем, подумав, положил голову ей на плечо в ультимативном жесте доверия, служащим соломкой к его следующим словам:       — А я не занимаюсь благотворительностью, любимая, — тихо ответил он. – Твое «ни о чем сожалеть» — ты хоть знаешь, как это звучит?       — Я знаю, как это звучит, — мрачно ответила Гермиона, склоняя в ответ свою голову к его влажной макушке и трясь щекой. Она даже не пыталась стелить свою соломку. – И я правда не хочу умереть, так и не испытав близости с тобой.       — Значит, не умирай.       — Виктор. Ne se inati, glupav ritsar.       — Это ты не будь упрямой, глупая птица! — немедленно взвился тот. Он терпеть не мог, когда она использовала против него запрещенные приемы вроде родного языка. Потому что они чертовски работали. Виктор сел ближе, нетерпеливо обнимая ее – или скорее, беря ее плечи в сгиб локтя. Он фыркнул ей в щеку: — Поверить не могу, что ты... – сделал глубокий вдох, мягко боднув лбом ее висок. И продолжил уже терпеливее, щекоча шею горячим пыхтением: — Представь, что я согласился. Представь, что ты не вернулась. Что я должен чувствовать? Что я, отпустив тебя на смерть, по крайней мере... – он содрогнулся от самой тени того горя, что маячило на горизонте безмолвным призраком. – Нет, Гермиона, нет. Если это даст тебе хоть один лишний повод вернуться ко мне живой, я рискну и откажусь от последней трапезы.       Содрогнулась и Гермиона. Последние слова пробрали ее до самого сердца, сжав холодом. Забавно, как многие посторонние и даже изрядная часть фанатов считали Крама хмурым тугодумом, скудоумным атлетом – на подобное велись даже студенты Хогвартса, ведь иностранец по приезду говорил немного, в основном почти односложно, брал паузы в длинных предложениях. И первое впечатление быстро закрепило общее заблуждение. Это Грейнджер потом узнала, каких трудов ему давался английский. Каких усилий ему стоило оградить от этого заблуждения его драгоценную «Гер-ми-вону». Каким горячим на деле был нрав болгарского ловца, прекрасно заметный на летном поле. И каким красноречивым он мог бы быть, если бы только девушка все-таки освоила его язык честно, не спотыкалась об идиомы, для которых в голове англичанки не было аналогов, а потому ее не спасал даже браслет. Потому что даже на ее языке он умудрялся бить в цель. Неожиданно. Наверняка. Так, что перестать думать о хлесткой фразе уже не получалось.       — Но я люблю тебя, Виктор, — грустно ответила Гермиона. Побежденно.       Ее грусть передалась и партнеру.       — И я тебя, милая, — вздохнул Крам. – Ты знаешь, почему я тебя отпускаю. Не потому, что я согласен с твоим решением. Потому что тебе это нужно. Твоему сердцу это нужно, чтобы сосредоточиться на выживании.       — Знаю, — еще тише ответила Грейнджер. – И я благодарна…       Но Виктор на это лишь фыркнул.       — Прибереги благодарность до своего возвращения. Я не святой, знаешь ли.       Грейнджер повернулась к нему, бросая оценивающий взгляд на своего парня. И вдруг весело усмехнулась:       — Согласна. Ты слишком симпатичный для этого.       Виктор нахмурился. Он слишком хорошо знал свою пару, чтобы не видеть, куда все идет.       — Даже не смей разыгрывать против меня карту флирта, — предупредил он, напрягаясь.       — Я всего лишь озвучиваю факты, — невинно парировала Гермиона. Она-то знала, на какие рычаги нажимать. – Возможно, я бы была более религиозна, если бы на иконах рисовали больше накаченных мужественных…       Крам прыснул, а затем не выдержал и расхохотался, с громким осуждением наваливаясь на нее и принимаясь осыпать поцелуями. Гермиона счастливо пискнула, оказываясь прижатой к дивану тяжелым горячим телом, ласково отвечающим ей сквозь смех что-то про хитрых принцесс, глупых рыцарей и их общую манеру влипать в неприятности. И нежась в абсолютном доверии глупой болтовни и ленивой ласки, Гермиона подумала, что это было даже лучше, чем секс.              ***              Но, как и все их разговоры, слова оставляли свой след.       Гермиона крутилась перед зеркалом, довольно улыбаясь своему отражению. Она была в бордово-алом платье с накрашенными в тот же цвет губами. Слишком вызывающе – но она шла на церемонию не одна, так что за приличия не волновалась. А цвет… Да, сплошная сентиментальность. И, возможно, «последняя трапеза» сыграла тут свою роль. Она хотела, чтобы Виктор запомнил ее такой. Раскованной, смелой, взрослой. Чтобы не думал о том, как отпустил ту самую, робкую, лохматую, одинокую пятнадцатилетнюю девочку на войну, чтобы видел в ней равную. Свою пару. А потому она поправила хвостик мальвинки, стреляя в свое отражение глазами с хитрой усмешкой, проверила удобство туфель, по привычке огладила невидимый наруч на предплечье, после чего взяла свою бездонную сумочку и сбежала вниз, где ее ждал Виктор. Они оба решили устроить друг другу сюрприз.       И сюрприз Виктора был…       — Ты выглядишь потрясающе, — выдохнула Грейнджер, мигом забыв обо всем, что было в ее голове до этого. И как ей в голову могло прийти при первой встрече, что Виктора можно назвать симпатичным лишь с натяжкой? Сравнивать с тем же Седриком? Этого статного, роскошного, уверенного в себе парня? Ей страшно захотелось коснуться его, убедившись в том, что она не спит. Слишком уж жалко было бы забыть такую красоту поутру. Но Виктор пропустил ее прикосновение, глядя во все глаза, сам пораженный необычностью девичьего образа. В наилучшем смысле.       А Гермиона и не заметила, как Крам вырос с тех пор, как ему было восемнадцать. Потому что перед ней и под ее рукой был не просто физически развитый парень, не просто старшекурсник или суровый дурмстранговец. Аристократ в строгом черном камзоле. Добавляло образу и то, что он был идеально причесан и выбрит, щетина вдоль линии челюсти прекрасно подчеркивала черты его лица, хищную строгость и силу. Он был во всем черном. А Гермиона была во всем алом. Она знала, на что шла, когда интересовалась между делом вчера, какой цвет Виктор предпочтет. В этот раз уже она подчеркивала статус его пары, не заботясь о том, как нелепо на ней смотрелся образ роковой женщины. Не сказать, впрочем, что ее простое платье на широких бретелях было таким уж взрослым.       Но восхищенное лицо Виктора, стремительно темнеющее скулами, того стоило.       — Ты… Ты выглядишь… — пробормотал он, судорожно пытаясь выбрать из своего словарного запаса лучшее слово. То не находилось. Болгарин нахмурился, несчастно заканчивая: — Как живой соблазн, Гермиона.       И этот комплимент ее полностью устраивал. Девушка просияла.       — Ваша похвала принимается, мистер Крам, — важно кивнула она.       Им стоило выбираться на балы и вечеринки почаще.       Виктор растерянно покачал головой, наверное, даже сам не зная, отрицание или согласие он имел в виду. Его влюбленные глаза выдавали истину. И Гермиона восприняла его замешательство как свой шанс совершить небольшую месть. Из чисто благих намерений, разумеется. Она поправила прядку своих волос, невинно спрашивая:       — Ничего, что я не стала собирать волосы? – немного переигрывая, но Виктор был слишком увлечен любованием, чтобы заметить. – Довольно простая прическа для такого платья, как думаешь?       Она медленно потянулась к резинке…       — Нет! – кое-как очнулся Крам, перехватывая ее руку. И тут же отпустил, огладив большим пальцем. – Все идеально.       И тут он заметил подрагивающие уголки губ Гермионы. Лукавый блеск в ее глазах. Взглянул на прическу заново. Огонек понимания зажегся в его собственных, вызывая ответную усмешку.       — Ты нарочно, да? – притворно проворчал он. Восторг в его глазах загорался все ярче, принимаясь замечать и все остальные детали, начиная от тех самых бретелей и заканчивая цветом платья. – Только не говори, что ты трансфигурировала его из предыдущего. Опять.       — Не буду, — еще шире усмехнулась Гермиона.       Виктор издал смешок.       — Все, напомни мне снова пройтись с тобой по магазинам и на этот раз все-таки купить тебе дюжину платьев, — строго наказал он, пускай тон и выдавал его с потрохами. Он был не против того, чтобы конкретно эту несчастную тряпку его неугомонная волшебница зачаровывала до тех пор, пока от той не останется ни единой живой нити. Виктор, с волнительной дрожью вздохнув, пригладил мягкую прядку волос, медленно ведя грубыми пальцами до самого затылка, будто в особенно чувственной ласке. Гермиона на миг прикрыла глаза, поддаваясь ей. Интимность момента застала ее врасплох, пуская мурашки. Тепло чужого дыхания, близость и мужественная красота партнера звали ее, будя тайные желания. Давнее воспоминание шевельнулось внутри, переворачивая внутренности в запретном удовольствии.       — Помнишь, как ты предложил мне помощь с волосами в библиотеке? – мурлыкнула она, с удовлетворением замечая неловкую паузу в чужих движениях, их стыдливое замешательство. Она улыбнулась, открывая глаза, чтобы найти темные, смущенные. – Ты прекрасно знал, что делал, верно, мой бесстыжий слизеринец?       Тот покраснел еще гуще, отводя глаза.       — Это была, кхм, импровизация, — пробормотал он. – Я старался быть незаметным. И, э-э, порядочным.       Гермиона рассмеялась.       — О да, ты был. Вот только еще пара таких натяжений, и ты бы услышал любопытный звук с моей стороны, – подначила она.       Виктор ахнул.       — Не может быть! – довольно засверкал глазами он. – Тебе правда понравилось?       И его почти мальчишеский восторг от давнишней проделки вызвал у Грейнджер умиление. Делать было нечего, пришлось сознаваться:       — Тогда я даже не до конца поняла произошедшее за отсутствием опыта, но… — она стрельнула игривым взглядом. – Вообще-то, ты был близок, Виктор. Я имею в виду… Сам понимаешь.       Но упомянутые слизеринские гены уже заиграли в ее добром Викторе.       — Нет, не совсем, — склонил тот голову набок, тщетно борясь с глупой ухмылкой. – С чем я был близок, моя маленькая птичка?       Пока что все шло согласно плану. Главное, что ее доблестный рыцарь поддался на провокацию, пускай и ценой смущения Гермионы. Впрочем, она не сожалела о раскрытом секрете, потому что таким довольным своего ухажера не видела уже давно. Он буквально светился от ее глупого признания.       — Возможно, — поддалась Грейнджер с притворной уклончивостью, — своей благородной помощью ты дал мне гораздо большую пищу для размышления, чем ты думаешь. Возможно, тем же вечером эти размышления привели меня не совсем туда, куда я собиралась. Уж тем более не из-за рук незнакомого парня. Уж тем более не из-за до тошноты популярного среди девчонок чемпиона соперничающей школы. Уж тем более не из-за того, как медленно и сладко он оттягивал мне волосы своей большой грубой рукой…       Да, она была красной под стать платью, но в любви, как и на войне, для победы следовало идти до конца. И боевой решительности гордой гриффиндорке было не занимать. Даже если она затем сгорит в пламени смущения.       — Черт, — с чувством ответил Крам.       Он понял, куда угодил, слишком поздно.              Парень был опасно близок к тому, чтобы стереть своим ртом всю помаду с ее губ. Это было ясно по его жадным глазам. По накренившемуся вперед корпусу, по руке, легшей на девичью шею, по сбитому дыханию. Ему нужна была лишь одна искра. Карие глаза искренне и открыто заглянули в темные, видя отражение собственной нежности в дрожащих бликах.       — Давай поженимся, когда все закончится? – тихо произнесла она.       Ему была нужна всего одна искра. У Гермионы было для него целое Инсендио.              Она с готовностью обвила его шею руками, впиваясь губами в ответ, позволяя сильным рукам приподнять себя, прижимая к стене прихожей. Его горячее тело, его одуряющий запах сводили с ума даже через несколько слоев одежды, и то, каким он был нарядным, каким совершенно не готовым для подобных эскапад, как мало у них оставалось времени до начала церемонии, только подливало масла в огонь. Но чужой язык гулял у нее во рту, крепкая хватка широкой ладони надежно держала ее под бедром, а кругом бушевал огонь страсти и плотно прижатых мышц, силы и кипящего возбуждения во всей своей влажной взаимности. Нет, Гермиона совершенно не желала возвращать контроль. Она попросит у Виктора прощения после. Но сейчас ей это было нужно.       — Черт, — задыхаясь, взмолился тот, правда, было уже слишком поздно идти на попятный.       Гермиона безжалостно извивалась в плену его тела, жалея, что из-за платья толком не могла усилить трение. Она хотела бы задрать его, но Виктор оказался вплотную к ней, надежно заперев их обоих близостью. Возможно, она выиграла битву, вот только ее боец не привык сдаваться так просто. Даже если ему было не победить, он всегда и везде предпочитал проигрывать на своих условиях.       — Я хочу тебя, Виктор, — отчаянно выдохнула Грейнджер, накрепко вцепляясь в него, жадно целуя в основание челюсти.       — Это я уже понял, — низко, на родном прохрипел тот.              После чего с силой толкнулся в ее бедро. Они оба издали отчаянный, придушенный звук, больше выдох облегчения, чем стон. Виктор на миг прикусил губу, зажмуриваясь от удовольствия, после чего прижался пахом до конца, позволяя обомлевшей до звездочек перед глазами Гермионе почувствовать силу его возбуждения. Настоящего, твердого. Такого близкого, реального, как и все происходящее, разгонявшего кровь с новой силой. Да, это было именно то, что ей нужно. Глоток реальности. Девушка мигом принялась устраиваться удобнее, чтобы утолить собственную жажду. Она понимала, что до конца они вряд ли дойдут, но даже так желала заполучить все, что партнер был готов ей дать. И тот услышал ее безмолвные мольбы, кое-как задирая несчастный подол и загоняя свое бедро плотно между ее ног. Гермиона думала, что ей этого будет мало. Но то, как грубо сжались обе руки на ее бедрах, вдавливая в себя до треска ткани, отдавая взамен полную власть над верхней половиной их тел, было самым восхитительным и правильным, что девушка испытывала в своей жизни. А потому она охотно подтянула себя повыше, держась за сильную шею – и впиваясь в нее самым непристойным поцелуем, на который примерная отличница только была способна. Последней ее связной мыслью было отвернуть ворот камзола, чтобы спрятать за ним следы. У Виктора подобных мыслей не было.       Он просто начал ритмичные, сильные толчки – такие же страстные и обстоятельные, каким был он сам. И животные движения сильного тела пробудили что-то древнее в Гермионе. Не страх, отнюдь нет. Она желала лишь получить больше, насладиться сильнее, отдаться страстнее, зарываясь в густые короткие волосы, подмахивая по мере сил, пытаясь найти общий ритм, наслаждаясь долгожданным трением, что прокатывалось волнами удовольствия, искрившими под стиснутыми веками. Одна из рук, что крепко фиксировала ее за бедро, нашла удобный угол, а сама Гермиона достаточно надежно держалась за шею, чтобы вторая широкая ладонь оторвалась и собственнически прошлась по боку и груди, сжимая ее поверх платья. Болгарин хрипло дышал ей в шею, почти рычал, с каждым новым рывком все громче, все отчаяннее. Его движения становились резче, реже, хаотичнее, обе руки скользнули под ягодицы, сжимая, а сам он начал вколачиваться так, что ходили ходуном оба – и, наверное, вся стена позади. Гермиона, улавливая перемену, принялась извиваться бедрами, вызывая низкий, алчный стон у партнера, что так хотел добраться до источника влаги, уже успевшего намочить даже его штаны, овладеть влажным жаром, что настойчиво звал его. А Гермиона, истекая слюной в ответной, не находящей выхода страсти, привлекла его лицо к себе, делясь ею, кусаясь и отвечая стоном в рот. Мягкий, влажный, жаркий, только ее… Еще рывок, ее подмахивающий ответ, еще рывок, жадность, жадность, жадность…       Наконец Гермиона поймала тот самый ритм, и Виктор мгновенно понял, что от него требовалось, с облегчением усиливая его, вдавливая их друг в друга под этим углом. Работая бедрами так, будто от этого зависела их жизнь. И, возможно, так оно и было.       — Да, да, да, — молила их обоих Грейнджер, в уголках ее глаз блестели слезинки удовольствия. Раз, другой, третий. Первая судорога прошлась по ним, лишь ненамного отставая друг от друга, но Виктор не сбавил напора, он потерялся в удовольствии не меньше Гермионы, думавшей лишь о том, как здорово было бы ощутить его внутри, как горячо и правильно было бы… Но тут новый спазм ветвистой молнией прошелся по ней, искря под веками, и под накатившим приливом горячего давления да алчного желания, судороги ломали ее все сильнее, все чаще, одна за одной, уже не останавливаясь, не замолкая ни на секунду рвущим на части экстазом. Шумное дыхание над ухом вторило ей, вжимаясь в нее нездоровыми сокращениями мышц, руки тряслись, толчки доходили сами собой, даря разрядку им обоим. Сильные бедра таранили ее, еще и еще. Твердое вожделение партнера принадлежало ей до последнего дюйма стесненной тканью плоти, до последнего толчка, посвященного ей. И она принимала его, запоминала их обоих, содрогающихся в жарких объятиях друг друга, в самом искреннем порыве, которому не могли помешать ни слои ткани, ни обстоятельства. Теперь она прекрасно понимала, о чем говорил Виктор.       В чем была разница между сексом и любовью.       Потому что Виктор, несмотря на явные неудобства, продолжал держать ее даже после своей разрядки, внимая молчаливым просьбам ее слабеющего тела, ее желанию продлить близость и давление на промежность, пока она сама еще приходила в себя, пытаясь отдышаться в сильных объятиях. Виктор же молча вдыхал ее запах, зарывшись в нежное местечко за ухом, щекоча тонкую кожу щетиной. Мелкие волны удовольствия еще проходились по нему дрожью, и каждую из них Гермиона принимала за личный комплимент. Она, конечно, не привнесла ничего такого в их близость. Спровоцировала, не более. Но была счастлива оттого, что ее драгоценному партнеру было настолько с ней хорошо.       И ее провокация не была ошибкой. Потому что Гермиона знала…       — Черт, — в третий раз выругался Виктор, ошалело приходя в себя. – Что мы наделали? Гер-ми-вона, как думаешь, это считается?       И его несчастный, но при этом абсолютно не сожалеющий тон вызвал в ней приступ бесстыдного и совершенно счастливого смеха. О да, теперь Гермиона знала, что могла потерять на этой войне. Теперь не было ни единого шанса, что она позволит себя убить.       — Женись на мне, Виктор, — прошептала на ухо своему жениху Гермиона.       Вызывая довольный звук и стискивающее до хруста объятие.       — Выходи за меня, Гер-ми-вона, — ответно мурлыкнул своей невесте Виктор.       И Гермиона ответила своим, уже четвертым, но не менее искренним:       — Да.              ***              Они прибыли на свадьбу последними. Все гости уже собрались, понемногу оккупировав белые стулья под праздничным тентом. Среди них было много незнакомцев, много иностранцев, но, к счастью, также было и много знакомых. Члены Ордена, семейство Уизли, даже Луна с отцом. Всем нашлось место на светлом празднике в темные времена. Гермиона даже немного завидовала виновникам торжества – ей самой такая роскошь была незнакома, не говоря уже о смелости, необходимой, чтобы вопреки обстоятельствам устроить пышную церемонию, памятную для обеих семей.       Гермиона оглянулась на Виктора, с которым шла под руку. На ее щеках все еще играл девичий румянец, и даже Виктор не смог избавиться от своего, пускай на его сероватой коже тот был менее заметен. И новоиспеченная невеста – подумать только, теперь она по-настоящему была ей! – до сих пор испытывала легкое недовольство своим женихом. Потому что таким бесстыже счастливым попросту не позволено быть на чужой свадьбе! А что до шуточки о том, что теперь это его любимые штаны? Мол, даже жаль, что чистящее заклинание сработало как надо, и он бы предпочел удлинить камзол, прикрыв срамоту? Нет, сплошное безобразие! И это его-то МакГонагалл сослепу приняла за джентльмена?       Виктор, заметив ее взгляд, сыто усмехнулся, заставляя пару краснеть вновь. Да этот очаровательный болван оправился от своего поражения на поприще клятв быстрее нее самой!       — Витя, хватит, все равно это не считается, — притворно увещевала она, тщетно пытаясь умерить пыл. Правда, без особого старания. Истома удовольствия все еще ласкала ее изнутри своим послевкусием, и даже переживания по поводу приличий – она все еще была англичанкой, в конце концов – не смогли помешать ей наслаждаться жизнью. Наверное, зря она пыталась призвать к порядку Виктора, когда сама…              Тут наконец показались Флер с отцом, и все шепотки в рядах гостей затихли, позволяя церемонии полноценно начаться. Гермиона, позабыв о смущении, не могла сдержать глупой улыбки, искренне радуясь за счастливую француженку и старшего сына Уизли. Красавица с наследием вейлы была изящна и почти нечеловечески очаровательна в своем изысканном платье. Биллу очень, очень повезло. Даже кузины-вейлы трепетно вздыхали, взбудораженно попискивая в попытке усидеть на месте и не рушить тишину момента. Грейнджер легко узнала в них знакомую стаю, оставшуюся в Болгарии, такую же темпераментную и искреннюю. Интересно, как бы девчонки повели себя на их с Виктором… Ее ладонь сжала мужская, будто Крам в этот момент подумал о том же самом. Их нежные взгляды на миг пересеклись, давая друг другу обещание. И от сытой неги, теплой уверенности, разливавшейся по венам, любящей все контролировать Гермионе вдруг стало как-то все равно, украсят ли взбалмошные прекрасные создания их собственный праздник или спалят его подчистую, включая ее платье и бракосочетателя. Она с удовольствием смотрела на взволнованного длинноволосого Билла, красивого даже со шрамами, в элегантном костюме и с сияющими глазами, честно старающегося не улыбаться во весь рот при виде невесты. Та ступала, будто плыла, гордая и женственная. Она остановилась у алтаря, обращаясь лицом к возлюбленному. Регистратор начал свою речь, а Гермиона, наблюдая за брачующимися, не могла припомнить такой же гармоничной и привлекательной парочки, как эта.              После главного события все по очереди поздравляли новобрачных, пока не пришла пора их с Виктором. Гермиона высказала общие, типично английские поздравления, а Крам с небольшим поклоном высказал английский эквивалент пожеланий, принятых у него на родине. И их Флер восприняла с чуть большим энтузиазмом. Судя по нахмуренным бровкам, порядком устав от чопорности гостей из туманной. Очередь подошла к концу, потому, отвлекшись на остаток церемонии, Флер пообещала их найти после первого танца.       Так и случилось.       Пока Билл танцевал с матерью Флер, женщиной, больше походившей на ее сестру, будучи еще большей вейлой, чем даже сама Флер, новоиспеченная Делакур-Уизли воспользовалась моментом, чтобы поболтать с опоздавшими, скромно расположившимися за дальним столиком.       — А вот и наши голубки! – с хитрым прищуром поймала их француженка. И под ее любопытным взглядом, сверлившим их с истинно ведьминской проницательностью, обоим стало неловко. А проворная шармбатонка уже уселась третьей, рассчитывая на историю в подробностях. – `Ер-ми-она, дорогая, я хотела бы узнать, что вас задержало? — сладко мурлыкнула она, судя по блеску в глазах, поняв все по лицам в тот же момент, когда гости стыдливо переглянулись.       — Э-э, долго прихорашивалась у зеркала и забыла о времени, прости, — как могла, соврала Гермиона, ставя себе за усилия вялое «У». После чего поспешила сгладить отговорку комплиментом: – Не представляю, как тебе удалось так естественно и ненавязчиво сделать образ торжественным и в то же время легким, но ты выглядишь просто божественно!       — О, я знаю, mon chéri, — отмахнулась Флер от похвалы так же небрежно, как разбила в свое время большую часть мужских сердец Хогвартса на четвертом курсе.       — Так уж не представляешь? – усмехнулся Виктор Гермионе, с нежностью заправив прядку ее волос. – По-моему, ты делаешь это не хуже, причем, на повседневной основе.       Та мигом вспыхнула, переполошенно шипя на бестактность пары:       — Витя, как ты можешь такое говорить на чужой свадьбе? Это было грубо! – она испуганно обернулась к Флер, чтобы извиниться за него, но наткнулась на поистине довольную усмешку.       Только смотрела та на Крама. Посмаковав паузу и дождавшись своего триумфального момента, француженка преувеличенно-невинно поинтересовалась:       — Судя по твоему необычайно довольному лицу, Уиктор, мой дорогой хмурый Бон-Бон, кто-то все-таки потерял свое печальное, но благородное членство в клубе «Д»? – хлопнула она ресницами. – Полагаю, с меня обещанная бутылка Chateau Latour за твое сладкое поражение?       Вспыхнувший вслед за невестой болгарин принялся гневно метать взглядом в подругу молнии, отчего та стала вдвойне довольной, переводя ликующий взгляд с друга на понемногу раскусывающую эвфемизм Гермиону. И та, конечно, выдала их обоих с потрохами своим мгновенным отрицанием:       — Ничего не было, Флер! – вспыхнула она пуще прежнего, сама не понимая, почему идиотски отчитывается перед не самой близкой подругой. Этот дразнящий, всезнающий вид выводил из себя! Грейнджер бы стоило больше интересоваться, откуда та вообще в курсе подробностей личной жизни Виктора.       Но Флер, благодаря генам вейлы, а может, обыкновенной женской интуиции, распознала хмурые брови Гермионы и ее выводы чуть ли не раньше ее самой, издавая вредный, заливистый смешок. Ее счастье, сдобренное генами самых несносных и очаровательных созданий, имело побочные эффекты для других.       — Прости, дорогая, — миролюбиво откликнулась она. – Уиктор просто сходу принял меня за одну из своих вейл. А учитывая, что я имела представление о предмете разговора… Нужно же было нашему Ромео кому-то рассказывать о том, какая ты очаровательная, а он старый солдат и не знает слов любви…       — Флер, чтоб тебя, болтливая лиса! – воскликнул смущенный Крам, с пораженческим стоном откидываясь на спинку стула. Гермиона растерянно моргала. Неужели все это время на стороне Виктора была целая группа поддержки? Новость была настолько же умилительна, насколько необычна.       — Ну а что? – рассмеялась Флер, ничуть его не жалея. – Сам сказал, мол, всех домашних уже достал, а я не против бесплатной любовной драмы…       — Скажи спасибо, что мы на твоей свадьбе, предательница, — проворчал Виктор, обещая подруге страшные кары после того, как все закончится. Но та на угрозы не поддавалась, лишь изящно закинув ногу на ногу.       — Это ты скажи спасибо, что я тебя на нее пригласила, — парировала она, насмешливо сверкая глазами. – Иначе, кто знает, сколько бы ты еще страдал от своего благородства? Все-таки, мы, французы, притягиваем любовь – и я согласна на почетную должность твоего купидона. Еще бы вы поймали букет…       Грейнджер была готова провалиться сквозь землю.       — Мы, вообще-то, уже давно помолвлены, — попыталась внести ясность она, но от ее жалких отговорок отмахнулись следом за комплиментами.       — Если что-то и произошло, то оно не считается, ясно? – встал на сторону любимой Виктор, повторив ее недавние слова. Он многозначительно посверлил подругу взглядом, и та смиренно вскинула руки, ни на секунду не убежденная. Судя по виду, она уже готовила новый аргумент, чтобы еще немного полюбоваться на мучения смущенной парочки.       И продолжаться бы этой пытке дальше, но тут к их столику подошел Билл, приглашая жену на еще один танец. Многие гости уже заняли места в центре шатра, и почетная серединка ждала звезд праздника. Хихикнув, Флер великодушно позволила мужу поставить себя на ноги. На прощание она оглянулась, добивая несчастных:       — Поверьте мне, мои дорогие, — мурлыкнула она. И расплылась в хитрющей улыбке: — Что бы между вами там ни произошло… Оно еще как считается.       И с чувством выполненного долга отчалила.              Гермиона с Виктором помолчали. После чего парень убито выдал:       — Все, теперь я точно клятвопреступник.       На что Грейнджер, наконец поддаваясь веселью ушедшей француженки, сочувственно положила руку поверх его, почти искренне заверяя:       — Я никому не расскажу, Виктор, — и ее честные глаза, в отличие от таких же честных глаз подруги, немного того успокоили. Крам издал смешок, сообщая ответным теплым взглядом, что в любом случае простил ее за выходку. Гермиона же несогласным движением брови попыталась возмутиться, что в выходке участвовали двое, так что вина на ней лежит, возможно, лишь на две трети…              — Э-э, Гермиона? Привет, — отвлек ее знакомый голос.       Перед ними стоял Рон в парадной мантии, отчаянно краснея.       — Рон! – радостно воскликнула Гермиона. – Ты к нам? Садись!       Но Уизли помотал головой в еще большем смущении.       — Я хотел бы… — промямлил он. – Это, ну… Пригласить тебя на танец, Гермиона.       Виктор с Гермионой переглянулись. И девушка бы с удовольствием, но они с Виктором сами еще не танцевали, так что было неясно, насколько подобное уместно… Крам, усмехнувшись в ответ на ее замешательство, кивнул в его сторону без малейшего намека на ревность, и Гермиона, просияв, чмокнула того в щеку, торопливо вскакивая. Рон, наблюдавший за ними, уже начал бледнеть, явно почувствовав себя не в своей тарелке, вот только на попятный идти было поздно, потому они вдвоем пошли к остальным танцующим парам.       К счастью, романтическая музыка располагала к медленному танцу, потому им не пришлось отдавливать друг другу ноги. Ощущать руки Рона на своей талии было до крайности непривычно, и Гермиона удивлялась тому, что когда-то давно была бы на седьмом небе, сделай тот подобный первый шаг. А сейчас лишь тепло улыбалась, наслаждаясь танцем с другом. Это был редкий однозначно хороший момент между ними, который она не собиралась портить.       — Прости, что я повел себя по-дурацки на Святочном балу, — вздохнул вдруг Рон, наконец набравшись смелости. Он сделал щенячьи глаза, как привык, когда благодарил Гермиону за помощь с учебой. И та поддалась на чары в этот раз, фыркая:       — Брось, Рон, два года уже прошло! Тем более, ты извинился, и я давно на тебя не сержусь, — после чего тепло добавила, заставляя Рона покраснеть еще сильнее: — Но все равно спасибо.       Друг с облегчением выдохнул. Он нервно усмехнулся, кивая на парочку молодоженов неподалеку:        — Мой брат и Флер, да? Кто бы мог подумать…       Гермиона была с ним согласна. Она-то ожидала, что, покинув Британию, француженка исчезнет из их жизни навсегда, но судьба решила иначе, подкинув им сюрприз в виде союза двух, казалось, совершенно разных людей.       — Они прекрасно смотрятся, — гордо заметила она.       — Даже не начинай, — по-мальчишески фыркнул Рон. — А то мама так же охает, у нас уже салфетки кончаются из-за ее причитаний. Она-то думала, что Флер просто играется с Биллом, тут же бросит из-за шрамов. А оно вон как вышло. Гарри…       — А где он, кстати? – вспомнила Гермиона. – Мы же…       — Тс-с, — состроил страшные глаза Уизли. – Сама поймешь.       Спохватившись, гриффиндорка кивнула. Она обвела взглядом шатер, замечая в отдалении Виктора, почему-то хмуро зашедшего внутрь в компании рыжего незнакомца. Когда он успел уйти и куда? Зачем? И то, как он держал руку у собеседника на спине, будто конвоируя внутрь, пока вторая незаметно убирала палочку, только сильнее тревожило. Гермиона прищурилась. Она знала, что настороженность Виктора никогда не бывала беспочвенной. Но тут Крам усмехнулся, хлопнув рыжего по плечу, будто старого знакомого, а тот взамен позвал болгарина к столику Луны.       Тут Гермиона вновь оказалась спиной к происходящему, возвращаясь к непринужденной болтовне с другом. После нескольких минут музыка сменилась на более активную, и Рон поспешно сбежал. Но когда Грейнджер направилась к последнему месту, где видела Виктора, того уже и след простыл. Зато рыжий незнакомец и семейство Лавгуд нашлись в полном комплекте. Гермиона поначалу растерялась. Луна ее представляла отцу, а тот сердечно благодарил за участие в создании той самой статьи, что прославила его журнал на долгие годы. Грейнджер невпопад отвечала, пока не заметила, что же именно в рыжем незнакомце, чье имя она не запомнила, было не так. Ее наруч отозвался теплом, пускай и едва заметным. Но прежде, чем гриффиндорка подумала о худшем, парень подался вперед и прошептал ей на ухо:       — Это я, Гарри.       Девушка с облегчением выдохнула, одаривая друга улыбкой. Так вот, в чем было дело! Наверняка ее бдительный Виктор также почувствовал неладное, прочесав взглядом округу, после чего и предусмотрительно вывел подозрительный элемент с территории праздника для проверки.       — Да он чуть не дал мне Сыворотку, — фыркнул Гарри на ее тревожный взгляд. – Сказал, мол, что видел в Хогвартсе всех рыжих, и меня не запомнил. А я явно младше него. Он и правда тот еще слизеринец, Гермиона.       Та, оторопело восстановив в уме цепочку умозаключений своего рыцаря, не могла не согласиться с Гарри.       — А где он сам? – полюбопытствовала Грейнджер.       — Молодой человек принял меня, похоже, за сторонника Гриндевальда, не погнушавшись дуэлью на празднике, — легкомысленно сообщил мистер Лавгуд. Он потеребил подвеску с интересным изображением треугольника.       — От мозгошмыгов не застрахованы даже профессиональные ловцы, — согласилась Луна. – Наверное, нельзя исключать теорию, что их задувает в уши ветром…       — Уверен, это были нарглы, милая, — важно поправил ее отец.       — Виктор сказал, Гриндевальд использовал этот символ как свой, но на самом деле это знак Даров Смерти, — прервал их научную дискуссию Гарри, доставая из мешочка книгу и передавая ее Гермионе. – Держи, вчера приходили из Министерства. Твоя доля.       — О-о, да это же Сказки Барда Бидля! – узнал книгу мистер Лавгуд. – О чем я и говорю, все там! Почитайте на досуге!       Гермиона приняла книгу, легко пробежавшись глазами по обложке. Ничего необычного, и артефакт молчал. Потому, не став тратить время на книги посреди свадьбы – дай Мерлин, чтобы не довелось на своей, а то кто ее знает – девушка призвала свою сумочку, быстро отправляя соблазн к остальным томам литературы. Сейчас ее куда сильнее беспокоил Виктор, наверняка расстроенный после ошибки и неудачного совпадения.       — Так где он, ты не видел? – обратилась она к рыжему, прикусив язык, чтобы не назвать по имени.       — Вон он, у кузин-вейл, — помог ей сориентироваться Гарри. И тут же сам отвлекся. – О, Джинни!              Гермиона поспешно уступила место младшей Уизли, перекинувшись с ней парой теплых слов и обнявшись. Позже они еще успеют поболтать, но сейчас ей нужно было найти ее рыцаря и убедиться, что он в порядке. Она наткнулась на него, когда он уже закончил не очень удачный, хоть и активный, диалог с француженками, найдя с ними общий язык чисто на уровне жестов и ломаного английского первых. Присутствие знакомых созданий наверняка его успокаивало самим своим фактом. Заметив любимую, Крам мигом повеселел, откланявшись. Гермиона перехватила его на полпути, мигом цепляясь за локоть и подвергая его лицо тщательному визуальному анализу на предмет расстройства.       — Я в порядке, — усмехнулся Виктор. И, глядя на то, что собеседница еще не убеждена, добавил: – Хочешь забавную историю?       — Ты про Лавгуда? – уточнила Гермиона.       Тот помотал головой.       — Нет, та не очень забавная, — а затем оглянулся, и девушка оглянулась вместе с ним, замечая недоумевающие взгляды вейл. – В отличие от этой.       Так, вот теперь было не до шуток.       — Они делали тебе непристойные предложения? – мигом нахмурилась Грейнджер. Она, может, и не была совсем ревнивой, но еще и не была такой уж наивной. Если она сумела заподозрить даже домашних вейл, то что говорить о незнакомых?       Болгарин издал смешок, притягивая пару к себе и целуя в щеку. Услышав начавшуюся подходящую музыку, он незамедлительно пригласил ее на танец, получая мгновенное согласие. Они оказались среди мерно качающихся пар, продолжая негромкий разговор.       — Почти, — поиграл бровями он, не став лукавить. – Забавно то, что Флер не рассказала им, с кем у моего рода пакт. Бедные вейлы, это был удар по их самооценке.       — То есть? – растерялась Гермиона.       Виктор с нежностью обласкал ее взглядом.       — В ответ на защиту и другие взаимные обязанности, мужчины моего рода устойчивы к чарам вейл, — охотно пояснил он. – Они могут меня разве что усыпить. А моего отца – и подавно нет.       — Удивительно, — ахнула та. – Так вот о каких дарах ты говорил?       — Вроде того, — согласился он.              Музыка переменилась, став чуть более активной. Она напоминала ту самую, со Святочного бала, подходящую для знакомого танца, чем парочка немедленно занялась, найдя себе уголок подальше от набиравшей численность толпы желающих покружиться в романтической обстановке. И Виктор, со значением улыбнувшись, подхватил ритм, увлекая пару. Это была их минутка ностальгии, их любимое дежавю, что они не уставали повторять и у Слизнорта, и сейчас. Несмотря на некоторую неуклюжесть на земле, болгарин всегда танцевал охотно и старательно. Для него это было приятным и важным элементом ухаживаний. А Гермиона позволяла себя баловать, наслаждаясь совершенно девичьей сказкой, какой бы наивной и простой та ни была. Крам легко и ненавязчиво заполнил важную часть ее жизни. Она научилась у него столь многому без единого формального урока, одним примером, что исправно, повторением и повторением побуждал ее следовать за собой, не бояться, не стыдиться, доверять. Полагаться. Это была сила, которую не выучишь в учебнике, не найдешь у ее мальчишек. Гермиона Грейнджер, будучи магглорожденной прогрессивных взглядов, с детства имела убеждение, что традиционные роли изжили себя. Что роман не будет занимать первое место в ее жизни и даже, скорее всего, не второе. Когда-то она справедливо рассуждала, что безопасность и предсказуемость партнера были ей куда важнее личных идеалов, потому, наверное, она и испытывала некогда чувства к Рону. Он был простым и свойским, кем-то, кто не смог бы ей командовать, не смог причинить вред или внести беспорядок в ее жизнь, оставив с разбитым сердцем. Наверное, она сама предпочитала комфорт страсти. И подсознательно, не имея сил признаться в том самой себе, подозревала, что не найдет себе равного, решив рационально довольствоваться тем, что есть. Считать, что романтика переоценена, что брак – это прежде всего партнерский союз и общий быт, что страсть – нестабильная и ненадежная опора для отношений, а потому, опять же, партнера нужно выбирать умом, а не сердцем. Рон же был не только другом, но еще и не лишенным чувства юмора парнем. Гермиона думала, что о большем ей и мечтать не стоит. И планы на будущее в ее голове выходили вполне сносными. Что все, на что она скромно по-девичьи надеялась, само приложится, вернее, она сама это приложит. Что она сама подарит себе платье, наденет туфельку на ногу и закажет карету. Что объяснит, поможет, научит, дождется. Что если отдать еще немного, еще немного потерпеть… он пригласит ее на танец.       Мужская рука прижала ее ближе.       — О чем думаешь, Гер-ми-вона? Уизли опять успел тебя обидеть, стоило мне отвернуться? – вздохнул Виктор, замечая погрустневшие глаза любимой.       И одного этого, одной этой повседневной внимательности уже было с головой, чтобы заставить ее глаза слезиться. Каким же глупым был морок ее самой из альтернативной реальности! Грейнджер улыбнулась, смаргивая наваждение. Ей не нужно было ждать, не нужно было стараться за двоих, воспитывать, исправлять, прививать, прощать, занижать ожидания, руководствоваться несчастным разумом и быть главной там, куда ее на руководящую должность не приглашали. Где не было даже монастыря для ее устава.       — Нет, Виктор, — усмехнулась Гермиона. – Прости, увлеклась спонтанной рефлексией.       Ее сердце счастливо колотилось от того, что все сложилось иначе. Что для нее нашлась безусловная поддержка, тыл, где ее всегда ждут и никогда не осудят. Что любимый, равный по уму и духу партнер купал ее во взаимности, мог удивить, мог предложить взамен и приумножить. Она не искала себе стену, за которую можно спрятаться. И все равно обрела ее. Наверное, это открытие было в чем-то похоже на магию. Ее миновала прежняя судьба одинокой карьеристки с мужем и даже, наверное, детьми, воспитанием которых и бытом она бы занималась сама, по привычке взвалив все на себя, считая, что так и надо. Где-то в перерывах между очередным научным открытием и надеждой выспаться за оставшуюся пару часов. В попытках убедить себя, что она счастлива. На что эта Гермиона Грейнджер была бы похожа спустя лет десять такой жизни, было даже страшно представлять. О, в ее давнишнем плане находилось слишком много изъянов.       — Рефлексией? – недоумевающе поднял брови Крам. – Это умное слово для обозначения самокопания?       Гриффиндорка рассмеялась, покорно кивая.       — Что-то в этом духе.       Виктор фыркнул, будто и не сомневался в своей правоте.       — Очень на тебя похоже, моя умная Гер-ми-вона, — проворчал он. – Слишком много мыслей тяжело носить в голове, ты не знала?       — Поэтому ты не любишь читать и играешь в квиддич? – мгновенно парировала всезнайка, окончательно сбросив с себя хандру. Больше, чем учиться и учить жизни других, она любила только дразнить своего рыцаря.       — Ха! – радостно сверкнул глазами болгарин. – Я слышу оскорбление!       После чего наклонился к девичьему уху, довольно урча:       — Это штрафной поцелуй, мисс Грейнджер. Изволите исполнить сейчас или после танца?       — И сейчас, и после танца, Виктор, — довольно закатила глаза та, оставляя на губах жениха быстрый поцелуй. Такого замечательного партнера было грешно не баловать в ответ.              Наконец музыка сменилась на очередную медленную композицию, и Гермиона с удовольствием прильнула к груди Виктора. Идиллия обстановки умиротворяла ее, развеивая все остальное. Были только они, только их объятия и теплое дыхание, отдаленное послевкусие неги и сияющая уверенность друг в друге – неумолимо крепнущая с каждым их выбором, словом, действием. Грубые пальцы нежно массировали ей спину сквозь ткань платья, бережно не касаясь голой кожи, чтобы не смущать. Прижиматься к нему безо всякого умысла было не менее легко, чем поддаваться вместе страсти. Приятно, как возвращаться домой и падать на кровать, зарываясь в одеяло. И эта возможность, то как они могли… Сколь многое они могли в любой момент без всяких преград и замешательств, на одной чистой взаимности и доверии, сворачивалось вокруг сердца теплом уюта. Понимание друг друга стало их общим домом. Гермиона знала сердцебиение и запах своей пары как свои пять пальцев, угадывала настроение по хмурым бровям, у которых, к слову, было множество выражений. Задумчивый Виктор, недоумевающий, гневный, тщетно пытающийся скрыть свои эмоции. Грейнджер всегда знала, что сказать, чтобы разгладить эту хмурую складочку. А взамен ее рыцарь покорно снимал доспехи и вешал на гвоздь, ластясь к ней в их обычных вечерних разговорах ни о чем, которых им обоим никогда не бывало достаточно. Даже молча им удавалось рассказывать друг другу больше, чем они порой того хотели. Виктор приносил ей горячий шоколад или приникал к боку, делая вид, что ему очень интересны ее занудные труды по трансфигурации. Гермиона, в свою очередь, нарушала его тоскливое уединение, с детской непосредственностью интересуясь сутью зачарования метлы, выбирая из коллекции ловца самую любимую, чтобы тут же начать разбирать, а Виктор, схватившись за голову, мигом забывал причину хандры. Или просила его почитать что-нибудь на болгарском. Ей нравились сказки. Но больше нравилось слушать его голос.       Нравилось прийти к нему ночью и упросить на вылазку в город, потому что так интереснее. Или хотя бы на прогулку по пляжу в особенно жаркую погоду. Или согласиться с очередной облавой вейл и увлечь парня за собой на очередной праздник в их деревеньке. Традиционные славянские танцы отличались от всего, что девушке приходилось танцевать. Но отличница не сдавалась, а Виктор, под конец сдаваясь сам, просто поднимал ее в воздух и кружил, пока та хохотала, а вейлы, поддавшись хаосу, нарушали свой строй, взмывая ввысь и устраивая огненные шоу. А как недовольна была старшая…       Гермиона всегда знала, у кого первого спросит совета, с кем поделится новым заклинанием, кому перескажет всю «Историю Хогвартса», а затем с удовольствием послушает дюжину историй в ответ. Чью мягкость кожи и тепло представлять бессонными ночами, чтобы быстрее уснуть, чьи руки на талии всегда послужат ей страховочным поясом, хотя она крепко стояла на земле. Благодаря кому больше не испытывала неловкости в общении с парнями, зная себе цену. Благодаря кому была снисходительна к своим мальчишкам. Благодаря кому знала, что все может быть по-другому. Лучше.       Чьи нежные губы касались ее шеи, воспользовавшись укромным уголком и ее задумчивостью. Трепетно, будто впервые. Вежливо, как бы осмеливаясь на эту дерзость под страхом того, что его оттолкнут. Будто каких-то пару часов назад они не совершили нечто гораздо более откровенное, должное разрушить невинность их ласк и отношения друг к другу. Этого Гермиона даже немного боялась, ведь ей до жути нравился их привычный взаимный трепет. Но волновалась она напрасно. Виктор получал удовольствие от скромности ухаживаний не меньше нее. И это было странно. Тепло, безопасно, и так непохоже на все, чего Грейнджер от своей жизни ожидала. Непохоже на кривящегося Рона, непохоже на плотоядно ухмыляющегося Кормака. Она никогда не думала, что может испытывать такую близость с кем-то, чья конечная цель была для нее очевидна и понятна. Она даже не догадывалась, что парень мог быть не только партнером для поцелуев и постельных утех, но оппонентом в научных спорах, учителем, учеником, советчиком, старшим братом. И все еще оставаться ее вредным и благородным рыцарем. Простым и домашним Виктором.       Но вот он был весь, в ее объятиях. С сильными, развитыми мышцами плеч под ее руками, любящим взглядом и множеством мыслей в рассудительной голове. Гриффиндорской храбростью и слизеринской хитростью. С надеждами и мечтами завоевать Кубок мира, получить Мастерство в ЗОТИ, изобрести идеальное зелье для защиты разума, наконец-то научить Гермиону летать на метле и вместе с тем ни за что на свете этого не сделать, ведь тогда у той больше не будет причин летать с ним. Ведь тогда она, упаси Мерлин, может всерьез заинтересоваться квиддичем и начать болеть за какую-нибудь безнадежную команду. А там, глядишь, и заинтересуется местным остолопом-ловцом, потому что как же иначе... О, она знала, каким темпераментным становился ее обычно покладистый и рассудительный гений, когда речь заходила о любимом коньке. Его раскрасневшееся от азарта лицо, когда он с чувством препарировал Еженедельник Ловца, жарко объясняя, почему половина местных экспертов – идиоты, дружащие затылком с бладжером… Грейнджер издала смешок, уткнувшись ему носом куда-то в ключицу.       — Ты смеешься надо мной, — не спросил, а утвердил Крам. Улыбаясь в ответ, пускай и немного неловко. Он, очевидно, различал не меньше оттенков ее настроений, чем она – его, потому не обижался. Еще одно достоинство из длинного списка. Он ласково потерся о ее макушку, таким нехитрым образом упрямо парируя невысказанное оскорбление в свой адрес. Ее любимый мстительный рыцарь. Которого она с недавних пор просто обожала дразнить.       — Знаешь, почему бы нам в следующем году не посетить… — с хитрой улыбкой начала Гермиона, уже предвкушая жаркий спор и забавное выражение лица ее болгарина.       Но ее прервали.              Патронус-рысь Кингсли возникла в воздухе посреди зала. Она сообщила всего семь слов:       — Министерство пало. Скримджер убит. Они уже близко.              Время остановилось.       Гермиона помнила, как собственная улыбка стекает с лица. Как напрягается тело под ее руками, как медленно крепнет хватка на талии, прижимая к себе помимо воли хозяина. Как она сама находит взглядом старых знакомых из Ордена, медленно осознающих, еще не успевших достать палочки. Она видела напуганные лица гостей, еще не издавшие первый вскрик. Вдох. Выдох. Будто внутренний Маховик в очередной раз остановил время, не в силах повернуть его назад, лишь замедляя неотвратимое. Вот медленно гости отшатываются, приходят в движение. Вот вскакивают авроры и члены Ордена. Вот она находит глазами испуганных Рона и Гарри, оборачивается к Виктору, ее сердце холодеет от выражения его лица, от свиста колец, с которым приходит в движение невидимый артефакт на ее предплечье. Темные глаза находят ее карие, испуганные. В них – одно-единственное слово и боль от невозможности его использования. Вдох. Выдох. Рука на ее талии обреченно слабнет. Падает. Раздается первый крик, латунные кольца, на миг остановившись, берут обратный ход, артефакт нагревается с легким покалыванием, как всегда, когда чует опасность.       Гермиона сделала вдох. Она знала инструкции, выжженные в ней долгими тренировками, ежедневными мантрами, отточенными до автоматизма, вне зависимости от обстоятельств. При первой же опасности – сумочка, Гарри, Рон. Аппарация. Память немедленно услужливо подбросила нужную поляну из первой остановки маршрута. Гермиона призвала свое карманное убежище, делая вдох и выдох, разрывая удушливое замедление, силой возвращая себя в реальность. Вот ткань сумки оказывается у нее в пальцах. Вот она смаргивает боль, отворачиваясь от собственного сердца, оставляя его позади, делая первый рывок в толпу. Наваждение кончилось.              Крики, суета толпы, хлопки аппарации, собственные туфли, ставшие резко неудобными, попытки членов Ордена перехватить ее. Гермиона вовремя вывернулась из чьей-то хватки, не обращая внимания на крики Флер, что-то просившие на французском, зычный призыв Хагрида, воинственно вскинувшего свой зонтик. Она нашла Рона, после чего они вдвоем нашли Гарри, кое-как отделавшегося от заботы Люпина, бросившегося его защищать. Первые хлопки Пожирателей, защитные барьеры лопнули с искрами золота, убивающие заклятья засвистели над головой, им в ответ полетели красные, крупные предметы взмыли в воздух и упали, врастая в пол, трансфигурируясь в укрытия и баррикады. Хлопки убывающих гостей, прибывающих врагов. От чьего-то заклятья разорвало купол шатра, и над Норой в небе вновь темнела Метка. Гарри кричал ей что-то на ухо, но Гермиона оглянулась в последний раз.              Она видела, как Виктор орет что-то Дожу, укрывая вейл, после чего вновь атакует. Он смотрел в гущу схватки, где уже была большая часть Ордена, явно собираясь на подмогу. Его почти не стало видно за мелькавшими гостями, дружно ринувшимися в его сторону как в безопасном направлении, его голос терялся в криках и гомоне толпы. Кто-то упал, и Виктор обернулся к нему на помощь, но так и не успел. Он наткнулся на Гермиону. Их взгляды пересеклись, такие знакомые черты были чужими, закрытыми. Но Грейнджер знала, что на дне зрачков в этих темных глазах была боль. И надежда.       Она вернется – девушка пообещала это ему взглядом, отрывая себя от этих глаз, от самой себя и всего, что она оставляла дома. Что было ее домом. Коршун сорвался с гнезда в свою первую охоту. Гермиона Грейнджер отвернулась, хватая друзей за локти, щелкая каблуками и делая оборот.              Исчезая с громким хлопком.