Укрепляя международные связи

      Вслед за ним пришел черед обещанной библиотеки. Она находилась совсем рядом, а Виктор был только рад снять градус напряжения от прошедшего знакомства. Парень с удовлетворенным смешком наблюдал, как его любимая ценительница книг ворвалась в новые охотничьи угодья, мигом оббежав все пространство, прочесав стеллажи и отыскав себе уютное кресло.       — Похоже, на этом экскурсию можно заканчивать, — улыбнулся Крам, плюхаясь в соседнее.       Он хотел было показать, как пользоваться волшебным увеличительным стеклом, однако Гермиона не просто так была любимицей Флитвика. Она разобралась в предмете сама, с увлеченным сопением применяя находку к первому томику на болгарском. А затем поднимая артефакт к глазу и шерстя стеллажи корешков на предмет интересностей.       — Виктор, тут столько трудов по Трансфигурации! – восхищенно прошептала Грейнджер. – Хватит до конца лета!       Болгарин на это лишь довольно расслабился в кресле.       — Легкая победа, — кивнул он сам себе, не без доли иронии добавляя: — В чем-то папа иногда бывает отвратительно наблюдателен. Я шучу, если что.       Гермиона отложила занятие, замечая усталость в его голосе. И то, что в шутке была по обычаю лишь доля шутки.       — А я теперь вижу, как ты умудряешься совмещать в себе столько разных черт, Виктор, — с нежностью улыбнулась она. – На вид ты кажешься копией отца, но стоит тебя разговорить, и мигом замечаешь искорку твоей матери. Родители у тебя хорошие. Кажется, будто по какой-то причине они говорят друг другу совсем не то, что чувствуют. Ты был прав. Наверное, они умеют проявлять чувства только так?       — Или просто эти склочники жить не могут без свар, — усмехнулся Крам. – Не разделяю их хобби. В этом плане мы с тобой оба скучные, Гер-ми-вона.       Гриффиндорка не могла не согласиться.       — Рон Джинни целую истерику закатил, когда узнал, что она начала встречаться с парнем. А та в ответ ему и нас приплела, и про Гарри не забыла. Брат с сестрой, а ругались, как чужие. Что тут говорить про их собственные отношения?       — Флер рассказала мне, как Уизли на нее накричал, пытаясь пригласить на Святочный бал, — покачал головой Виктор. – Прости мне мой цинизм, но я даже рад, что он на твой счет не решился.       В ответ Гермиона лишь фыркнула, откидываясь на спинку кресла. Честно говоря, и сама была рада.              Они какое-то время молчали, по старой привычке слушая тишину библиотеки. Вот только в этой конкретной их не могли застукать за болтовней или бесцеремонно выгнать посредине чтения, сославшись на комендантский час. С Хогвартсом Гермиону связывали искренние, сильные, теплые чувства. Но это место… Оно было еще спокойнее, еще укромнее.       Лишь крики чаек доносились где-то далеко за стенами, растворяясь в шуме прибоя. Отвлекшись на эту тишину, разум исправно раскладывал по полочкам все увиденное и услышанное, кропотливо связывая воедино своими собственными Протеевыми чарами. К слову, даже тут те мелькали на корешках. Очевидно, это опытная преподавательница научила сына не только скорочтению, но и ведению конспектов.       — Теперь понятно, почему ты так хорош в Трансфигурации, — заметила Грейнджер. – Мама учила?       Виктор хмыкнул.       — Скорее, муштровала без памяти. Каким я был счастливым, когда она оставила Дурмстранг. Через пару лет как раз сам должен был отправиться на первый курс, и, если бы мне пришлось проходить через весь тот ужас, какой я наблюдал тут у ее подмастерий на пути к Мастерству – я бы не выдержал и месяца. Хорошо, что ты не согласилась у нее учиться. Как мама-то она ничего, но вот как наставница… — парень пожал плечами и честно признал: – Врагу не пожелаешь. Помнишь, я тебе говорил, что сходство ты заметила не просто так? Это именно оно.       Гермиона пару секунд складывала услышанное в уме. А затем поняла.       — Хочешь сказать, и у нее получить «П» невозможно? – с неприятным шевелением внутри угадала она.       Парень кивнул.       — Теперь ты знаешь, как я сумел поладить с вашим профессором, — вдруг усмехнулся он. – Долгая, долгая практика. Пришлось вспомнить все стратегии, которыми я выбивал у маман свое Выше ожидаемого, выполняя программу второго курса еще до школы. Ну а тут пригодились посиделки с моим затворником-отцом. Так что я сразу понял, что предложить профессору в обмен на подготовку к ЖАБА. И Зелья, как ты знаешь, я сдал на высший балл.       — Так вот как ты ухитрился, несмотря на незнакомые рецепты! То есть, тем эссе ты прорекламировал фамильное дело и предложил взаимовыгодную сделку? – начала понимать Гермиона. – Ты же… точно, ты же совершеннолетний. Получается, ты просто взял и… Но ведь это же против правил! Это взятка!       Виктор самодовольно усмехнулся.       — Гер-ми-вона, заранее прошу пощады. Будем считать, во мне всего лишь проснулась предпринимательская жилка. Отец у нас патриот до мозга костей, английским брезгует, так что работает исключительно в пределах страны – если наши товары и доходят до Англии, то втридорога. Ингредиенты, к тому же, штука капризная для транспортировки. Вот я и смекнул, что сделка даже слишком выгодная. Не говоря о кошмарной выгоде вашего профессора, граничащей с монополией, нам самим давно были нужны услуги универсального Мастера. И по крайней мере на сей раз папа предсказуемо не смог удержаться. Сама понимаешь, типаж, — ехидно подмигнул он. – Кроме того, даже так ничего бы не вышло, если бы я не обладал средними навыками сам. А ЖАБА, как ты знаешь, принимает и вовсе независимая комиссия. Так что все честно.       Гермиона удивленно смотрела на него пару секунд.       — Да ты же типичный слизеринец, Виктор, — выдохнула она. – Еще бы ты не угодил под крылышко всем возможным скользким гадам. Знаешь, теперь уже даже не кажется таким диким факт, что ты заполучил Сыворотку правды.       — Надеюсь, Тонкс не донесет, — поежился парень.       — Так же, как я не донесла Гарри, — мрачно заметила гриффиндорка.              Они снова помолчали.              — Хочешь, покажу еще что-нибудь? Или останемся здесь? – неловко поднялся Виктор. По нему было видно, как он не желал последнего, и все равно не настаивал.       Гермиона подумала, что его терпение было заразительным. Она едва узнавала себя в последнее время, до того переняла у своей пары внимательность и сдержанность в суждениях. Болгарин влиял на нее положительно. Она без сожалений поднялась следом, цепляясь за предложенный локоть. Какой бы соблазнительной ни была библиотека, соревноваться с одним теплым взглядом даже она никак не могла.       — Я рада, что ты пригласил меня на бал, — тихо произнесла гриффиндорка, оставляя на щеке парня благодарный поцелуй. До него она не знала такой чувственной искренности. Не помнила за собой такого доверия, спокойствия. Она рискнула полгода назад.       И ответная улыбка наградила ее сполна.              ***              — Это невероятно! – воскликнула Гермиона в кольце надежных рук. – Виктор, как это возможно?       Они парили на метле посреди моря, и девушка все меньше испытывала страх по отношению к этому средству передвижения. Потому что вид захватывал дух.              Они дошли тогда до конца коридора, попав в ту самую Двустороннюю башню. Виктор показал на незаметную черту, разделившую основной замок и аномальную зону, призвав к себе метлу. Поначалу Грейнджер не поняла, к чему он вел. А потом заметила что-то странное в редких окошках. Завернула за угол, ведший в тупик, в скалу.       Только на деле… Он вел в море.       И увиденное так поразило ее, что она даже не стала спорить с предложением увидеть больше своими собственными глазами. Если кто и мог справиться с проклятьем рожденной ползать, то это был ее талантливый ловец. Они уселись, плавно оторвались от пола, на крошечной скорости выплыв за пределы башни в небо, после чего парень развернул метлу, показывая, где на самом деле они оказались.              Они были посреди открытого моря, где башня одиноко высилась в бурных волнах. Гермиона поначалу чуть не запаниковала, но ее крепко перехватили, быстро успокоив. Затем Виктор завернул их за башню, чтобы показать тот самый вид, что и привел девушку в такой восторг. Они видели тот самый берег вдали, где должны были быть замок и скалы, виноградные поля, надел.       Только их там не было.       Как не было башни в море, когда Гермиона в последний раз туда смотрела.       — Я же говорил, Гер-ми-вона, — мурлыкнул Крам, зарываясь в ее волосы. – Тайны и никаких ответов.       — Ты пытался туда долететь? – все не унималась Грейнджер. – Это же может быть…       — Нет, слишком опасно. Да и магия замка не пустит. Мама когда-то пыталась в птичьем облике, разные артефакты с собой брала, но без толку, только папу разозлила. Ему потом пришлось долго успокаивать дом.       — Значит, это может быть иллюзия, как виды из окон?       — Или иллюзия – это мы, — усмехнулся Виктор. – Мама любит об этом шутить. Ну что, теперь очередь твоей комнаты?       — Надеюсь, она не выходит под воду, — откликнулась Гермиона, понемногу приходя в себя. – С моим-то умением плавать…              Но волновалась она напрасно. За исключением небольшого мальчишеского баловства, которое устроил Виктор, лихо прокатив их на метле по коридорам особняка, все было чинно и мирно. Когда парень с довольным видом распахнул соседнюю к своей комнату, Гермиона обнаружила за окном пушистые облака и горные вершины. Вдали кричали птицы, а под самым подоконником был дополнительный балкончик с каменными перилами.       — Ух ты, — выдохнула она. Воздух казался немного грозовым, напоминая о пасмурной Англии, и в то же время сухим, слегка разреженным. – Виктор, эти птицы реальны? Они могут сюда залететь?       Далеко в небесах действительно парили пернатые хищники. Вдруг они, будто живые, заметили стайку каких-то перелетных птиц, устремляясь к ним. В воздухе зародилась борьба, но быстро исчезла из поля зрения. Подошедший Виктор обнял девушку за плечи:       — Редкое зрелище. Тебе повезло. Правдиво оно или нет, я люблю этот вид больше других в замке. Вот только сам не могу тут жить, больно велик соблазн запрыгнуть на метлу и рвануть прямо туда. Чего лучше не делать, конечно.       — Не волнуйся, это не про меня, — рассмеялась Гермиона.       Получив благодарный поцелуй и тихий вздох на ухо:       — Тут редко бывают бури. Но нет ничего более захватывающего, чем время, когда стекло по-настоящему дребезжит, и кажется, что вот-вот окно распахнется, и тебя утянет прямо туда, в другой мир. Я верю, что это другие миры, Гермиона. И я так люблю свой дом. Вместе с его темной историей и сложным содержанием, и даже некоторыми рисками, что неизбежны в обращении с дикой магией. Но я… Знаю, что ты смелая, что ты не испугаешься и сможешь насладиться, понять. Тут хорошо. Безопасно, чувствуешь? Это ощущение, к которому я никак не мог привыкнуть, каждый год возвращаясь на лето из школы. Именно то, что тебе нужно сейчас. Поэтому я так сильно хотел, чтобы приехала. Чтобы разделила радость со мной, что бы ни ждало дальше. Понимаешь?       Сердце дрогнуло, обливаясь кровью от щемящей нежности в этих хриплых, искренних словах.       — Я люблю тебя, Виктор, — легко вырвалось из собственной души. – Это и правда самое настоящее «безопасное место». Но не из-за магии и видов. А потому что ты…       На глаза выступили слезы.       — Гер-ми-вона? Ну что ты, тише, чш-ш… — ее щеки принялись осыпать торопливыми поцелуями. – Тише, тише, не бойся…       — Я не боюсь, Витя, я…       Парень поспешно увлек девушку на кровать, скидывая с нее сандалии и следом отправляя свои тапки. Он обернул ее в свои объятия, а она сжалась в комок, позволяя себе задрожать. Пережить все накопившееся в ней за последние месяцы, за недели кошмаров и страхов, выпустить наружу вместе с частым дыханием. Такое не проходило бесследно. Даже для высокомерной и непробиваемой на вид заучки. Особенно для нее. Потому что деятельный мозг не мог не думать. Не мог не бояться.       Потому Гермиона тихонечко замерла, пригреваясь, будто бродячая кошка на хозяйской груди. Виктор был горячим, крепким, его большие мозолистые ладони гладили ее, поддерживая своим весом, своей лаской. Безопасность забиралась под кожу, магия вокруг будто загустевала теплым коконом, сплетаясь между ними, выравнивая дыхание.       — Я дам свою кровь, — легко приняла решение гриффиндорка, отдышавшись. – Не обещаю, что буду ночевать тут постоянно, но так на самом деле будет удобно. Если домовики смогут помочь мне аппарировать по желанию…       — Я сам тебя аппарирую по твоему желанию, Гер-ми-вона, — выдохнул Виктор, прижимая ее к себе крепче. – Потому что буду рядом.       Гермиона, успев пережить досадный приступ паники, улыбнулась.       — Ты принадлежишь небу, Виктор, — потерлась она щекой, вдыхая родной запах парня. – Я не стану отнимать время у твоих тренировок, если мне попросту захочется почитать в библиотеке или вернуться в гостевой дом, погладить Живоглота. Кстати, о нем…       — Ему тут не понравится, — вздохнул Крам. – Плохая история с животными, помнишь? Даже простые коты такое почувствуют, куда там жмырам. Зато я видел, как он был счастлив, пробираясь сегодня ночью в подвал винокурни. Посмотришь, его и кормить не понадобится, на наших отборных крысах разжиреет вдвое. Но если хочешь, конечно, можем попытаться. Я как-то прежде не пробовал.       Ответом ему послужил отрицательный кивок.       — Ты прав, Живоглот не пропадет, — усмехнулась Гермиона. – После двух недель взаперти он променяет любые хоромы на возможность шнырять сколько хочет и где хочет. С каким восторгом он полез к твоему отцу во время ритуала, помнишь?       — Еще бы, он же магический зверь, — засмеялся Виктор. – Даже мама любит парить в небе рядом с нашими почтальонами, пока папа с вейлами укрощают магию этой земли. Самой ведь понравилось, да?       — Это был бальзам на душу, Виктор, — согласилась Грейнджер. – Не представляю, как тебя благодарить. После двух недель в резком… опустошении, я будто проснулась. Ожила. Раньше никогда не воспринимала эту пустоту так остро, считала скорее отпуском, отдыхом, — и сама издала невеселый смешок. – Все познается в сравнении.       Виктор неодобрительно покачал головой, замечая:       — Мы говорили об этом, помнишь? Не упоминая беды прошедшего года, это все еще последствия Маховика, Гермиона, — он огладил правое предплечье, где больше не было артефакта. – Мне хватило суток с маминым проектом, чтобы ощутить первые симптомы. Подобные артефакты дестабилизируют магическое ядро, дают и отнимают, все резко, неестественно. Вызывая долговременные последствия. Конечно, твой Маховик был самым простым, безопасным – но само понятие безопасности с подобными вещами звучит, как плохая шутка. Давать его четырнадцатилетней девочке, даже такой умной и ответственной…       — Витя, прекрати.       — Но это соблазн, наркотик, — не согласился Виктор. – Любая темная магия ведет к разрушению, запомни это, Гермиона. Да, порой альтернатив ей нет. Но очень важно осознавать последствия, используя темные заклятья или нося на себе темные артефакты. Они оставляют шрамы. Всегда. Портят даже самых лучших из нас. Поэтому я так горжусь работой мамы, ей удалось…       Он недоговорил, замолчав, и Грейнджер понятливо не стала донимать его расспросами. Она вернулась к забытой теме.       — Так что, мне надо поранить руку и приложить к стене?       Виктор сначала не понял, о чем она. Со смешком покачал головой, затем с силой вдыхая и властно приказывая дому:       — Фазан, фиал и малый ритуальный стилет.       Домовик тут же появился, почтительно протягивая требуемое, после чего торопливо отошел, глядя в пол. Гермиона испытала вину за то, что не могла пока побороть страх перед этими существами. Они ведь были не виноваты, что родились такими. Она принялась сжимать ладонь, разгоняя по венам кровь, заодно отгоняя от себя беспочвенные маггловские страхи.       — Ты же знаешь, как заживлять раны, да? – спросила она Виктора, мужественно протягивая ему ладонь.       Тот приподнял брови.       — У тебя так сильно идет кровь?       После чего взял ее палец.       Гермиона уставилась на него с непонимающим лицом.       — Ты не будешь резать мне ладонь?       Густые брови взлетели еще выше.       — Зачем?       И тут Грейнджер со стыдом поняла, что маггловское воспитание пробралось и сюда, подменив ужастиками реальное представление о кровавых ритуалах. Она неловко засмеялась и пропустила момент, когда острый кончик стилета проткнул тонкую кожу. Крайняя фаланга была так зажата, что от хватки девушка даже не почувствовала боли. Виктор же был спокоен. Он ритмично нажимал на подушечку, осторожно сцедив алые капли в фиал, после чего прошептал заживляющее заклинание и для верности поцеловал пострадавший палец.       — Виктор! – пискнула, краснея, Гермиона, мигом отнимая его.       Но Крам ничуть не жалел, довольно улыбаясь. Он передал фиал с кинжалом Фазану, уже серьезно распоряжаясь:       — Ты знаешь, что делать.       Колпак поклонился и с хлопком исчез.              — Что ж, теперь я привязана к этому замку, как колпаки, — нервно рассмеялась Грейнджер, пытаясь унять волнение. Но от ее внимательного партнера это не укрылось.       — Я бы никогда не предал твое доверие, Гермиона, — помрачнел он. – Хотя, не буду скрывать, не предложил бы подобного простому гостю. Для них у нас есть соответствующий дом. Но ты…       — Но у тебя на меня планы, — усмехнулись Грейнджер, вспоминая его недавнее предложение.       Однако Крам упрямо покачал головой.       — Ты очень дорога мне, Гермиона. Только и всего.       И что-то обреченное в его голосе кольнуло сердце гораздо больнее любого стилета. Будто мысли Виктора вредили ему, и он вел в своей голове такую же борьбу, какую вела до этого она сама. Они были командой. Потому гриффиндорка серьезно заглянула в его печальные темные глаза:       — Я не настолько пугливая, Виктор, — строго произнесла она. – И в твоих чувствах, желаниях и планах нет ничего плохого. Ты не навязываешь мне их – все остальное неважно.       Болгарин вздохнул тяжелее обычного. Покорно кивнул.       — Это трудно, но я буду стараться. Я люблю тебя, знаешь?       — Знаю, — прижалась лбом к его лбу девушка. – И это взаимно. Ты делаешь меня храброй, Виктор. Прежняя я бы никогда не рискнула отправиться за сердцем в другую страну. Но вот я здесь, и никуда не собираюсь. Никаких сожалений.       — Никаких сожалений, — эхом прошептал Виктор, закрывая глаза.       После чего прижался к ее губам, вовлекая в глубокий, чувственный поцелуй.              ***              Неделя прошла незаметно. Какими долгими, почти бесконечными казались дни в родном доме – такими же быстрыми и насыщенными они были в поместье Крамов. После того, как Виктор опомнился, что произошло далеко не сразу, Гермиона не могла отдышаться, сама оставляя на его губах жадные поцелуи. И его несчастное, охваченное желанием лицо в тот миг говорило сильнее любых слов. Потому что он не воспользовался моментом. Хотя мог. Пускай сравнение себя со снитчем было в высшей степени неэтично, именно оно просилось на ум, учитывая, какой неудержимой страстью ловец горел к спорту. И как ударил по нему разрыв всего в десять очков. Один квоффл. Тогда он поторопился, решив закончить матч на своих условиях, настоять, взять свое любой ценой здесь и сейчас. И был наказан за нетерпение. Потому больше повторять свою ошибку не собирался – ни в спорте, ни в жизни. Он без слов говорил, что будет ждать ее столько, сколько потребуется. Вызывая неподдельное уважение.       Слушая его увлеченные рассказы о победах и поражениях, его мысли и виденье игры, его секреты и лихие стратегии, рождавшиеся за доли секунды среди поля боя; наблюдая за неповторимым мастерством воздушной акробатики, начинавшимся с рассветом, да в окружении крылатых юрких существ, устраивавших с человеком гонки наравне – хотелось впитывать увиденное все больше, а параллели входили в обиход сами собой, добавляя красок в созерцание. С тех пор Грейнджер никогда не пропускала полюбившиеся часы у моря. Разминкой она наслаждалась больше всего, принося книгу с собой на террасу лишь для вида. А сама глядела во все глаза, искренне любуясь.       Волны Черного моря бессильно пытались догнать бесконечный пестрый танец в вышине, чужие отвесные пикировки, бочки, петли и множество других фигур высшего пилотажа играли с черной толщей вод среди чаек и альбатросов. Гермиона выдыхала, чувствуя, как падает вслед за Виктором в его Финте Вронского, как сердце остается биться где-то в глотке, когда парень бесстрашно летит камнем в воду, уворачиваясь от волны в последний миг. Перехватывая дыхание, обрывая сердце. Доказывая себе и миру, что у него тоже были крылья. И не каждая вейла, пикировавшая вместе с ним в едином порыве, успевала повторить его трюк. Виктор был удивителен.              Проживая вместе с ним миг за мигом полета, понимая его страсть, его мысли и чувства, Гермиона сама начинала думать по-другому. Видеть по-другому. Будто два абсолютно разных цвета смешались, породив удивительную палитру. Морской ветер и яркое солнце, запах цветов и винограда вдыхали в девушку жизнь, разгоняли ее кровь даже без азарта магии. Та была повсюду, грея кожу, напоминая о себе. Понемногу Грейнджер все больше забывала о палочке, нося ее с собой скорее по привычке, до того спокойно ей было. Теперь ей и правда всего лишь запретили пользоваться магией, а не лишили той насовсем, будто подрезав нити марионетке. Даже если у нее отнимут палочку – найдется с дюжину вейл, согласных поделиться волосом для новой. И мысль об этой очереди вызывала смех, развеивая страхи. Она была не одна. Занудная, связанная правилами, забитая учебой, кругом ответственная по собственной же воле – теперь она была бесстыже свободна и разбалована бездельем. Незнакомкой среди незнакомцев. Хочешь просидеть день напролет в библиотеке за чтением? Пожалуйста. Хочешь потеряться в деревне вейл и под конец дня не понимать, что происходит, от их бесконечной трескотни? Вперед, они же колыбельную споют и спать уложат. Хочешь обшарить каждый закуток владений, ходя хвостом за Живоглотом, уже деловито присвоившим тут все углы? Легко, в подвале винодельни будет ждать свежий виноградный сок и неловкая просьба оценить на досуге чай собственного изобретения. Хочешь в одиночестве гулять ранним утром вдоль дикого пляжа, безрассудно забредая в воду по пояс? Хочешь играть с волшебными зверьми в зачарованной роще? Хочешь сидеть у костра, слушая чудное пение и девичьи сплетни? Хочешь?..       Пускай у Гермионы не было крыльев, но чувство свободы от этого никуда не девалось. В каждом миге спокойствия или праздной суеты. Вовлеченности или отстраненности. Жизнь бурно плескалась, приглашая поучаствовать, но не замедляясь и прекрасно ладясь даже без нее. Будто она всегда была здесь. И сама могла решать, что ей важно и что нужно, без оглядки на правила и чужое мнение.       И всем этим, без сомнения, озаботился Виктор.       Он после первого же насыщенного дня взял себя в руки и настоял на ее личном пространстве. Да что там, так и сказал: «Хочу дать тебе пространство». И слово сдержал. Пускай продолжал обретаться где-то неподалеку, старательно делая вид, что очень занят. Гермионе было даже неловко говорить ему, что он местами перебарщивает, и она совершенно не устает от его компании. Кроме того, она быстро поняла, что обычно парень много времени проводил вне дома, но из-за ее приезда мигом сменил приоритеты, отложив серьезные тренировки с командой на неопределенный срок. Что никуда не годилось. Болгарина ждала целая лекция тем же вечером, после которой он пристыженно согласился с тем, что она не умрет, если он оставит ее на три часа. И так, постепенно, они нашли идеальный распорядок дня для обоих.              Но Гермиона скучала по нему все больше, несмотря на все свои речи. К середине второй недели она собралась с духом и попросила взять ее с собой. Разумеется, требуя не акцентировать на себе внимание и в целом оставить где-нибудь неподалеку, чтобы ни в коем случае никому не мешать.              Что тут говорить, у нее ничего не вышло. Она даже взяла с собой книгу, чтобы убедить по крайней мере себя, что не будет пялиться и не нарочно подсматривать чужие секреты. Однако через полчаса тренировки к ней подсел приземистый тренер сборной, заговорив на корявом английском. После чего, незаметно, и все остальные подобрались ближе. Даже Стервятники, с частью основного состава которых в тот день играла сборная, заинтересовались иностранкой. Ну а закончилось все где-то в Варне, за традиционными напитками и шумными историями, которые Виктор едва успевал переводить, в десятый раз умоляя девушку не переживать из-за незнания языка. По его словам, грубые шутки его приятелей того не стоили. Но Клара ухмыльнулась и сообщила на ухо англичанке такое, что та разом покраснела, решив освоить диковинный язык как можно скорее. Охотница сборной не сильно расстроилась, узнав, что гриффиндорка была так же далека от квиддича, как сама она — от библиотеки. По ее словам, соблазнить книжного червя впервые сесть на метлу было даже романтичнее. И если она при этом многозначительно постреливала глазами в Виктора, то тот стоически игнорировал намеки, изо всех сил поддерживая иллюзию этикета и чинности вокруг своей гостьи. А та смеялась в ответ на нескромные комплименты, принимая дань в виде ужасных измывательств над родным языком, уравнивавших взаимную неловкость. После пары случайных рюмок чего-то явно алкогольного, впрочем, барьеры окончательно стерлись. Пришла пора танцев и маггловских караоке, где проспиртованные болгары горланили и веселились так, будто выиграли Чемпионат, а Гермиона, изрядно надышавшись парами, чувствовала себя в их шумной компании своей в доску. Так, что под конец задремала на плече Виктора. И если она и слышала сквозь дрему, как он взял ее на руки и понес наружу для совместной аппарации под одобрительный свист и улюлюканья, то наутро в своей постели этого не вспомнила.              Если не считать остатка недели, у них впереди был еще целый месяц отдыха. Дома Гермиона думала, что этого будет даже много, и она успеет повидать родителей, чтобы отправиться в школу по обычаю с вокзала Кингс-Кросс. Однако шла уже вторая неделя, а она даже на толику не распробовала свалившуюся на нее свободу. Они с Виктором успели побывать и в ближайших курортных городах, и в столице, и в еще паре диковинных мест, уже чисто магического происхождения. Успели побывать и в местном Косом переулке, вернее, в целом волшебном городе, окруженном горами и больше напоминавшим болгарский Хогсмид. По обычаю туда попадали сквозь волшебные тропы, пронизывавшие не просто горы, но всю Болгарию и уходившие за ее пределы. Согласно легендам, они были связаны с магией местных гоблинов, когда-то устроивших войну за территорию с горными троллями. Кто тогда победил, точно неизвестно, но филиал Гринготтса под городом прекрасно себя чувствовал, а троллей нигде не наблюдалось, потому выводы можно было сделать очевидные. Гермиона тогда удивилась обилию лодок на просторном озере у подножья города, куда стекались горные ручьи. Как объяснил Крам, это был еще один способ путешествия. Корабль Дурмстранга был далеко не единственным в своем роде, пускай и одним из самых древних. Когда же девушка логично поинтересовалась, была ли похожая лодка у их семьи, Виктор скромно покачал головой, но с хитрым блеском в глазах выдал, что, случись надобность, ему было у кого подобную одолжить.       Разумеется, надобность в виде доставки одной англичанки на одно конкретное озеро. В случае, если она все-таки останется до конца лета. И Гермиона, тщетно подавляя ответную широкую улыбку, старательно переводила тему, притворяясь, будто не замечала нескромных намеков. Но не исключала, что такая предусмотрительность была полезна.              ***              На следующий день, как они вернулись в поместье, Виктор предложил устроить им обоим безмозглый день. В его понимании это были ленивые пару часов полета, еда и сон. А в остальное время не менее ленивое наблюдение за чтением Гермионы в компании Живоглота на открытой террасе гостевого дома. Грейнджер успела перенасытиться сложными текстами по Трансфигурации, и в отсутствие практики с сожалением оставила их на когда-нибудь потом, сменив на школьные учебники. Разумеется, она не загадывала наперед и не смела даже допускать счастливую мысль, что проведет тут следующее лето. И лето после него. Когда она, наконец-то, будет совершеннолетней…       В общем, Гермиона по старой привычке отвлекала себя от пустых мыслей излюбленным занятием. А Виктор, будто читая их, держался поближе, наслаждаясь ее компанией уже в собственной манере под аккомпанемент урчащего рыжего кота на коленях. Надо признать, вкус у жмыра был что надо.       — Что? – улыбнулся Виктор, вольготно развалившись на шезлонге.       Гермиона улыбнулась ответ.       — Ничего. Тебе можно наблюдать за мной, а мне за тобой – нет? – приподняла бровь она.       — Гер-ми-вона, я польщен, — усмехнулся шире Крам. – Но теперь мне хочется тебя поцеловать, а Живоглот против. Может, ты встанешь и подойдешь ко мне сама?       — Обойдешься, — рассмеялась Грейнджер. Хотя некоторый соблазн присутствовал и в ней самой. – Живоглот о нас заботится, не будем ему мешать.       — Мне нравится, как легко ты вписываешься в мой любимый пейзаж, — без пауз продолжил Виктор. Будто делился одной из мыслей, что давно копились в его голове. – Не могу насмотреться.       О нет, только не это.       Похоже, болгарин прекрасно знал, как дотянуться до самых тонких струнок влюбленной в него гриффиндорки. Всегда, когда он так просто делился искренностью собственной души, что-то внутри нее замирало, откликаясь на хриплый акцент и слова привязанности. Будто на нее накладывали самые прекрасные чары. И они действовали безотказно. Гермиона, отложив книгу, все-таки встала и запечатлела на губах парня не менее нежный поцелуй. Он был даже эффективнее слов. Но и поцелуев с ним становилось мало. Сердце пело, магия стремилась навстречу, ластясь к паре, запоминая, свыкаясь, находя новую гармонию в близости. Все, что происходило между ними, было таким правильным и естественным, что Грейнджер даже не пыталась сопротивляться или придавать сильное значение неосторожным проявлениям чувств с собственной стороны. Она знала, что Виктор был начеку. И доверие было той самой связью, что увлекла ее в чужую страну без единого сожаления. Правда, в этой связи была брешь. Уже с ее стороны.       Она знала, что отдавала взамен недостаточно. Крам мог сколько угодно заверять ее, довольствоваться поцелуями, любоваться ей, надеяться, ждать – но тяжесть от несправедливости не становилась легче. Гермиона знала, что все это были условности, лишь временные рамки. Она знала, что Виктор бы никогда не пошел на лишения, если бы не считал ее того заслуживающей, если бы не ценил и уважал так сильно, чтобы стараться быть джентльменом ради нее. Да что там, он и был джентльменом. Гораздо больше, чем все парни, которых девушка успела повстречать. И это было еще одним поводом для внутреннего противоречия. Она уважала его выбор. Она знала, что так безопасно и правильно.       Но еще она знала, что не оттолкнула бы его, даже если бы ему не хватило выдержки. В сентябре ей исполнится шестнадцать. В декабре – семнадцать. Пускай вторая цифра была тайной, но меньшим фактом она от этого не являлась. Новый год она встретит совершеннолетней. Совсем скоро.              Понимание обоих фактов пришло не сразу. Тогда она, потратив дождливый день в библиотеке под шум прибоя и барабанящий стук капель, услышала хлопок аппарации Виктора, вернувшегося из города. Был вечер, они вдвоем поужинали. Парень был задумчив, а Гермиона почему-то не решалась прервать тишину. После чего темные глаза поднялись на нее, мягкие губы сообщили: «Будет гроза». И Виктор не соврал. Гроза на море отличалась от таковой на земле, раскаты грома были оглушающими, а треск молний раздавался буквально над макушкой. Тогда девушка, не привыкшая к местной акустике, пробралась в его спальню. Виктор по обычаю безмятежно спал, позволив подкрасться и тихонько скользнуть под одеяло, проверенным методом облепив сопящую печку всеми конечностями.       Тогда Гермиона осознала, как ей повезло. То есть, осознала сильнее обычного. А затем пришли те самые невеселые мысли о том, так ли повезло Виктору в ответ, и нахлынуло желание ответить на его чувства так, как порой искренне хотелось. Она почти переборола страх, осязая парня всем телом. Это был ее Виктор. Она будет совершеннолетней в декабре.              — Гер-ми-вона, прекрати хмуриться, — вырвал ее из воспоминаний Виктор, хмурясь сам. – Ты опять думаешь о всяких глупостях, я же вижу.       Гермиона, немного приободрившись, клюнула его в нос, после чего вернулась на свое место. Но читать больше не хотелось. Попытавшись найти успокоение в море, она пропустила момент, когда Живоглота спустили на пол, и кот, напоследок потеревшись о ногу хозяйки, отправился по своим делам. Как не сразу заметила и присевший рядом на корточках силуэт.       — Moyata ptitsa, пошли прогуляемся, — на ее руку поверх подлокотника лег подбородок, темные глаза печально взглянули на нее снизу-вверх. – Ты почему-то выглядишь одинокой. Мне это не нравится. Я же с тобой.       И, отвлекшись на эти темные глаза, на близость успокаивающего тепла, Гермиона признала свою капитуляцию.       — Ты прав, — вздохнула она, поднимаясь вслед за парнем и ухватывая предложенный локоть. – Мы команда. Я не подведу тебя, Виктор.       Тот удивленно фыркнул, вскидывая брови:       — И что это должно значить?       Но гриффиндорка ничего не ответила, лишь прижимаясь теснее. Она должна была понять, что чувствовала, где стоило подождать, а где ожидание было бесполезным. Где ей нужно было самой сделать первый шаг. Чем она могла помочь им обоим, чтобы ни в коем случае не подорвать доверие Виктора, не оскорбить его своим желанием – или отсутствием оного. В конце концов, у них был целый месяц впереди, чтобы понять, куда двигаться дальше. Чтобы найти в себе храбрость и преодолеть барьеры, как они делали всегда. Они справятся.              Если у них будет время…              Они прогуливались вдоль виноградников, когда перед ними вдруг возник Патронус в форме феникса. Виктор мгновенно отшагнул, заслонив собой Гермиону. И только в таком положении, с палочкой в руке, до него дошло, что перед ними был всего лишь гонец. А тот уже заговорил голосом Дамблдора.       — Приятного дня, мисс Грейнджер, — говорил седобородый старец, и его низкий тон отличался от обычного, теплого. Казалось, директор был очень, очень зол – и похолодевшая Гермиона искренне надеялась, что дело было не в ней. О чем-то подобном подумал и Виктор, ободряюще сжав ее руку. Серебристая птица продолжила:       — Мне жаль прерывать ваш отдых, но, уверен, вам будет важно узнать, что на Гарри несколько часов назад совершили нападение. Дементоры. Он отбился, и через три дня его ждет суд в Министерстве магии. Основой обвинения является неправомерное использование волшебства в присутствии маггла. К моему стыду, в своей отповеди мисс Тонкс вы оказались совершенно правы — впрочем, я никогда и не сомневался в вашей рассудительности. И сейчас она не помешает Гарри. Через двенадцать часов вернется миссис Крам, у нее будут дальнейшие инструкции. Ваш спутник также приглашен, — птица замолкла на миг, после чего уже в привычной, насмешливой манере добавила: — Приятно знать, что вы приняли мои слова так близко к сердцу, мисс Грейнджер. Поверьте, менее всего я бы хотел, чтобы ваша замечательная международная связь пострадала из-за моих ошибок. Берегите себя, и… удачи.              После чего Патронус исчез, сгорев в призрачном пламени.              Какое-то время они молчали. Гермиона чувствовала, как ее мир рушится, как сладкая теплая сказка растворяется, и под ней оказывается все та же пасмурная Англия с извечными невзгодами и несправедливостью. Ей надо было к Гарри. Такой ужасный случай, конечно, она должна была немедленно… Но смотрела лишь на Виктора, что отпустил ее ладонь. И его молчание было самым страшным звуком, еще худшим, чем услышанное ей только что.       — Почти две недели, — глухо пробормотал он. – Что ж…       — Виктор, — прошептала Гермиона, чувствуя, будто с его хрипло оборвавшейся фразой обрывается и ее сердце.       Она забежала вперед, преграждая ему дорогу. Лицо Крама было бледным, хмурым, застывшим в той самой обреченности, что иногда появлялась в миг, когда ему требовалась вся его выдержка. Он взглянул ей в глаза, но быстро отвел взгляд. Не глядя вытянул руку, чтобы призвать метлу, бросая стыдливое, неловкое:       — Прости, Гермиона, мне надо…       — Виктор, нет! – воскликнула Грейнджер, бросаясь вперед, перехватывая его руку. – Прошу, не уходи сейчас так, прошу, Витя, пожалуйста! Я знаю, что ты расстроен, но мы должны поговорить, обсудить все!       — Не могу я сейчас ничего обсуждать, — сквозь зубы процедил Крам. – Я… я не хочу показывать тебе эту сторону, Гермиона. У нас еще есть время. Сейчас я летаю, потом мы говорим.       Но гриффиндорка лишь прижалась вплотную, нарушая границы, нарушая личное пространство собственным непримиримым желание защитить. Она смотрела на него снизу-вверх, не позволяя отвести взгляд.       — Виктор, я доверилась тебе, приехав сюда, я доверяла тебе все это время – и ты не подвел меня. Ни разу. Почему ты не хочешь хоть немного довериться мне в ответ? – упрямо прикусила губу она, пытаясь отыскать в любимом лице понимание.       — Потому что я отвечаю за тебя, — низким голосом ответил он. – Потому что разговоры на эмоциях не ведут к хорошему. Пусти меня.       — Нет! – возмутилась всем телом девушка. – Ты имеешь право на злость и горечь! Это такая же часть тебя, подавлять которую бессмысленно – однажды старый способ не сработает, и тогда все равно придется со мной поговорить! — она, сглатывая покатившиеся слезы, не выдержала и стиснула парня в объятиях. – Прошу, скажи, что у тебя на сердце. Я не боюсь и не обижусь. Я помогу. Я хочу помочь.       Болгарин тяжело вздохнул, так и не обняв в ответ. Он какое-то время просто дышал, собираясь с мыслями, чувствуя, как хватка девичьих рук не ослабевает. После чего с новым вздохом сдался, опуская руку:       — Ты права, Гермиона. Я расстроен и зол. Зол на Дамблдора и его очередной странный план. Зол на Гарри Поттера, который, несмотря на все твои предупреждения, так и не смог не влипнуть в неприятности. Зол на… Ты не виновата, знаю, но я зол на тебя, Гермиона, потому что для тебя твои друзья всегда будут на первом месте. А я… Никак не могу смириться, потому зол и на себя. Ты уже провела со мной больше времени, чем я надеялся – а мне и этого оказалось мало. Я хочу… много чего хочу. И не сразу вспоминаю, почему нельзя. Потому что, несмотря на все желание быть для тебя джентльменом, я все еще тот, кто грязно играл во время матчей и без колебаний бил соперников в лицо, доводил на дуэлях до больницы идиотов, присвоивших себе знак Гриндевальда. Все еще тот, кто способен наложить Круциатус. Одной чужой воли тут мало, заклинатель должен быть способен на это сам. Именно поэтому меня тот сумасшедший и выбрал. Пускай я терпеть не могу темные проклятья и все, что с ними связано, я сам темный маг, Гермиона. Как и мои родители, как и весь мой род – кровавые ритуалы никогда не были светлой стороной волшебства. Знаю, ты не можешь остаться. Я… — его голос задрожал. – Просто я так хочу, чтобы ты побыла со мной еще совсем немного…       — Тише, Витя, — дрожал голос и у самой Гермионы. Она стиснула парня изо всех сил, вынуждая обнять в ответ, тихонько всхлипывая. – Тише, я люблю тебя. И ты… ты ошибаешься насчет своего места в моей жизни. Сейчас Гарри в безопасности. У него есть Рон, Сириус, Люпин, все семейство Уизли, которое прекрасно поддержит его и без меня. На самом деле, я даже не знаю, стоит ли мне уезжать. Потому что мы команда, Виктор, и ты можешь недооценивать мои чувства сколько угодно, но эти слова для меня не пустой звук. Ты сражался за меня, рисковал, не требуя ничего взамен, ты был со мной, когда я нуждалась в тебе больше всего – а теперь ты нуждаешься во мне, и я не могу просто взять и уехать. Не гони меня, Виктор. Для меня ты уже самый настоящий джентльмен и прекрасный человек с прекрасными чувствами, которому не нужно ничего доказывать. Поэтому я хочу, чтобы мы все обсудили и вместе подумали. Я не собираюсь подводить тебя, слышишь? И ты… не отказывайся от своих нужд только потому, что я несовершеннолетняя или потому что ты в какой-то там степени темный маг. Как по мне, это дурацкие отговорки.       Крам не дышал все время, что она говорила. После чего, крупно вздрогнув, с силой обнял ее, сгорбился, зарываясь в волосы, потрясенно шепча:       — Я тебя не заслуживаю, Гер-ми-вона.       — Неправда, — упрямо пробурчала та. – Это мне постоянно кажется, что я тебя не заслуживаю.       В ответ горячая грудь под ее щекой сжалась от тихого смеха.       — Не согласен. У тебя самый очаровательный Патронус на свете, ты знаешь?       Гермиона и сама улыбнулась.       — Значит, он тоже мало кому нравится. Это Живоглот?              Крам наконец разогнулся, дыша гораздо легче, чем всю неделю до этого. Глядя еще теплее. Впрочем, куда уж больше. Он покачал головой, целуя свою любимую в лоб.       — Не скажу, — проворчал он. – Я рад, что ты воспринимаешь нас настолько… всерьез.       И глядя, как сурово начали хмуриться девичьи брови, поспешно добавил:       — Не бери на свой счет, просто это… твои первые отношения, и ты еще совсем…       — Виктор, ты пытаешься меня оскорбить?       Тот попросту развел руками, бессильно смеясь. Покорно кивнул.       — Да, не очень вежливо с моей стороны, — после чего взял ее за руку, переплетя пальцы. – Ты права, нам надо кое о чем поговорить. Аппарируем?       Гермиона кивнула. От хватки горячей ладони ей уже стало несоразмерно легче.       Если они будут говорить так каждый раз, никакие преграды их не разделят.              ***              Они оказались в комнате Виктора. Парень мигом принялся ходить вдоль всей просторной комнаты, пока Гермиона привычно устроилась в кресле за письменным столом. Она сбросила обувь, забравшись с ногами. Какое-то время наблюдала, как взволнованный болгарин нарезает круги, пока не надоело, после чего она осторожно заметила:       — Начнем с сообщения Дамблдора, ты не против?       Крам, не снижая скорости, кивнул.       — Дементоры, — рыкнул он. – Ну конечно. То есть, Авада у вас – Непростительное, а эти ужасные создания, что несут участь хуже смерти, наняты вашим Министерством и разгуливают, где им вздумается? Сначала Хогвартс, потом магглы…       Последнее заставило его замереть, шумно вдохнуть, с ужасным пониманием оглядываясь на Гермиону. Та и сама сглотнула, кивая. В следующую секунду парень уже был рядом с ней, зарываясь в ее волосы, не заботясь о неудобстве позы.       — Какое счастье, что я успел тебя забрать, — прошептал он. – Ты ведь даже Патронуса призывать не умеешь. Надо было тебя научить еще в школе…       — Не бойся, Виктор, — в голове отличницы, подстегнутой его мыслью, уже работали шестеренки. – Вчера вечером у Гарри был день рождения, ты знаешь? Это не случайно. Целью все это время был только он. Дементоров натравил кто-то из Министерства.       Парень, услышавший ее тихое предположение, в ужасе отшатнулся, глядя на нее во все глаза.       — Это что, шутка? – воскликнул он. – Да что не так с вашей страной?!       Гермиона невесело рассмеялась.       — Не со страной, а с Пожирателями. Сам-Знаешь-Кто и его приспешники вроде Малфоя обладают связями даже в Министерстве. Потому Пророк молчит, потому Дамблдор так обеспокоен и занят, а борьба так важна. Люди должны увидеть правду. Только вместе мы сможем…       — Я понял, — вздохнул Виктор. – А теперь паренька хотят выставить лжецом и отнять палочку.       Он какое-то время хмуро бегал глазами, после чего сел на стол рядом с Гермионой.       — Ты же знаешь, что у нас Надзор накладывают родители и опекуны? – спросил он, болтая ногами. — К ответственности привлекают их же. Как несовершеннолетнего, даже если он нарушил Статут, можно наказывать?       У собеседницы на это не было ответа. Они помолчали.              Виктор вдруг спрыгнул со стола, доставая из ящика коробочку. Он положил ее на стол, задумчиво сверля взглядом.       — Что это? – мигом заинтересовалась любопытная Гермиона.       Но парень не ответил. Он скрестил руки на груди, тихо говоря:       — Под конец командировочной недели мама прислала отцу Патронус, сообщив, что задержится. А теперь Дамблдор передает через нее инструкции. Тоже не совпадение.       — Думаешь, она в Ордене? – ахнула девушка. – Но как? Зачем?       Крам неловко пожал плечами. Он все еще не смотрел на нее, будто этим разговором пытался выиграть время. Нависнув над коробочкой, будто хищная птица над добычей, парень барабанил пальцами, подгоняя себя. После чего наконец решился. Отступил, выдохнул.       — Если даже мама от меня что-то скрывает, то во что вообще можно верить? Медлить слишком опасно, так что… к черту традиции, — выплюнул он, переводя острый взгляд на Гермиону. Кивнул в сторону стола. – Открой, Гермиона.       Та, опасливо сглотнув, повиновалась, вставая на ноги. Открыла небольшой ларчик, видя перед собой маленькую серебристую подвеску в виде славянского изображения птицы. Она казалась пластиковой и блестящей, будто дешевая игрушка. Но явно такой не была. Щеки коснулся теплый вздох.       — Я думал отложить этот разговор хотя бы до моего дня рождения… — неохотно сообщил Крам, обняв свою пару за плечи. – Впрочем, неважно.       — Витя, это?.. – вдруг дошло до Гермионы, кровь мигом прилила к ее щекам. – Мы же уже обсуждали, для подобного слишком рано, и!..       Ее трепетно поцеловали в макушку, прерывая:       — Да, это наш аналог помолвочного кольца, Гермиона. Но дело не в помолвке. Это артефакт, который носят все члены моей семьи, — он продемонстрировал свой. – В Хогвартс я его не брал, но, очевидно, стоило. Он не просто зачарован – трансфигурирован из камня дома. Возьми его в руки, и ты поймешь.       Не в силах сопротивляться любопытству, гриффиндорка повиновалась, поднимая блестящую безделушку. Но та на ощупь была совсем не легкой. И вправду каменной, знакомая магия говорила о том, что трансфигурировать подобный материал до конца было попросту невозможно.       — Зачем ты его мне показываешь, Виктор? – чувствуя, как мурашки бегают внутри, а от тревоги кружится голова, спросила Грейнджер. – Ты же знаешь, я не…       — Я хочу, чтобы у тебя всегда была возможность вернуться в безопасность, — отчеканил Виктор железным тоном. – Где бы ты ни была, в какой бы беде ни оказалась. До тех пор, пока ты носишь его, стоит тебе взять его в руку и произнести Krumovnidum – ты окажешься здесь. Дом призовет тебя. И никакие чары, даже других родовых поместий или Хогвартса, не смогут тебя удержать.       Гермиона удивленно моргала, глядя на то, как упрямо были поджаты чужие губы. И что-то в ее голове начало складываться.       — Не ради ли этого ты просил меня дать свою кровь? – прищурилась она.       И то, как парень отвел взгляд, чуть темнея щеками, ответило ей лучше любых слов.       — Я не врал, — фыркнул Виктор. — Дом всего лишь тебя запомнил. Я бы… я бы не стал поднимать эту тему, если бы в твоей стране и школе не было так чертовски опасно, моя храбрая птичка. Ты сама сказала, чтобы я не пренебрегал своими потребностями. Так вот, это она. Мне нужно, чтобы ты всегда это носила, Гер-ми-вона. И помнила слово.              Гермиона какое-то время молчала, переваривая услышанное. Но выпускать подарок из рук не спешила. Виктор доверился ей, как взрослой. Как она и просила. Потому не следовало пренебрегать его чувствами из ложной скромности. Это только его обидит. Очевидно, он и правда настолько дорожил ей, чтобы доверить самое ценное, не требуя ничего взамен. Было глупо отрицать, что Грейнджер, вернувшись на родину, окажется в безопасности. Не теперь, не после четвертого курса. Подобные меры предосторожности с его стороны были совершенно разумны.       — Виктор, ты не представляешь, какая это ответственность, — тихо призналась Гермиона. – Что, если я нечаянно приведу в твой дом врага? Что, если?..       — Именно для этого артефакт и нужен, — сурово нахмурился Крам, перехватывая ее руки, и закрывая ладони вместе с подвеской. – Приведи сюда своих врагов, милая.       От жестокости в его тоне по спине пробежали мурашки. И даже больше от того, чего он не сказал, но что явственно прочиталось в его темных глазах. Для друзей замок был домом. Но вот для врагов – живым логовом темных магов с жуткими созданиями в роли прислужников и пространственными аномалиями на каждом шагу. Виктор говорил, что дом спал. Домовики говорили, что вместе с ним спал их голод. Но что, если замок проснется?       — Повтори слово, Гер-ми-вона, хорошо? – все еще взволнованно попросил Виктор. Он нервничал, боясь, что был слишком настойчив, пребывая в таком же смятении, что и сама Гермиона.              Но она больше не собиралась его подводить. Поэтому Грейнджер вздохнула и принялась укладывать волосы набок, обнажая шею.       — Крумов-нидум? – неловко повторила она. – Крумов…       Парень, услышав заветное слово из ее уст, заметив очевидное согласие, наконец-то выдохнул, просиял. Он взял протянутую подвеску, чтобы благоговейно надеть, обернуть заветную связь вокруг тонкой шеи, аккуратно защелкнув замок. Не удержавшись, он поцеловал чувствительную кожу, вызывая щекотку и нервный смех.       — Виктор!       — Крумов – моя настоящая фамилия, — усмехнулся Крам. С его плеч будто свалилась целая глыба. – Так она произносится по-болгарски – но мы уже давно стали Крамами. Была одно время неприятная мода проклинать врагов по фамилиям. Так мои предки и перестраховались. Ну а «нидум» с латыни означает «гнездо».       Покрасневшая Гермиона растерянно повертела в пальцах подарок, все еще свыкаясь с тем, что теперь дом Виктора стал в какой-то степени и ее. Пускай даже из необходимости. И тут, будто заметив ее затруднения, парень огладил ее щеку, привлекая взгляд к себе.       — Я буду рад, если ты однажды сорвешься ко мне, просто чтобы повидаться, — он смущенно улыбнулся. – Путь назад мы тебе как-нибудь организуем.       И глядя на его смущение, на его несмелую жадность, порожденную привязанностью, Грейнджер счастливо вздохнула. Ее сердце пело в унисон. А потому она сказала давно ждавшие своего часа слова еще до того, как успела подумать дважды.       — Я благодарна тебе от всего сердца, — умоляюще сложила брови она, отчаянно надеясь донести степень ответных чувств простыми словами. — Ты не представляешь, как много для меня это значит. Витя, послушай, я не соглашаюсь на помолвку только потому, что до официального совершеннолетия у меня впереди целый год с лишним. А до выпуска из Хогвартса – и того больше. Дело совсем не в моих чувствах, потому что я…       Она не успела договорить. Виктор, не в силах сдержаться, как в день ее приезда, впился в ее губы, сладко, головокружительно целуя. Заставляя забыть, где она, кто она, и что скоро им нужно покинуть это сказочное место, встретив повседневную негостеприимную жизнь. Здесь и правда было уютно, будто в гнезде. И горячие объятия, жадные пальцы кутали ее в ласку, словно самое желанное пуховое одеяло.       — Витя, полегче, — выдохнула Гермиона, жмурясь. И в ее предостережении было куда меньше воли, чем она хотела бы.       — Да, — не мог отдышаться и Виктор. Он поторопился ее отпустить, все еще продолжая беспорядочно гладить. – Нужно сделать вид, будто я не счастлив от того, что ты согласилась на помолвку со мной.       Он рассмеялся, гладя ее щеку большим пальцем.       Гермиона мигом густо покраснела, гневно сверкнув глазами.       — Я еще не согласилась, Виктор!       — Еще, — поймал ее на слове болгарин, его улыбка стала еще шире. – Наверное, теперь я даже смогу продержаться на твоих регулярных письмах, моя любимая птичка.       Гермиона вновь взялась за подвеску, ощупывая края, осваиваясь. Она мигом вспомнила, как точно так же касалась Маховика – и замена была несоизмеримо лучше, обещая успокаивать ее в самую трудную минуту. Виктор дал ей так много за столь короткий срок. Забрал ее из клетки, чтобы показать целый мир, сбросить оковы сомнений и помочь свободно задышать.       — Я так рада, что ты у меня есть, — пробормотала девушка. И тут, засмотревшись на чужую подвеску, удивленно воскликнула: — Так вот, как ты переместил нас! Но ты же не держал ее в руках и не говорил…       — Со временем тебе будет достаточно намеренно позвать дом, произнеся слово в голове. Чем чаще используешь связь, тем она крепче. Зато не нужно волноваться, что ты случайно переместишься ко мне, всего лишь вспомнив о замке, — улыбнулся Крам. – Не сказать, что я был бы в обиде за такую ошибку.       И получил веселый тычок в грудь.       — А если тебя не будет дома в этот момент? – вскинула бровь Грейнджер.       — Даже если я не почувствую, домовики вызовут меня и родителей, — посерьезнел Виктор. – Они и дом позаботятся о тебе.              Гермиона вдохнула. Выдохнула. Она и правда больше не была одна. Теперь вынужденное отбытие уже и впрямь не казалось таким бесповоротным. Теперь у нее была эта… страховка. Как крылья у бесстрашной птицы, чтобы пуститься в первый полет. Грейнджер, собравшись с духом и сосредоточенно кивнув, спрятала плоскую подвеску под футболку, прижав ладонью. Тепло родового замка приятно грело пальцы даже сквозь ткань.       Гриффиндорка, справившись с бурей эмоций и вернув себе трезвость ума, снова заняла кресло. Она рассматривала свои босые ноги, думая и думая. Взвешивая, оценивая варианты. И Виктор по обычаю не мешал ей, он тоже думал о чем-то своем.       — Я оставлю вещи и Живоглота здесь, — пришла к решению она, вызывая у парня удивленный вздох. – Даже если получится вернуться всего на пару дней, ты проводишь меня в Хогвартс, так будет правильно. Это будет твоей страховкой.       — Гермиона, ты уверена?       — Я хочу впервые воспользоваться твоим подарком до того, как в нем возникнет острая необходимость, — нахмурилась Грейнджер. – На всякий случай.       Она подняла глаза на свою пару, и болгарин ответил ей спокойным, уверенным кивком.       — Разумно, — после чего, не удержавшись, добавил: — Я согласен уже на это, не буду тешить гордость. Да и Живоглоту я нравлюсь.       — Живоглоту больше нравится твоя земля, — усмехнулась Гермиона.       — Судя по тому, как он пометил тут все углы, это уже его земля, — парировал Крам.       Они дружно рассмеялись.              Кот успел подружиться с Крамом-старшим, а тот без устали нахваливал его эффективность в борьбе с доставучими грызунами, травить ядом которых закостенелый в методах зельевар отказывался на дух, боясь испортить капризные вина и ингредиенты. «Аид и его рыжий Цербер в подземном царстве забродивших ягод», — как со смехом окрестил забавную парочку Виктор. Прозвище его отца придумала миссис Крам, сославшись на свое нелюбимое первое имя и привычку мужа затворничать ниже уровня земли. Так оно и прижилось. Даже Гермиона часто срывалась на него, больно уж оно шло нелюдимому хмурому болгарину. А тот не обижался. Похоже, он вообще относился к жизни весьма философски, найдя в перебранках с женой какой-то свой вид терапии. И та отвечала ему тем же. Наверное, как раз благодаря трудностям коммуникаций и преодолению барьеров с детства, Виктор и вырос таким понимающим, внимательным и терпеливым.              За отвлеченными мыслями Гермиона успела собрать походную сумку и отказаться от очередной попытки Виктора всучить себе новые перчатки.       — Все, Витя, больше никаких подарков, — сурово остудила его пыл она. – Сколько времени до прибытия твоей мамы?       Парень со вздохом применил заклятье времени.       — Больше шести часов, — сообщил он. – Гер-ми-вона, мы успеем еще кучу дел переделать. Если хочешь, побродим до ночи по Варне, а потом ляжем спать пораньше. Я тебя разбужу.       — Да ты же сам не ляжешь, а будешь просто смотреть, как я сплю, — мигом раскусила его коварный план Грейнджер. Нервно сцепила руки в замок, пожевав губу. После чего все равно начала вымерять шагами его комнату, то и дело бросая взгляд на сумку и пытаясь вспомнить, не забыла ли она чего.       После пары минут таких шатаний, болгарин со смешком поймал ее, притягивая к себе.       — Ладно, я знаю, как тебя измотать, — хитро прищурился он. – Выпустим пар.       И улыбнулся шире, когда Гермиона невольно вспыхнула.       — Хороший знак, — мурлыкнул он, целуя свою девушку в щеку. – Но я всего лишь хочу поучить тебя плавать.       — Ты серьезно, Виктор? – моргнула она. – Прямо перед отъездом?       — Да, — гордо кивнул собеседник. – Научить, может, и не научу, но мы неплохо проведем время. Я даже продемонстрирую тебе ту свою акулью трансфигурацию. Заинтересована?       Гермиона смотрела на него пару секунд, беспомощно пыхтя. После чего сдалась с потрохами.       — Ну разве что ради твоей акульей ухмылки, — улыбнулась она, загораясь азартом. – Только обещай меня страховать!       Впрочем, подобные мелочи даже не стоили упоминания.