Укрепляя международные связи

      — Обговорим план стажировки заранее, — Виктория сложила руки на столе, подперев подбородок. – Судя по твоим успехам в учебе, а также значительному опыту в обращении с таким могущественным артефактом, как Маховик Времени, тебя уже можно допустить в лабораторию. Твоей главной задачей эти два месяца будет смотреть и запоминать. Ты учишься не заклинаниям, а образу мышления, при помощи которого имеющийся багаж знаний станет гораздо проще применять на деле. Это понятно? Дальше. Мне есть, чем вознаградить твои труды. К концу этого лета я ожидаю, что ты освоишь самостоятельную аппарацию, вкусишь пространственную артефакторику, а также пройдешь базовый курс ведения боя у Виктора.              Гермиона открывала и закрывала рот. Уже после слов «аппарация» и «артефакторика» из головы пропало все остальное. Она принялась стремительно краснеть.       — Вы… Вы научите меня аппарации и пространственной магии? – вскочила она. За окном кабинета кричали чайки. Гриффиндорка была близка к тому, чтобы радостно закричать вместе с ними.       Виктория кивнула.       — Уверена, Министерство предоставит курсы аппарации в твоем учебном году – однако, учитывая все остальные проявления их компетенции… — ведьма оборвала себя, откидываясь в кресле и задумчиво сверля взглядом стол. После чего неохотно поделилась: — До Экспериментального отдела и преподавания в Дурмстранге я работала в команде по устранению аварий и катастроф, Гермиона. И количество расщеплений, помимо прочих замечательных проявлений магической халатности, с которыми я имела дело, наложило на меня свой отпечаток. Так что я всего лишь хочу быть уверенной в твоем образовании. Ты не против?       — Конечно же, я с радостью! – Гермиона просияла.       Ее научат такой важной магии раньше остальных, да и не просто кто-то, а специалист, знающий все нюансы! Предостережения Виктора оказались задвинуты в дальний ящик. Может, дурной характер ведьмы еще проявит себя, но было видно, что она искренне старалась наладить отношения с почти-невесткой – и Грейнджер ни за что не хотела отставать. У нее прежде не было магического опекуна или кого-то близкого к этой роли. МакГонагалл была деканом всего факультета и не могла уделять время лично ей. Потому новая связь вызывала восторг. Уголки губ собеседницы слегка приподнялись, будто прочитав ее мысли.       — Что же до пространственной магии… — продолжила она. — Я получила рекомендательное письмо от твоего преподавателя Заклинаний, в котором было сказано, что ты уже сдала все подготовительные тесты и горишь желанием перейти к делу. Это весьма похвально. Будь моя воля, мы бы проверили твой потенциал в полной мере, но, к сожалению, за два месяца дом в спичечном коробке не создать. А вот свой первый бездонный карман в мантии ты зачаруешь. Как тебе такой результат?       — Вы имеете в виду, рунический? – сверкнула глазами отличница. – Чтобы насовсем?       Улыбка стала чуть шире.       — Чтобы насовсем, — миссис Крам была довольна энтузиазмом подопечной. – Итак, ко мне есть вопросы?       И воодушевленная всезнайка, уже готовая орудовать палочкой, еще не разобрав чемодан, так и болтавшийся в кармане, смогла найти лишь один:       — Когда начинаем?              ***              Учеба была тяжела. Лето давно вступило в свои права, и в умеренном климате Болгарии да свежем воздухе горных массивов тепло воспринималось даже лучше, чем в Англии. Гермиона не любила жару, некогда омрачившую их с родителями поездку по Франции, и даже на родине в такие дни она предпочитала оставаться дома, в тени и прохладе. Но здесь с удовольствием пользовалась наземными транспортными вагонетками, даже жалея об их высокой скорости. Болгарское Министерство располагалось в горах, надежно укрытое чарами и остальной системой рельефа. Каждый этаж имел прямой выход наружу в виде длинного панорамного окна, служившего путем для сов и порой людей, летавших туда-сюда с завидной регулярностью. Коммуникации, помимо сов, осуществлялись пневмопочтой и железной дорогой. В общем, никаких самолетиков и толкотни. Миссис Крам рассказывала, что такая открытость пространства и самого Министерства была обманчивой. На пути в Отдел Тайн злоумышленнику пришлось бы не только раздобыть жетон невыразимца, но и преодолеть ловушки, с которыми без опыта непосредственной работы в отделе не разобраться, даже если в теории знаешь, что делать. Не говоря уже о системах оповещения и самих невыразимцах. Железнодорожные пути, некогда построенные гоблинами, позволяли перемещаться по всему комплексу, включая обособленные полигоны и большой Отдел по Контролю за магическими популяциями – единственный, что располагался на земле, занимая изрядную площадь долины у подножья. Гермионе хотелось туда наведаться, выяснить, как обстояли дела с правами эльфов в этой стране. Но что-то ей подсказывало, едва ли беднягам жилось тут лучше, чем в Британии. Миссис Крам также не смогла ответить на ее вопрос. У ее семьи никогда не было домовиков, а сама она нечасто захаживала в гости к древним фамилиям.              Грейнджер замечала, как старательно ведьма сдерживалась в ее адрес всякий раз, когда была на грани справедливой и не очень критики. Потому гриффиндорка характерным тоном мысленно отчитывала себя сама и старалась еще усерднее. Несмотря на усидчивость, ей ужасно не хватало опыта. Наставница и правда ратовала за практический подход, не терпя долгих разжевываний, что оказалось палкой о двух концах. Ведь вместо самостоятельного анализа Гермионе было куда удобнее иметь подробную и тщательную инструкцию, на которую у вспыльчивой и требовательной Виктории часто не хватало терпения. Но девушке всяко лучше жилось, чем помощникам. В присутствии гостьи Мастер сохраняла невозмутимость, только вот когда команда начинала хоть немного разбавлять деловую сосредоточенность болтовней, младший испытатель в лице Грейнджер благожелательно выставлялся вон, то есть, в кафетерий на внеплановый перерыв. А следом еще и накладывалось заглушающее. Кто знает, какими бы словами англичанка пополнила свой словарик болгарского, если бы не эта мера предосторожности… Потому что по возвращении в лабораторию стояла гробовая тишина – и продолжалась следующие дня три. До тех пор, пока особое положение новенькой не внушало чувство ложной безопасности несчастным снова.              Но ученица не жаловалась – перестала уже после первого совместного с наставницей ланча у панорамного окна. «Не спеши критиковать меня, Гермиона, — усмехнулась тогда Виктория, потягивая кофе. – Возможно, я была излишне строга с сыном в его ранние годы, о чем Виктор тебе наверняка уже нажаловался, но к материнству вообще сложно быть готовой. Как и к магической катастрофе. И пускай меня не назвать образцовой матерью, за все время работы под моим началом не было ни единой смерти среди подчиненных. А учитывая специфику нашей работы… Это можно назвать рекордом. И я не собираюсь его уступать. Что значит, приму перевод или отставку несогласных в любой день». Тогда Грейнджер всерьез задумалась о том, что наблюдала день за днем. И постепенно смогла признать чужую правоту. Особенно, когда третий раз за неделю в их лаборатории загоралась красная дымная лампа, сообщавшая о происшествии у соседней команды. И однажды девушка даже успела выглянуть в коридор, чтобы заметить, как пострадавшего пронесли мимо на носилках. При виде изуродованной руки, чьи очертания проступали даже под белой тканью, девушке стало дурно, но она стоически не подала виду, взяв за правило впредь тщательно слушать все наставления Мастера.       К счастью или досаде, ей не поручали ничего опасного или непредсказуемого. Зато Гермиона познакомилась со множеством инструментов, среди которых были уже знакомые монокли, когти, а к ним добавлялись заговоренные пинцеты, варежки, меняющие свою структуру, паукообразные фиксаторы и ряд стационарных приспособлений, от холодильника до печи. Младшей поручалось следить за показателями приборов и состоянием артефактов, ухаживать за инструментами, а также докладывать обо всем Мастеру. Но девочкой на побегушках она себя также не ощущала. Пускай напрямую взаимодействовать с артефактами и их частями ей доводилось редко, Виктория неизменно вытряхивала из нее столько рассуждений обо всем увиденном, сколько Гермиона не думала даже в своей голове. В итоге она проводила с миссис Крам больше времени, чем вся ее команда подчиненных вместе взятая.       Атрофированная мышца индукции понемногу крепла. Проходив первую неделю хвостом за вороной-наставницей, птенец принялся усердно подражать. То есть, совать нос во все происходящее. Очень быстро из младшего испытателя Грейнджер переросла в неофициального замначальника, теперь выполняя свои обязанности даже без указаний – и оттого уже самолично следила за чужой работой. И не стеснялась передавать свои замечания наставнице. А порой и давать ценные советы.       Виктория в ответ кивала, даже не остужая ее пыл. На ее лице была ухмылка.              Дома – как быстро и легко она окрестила им замок Крамов – гриффиндорка планомерно справлялась со школьными домашними заданиями, периодически спрашивая совета у Виктора. Тот пропадал на своих курсах авроров или тренировках по квиддичу, но всегда приходил к ней вечером, чтобы отдохнуть и понаблюдать за ее учебой. Он не настаивал на их собственных занятиях, признавшись, что больше, чем отработку защитных заклинаний, а также общую теорию боя, он у нее все равно не потребует. Болгарин страдал по-своему. От дуэлей в зале и групповых боев на полигоне они перешли к полевой работе, а это слежка, маскировка и прочий шпионаж. Который знаменитому ловцу не давался от слова совсем. Он неплохо отыскивал следы магии и сами цели, был зорким – но что касалось социальных взаимодействий, людных мест или, уж тем более, толпы… Даже Гермиона понимала, что это было серьезным препятствием. Особенно учитывая непереносимость Виктором изменяющих лицо заклинаний и устойчивость к воздействию Оборотного. Тут уже парень грешил на отца. Зелье, как и любой другой яд, успешно обезвреживалось желудком потомственного зельевара, и организму было не объяснить потребность в обратном.       Парочка синхронно вздыхала, признавая, что школа давалась им гораздо легче. Конкретный урок, конкретный параграф, конкретное заклинание. Даже к ЖАБА их готовили семь лет. А здесь прогресс шел медленно, если учеба в принципе двигалась вперед. Гермиона в свою очередь неуклюже осваивала болгарский, понимая, что в языках не была одарена совершенно. Виктор правда старался не смеяться над ней. Но Грейнджер не могла не чувствовать солидарность с Аидом, стеснявшимся своего английского так же, как сама она – болгарского. Она жевала твердые звуки, срывалась на дифтонги, внутренне умирала на шипящих. А что касалось полноценных предложений… Это была очень, очень долгая дорога.              Они не поднимали тему произошедшего между ними на Гриммо. Но Гермиона знала, что должна была это сделать. Мысль глодала ее с момента зимних каникул, то и дело горча на языке заветным «нам нужно поговорить». Тема была опасная, учитывая, как доверительно и близко они сосуществовали, как сильно девушка успела врасти в жизнь своего жениха… а она ведь еще даже официально не согласилась стать его невестой! И уже пользовалась всеми благами, навязавшись в ученицы его матери да вольготно устроившись в замке. Да что там, она даже своего кота подселила! Хотя сам Живоглот наверняка был уверен, что прожил тут всю жизнь и был таким же хозяином, как и Аид, а может, и вовсе лишь позволял услужливым людям жить на своей территории по доброте душевной.       Одна мысль была глупее другой. Гермиона подозревала, что ничего хорошего из ее самокопаний не выйдет, но совесть не собиралась сдаваться. Как и другое чувство. Заставлявшее в очередной раз краснеть, замечая одинокую мускулистую фигуру, разминающуюся на пляже. А ведь совсем недавно он так же проходил мимо нее на берегу Черного озера, одаривая фирменной улыбкой…              Грейнджер в такие минуты отчаянно напоминала себе, что они уже давно в отношениях, что подобной неопределенности не может быть места, что они все выяснили… Но не могла подавить шумного вздоха, когда сильная фигура с разбегу врывалась в море, прорезая себе путь среди волн уверенными гребками. А затем к горлу подступал горький, отвратительный комок, когда к той самой фигуре присоединялась стайка среброволосых красавиц. И их дикий облик, и родственные чувства к ним Виктора не помогали. Что, если она своей приверженностью правилам погасит его страсть, исчерпает терпение, сама себя запишет еще одной «сестрой», а внимание готового к настоящим отношениям парня сместится на кого-нибудь более доступного, более привлекательного? Как те же вейлы… Ведь они на самом деле не были ему родственницами.       А любимая девушка даже на родном ему языке говорить не могла.       Что она вообще способна предложить взамен?              ***              Гермиона неловко постучалась в дверь спальни Виктора.       — Входи! – раздалось оттуда, и гостья, удивившись тому, что хозяин спальни не вышел к ней сам, последовала его просьбе.       И растерянно застряла на пороге, мигом покрывшись румянцем. Виктор вытирался полотенцем одной рукой, а второй уменьшал тренажер обратно. Вслед за другими, явно магической конструкции. Парень тяжело дышал, его привычная безрукавка ничего не скрывала, а по напряженным после нагрузки мышцами сбегали бисеринки пота.       — Что-то случилось? – обеспокоенно спросил болгарин.       Но Грейнджер, уже содрогнувшаяся от мускусного, одуряющего запаха пары, только хлопнула ресницами, следя за очередной капелькой, скатившейся с шеи по ключице, а затем по крепкой груди… И торопливо помотала головой.       — Э-э, это не срочно, — неловко улыбнулась она.       Тут же торопливо развернулась к выходу, когда ее остановили.       — Гер-ми-вона, что случилось? – еще тише и тревожнее спросил Виктор.       Давая понять, что состояние собеседницы не осталось незамеченным. Прокляв свою неспособность держать лицо, Гермиона сдалась, неохотно поворачиваясь.       — Ты отдохни после тренировки, не торопись, — неуверенно пробормотала она. – А потом зайди ко… — и мигом отвергла эту идею. – Нет, лучше встретимся на нейтральной территории. Я буду в библиотеке еще пару часов. Так что…       — Нейтральной территории? – опешил Крам.       Всезнайка покраснела еще сильнее, кивнув. Больше не смея поднимать взгляд, она торопливо вышла из комнаты. Пораженчески думая о том, что даже не знает, как «нейтральная территория» будет по-болгарски.              Она надеялась, что парень даст ей хотя бы полчаса на то, чтобы собраться с силами и хоть как-то придать лицу невозмутимость, но надеждам не суждено было сбыться. Тот явился через пять минут. Вошел в любимой серой растянутой футболке, болтавшейся даже на нем, и таких же просторных шортах. Его волосы были мокрыми после душа. И пар разгоряченного тела с чистым собственным запахом Виктора заставили девушку неуютно поерзать в кресле, сжимая крепче несчастную книгу, в которой она так и не прочла ни строчки за это время. Парень плюхнулся в соседнее кресло, вздыхая.       Повисла тишина.       Очевидно, ее тактичный собеседник выбрал привычную беспроигрышную стратегию, которой всегда придерживался, когда видел любимую в таком вот состоянии. И сама она не знала, плохо это было или хорошо. Но стратегия определенно работала. Потому что собственный язык сдался первым:       — Как твое самочувствие? – зашла Гермиона издалека. Примерно с другой стороны земного шара, но это уже вопросы масштаба, к делу не относящиеся.       Виктор предсказуемо вскинул брови.       — Мое? Э-э, как обычно, нормально, — и глядя, как девушка деревянно кивнула, мигом прищурился. – Что-то со стажировкой? Мама все-таки взялась за старое?       От беспокойства, высказанного уже в десятый раз, гриффиндорка вздохнула, отмахиваясь.       — Конечно, нет, Виктор, ты же знаешь.       Снова повисла тишина, которую парень не спешил прерывать, дожидаясь продолжения разговора. А сама зачинщица этого разговора уже в одиннадцатый раз пожалела, что вообще открыла рот. Об этом догадался и Крам. Он поглядел на свою горемычную девушку, окинул с макушки до колен нечитаемым взглядом, вздохнул.       — Выкладывай уже давай.       Гермиона прочистила горло.       — Это… Это правда не срочно, Виктор. Я не уверена…       — Конечно же, срочно, — мигом нахмурился тот. – Потому что ты смотришь на меня так, будто ты не самый важный человек в моей жизни. И я хочу узнать, почему.       Сердце пропустило удар. Грейнджер немедленно оставила книжку, хватаясь за свои пунцовые щеки, сгорая от стыда. Какими же глупостями она страдала последние дни! Лучше бы с тем же рвением искала для Гарри книгу про фамильяров! Его день рождения был уже на следующей неделе!       Да, она займется этим завтра же.       Но сперва нужно разобраться с тем, что она натворила. Пришлось оторвать пластырь рывком.              — Я хотела поговорить о том, что было на Гриммо… — тихо пробормотала она, замечая, как мигом напрягся парень.       — Мгм, — издал он.       – На самом деле, я думала об этом еще на зимних каникулах, — неловко продолжила Гермиона.       — Мгм, — согласие становилось все менее понимающим.       — И учитывая, что уже в сентябре я буду официально совершеннолетняя… — она чувствовала, как сердце сбегает в пятки, а собственный голос истончается. – Я подумала, что мы могли бы…       — Мгм… Так, стоп, — резко остановил ее Виктор.       После чего со второго раза призвал из кухни стакан воды, взял трясущейся рукой и залпом выпил, громко отставив на стол. Едва не подпрыгнувшая Грейнджер испуганно подняла на него глаза, и не зря. Болгарин был в ужасе.       Он стиснул стакан, отчаянный взгляд смотрел куда-то в сторону, а на скулах был яркий румянец.       — Ты… — сглотнул он. – Ты же о том, о чем я думаю?       И стрельнул в нее косым взглядом.       Сглотнув в ответ, гриффиндорка медленно кивнула. Это все, на что хватило ее хваленой смелости. Она почему-то надеялась, что именно парень из них двоих поведет себя взрослым в данной ситуации. Но реальность неожиданно оказалась противоположной. Она растерянно смотрела на то, как Виктор смущенно хмурил брови, будучи явно не готовым к разговору.       — Витя, если ты не готов, то давай отложим…       Но болгарин упрямо помотал головой. Он отправил стакан обратно, беря себя в руки и усаживаясь в кресле ровно. С минуту он просто думал, и девушка не торопила его, после чего заговорил:       — Нет, ты права, Гер-ми-вона. Вообще-то, об этом надо поговорить. Надо было уже давно.       Гермиона с облегчением кивнула. Что ж, по крайней мере с большей частью неловкости им уже удалось справиться. Теперь появился шанс преодолеть и этот барьер. Возможно, и самому Виктору разговор поможет сосредоточиться на более важных делах. Вот только поглядев на нее, болгарин вдруг издал нервный смешок:       — Что ж… Больше скрывать не получится, верно? Возможно… Возможно, мой опыт не столь обширен, как все себе представляют, — и неловко провел по волосам. Грейнджер мигом подумала о том, сколь приятно было бы самой провести ладонью по этим густым и немного жестковатым волосам, как тут ее огрело осознанием.       — Опыт? – спросила она так, будто не имела представления, что вообще значило это слово. Или отказывалась представлять.       Болгарин мужественно кивнул. После вдохнул. Выдохнул. И еще более мужественно сообщил:       — Я девственник, — после чего, услышав собственные слова, убито застонал, зарываясь лицом в ладонь. И тоскливо продолжил оттуда: — Черт, звучит еще хуже, чем я ожидал. Ну, теперь ты знаешь, так что мне, вроде как, стало легче.       Гермиона, сама бордовая от его слов, кивнула, непонятно, что имея в виду. Она вспомнила, что собеседник ее не видел, и торопливо добавила вслух:       — Это, э-э… — но вместо положенного заверения, что все в порядке, ляпнула другое: — А как же твои фанатки?       Виктор издал даже более несчастный звук, наверняка оказавшись добитым помимо прочего еще и ее детской реакцией.       — Именно поэтому, Гер-ми-вона, — тихо признался он. И печально добавил после затянувшейся паузы: — Что ж, по крайне мере, ты надо мной не смеешься.       И тут Грейнджер огрело повторно.       — Что? Витя, прекрати! Я бы никогда!.. – возмутилась она.       Это был ее Виктор – о чем вообще шла речь? Она что, заставила его думать, будто предпочла бы?.. Девушка рассержено запыхтела, пытаясь мягко вытащить любимое лицо из его страдальческого убежища.       — Витя, все в порядке, — она растерялась, не зная, как тут лучше подбодрить, потому решилась поделиться в ответ: — У меня тоже никого не было, знаешь?       Маневр сработал. Вот только раскрасневшийся болгарин, все-таки взглянувший на нее, лишь закатил глаза. Он откинулся на спинку кресла.       — Тебе шестнадцать.       — Мне почти семнадцать! – раздраженно поправила его Грейнджер.       — А мне почти двадцать, — мрачно уточнил Крам. – И к своим годам я так и не…       — Ой, прекрати!       — Несмотря на мировую славу и прорву нижнего белья, которую в меня на каждом матче бросают эти странные создания. Причем, иногда с помощью магии. Ощущения незабываемые.       — Ох, Витя…       Гермиона сочувственно потрепала парня по плечу, а затем и ласково взъерошила волосы, поддаваясь соблазну. Болгарин вздохнул, оттаивая.       — Знаю, что ты не стала бы смеяться, — признался он, склоняя к ней голову. — И я на самом деле сделал обдуманный выбор. Просто… Теперь выгляжу в твоих глазах не очень мужественным, да?       — Конечно, нет, Виктор, — девушка все еще была ужасно на себя рассержена, но потребность утешить пару была сильнее. – Ты самый мужественный парень из всех, что я встречала. Самый лучший, — ее глаза смотрели прямо, гордо, искренне. – И я горжусь тем, что выбрала тебя.       Она вспыхнула от собственных слов, но храбро удержала взгляд восхищенных темных глаз. И благодарная улыбка стала ей лучшей наградой.       — Я тоже тебя выбрал и тоже горжусь тобой, моя самая лучшая, моя Гер-ми-вона, — горячая рука дотянулась и сжала ее собственную. В этих омутах было столько чувств и невысказанных слов, что обратись они все в воду, гриффиндорка бы в них утонула. – То, что я сказал тебе на Гриммо, это все правда. Я…       Понимая, что ей не хватает сил выдержать такие признания, Гермиона мягко высвободилась.       — Витя, прекрати меня смущать, — несчастно пробормотала она, пытаясь надышаться.       — Но ты самая прекрасная…       — Замолчи!       — Замолкаю, — виновато улыбнулся Виктор.       Он ласково провел по ее волосам, возвращаясь на свое сиденье. И от этого неловкого и неожиданного жеста Грейнджер вдруг испытала нехорошее подозрение, поняв, что нужно было продолжить тему, пока у них оставались силы. Слишком уж многого они еще друг о друге не понимали.       — Так, мы говорили об…       Но ее прервали.       — Точно, я еще не закончил, — помрачнел Крам.       Он вновь принимался за безжалостные признания.       — Виктор, тебе не обязательно…       — Я пытался в отношения два раза, — продолжил он. – На втором и пятом курсах. Первый раз был после старта моей карьеры в школьной команде по квиддичу, с охотницей. Но мы были детьми, и я был талантливее нее, так что отношения продлились лишь около месяца. А второй раз… — парень устало выдохнул. – Позволил себе две недели не замечать, что я всего лишь чертовски хорошая партия для красивой ведьмы из чистокровной семьи. Это… Наверное, мне стоит объясниться. В Дурмстранге… — Виктор поиграл желваками. После чего помотал головой и храбро заговорил: — У нас учится мало девчонок. Так что среди парней это своего рода соревнование. И я… Наверное, хотел потешить эго, раз мне оказывала знаки внимания самая красивая девушка нашей школы. Нахватался бесплатных советов от приятелей, мол, бери от жизни, что дают. И глубоко пожалел об этом.       После чего Крам повернулся и внимательно всмотрелся в девичьи глаза. Искренне, уязвимо произнес:       — Мне не нравится использовать людей. Или быть использованным, — его глаза взволнованно прищурились, ведь он сказал еще не все. – Так… Почему ты подняла эту тему так внезапно, Гер-ми-вона? Что заставило тебя думать об этом? Ты же… Ты же не готова…       — Что? – растерявшаяся было Гермиона, почти пойманная с поличным, немедленно уцепилась за фразу. – Я надеюсь, ты не считаешь меня ребенком?!       Виктор мгновенно стушевался, вскидывая руки.       — Нет-нет, конечно, ты зрелая, — он замялся, вновь краснея, — просто, не в этом смысле…       Гермиона, краснея следом, опустила голову, удрученно замечая у себя очевидный недостаток женственных изгибов. Он был прав. Ни груди, ни бедер, как у той же Лаванды. Одни углы и детское лицо…       — О боже, Гер-ми-вона, я не это имел в виду! – отчаянно воскликнул Виктор, заметив направление ее растерянного взгляда. — Знаю, моих слов тут недостаточно, но если я сейчас предоставлю тебе доказательства покрепче, то точно себя потом не прощу!       И тут замер.       Замерла и Грейнджер, стремительно пунцовея. Возможно, она и правда была не готова к подобным разговорам, а парень до сих пор оказывал им обоим услугу, проявляя чудеса джентльменства и обходительности. Потому что сейчас ей хотелось провалиться под землю немногим меньше, чем несчастному болгарину, тратившему последние усилия, чтобы не спрятать лицо в ладонях снова или вообще не сбежать. Понимая, что разворошила, гриффиндорка видела для себя лишь один шанс.       — Прости меня, Виктор, — покаялась она. – Я и правда думала, что… Ладно, сдаюсь. Я… — она зажмурилась и выпалила: — Я приревновала тебя к вейлам!       — Что? – от удивления вскинулся Крам. – Приревновала? К вейлам?       — Только не говори, будто я на это не способна! — мигом оскорбилась Гермиона. – Я тоже, вообще-то, девчонка!       Растерянный болгарин, пару секунд раздумывавший над ее словами, вдруг медленно приосанился. Похоже, каким-то образом признание девушки его подбодрило. Сама она с облегчением выдохнула, устало откидываясь на спинку. Оттуда и заметила, как успокоившийся собеседник внимательно наблюдал за ней. Он произнес на родном языке:       — Плотская связь с фамильной вейлой нарушит магический пакт, осквернит землю, сгноит виноград и обрушит вечное проклятье на весь мой род. Нет ни единого шанса, Гермиона.       — Ох… — та не знала, можно ли было почувствовать себя еще глупее. Виктор ведь рассказывал, какие теплые отношения они делили, как росли вместе. А Грейнджер, каким-то образом дожив до своих лет без всех сомнительных удовольствий ревности, разумеется, додумалась испытать ее именно к ним. – Мне очень жаль.       — И тем не менее, я польщен, — закончил на английском Крам, его взгляд скользил по девушке, будто пытаясь найти какие-то подсказки, запомнить что-то. С его щек не сходил румянец, но голос был тверд: – В свою очередь скажу, что для меня нет никого желаннее тебя, Гер-ми-вона. Даже если это желание запретно. Не волнуйся, я научился себя контролировать. Я не подведу твое доверие.       — Виктор!.. – возмутилась девушка.       — Я принял решение, когда повел тебя на бал, Гер-ми-вона, — его челюсть стала твердой. – Я пообещал себе, что даже если мне улыбнется удача, и ты выберешь меня, я дождусь окончания школы.       Смущение окончательно выветрилось из девичьей головы, сменившись недоумением.       — Даже если я предлагаю сама? – хмуро спросила Гермиона. И немного досадливо. Наверное, глупо было с ее стороны чувствовать себя отвергнутой, учитывая обстоятельства, но даже такой логичный и необходимый отказ больно кольнул. Она столько мучилась – и все впустую?       Виктор подобрался. Он упрямо нахмурил брови, его губы горько изогнулись.       — Не говори так, Гер-ми-вона, — он часто заморгал. – Я хочу заниматься любовью с тобой, а не просто сексом. Но ты говоришь, будто это всего лишь… Будто мы хотим не одного и того же. Ты не готова…       Под конец его голос сорвался на расстроенный шепот.       И до Грейнджер не сразу дошел смысл его слов.       — О чем ты? – она мысленно повторила свою фразу. Затем снова. И затем поняла. Горестно застонала, понимая, что если даже в таких простых выражениях умудрялась напортачить, то едва ли ей вообще сейчас стоило рисковать и открывать рот. Слезинки обиды покатились по ее щекам. Гриффиндорка судорожно принялась их стирать, тихо дыша через рот, отвернувшись и надеясь, что он не заметит, если она сейчас быстренько их уберет, эти глупые…       — О нет, я обидел тебя, — вдруг хрипло произнес Виктор, он потянулся рукой… и вдруг отшатнулся. Его глаза округлились. – Гер-ми-вона, прости меня! Что я только что ляпнул?! Я такой идиот!.. Тебе пришлось собрать в кулак всю свою храбрость, чтобы сделать первый шаг, а я…       — Виктор, прекрати, — тихо шмыгала носом Гермиона, качая головой. – Я люблю тебя.       — Я заставил тебя плакать! – в шоке и ужасе воскликнул Крам.       Он сорвался с кресла, оказываясь на коленях перед ней, заглядывая в глаза, пытаясь убрать с дороги ее руки, заключить в свою бережную хватку на время разговора.       — Гер-ми-вона, посмотри на меня, — принялся уговаривать он. – Мне ужасно жаль, знаю, что ты имеешь право не говорить со мной и не хотеть меня видеть, и я заслужил это, но…       Но его виноватое лицо поймали, и склонившаяся к нему Гермиона оставила на его губах поцелуй с привкусом своих слез. Парень замер, не зная, как реагировать.       — Я люблю тебя, — просто и искренне сказала Грейнджер, не испытывая ни капли обиды на него. Она вздохнула, так и не выпуская любимое лицо из ладоней. Оно было теплое, мягкое, но при этом твердость челюсти не давала обмануться в том, что перед ней был молодой мужчина. – Меня расстроила моя же привычка все контролировать. Моя напористость. Я не подумала о твоих чувствах, утопая в своей неуверенности в себе. И чтобы не сгореть от смущения, я правда подошла к этому, как… — она зажмурилась. – Как к экзамену, Витя. Как к чертовому экзамену.       Тогда болгарин наконец понял, в чем дело. И издал несчастный вздох.       — Ох, Гер-ми-вона… Давай… я отнесу тебя в спальню, — робко предложил он, — и буду обнимать, пока тебе не станет лучше, а? Как тебе идея? И попрошу домовиков сварить горячий шоколад, да?       Идея была страшно соблазнительной. Но сперва нужно было сказать то, с чего в принципе стоило начинать весь их неудачный разговор.       — Я люблю тебя, Виктор, — спокойно и уверенно повторила уже в третий раз за вечер Гермиона. После чего вдохнула. Выдохнула. Твердо добавляя: — И я хочу тебя.       На этом моменте все мысли окончательно пропали из глаз напротив. Грейнджер понимала, что опять взялась за свой напористый тон, но ничего не могла с собой поделать, даже не желая представлять, как непривлекательно выглядела со стороны.       — Я бы не пришла к тебе, если бы не была в этом уверена, — продолжила она. Если уж она не могла измерять свою жизнь чем-то помимо экзаменов, то должна была по крайней мере выложиться со всей отдачей. – Ты очарователен, когда улыбаешься. У тебя красивые мягкие губы, и мне нравится их целовать. Ты знаешь, как я не могу отвести глаз от твоего роскошного тела – когда ты щеголял им на берегу озера, я просто не могла с собой справиться. И теперь… Твой запах, твое присутствие… — она сглотнула, покраснев, но не смогла остановиться. – Я чувствую твое присутствие острее, чем чье-либо еще. Еще с четвертого курса… Это благодаря тебе я сама поняла, что все это время была девушкой. Твои взгляды, твои касания, твои руки… — она резко почувствовала жар в щеках, еще худший, чем прежде. – О боже, Витя, твои руки. Когда ты кружил меня на руках, они были близко, ты весь был так близко, и я… — Гермиона вдруг осознала, как тяжело ей давалось дыхание. И упрямо поджала губы, не собираясь отступать. — Мое тело реагирует на тебя, знаешь? Только на тебя. Так что твои чувства и желания… взаимны, Виктор. Даже если я испытываю сложности с их выражением, и…       — Хватит, — вдруг отчаянно выдохнул Крам.       И Гермиона вскинула глаза, замечая, каким тот был пунцовым. Каким очарованным и в то же время пораженным, едва дышавшим и смотревшим на нее во все глаза, будто на самое невероятное и прекрасное явление.       — Ты в порядке? – забеспокоилась она, понимая, что все это время продолжала мягко гладить его лицо, находя утешение в тепле, гладкости кожи и колкости легкой щетины, что не давала потеряться в мыслях. Она неловко отняла руки, но мужские перехватили их, а одну из ладоней Виктор чувственно прижал к губам, не разрывая зрительный контакт.       Это было… слишком. Гермиона глупо подумала, что даже от Бодроперцового у первокурсника так не валит пар из ушей, как сейчас повалил у нее от страсти, вложенной в этот взгляд и жест.       — Виктор, так что нам теперь делать? – окончательно растерялась Грейнджер. Потому что вся была натянутой струной под этими губами, продолжавшими удерживать ее руку своей нежностью, обдавая тонкую кожу теплым дыханием. – Все еще ждать?       — Ждать, — жадно выдохнул ей в ладонь болгарин, одаривая таким жгучим взглядом, что поверить ему было сложно. Казалось, он сам был свернутой пружиной, стоя перед ней на коленях, будто в самом желанном месте, где только хотел находиться. На коленях, вплотную к ее сведенным…       Гермиона несчастно свела брови.       — Я уважаю твое решение, Виктор, но еще не хочу, чтобы тебе было плохо, — пробормотала она.       Парень умиленно вздохнул. А после нашел в себе совершенно взрослое, состоявшееся мужество признаться, так и не сумев отвести взгляд:       — Прости, Гер-ми-вона. Но я не уверен, что, распробовав тебя, смогу отпустить затем в Хогвартс.       И только после этого позволил ее ладони, еще чувствовавшей на себе его властные слова, влагу и жар его дыхания, гладкость губ и грубость пальцев, вернуться к хозяйке. Похоже, Виктор не упустил ни единого ее слова. На этом моменте Гермиона, едва живая от переизбытка чувств, поняла, какую стратегическую ошибку допустила, выдав ему все свои слабости. Потому что Виктор Крам был чертовски способным учеником. И девушка с пропустившим удар сердцем осознала, что если позволит ему распробовать себя, то, вполне возможно, не захочет уезжать сама.              ***              — Суть аппарации заключается в том, чтобы трансфигурировать себя в поток мельчайших частиц, способных преодолеть большое расстояние за ничтожное время, — сложив руки, менторским тоном вела лекцию миссис Крам. — Есть два подхода к обучению этой магии. На базовом уровне освоения волшебник может полагаться на пассивные защитные механизмы своего магического ядра, иначе говоря, действовать на инстинктах. Самая простая инструкция такова: выставить палочку, представить себе пункт назначения, а затем толкнуть себя вперед, подкрепляя мысленное действие физическим рывком. Поскольку часто мы не имеем представления о своем местоположении относительно адресата, удобнее всего совершать поворот на месте. Так мы лучше чувствуем свое тело, на долю мгновения разрывая связь с окружающим миром.       Гермиона старательно делала пометки на весу, несмотря на заверения, что в них нет никакой необходимости. Она просто не могла оставить такую ценную информацию на откуп собственной памяти.       — Миссис Крам, а можете, пожалуйста, рассказать, в чем суть расщепления? – любознательно задрала голову она.       — Проще будет заглянуть в соответствующее отделение лечебницы, — хмыкнула ведьма. Но под щенячьим взглядом вздохнула, продолжая: — Теоретически, это результат обрыва заклинания. Каким бы малым ни было время его выполнения, оно есть. Практически, причиной расщепления служит любая лишняя мысль, ощущение, чувство. Волшебник сбивается, трансфигурирует лишь часть себя, а потому и в исходное состояние возвращается не цельным куском.       По спине Грейнджер пробежал холодок.       — Ошибка может случиться на любом этапе осуществления магии, — безжалостно продолжала Виктория. – Потому перед выполнением необходимо не только выбрать нужный момент, тщательно сосредоточиться на одном конкретном месте, но и подготовить свое тело.       Видя, что девушка явно начинает представлять себе ужасные картины вероятного провала, теряя весь энтузиазм, наставница смягчилась.       — Не стоит недооценивать инстинкты, Гермиона. Наверняка ты сможешь вспомнить в своей жизни не один случай, когда тебя выручала так называемая стихийная, или же дикая, магия. Она не допустит перемещения, если, к примеру, конечное место недоступно. Кроме того, не всегда расщепления заканчиваются увечьями или смертью. При половине из них на моей памяти рядом с большим куском волшебника оказывался другой маг, а потому успевал наложить стазис на пострадавшего. После чего вызванный специалист обращал трансфигурацию вспять, возвращая заклинателя на исходное место совместной аппарацией. Это сложная процедура, но мне доводилось ее проводить. Ты в надежных руках, Гермиона.              Та слушала ее, затаив дыхание. Они находились посреди пустого зала, разделенного на две половины. На полу обеих сторон были нарисованы круги разного цвета. Судя по всему, они служили точками перемещений, потому Грейнджер заранее отпечатала изображение в своей памяти. Но после слов Мастера ей стало не в пример легче. Невозможно сделать омлет, не разбив яиц. Она попытается.       — Хорошо, — храбро кивнула Гермиона. – Что от меня требуется сейчас?       Виктория усмехнулась.       — Для начала использовать волшебную палочку вместо карандаша.       Заметив, что она и правда еще держала в руках карандаш с блокнотом, смутившаяся отличница торопливо убрала их в новенький расширенный карман мантии. Она смогла даже опередить план своей наставницы, воодушевившись найденным подарком для Гарри. Книга, как ни странно, нашлась в антикварной лавке и была посвящена Уходу за магическими существами. Любезный продавец сообщил, что фамильяры издревле были частью жизни колдунов и ведьм, и магия связи далеко не всегда должна быть основана на крови. В каком-то смысле, любой питомец мага был фамильяром. Даже простой жмыр, купленный из жалости. Гермиона, обрадовавшись тому, что книга была на английском, пускай и устаревшем, проверила некоторые подчерпнутые знания на Живоглоте, оставшись ужасно довольной. Связи нашлись даже здесь.       — Второй подход к обучению аппарации предполагает осознанную самотрансфигурацию, перемещение и возвращение в исходную форму, — продолжала лекцию миссис Крам. — Он гораздо сложнее в освоении, однако исключает возможность расщепления. Больший контроль предполагает больший потенциал. Мгновенные аппарации, цепные, беспалочковые – в бою и других экстренных ситуациях подобное мастерство может спасти жизнь.       — Звучит очень сложно, — сглотнула Грейнджер. Даже для нее подобное казалось из ряда вон выходящим.       — Один подход не исключает другого, Гермиона, — уточнила Виктория. После чего добавила: — Впрочем, сейчас нас не интересуют сложности. Понимания основ достаточно.       Ведьма подошла к ученице, становясь рядом.       — Ты уже не раз совместно аппарировала, так что само ощущение тебе должно быть знакомо. Сейчас я снова тебя поведу, однако на сей раз ты должна воспроизвести этапы, как если бы аппарировала сама. Итак, что первое?       — Палочка, — собравшись с духом и сосредоточившись, произнесла Гермиона. Она подняла палочку, нацелившись на круг. – Затем представить место.       — Верно, зеленый круг, — поймала направление ее взгляда миссис Крам. – Следующий этап?       — Почувствовать тело, — и этот пункт беспокоил девушку больше всего. – Как именно это лучше сделать?       — Разомни пальцы на ногах и руках, — подумав, откликнулась ведьма. – Напряги мышцы пресса, затем перенеси вес с одной ноги на другую, сосредоточившись на ощущениях. Больше ничего вокруг не должно тебя волновать. Твой пульс, место назначения, палочка в руке.       На удивление, инструкции были довольно четкие, потому гриффиндорка быстро поняла, что от нее требуется, заодно начав разгонять магию по конечностям. Она не была уверена, что в самом деле управляла ей, но само ощущение ей нравилось. Помогало сосредоточиться на зубрежке, когда все тело уже онемело от долгого сидения в одной позе и монотонности занятия.       — Когда будешь готова, — мягко и тихо донеслись до нее слова ведьмы.       Не раскрывая глаз, девушка переложила палочку в другую руку, чтобы было удобнее браться за чужое предплечье, после чего занесла пальцы над ним. Она чувствовала близость тепла, чувствовала магию, готовую вырвать их из пространства, чтобы выплюнуть в нескольких метрах впереди. Зеленый круг. Вдох, выдох. Вдох. Зеленый круг.       Она взялась за руку, увлекаемая в пространственный вихрь.              И предсказуемо очутилась ровно там, где должна, думая о том, как разительно отличалось чувство из-за усиленной концентрации. Ее резко затошнило, и в руку был быстро всунут стакан воды.       — Выпей. Тошнота нормальна, — отозвалась Виктория. – Судя по нашим предыдущим аппарациям, у тебя сильные инстинкты, прежде твое магическое ядро успешно покрывало симптомы. Но для правильного освоения магии тебе необходимо полагаться на разум и знания. Симптомы пройдут, а нужный паттерн останется.       Грейнджер кивнула, уже успев прийти в себя. Мерный тон наставницы успокаивал, не дав усомниться в себе и растерять концентрацию.       — Теперь обратно? – спросила она, получая кивок.       — На этот раз не держи глаза закрытыми, пытайся привыкнуть к чувству, адаптироваться.       Гриффиндорка кивнула в ответ, делая несколько вдохов, после чего вновь берясь за руку.       Хлопок.              Они очутились на исходной точке.       Теперь Мастер отошла на несколько шагов, занимая наблюдательную позицию.       — Этот полигон находится под специальным полем, которое не даст тебе аппарировать за его пределы. Я же страхую тебя во всем остальном. Попробуй повторить все шаги самостоятельно, не беспокоясь о результате.       Легко ей было сказать. Но всезнайка слишком сильно любила осваивать новую магию, чтобы упустить возможность из-за беспокойства о том, как выглядит со стороны. Сама перспектива уметь такое чудо была куда заманчивее любой похвалы. А потому она приложит все свои силы и упорство…       — Палочка, — пробормотала Гермиона. Схватила рукоять покрепче. – Есть. Зеленый круг, — она прищурилась, до боли отпечатывая на сетчатке заветный участок стены и пол с кружком. – Есть.       Теперь была очередь тела. Девушка неуклюже потопталась, больше взывая к магии в себе, чем разгоняя кровь. Вроде бы, все было готово.       Собравшись с екнувшим сердцем, Гермиона зажмурилась, толкая себя навстречу цели – и забывая о том, что надо крутнуться. Но это и не было важно. Она по-идиотски дернулась вперед и затем запоздало прокрутилась на каблуке. Покраснев до корней волос. Почему-то ей представилось, что она снова была в душном кабинете Зельеварения, и после такого позора ее явно ждет целая прорва насмешек…       — Еще раз, — спокойно произнесла миссис Крам. – На этот раз попробуй не толкнуть себя, а нырнуть, совмещая образ спирали с круговым вращением тела.       Неверяще приоткрыв один глаз, Гермиона и впрямь не заметила ничего ужасного, заготовленного в свой адрес. После чего открыла второй, и сосредоточенно начала по новой.              Второй раз. Третий. Четвертый.       — Последняя попытка на сегодня, и хватит, — глянув время, сообщила Виктория.       «Последняя на сегодня – а то и насовсем», — со страхом подумала Грейнджер. Каким же, должно быть, дорогим было время такого специалиста! Отличница вдруг разом подумала, что не проявила ни должного старания, ни минимальной благодарности. Вот только ни то, ни другое ей не поможет, если она не покажет, чего стоит. Она не просто прихоть Виктора, она…       Девушка торопливо выставила палочку, раздраженно представила надоевший кружок, напружинилась, собирая в себе всю магию, и уже готова была вновь яростно крутнуться, как на ее плечо вдруг легла рука.       — Гермиона, ты знаешь, что сейчас чуть не произошло? – хмуро взирала на нее ведьма.       Судя по ее тону, ничего хорошего. Окончательно расстроенная Грейнджер опустила взгляд в пол, не зная, что ей ответить, чтобы не вызвать на себя еще больший гнев.       И миссис Крам, похоже, истолковала ее молчание верно.       — Ты принимаешь мельчайшие неудачи слишком близко к сердцу, девочка, — задумчиво заметила она. – Как будто хочешь что-то доказать. Вернее, даже не что-то, а все и всем, словно от чужого одобрения зависит твоя жизнь. Никогда не понимала таких людей.       — Я ведь не очень-то вам нравлюсь, правда, миссис Крам? – чувствуя, как к глазам подступают предательские слезы, произнесла Гермиона. – Вы возитесь со мной только из-за Виктора.       Пальцы на плече сжались чуть крепче. Правда, в ответ не донеслось ни согласия, ни отрицания.       — Видишь ли, я могу судить только по собственному сыну, и тому, как сама его воспитала, но… Какие отношения с родителями у тебя? Ты совсем не говоришь о доме.       — Что? – удивленно вскинула глаза девушка.       На лице Виктории можно было разглядеть легкое беспокойство.       — Вы… — растерянно пробормотала Гермиона. И вдруг гневно прищурилась: — Вы что, пытаетесь анализировать меня, как Гарри?       — Разве это плохо? – вскинула бровь ведьма. – Я хочу тебя понять. Стала бы я тратить на тебя свое время, если бы мне было все равно? Да и для неприязни многовато усилий, ты так не думаешь?       Гриффиндорка не нашлась с ответом.       И Виктория легко перехватила инициативу, продолжая:       — Так что насчет твоих родителей?       Девушка мигом замкнулась.       — Они замечательные, — сдавленно пробормотала она. – Что еще мне о них сказать? Они никак не связаны с магическим миром, так что вряд ли вам будет интересно…              После знакомого долгого молчания Виктория вдруг сказала:       — Моя мать – магглорожденная, Гермиона. Как и ты.       Удивленные девичьи глаза мигом вскинулись, больше не желая заканчивать неприятный разговор. Казалось, ведьма на миг вернулась в детство, ее глаза бездумно скользили, пытаясь найти нужное воспоминание. И оно нашлось.       Темные глаза стали печальнее.       — Хм-м… Кажется, я начинаю понимать твою ситуацию, — произнесла их обладательница. Уголки ее губ скорбно изогнулись. – Что ж, на такой случай у меня есть лишь одно, не очень-то профессиональное средство… Да и ему меня с горем пополам научил Виктор. Надеюсь, выйдет более-менее сносно.       — Что за средство? Для чего? – непонимающе моргнула Грейнджер под нерешительным, оценивающим взглядом.       Ведьма неловко подняла руки, замирая в этой позе на долю секунды, на ее лице разом исчезли эмоции. После чего она шагнула вперед. Ошарашенная Гермиона лишь успела осознать, что мир погас, а сама она уткнулась лбом во что-то теплое. Вокруг успокаивались черные шелковые волны, а спину держали… руки. Ее обнимали.       Миссис Крам ее обняла.       Грейнджер сделала судорожный вдох. В нос ударило множество незнакомых запахов, но некоторые нотки все еще были знакомыми. Однако любые изыскания прервались, когда девушка почувствовала руку на своем затылке. Легкую, гладящую. Почти что… Длинные ногти странно ощущались в волосах, все происходящее ощущалось ужасно странным. Но гриффиндорка, внезапно окруженная уверенным теплом могущественной взрослой ведьмы – защищенностью — со всех сторон, оказалась застигнута врасплох. Настолько, что что-то в ней сломалось. Но она не стала жаловаться, неожиданно укладываясь щекой и позволяя себе… заплакать.              Она даже не представляла, как нуждалась в этом. Как хорошо ей стало, как необходимо… Нет, как долго все это время – годами — в ней копилось и собиралось отвратительное, тревожное, уродливое чувство, нарастив за последние пару лет огромную силу, спрятавшись и укрепив в ней корни, ядовито шипя позади. И вот оно, все-таки вскрылось нарывом, когда ждали меньше всего. Потрясение было запоздалым и чудовищным, но отрицать его было невозможно. Миссис Крам была права. Пускай тайно, пускай постыдно и бестолково, но магглорожденная высокомерная всезнайка под всеми слоями бравады оставалась всего лишь слабой девчонкой, которая с самого детства мечтала, чтобы ее родители были волшебниками. Чтобы за них не нужно было волноваться. Чтобы они чего-то стоили в ее мире. Чтобы она могла ими… Чтобы они водили ее за ручку по Косому переулку, показывая свои любимые места, делились историями и приключениями из Хогвартса, успехами и неудачами в учебе и работе, любимыми волшебными занятиями и маленькими хитростями, как облегчить себе жизнь в магическом мире. Чтобы могли гордиться ей по-настоящему. Чтобы их похвала была настоящей. Чтобы они говорили на одном языке, видели одни цвета, смеялись над общими шутками. Отправились вместе на Чемпионат по квиддичу. Чтобы, стоило возникнуть вопросу, ей можно было забежать на кухню или в гостиную, услышать ответ.       Услышать, а не прочитать в книге.       Гермиона тихонько всхлипнула, обещая себе, что вот-вот перестанет. Это было недопустимо. Все эти дурацкие оскорбительные и бессмысленные мысли только несправедливо унижали ее родителей и ее саму. Она должна была гордиться ими, гордиться, а не… Поэтому она вот-вот… Но вместо воли вырывался лишь очередной расстроенный шмыг.       — Ты прямо как Аид, — вдруг негромко произнесла Виктория. Почему-то, с долей веселья.       К чему был этот смешок? Внутри неприятно заворочалась настороженность.       — Он тоже плакса? – расстроенно и немного сердито буркнула Гермиона. Честно пытаясь найти в себе силы и наконец выбраться из объятий. Она надеялась, что, проявив неуважение, легко разрушит эту странную аномалию и вернет все на круги своя. Для запоздалых детских утешений она была уже слишком взрослая. Она обещала себе, что будет сильной. И уже столько препятствий преодолела сама, что подобная слабость лишь обесценивала ее страдания. Будто все было так просто. И так несправедливо прошло мимо нее, когда она нуждалась в этом больше всего. Так что сейчас она будет поставлена на место, и…       — О, ты не видела, какую сцену он закатил нам с Виктором после того, как мы без его ведома отправились тебя спасать, — ведьма издала новый довольный смешок, отозвавшийся вибрацией под девичьей щекой.       Грейнджер замерла.       Это ведь не только Виктор примчался тогда к ней из другой страны среди ночи на выручку. Миссис Крам также рискнула своей жизнью ради нее. А неблагодарная ученица еще заикнулась о ее неприязни к себе. Захотелось себя стукнуть. Девушка мягко высвободилась из объятий, чтобы спешно извиниться, как наткнулась на понимающую усмешку. И почему-то не смогла начать. А ее собеседница это прекрасно поняла, прокомментировав в своей фирменной манере:       — Вот это верно. Прибереги силы для настоящих несправедливостей жизни, Гермиона. Не трать их на обыкновенных социально неловких людей, каких ты не раз могла встретить. Виктор и так меня не простит за то, что я довела тебя до слез.       — Социально… неловких… — Гермиона растерянно повторяла эти слова, щелкнувшие в ее голове.       А ведь и точно. Угрюмый затворник Аид, холодная Виктория, хмурый и молчаливый Виктор. Что о них можно было сказать, лишь пару раз поговорив с ними, посмотрев на их взаимодействия? Тут бы кто угодно бежал в страхе. Но Грейнджер не могла вспомнить, с кем еще на ее памяти, кроме Аида, так быстро подружился Живоглот. Не могла представить, какая бы другая мать без промедления ринулась вместе с сыном в смертельную опасность за его глупой подружкой, отзываясь затем о приключении со смешком? А Виктор? Ее мягкий, заботливый, искренний, любящий…       Грейнджер почувствовала высохшие дорожки соли на щеках, но даже свежие слезы не смогли остановить ее улыбку.       — Я собираюсь выйти замуж за вашего сына, вы в курсе? – усмехнулась она, думая, что сейчас от счастья засветится, как Люмос Максима. Она была горда тем, что приглянулась этой семье.       Ответная ухмылка стала шире.       — Что ж, в таком случае добро пожаловать, — склонила голову набок ведьма. – И тебе бы лучше оказаться страшно коммуникабельной, иначе с твоим пополнением мы все вместе пойдем ко дну.       Гермиона прыснула. А затем рассмеялась в голос, тщетно прикрывая рот рукой. Да, она больше не могла воспринимать ехидную ведьму как прежде. Ассоциировать ее черты со злобой или обидой. Упаси Мерлин, если она забудется на Продвинутых Зельях в сентябре! Но сейчас ее это не пугало. Она думала лишь о том, что ничего не потеряла с этими неуклюжими объятиями. Что все это время не только ей приходилось быть сильной. Не только ей требовалось день за днем перебарывать печаль и обиду, прорываться сквозь непонимания, чужие и собственные травмы, строить над пропастью мосты. Оглядываться и замечать незначительность прежних невзгод на фоне нынешних. Понимать, как глупо было потрачено время, как близко лежало спасение, и продолжать двигаться вперед, догадываясь, что впереди ждут такие же грабли. Все равно плести связь нить за нитью.       Преодолевая барьеры.              Как несчастные пять метров, что разделяли ее и треклятый зеленый кружок. Гермиона молча развернулась к нему, перехватывая палочку. Она замерла, застывая в моменте. Тело отзывалось каждой клеточкой. Картинка въелась в память. В голове наконец-то было пусто.       Девушка подумала, как уже стоит в этом кружке, ощущая пол под ногами. Вес своего тела, искажение воздуха, колебания мантии. Она подняла палочку. А затем, придавая себе храбрости, щелкнула каблуками и крутнулась на месте.              Исчезая с громким хлопком.              ***              — Хорошо, достаточно, — опустил палочку Виктор.       Гермиона с облегчением выдохнула, опуская свою и устало плюхаясь прямо на землю. Участок, что они выбрали в качестве поля боя, превратился в изрытое месиво, но судя по хмурым бровям, гриффиндорка показала себя, в лучшем случае, средне. И уж точно не соответствовала опасности, в которой грозила оказаться в новом учебном году, памятуя предыдущий. Вряд ли она так же легко отделается, если поблизости не будет Виктора.       — Виктор, я… — Грейнджер неопределенно шевельнула кистью, — я правда не боец, так что не расстраивайся, ладно? Щитовые чары же у меня неплохо выходят, правда ведь? И укрытия я трансфигурирую сносно.       Крам несколько секунд просто смотрел на нее, его брови сложились одновременно в хмурую и сочувственную кривую. Он подошел к ней, со вздохом протягивая руку.       — Да, Гер-ми-вона, ты справилась.       — Тогда почему ты не выглядишь довольным? – спросила девушка, хватаясь за руку и рывком возвращая себе вертикальное положение. Голова закружилась, и ноги подвели ее – но не чужие сильные руки, мигом удержавшие и прижавшие к себе. Тепло любимого мигом обернуло ее одеялом. – Спасибо, Витя.       Болгарин в ответ поцеловал ее в лоб.       — Потому что волнуюсь за тебя. Много думал о прошедшем годе, — поделился он. – О наших проблемах с коммуникацией. Аппарируем домой, и я покажу тебе кое-что, что недавно раздобыл.       Во всезнайке мигом взыграло любопытство.       — Совместная аппарация? – вспыхнула энтузиазмом она. – Я поведу! Пожалуйста, Виктор, позволь мне, в этот раз я точно не промахнусь!       Парень вздохнул. С тех пор, как Гермиона освоила аппарацию, ее было не остановить. Решив довести умение до идеала, она ухнула в практику. Однажды даже вломилась к Виктору в спальню, решив оригинально разбудить для утренней прогулки – но забыла про громкость хлопка и чужие рефлексы, чуть не получив оглушающим в лоб от перепуганного спросонья бойца. После этого поумерила пыл, лишь напрашиваясь на совместные аппарации. Это была куда более высокая ступень освоения, потому требовала еще большей практики, и поскольку для выполнения нужен партнер…       — Ну как я могу сказать тебе «нет», моя Гер-ми-вона? – нежно улыбнулся парень.       Гермиона довольно просияла, гордо задирая подбородок и протягивая предплечье. Виктор, незаметно сглотнув, крепче ухватил свою палочку, после чего мужественно взялся за девичью руку, увлекаемый в вихрь.              К счастью, в этот раз все прошло идеально. Они оказались точно в атриуме замка, в целости и сохранности. Несмотря на не самый лучший первый опыт, ее верный рыцарь без страха и упрека сразу согласился на второй раз, пускай и как-нибудь попозже. И тем приятнее было оправдать его доверие. Парень, бегло осмотрев себя, ахнул, просиял сам и от радости приподнял свою девушку в объятиях. После чего потащил в свою комнату. Она стала их новой нейтральной территорией – отчасти, потому что ее было удобнее вымерять шагами, случись жаркий спор, а отчасти потому, что пригласив в свою, Гермиона бы точно не выдержала того самого, что настигало ее в библиотеке с тех пор, как они поговорили по душам. И то самое продолжалось даже здесь, да и вообще везде. Они оба были достаточно тактичны, чтобы давать друг другу пространство, а также милосердно не замечать очевидных искр, что ходили между ними ветвистыми молниями и полыхали под кожей огнем. Раньше они без раздумий увлекали друг друга в объятия, переплетали руки, щедро делили простую невинную ласку, жаркие поцелуи. Но теперь, когда карты были раскрыты, когда та самая крамольная мысль была наконец-то озвучена, когда они оба знали…              — Ох, да я же вся грязная после тренировки, — виновато опомнилась Гермиона, глядя в сторону большой кровати, куда они обычно заваливались для болтовни. И нахмурилась: — Давай-ка я сбегаю в душ и переоденусь пока, и ты тоже – а потом поговорим, идет?       Она ожидала кивка, но болгарин был излишне задумчив. Что-то глодало его – то же, что и во время тренировки. То же, что темнело на дне зрачков его, коленопреклоненного, совсем не по-джентльменски упустившего из своего варварского нутра настоящий, дрожащий, дышащий рокот. И этот удивительный рокот прочно осел где-то под девичьими ребрами, прокрался за самое сердце, выжидающе затихнув. Иногда щекотал оттуда нутро, побуждая любопытную натуру убедиться в том, что то самое, восхитительное и пугающее все еще было там. Что все было взаправду. Гермионе и хотелось, и кололось, и внутренняя борьба, оседлав гормоны, рвалась вперед, оставив разум позади.       — Да, я… — и судя по всему, состояние было заразно. Виктор сам забрел мыслями не туда, возвращаясь в реальность усилием воли. Он на миг сжал челюсти, после чего нахмурился. – Нет, знаешь, буду краток. Мы оба устали после тренировки, и тебя точно сморит сон после душа, так что…       — Это что-то важное, — мигом нахмурилась Гермиона. Она стрельнула глазами на кровать, на стол, на упрямо замкнувшегося в себе Виктора, которого опять придется выковыривать из его неподъемных сияющих доспехов. – Нет, мы обстоятельно поговорим. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты так тревожно молчишь, Витя. Никакого «кратко», сейчас я быстренько…       И тут девушка замерла. То самое тюкнуло ее резиновым молоточком, застигая врасплох.       — А знаешь, — протянула она. – Ты прав. Правда вот, и от грязной меня внимания едва ли дождешься. Так что предлагаю компромисс. Ничего же страшного не случится, если меня сморит сон в твоей кровати, правда? Я пока займу ванную, а ты соберись с мыслями. Выбери слова для пущей краткости.       И не дожидаясь ответа на свою шпильку, гневно зашагала в сторону чужого шкафа, бесцеремонно распахивая дверцу в поисках полотенца и сменной одежды. Да, все верно. С тех пор, как почти совершеннолетней ей был объявлен благородный отказ, Гермиона чувствовала за собой бесстыжую потребность испытывать своего рыцаря на прочность.       — Да черта с два это компромисс! – опомнился вспыхнувший болгарин, с долей восхищения и гнева наблюдая за тем, как его наглая гриффиндорка с энтузиазмом и без спроса копается в его же барахле, доводя своей вредностью до ручки. Он настиг ее, угрожающе ворча на ухо: — Гер-ми-вона, если хочешь меня дразнить, дразни, но не злись потом, если я…       — О, твоя старая джерси? – гриффиндорка, усиленно игнорируя провокационные фразы и прилившую к ушам кровь, вытянула и расправила бордово-алую форменку ловца. Потрепанную, рабочую, с крупным «КРАМ» и соответствующим номером. Сердце пропустило удар, обливаясь стыдом и восторгом от понимания, что она делала. Преувеличенно нейтрально продолжая: – Она же тебе не нужна, да? Я одолжу.       Крам с чувством выругался.       — Тебе обязательно воплощать мои тайные мальчишеские фантазии как бы между строк, да? – несчастно поинтересовался он. И вредную гриффиндорку бы даже кольнуло чувство вины, но разум, сдавшийся требованиям чувств, сменил парик и трибуну, начиная выстраивать защиту против собственных же обвинений. – Гер-ми-вона?       Та издала смешок, сверкнув весельем в глазах.       — Не вижу, в чем проблема. Тайные фантазии в твоей голове — всего лишь фантазии, верно? Так что они просто останутся тебе на память, – ухмыльнулась она, склонив голову набок. – Впрочем, как и мне.       Виктор выругался повторно, вцепляясь в угол шкафа. Он не справлялся с подскочившей температурой, как и с наплывшим туманом желания перед глазами, осознавая, что она и правда знала, что делает, знала, что он знал, и теперь он знал, что она знала, и, более того, намеренно…       — Еще пару таких фраз, и я напрочь забуду, чего вообще хотел, — мрачно признался болгарин. – Зачем?       Грейнджер смягчилась, отбрасывая непокорные волосы. Она ласково положила холодную ладонь на его кипящую щеку, наслаждаясь контрастом температур. После чего виновато пожала плечами, теряя коварство.       — Это все, что я могу, — тихо произнесла она, заглядывая в темные глаза. – Ты сказал, что… ну, и я подумала… — после чего вновь хитро улыбнулась. – После твоих слов мне пришло в голову, что и самой надо будет как-то пережить этот год, знаешь? Так что, — она прижала ближе его джерси, розовея щеками сама, — пара пикантных мыслишек не так уж и ужасна, правда? Чтобы, э-э… сбалансировать диету.       Болгарин шумно сглотнул, глядя на нее и на ее щеки цвета собственной форменки, которую она храбро и трепетно прижимала к груди, готовая защищать кусок памятной тряпки, как самую свою драгоценную книгу.       — К черту диету, — рыкнул он, хватая ее и впиваясь в губы поцелуем. Застонал в них: — Я так тебя люблю, моя маленькая грязная…       От грубых слов в свой адрес, срывавшихся с этого настойчивого языка прямо ей в рот, с этого же самого языка, что прятался за нежной улыбкой, умел говорить лишь теплые слова, утешения и комплименты – а теперь рычать, восхваляя ее за… Ноги начали подкашиваться.       — Витя, никаких сожалений, ты помнишь? – встревоженно заглянула ему в глаза одурманенная желанием Гермиона, цепляясь за его плечи, сама тяжело дыша и едва прерывая поцелуй. – Я не скажу тебе нет, если ты уверен, но…       — Но, — выдохнул болгарин, зажмуриваясь, часто дыша в ответ, напоследок оставляя сильный поцелуй на ее щеке, фактически вжимаясь своим лицом, врезаясь носом в скулу. Он с видимым трудом оторвался, сглотнув. – О моя пошлая птица, теперь я точно уверен, что не отпущу тебя, если проберусь куда надо этими самыми руками, — проурчал он.       И наконец перенес вес назад. После чего приподнял ее растерянное лицо за подбородок и скомандовал:       — Беги в ванную, — после чего ухмыльнулся сам, беря свой реванш. – Я наложу заглушающее. Посмотрим, кто из нас управится со своими грязными мыслями первым.       И судя по его самодовольному лицу, мыться несчастной провокаторше придется долго. Впрочем, в эту игру можно было играть вдвоем.              Потому что возмущенная и не менее возбужденная Гермиона, на всех парах летя в его ванну, даже не вспомнила о том, что ей следовало бы захватить что-нибудь из одежды для нижней половины тела.              ***              — Не припомню, когда мне было так хорошо, — осоловело пробормотал Виктор, притягивая Гермиону к себе ближе. После разрядки и собственного душа он довольно вытянулся под одеялом, а чириканье птиц да золотистое солнце из магического окна его спальни только пуще подбивали на дрему. Закинувшая ногу на любимую печку Грейнджер так же сладко позевывала ему в шею в своей новой трофейной пижаме. Пускай они прошлись по довольно тонкому льду, необычный опыт сказался на них куда полезнее и приятнее, чем гриффиндорка могла себе представить. Будто таким нехитрым и безопасным образом они сделали первый шажок в неизведанную воду. Вполне удачный шажок. Что отличница немедленно записала в свой мысленный блокнотик.       — Мне тоже, — призналась Грейнджер. – Вышло неплохо, да?       — Я почти нарушил собственное слово, но в остальном ты права, — фыркнул болгарин.       — Так ведь правда, Витя, — упрямо пробормотала она, расслабленно выводя на его груди узоры, наслаждаясь своим персональным великолепным экземпляром мужественности. – Мы сняли напряжение, и не нарушили никаких правил.       — Еще не вечер, — усмехнулся Крам, ласково убирая мешавшуюся девичью прядку с дороги, целуя ее обладательницу. Несмотря на ее протесты, влажная после душа грива ему никак не мешала. – Не волнуйся, просто шучу. Это и правда оказалась неплохая идея. Признаться, я как-то сам и не подумал начать с такой простой вещи.       — Ты тоже теперь чувствуешь себя немножко увереннее, да? – обрадовалась Гермиона. И ощутив под ладонью вибрацию согласного смешка, сама улыбнулась, зарываясь к нему в подушку поближе к шее, удовлетворенно сопя. – Это как в трансфигурации. Мы идем от простого к сложному, ты заметил?       Смешок перерос в полноценный смех.       — Все, с этого момента я официально запрещаю тебе твои ужасные сравнения, Гермиона Грейнджер, — заявил Виктор, поворачиваясь к ней, чтобы заглянуть в ее бесстыжие всезнайские глаза. – Иначе тебе не понравится, как их извращу затем я. Мы друг друга поняли?       Гермиона покорно вздохнула.       — Ладно, — откликнулась она. – Все равно я отмщена.       — Это как же?       Гриффиндорка довольно усмехнулась.       — Полагаю, я уже извратила твои походы в ванную на весь ближайший год, — возможно, она слегка преувеличила, но была слишком горда своей первой шалостью, чтобы скромничать.       И судя по громкому стону осознания, оказалась недалека от истины.       — О боже… Гер-ми-вона, что ты наделала! – хлопнул по лбу болгарин, до которого дошли ужасные последствия их, казалось, невинной игры. – Это была моя девственная мальчишечья ванная!       Гермиона от души расхохоталась. Она подтянула себя повыше на кровати, куда затем подтянулся и Виктор, стреляя в нее почти сердитым взглядом.       — Ну смотри, отыграюсь на твоей спальне, пока ты будешь в Хогвартсе, — пригрозил он, но с тем же успехом мог грозить Живоглоту сметаной. После чего, сменив гнев на милость, добавил: — Тебе так идет моя униформа. Хочу, чтобы другие тебя заметили в ней, ладно?       — Какой там Волдеморт — меня убьют во сне мои же соседки по комнате, — мрачно предсказала Грейнджер. После чего, оглядев своего роскошного парня, довольно кивнула: — Оно того стоит.              При упоминании Темного Лорда Виктор мигом вернул себе тот тревожный взгляд, с которым принимал ее экзамен по защитным чарам. Пускай нега удовольствия еще смягчала его черты, парень смерил девушку внимательным взглядом. Он выхватил палочку, призывая из ящика стола две книги в красивом переплете с кованными уголками обложки и даже ремешком-застежкой. Гермиона с удивлением узнала в них две одинаковые копии «Тысяча магических трав и грибов» за авторством Филлиды Споры. Она почувствовала легкие отголоски магии, замечая чары против кражи и какие-то еще, что можно легко упустить. След казался незначительным, но, если Грейнджер хоть что-то смыслила в артефакторике, обе вещицы были зачарованы под завязку.       — Что это, Витя? – тихо спросила она, предвкушая очередную удивительную диковинку, которыми не уставал снабжать ее неусыпный кавалер.       — Темные артефакты, Гермиона, — ответил Виктор, и правильно выговоренное имя сообщило гриффиндорке о серьезности происходящего не меньше, чем тон и смысл слов. – Открой одну из них.       И хоть девушка терпеть не могла его периодическую тягу к драматизму, очевидно, доставшуюся от матери, отрицать это право или спорить она не стала. Осторожно придвинув к себе книгу, она отщелкнула застежку, медленно открывая на середине, чтобы… Чтобы не увидеть страниц. Перед ней была шкатулка с черным дном. Каким-то странным… Но тут Виктор, последовавший ее примеру, открыл свою копию – и обе книги резко отразили потолок. А затем и лица их обоих, когда парень изменил угол наклона вещиц. И видеть лицо парня в этой коробочке, зная, что он сидит по правую руку, было…       — Сквозные зеркала, — прошептала Гермиона. В глазах потемнело, отчего Виктор с готовностью отложил свой артефакт дальше в ноги, мягко побуждая девушку сделать то же самое. – Виктор, это же страшная редкость. Я читала, даже запрещенная. Но… что это со мной? Как?       Ее руки оказались в горячих ладонях Крама. Его тяжелое тело, прильнувшее ближе, успокаивающая волна магии, отозвавшаяся и свившаяся вокруг живительным коконом, придала гриффиндорке сил. Она вопросительно уставилась на собеседника, позволяя себе сосредоточиться на нем, на его темных глазах, на тепле, на чувстве безопасности. Она не была уверена в том, что делала, но научилась доверять инстинктам после долгого обращения с Маховиком. И если нутро требовало быть настороже, она будет.       — Редкость, Гермиона. Более того, даже у нас их использование ограничено, — Виктор отвел взгляд, признаваясь, — мне пришлось задействовать свое имя, чтобы связаться с одним зеркальщиком из Италии. Он сделал их для меня без лишних вопросов.       Болгарин мягко массировал ее ладошки в своих, будто пытаясь отогреть от прикосновения к темному артефакту. В его глазах была тревога, грусть и легкое чувство вины. Но больше там было упрямства.       — Я должен объяснить тебе, — хмуро сосредоточился он. – Не против, если на болгарском?       — Если мне не придется на нем отвечать – я более чем за, — неловко разрядила обстановку Гермиона, слабо улыбаясь. – Люблю слушать, как ты на нем говоришь. И тема важная. Вперед.       Ответом ей стал лишь сдержанный кивок. После чего парень заговорил:       — Из того, что я знаю о твоем первом курсе, ты уже кое-что слышала про зеркало Еиналеж. Сквозные зеркала имеют другое предназначение, но в их основе, как и всех магических зеркал, лежат те же ритуалы. Темные ритуалы. Конкретно эти два экземпляра самые безопасные из возможных, мы договорились об этом с мастером, а затем их проверила мама лично. Но это все еще темные артефакты.       — А все темные артефакты так или иначе опасны, — кивнула Гермиона, успокаивающе гладя парня по щеке.       Тот кивнул в ответ, продолжая:       — Я не хотел к ним обращаться, правда. Но твой прошлый год и наша печальная история с письмами, дощечками и Патронусами, чуть не лишившая нас друг друга, привела меня к неутешительным выводам. Нам нужен надежный способ связи. С помощью этих зеркал мы сможем видеть и слышать друг друга на любом расстоянии. Только будь осторожна: чем больше ими пользуешься, тем больше теряешь связь с реальностью, перестаешь думать о внешнем мире – тебе будет лишь хотеться говорить со мной еще, видеть, дотронуться, переместиться. Ты понимаешь?       Гермиона удрученно кивнула.       — Значит, мы не сможем ими часто пользоваться?       Крам чуть улыбнулся, понемногу выходя из своего режима бдительности.       — Теперь хорошая часть. Сможем, — он призвал со стола одну из своих схем по квиддичу, и Грейнджер мигом вспомнила жалобы Гарри о том, как Вуд их когда-то доставал подобными диаграммами. После чего притянул коробку и положил в нее лист заметками вниз. Закрыл.       Уловив намек, Гермиона взяла свою, открывая, чтобы увидеть… Слегка светящееся, но четкое содержимое листа.       — Изображение даже не отразилось зеркально! А еще этот свет… Крышка шкатулки зачарована на подсветку изнутри? – удивилась она. И тут до нее дошло. Она обернулась к парню, сосредоточенно прищуриваясь: — Значит, теперь у нас есть способ мгновенной передачи целой страницы текста, при этом с резервной возможностью полноценной звуковой и визуальной связи, случись нужда? И…       Ее глаза забегали от количества открывшихся возможностей. Теперь они, считай, и не расставались – во всяком случае, в плане информации. Для быстрых посланий она даже могла прикупить Прытко Пишущее перо, чтобы не отрываться от домашних заданий, а для сигналов пользоваться…       — Гер-ми-вона, — нахмурился Виктор, беря ее за плечи, будто пытаясь приостановить буйство мысли. – За тобой будут наблюдать в Хогвартсе. Шли и обычные письма, а этот способ оставляй на то, что мне уже надоело разгадывать через дощечки, хорошо?       — Они нам верно послужили, — улыбнулась Гермиона. После чего перевела взгляд на новое средство связи, беря в руки. Она осмотрела со всех сторон книгу, замечая, как искусна оболочка, после чего закрыла, понимая, что, если не знать секрет, ни за что не догадаешься, какое перед тобой сокровище. – Я буду осторожна, Виктор, ты меня знаешь. А кроме того, сама не горю желанием тосковать по тебе еще сильнее — недавно как-то заметила, что и сама все больше становлюсь по физической части.       Тут уже болгарин наконец сдался смеху, целуя ее в висок.       — Помимо прочих, на зеркала наложены мощные чары иллюзии, — прошептал он, не торопясь отстраняться. – Можешь пользоваться своим в библиотеке. Даже без заглушающего меня никто не услышит и не поймет, что ты с кем-то разговариваешь. Любой будет видеть тебя за чтением, и не найдет ничего помимо «Тысячи растений», даже если откроет книгу.       — Не хочу даже представлять, во сколько тебе это обошлось, — содрогнулась Гермиона.       Крам фыркнул.       — Все еще не стоит и волоса с твоей головы, — буркнул он, оттаивая в ответ на умиленный взгляд. После чего добавил уже миролюбиво на родном: — Не переживай, по контракту весь предстоящий сезон буду вкалывать на команды разной степени безнадежности. Отобью затраты с лихвой. И на это время ты будешь лучом света в моем темном царстве – что стоит любых денег, поверь мне, Гер-ми-вона.       Эта новость оказалась для Грейнджер даже более серьезной, чем обретение средства связи. Она нахмурилась, усаживаясь ровнее и поправляя шорты. Хорошо, вовремя вспомнила о том, что вообще-то умеет колдовать, и призвала их из своей спальни вместе с парой белья.       — Виктор, а как же твоя учеба? – прищурилась девушка, отгоняя посторонние мысли.       Собеседник, какое-то время созерцавший открывшуюся взору аппетитную ключицу в вырезе своей форменки, оказался пойман с поличным карими глазами. Вздохнул.       — Ушел неделю назад. Мы договорились о дальнейшей практике на полигоне с парнями и инструктором, — пожал плечами болгарин. После чего виновато отвел глаза. – Честно говоря, из меня все равно не вышло бы аврора. Мои приоритеты… — парень поднял глаза, полные горечи и нежности. – Не изменились с четвертого курса. Я бы бросил миссию, если бы узнал, что ты в опасности. Когда отправился за тобой в Министерство, мое сердце было не на месте. И не будет. До тех пор, пока Лорд не повержен или ты не живешь здесь постоянно, далеко от Гарри Поттера и войны, так что… не будет. А значит, это не учеба и не работа. Ответственность за сорванный матч по квиддичу я могу вынести, но вот за чью-то потерянную жизнь из-за меня — нет. Надеюсь, ты не разочарована.       Шокированная внезапным признанием, Гермиона не сразу вернула себе дар речи. Ее сердце заполошно билось в груди, разрываясь от нежности и сочувствия к своему верному рыцарю. Она понимала Виктора. И безмерно уважала, ведь подобное признание стоило большого мужества.       — Витя, — мягко позвала она, и парень охотно сгреб ее в объятия, виновато сопя в шею. – Виктор, знаешь, — прошептала гриффиндорка, благодаря жару и твердости чужого тела осмеливаясь на свое признание, — я даже рада. После того, как сама чуть не потеряла тебя в том адском пламени, до сих пор иногда просыпаюсь от кошмаров. Так что… Наверное, прозвучит эгоистично, но хорошо, что хотя бы ты в безопасности. Знаю, ты все равно учудишь что-нибудь даже в перерыве между матчами, не говоря о них самих, но я… — она слегка отстранилась, так и не выпуская из рук, прижимаясь к его лбу своим и твердо произнося: — Я тоже сорвусь из Хогвартса, если только узнаю, что с тобой что-то случилось, понял?       — Даже с экзамена? – влюбленно улыбнулся Виктор.       — Даже с ЖАБА, глупый ты здоровяк, — пробурчала отличница, краснея. – Но ты не вздумай, ясно?       Казалось, Крам хотел спросить еще раз, но вовремя остановил себя, вместо этого мягко и благодарно целуя. И Гермиона, чувствуя излишние невинность и трепет, поняла неладное. Виктор наверняка хотел спросить, бросит ли его любимая друзей ради него. И знал, что она не сможет ответить. А потому выбрал ее чувства прежде своих, как делал всегда. Это было ужасно несправедливо. И пускай она не могла в полной мере возместить этот ущерб, не могла покривить душой или дать взамен нечто равноценное, еще она не могла не попытаться сделать хоть что-то.       — Ti si moyat prekrasen ritsar, Виктор Крам, — прошептала ему Грейнджер, мягко щелкая и рыча на чужом языке. На языке ее рыцаря.       И тот от неожиданности замер под ее руками, под ее губами, пропуская собственный удар сердца, а затем судорожно вздыхая. Он все еще не верил удивительным звукам, и Гермиона позволила ему переслушивать их в голове снова и снова, вновь приникая к его сильной груди, обвивая шею, принимаясь массировать затылок – он обожал, когда она так делала. Впрочем, это было взаимно. Его густые волосы на ощупь были восхитительны. Наконец парень отмер, судорожно вжимая хрупкую девушку в себя, оборачивая собой, своими большими руками, добираясь мягким влажным ртом до шеи, чтобы оставить алчный след.       — Нет, — прорычал он. – Никакой я не рыцарь, о моя принцесса. Я дракон.