Глава 7
27 июля 2024 г. в 09:34
Решающий этап Турнира обернулся кошмаром.
Гермиона не рискнула напрашиваться в зал к чемпионам и их семьям. Хвала Мерлину, Рон сообразил позвать в качестве поддержки для Гарри свою семью – и это было неожиданно мило с его стороны. Молли как никто другой сочувствовала сироте и давно стала кем-то вроде материнской фигуры в его жизни. Впрочем, на свой счет Грейнджер не обольщалась: миссис Уизли слепо поверила клевете Скитер, а натянутые отношения между самой девушкой и ее сыном едва ли смягчили ситуацию. Это стало еще одним поводом не идти в тот зал.
Виктор… К нему из Болгарии приехали родители, и один факт пускал по спине несчастной гриффиндорки мурашки. Что, если те тоже верили Ежедневному Пророку? Что, если ее отсутствие в том зале сказало им больше любых сплетен? Что, если Виктор не рассказал им об их отношениях? А что, если рассказал?
В общем, Гермиона забралась подальше на трибуны, решив не отсвечивать. Как бы то ни было, предстояли события поважнее ее личных переживаний. Решался исход Турнира. И девушка искренне не знала, за кого болеть. Ее единственным желанием было, чтобы оба друга вернулись целыми и невредимыми из выращенного на поле для квиддича живого лабиринта.
Наконец показавшиеся участники со своими семьями заняли места у четырех входов. Людо Бэгмен объявил о начале испытания, и первыми отправились Гарри с Седриком. Затем в тумане исчез и Виктор. Последней – Флер.
Их семьи устроились на трибунах впереди, внизу, и даже при всем желании Грейнджер не могла разглядеть их лиц. Она лишь видела, что чета Крамов была высокой и черноволосой: отец — широкоплечим, а длинные волосы матери собраны в сложную прическу.
Молли Уизли лишь раз неодобрительно нашла взглядом девушку, и Рон предпочел сидеть рядом с матерью на лучших трибунах. Зато к самой Гермионе подсела Джинни и утешающе похлопала по плечу:
— Мы с близнецами сделали, что могли, не переживай. Мама быстро обо всем забудет. Их общая с Роном черта. Увидишь, она еще пригласит тебя к нам на каникулы! И я буду ждать, слышишь? Не представляешь, как не хватает хорошей собеседницы в обществе этих неотесанных чурбанов.
Грейнджер ей ничего не ответила, лишь неловко кивнула, после чего младшая Уизли, посчитав свой долг выполненным, отправилась к семье. Она не решилась расстраивать девочку, ставшую ей первой подругой. Ведь миссис Уизли сама летом рассказывала им обеим про приворотные зелья, а они слушали с открытыми ртами. Сама нагоняла таинственности, делясь подробностями и романтичными историями – и сама весело махала руками, говоря, что все это глупости, и ни от каких зелий толка не будет, иначе бы жизнь была слишком простой. Но стоило Скитер опубликовать статью… Гриффиндорка со смешком подумала, что Молли еще не знала об ее действительных отношениях с Крамом. Возможно, тогда ее в Нору точно уже не пригласят.
Тут небо окрасил первый взрыв красных искр. У девушки мигом перехватило дыхание, она разом прокляла всю задумку с дурацким, опасным лабиринтом, полным любимчиков Хагрида. Что это за Турнир такой, где люди гибнут? Она придвинулась на самый край сиденья, напружинившись, готовясь выхватить палочку и помчаться в самую опасность. А вдруг страховочных чар было недостаточно? Вдруг меры предосторожности могли дать сбой? Куда смотрел Дамблдор?
Но тот выглядел спокойным, разом успокаивая и саму Гермиону. У него всегда все было под контролем. А Флитвик уже направился на сигнал, на бегу зачаровывая носилки. Точно, преподаватели были наготове. И от них явно будет гораздо больше проку, чем от четверокурсницы.
От сердца отлегло. Но ровно до следующего снопа красных искр, брызнувшего из глубины лабиринта. В его коридорах гулял ветер, взметая над стенами клочья тумана. На этот раз внутрь ринулась профессор МакГонагалл, даже не трудясь сворачивать – живые лозы расступались перед ней сами. Одного профессора Грюма уже давно не было видно. Кому, как не ему первому быть наготове? Он был одним из четверых профессоров-спасателей. Что, если еще кому-то понадобится помощь?
На площадку привычным быстрым шагом вылетел профессор Снейп, но не двинулся вдоль периметра, он шел навстречу входу – а Гермиона наконец увидела МакГонагалл с Флитвиком, каждый левитировал свои носилки. Она ахнула. На одних лежал бессознательный Виктор. Как это произошло? На нем не было видно ран, что значило… Грейнджер думала об этом уже на полпути вниз по ступенькам. Перед ней мелькнула тень, а затем длинный хвост сложной прически, рядом с руганью бежал Каркаров, а также мадам Помфри с еще парочкой приглашенных целителей. Девушке пришлось пропустить их, но оставаться в стороне она не собиралась. Мало ли.
Мало ли…
Она с новой силой двинулась вперед, как тут ее поймали за локоть.
— Стой, — на нее воззрился хмурый мужчина. – Не беги.
И от удивления вперемешку с гневом Грейнджер только и хватило на ошалелое:
— Простите?!
Она попыталась вырваться, но сильная хватка потянула на себя.
— Не беги, — повторил мужчина.
После чего, еще с десяток секунд подержав, наконец отпустил ее, и гриффиндорка, сбитая с толку, вернулась к изначальному маршруту. Вот только толпа у носилок уже разделилась на две половины и значительно поредела. Чемпионы пришли в себя. Мадам Помфри перехватила их носилки и взмахом палочки повела процессию в отведенный угол, на ходу опрашивая Делакур.
— Что значит, Виктор напал на вас, милая?.. – донесся обрывок фразы до Гермионы.
И услышанное так шокировало ее, что она растерялась, пропустив момент, когда мимо нее в окружении пары целителей проплыли носилки Крама. Она будто оказалась под чарами Помех. Лишь сердце отсчитывало стуком секунды, пока память записывала происходящее разрозненными обрывками. Гриффиндорка заторможено смотрела, как перед глазами мелькает суета целителей и многочисленной родни Флер. Как она не может досчитаться родителей Виктора. Как из толпы белых и голубых мантий выныривает черная. Профессор Снейп смотрел сквозь нее, быстро шагая навстречу, обратно на трибуны. Его лицо было бледнее обычного, а пальцы левой руки были скрючены в таком напряжении, что… Заметив преграду, мужчина скривился, пряча руку и бросая:
— С дороги, Грейнджер.
И прошел мимо, по пути едва не задев плечом.
А за ним показались спорящие МакГонагалл с Флитвиком.
— Как это «Кубка нет», Филлиус? – рассерженно переспрашивала та у него. – А где он, по-вашему?
— Идемте, Минерва, идемте! – подпрыгивал тот, так же встревоженно хмуря брови. – Мои догадки вам не понравятся!
— Но что, если студентам…
— Уже не до Турнира! – воскликнул преподаватель Заклинаний. – Я не чувствую!..
Профессор тут же на него зашипела, призывая к тишине, но все были слишком отвлечены шумом семьи Делакур и заявлениями комментатора, чтобы заметить неладное. А оба профессора уже торопились назад, пропадая в туманном лабиринте.
«Уже не до Турнира», — дошли слова Флитвика до Гермионы. «Кубок пропал. Виктор напал на Флер».
Что-то было не так.
Она поторопилась к Виктору, намереваясь узнать все из первых уст.
Парень неуклюже поднялся с носилок, хрипло благодаря за помощь мадам Помфри. Он заметил Гермиону, после чего сбился с мысли, принялся оглядываться по сторонам, морщась от громких «Крам!», летевших с трибун. Фанатам было все равно, что их кумиру сейчас гораздо больше пригодилась бы тишина.
— Виктор, — выдохнула Грейнджер, осматривая парня. Тот был бледен, растерян и вымотан, его взгляд периодически бесцельно блуждал, не сразу возвращаясь к ней.
Слишком сильные симптомы для простого Ступефая. Гермиона задала себе резонный вопрос, оглядываясь на целительницу. Та строго взглянула на девушку, после чего воздвигла палаточный тент над всеми собравшимися, а затем и выстроила между парочкой и семьей Флер несколько перегородок.
Они оказались более-менее наедине.
И гриффиндорка, не выдержав, заключила парня в объятия. Виктор запоздало обнял в ответ, с облегчением зарываясь ей в волосы, понемногу приходя в себя.
— Твои родители, — тихонько сообщила ему Гермиона. – Я не знаю, куда они ушли.
Крам издал неопределенный звук. Похоже, его это не беспокоило, что было странно.
— Что случилось? – еще тише спросила она.
И тревожно замерла, не решаясь озвучить пугающие обвинения Флер. Ее семья была совсем рядом, за перегородкой. Что, если темпераментные французы, среди которых была пара вейл, сейчас набросятся на растерянного Виктора? Что, если он действительно?.. Но Грейнджер тут же отмела худшие опасения. Судя по всему, снопы искр отправлял либо Гарри, либо Седрик – ни один из них не оглушил бы Виктора так сильно, что тот едва мог прийти в себя. Кругом роились странности, и напряжение момента заставляло обнимать парня сильнее. Будто тот в любую секунду мог исчезнуть.
— Тише, Гер-ми-вона, — заговорил Виктор, возвращая себе дар речи. – Я знаю, что это… Знаю, что со мной произошло. Объясню потом. Нам надо к Дамблдору. Сейчас.
— Что? – удивилась Гермиона.
— Помоги мне, — не обращая внимания на ее ошарашенный вид, засобирался парень. – Нужно идти…
— Ты никуда не идешь! – вполголоса зашипела девушка. – Стой, ты ударился головой, а еще снаружи небезопас!.. Не смей, Виктор!
Они вышли из палатки, слыша позади негодующий оклик мадам Помфри и несколько французских восклицаний.
А в следующую секунду в воздухе раздался хлопок. Нервы сдали. Гермиона мигом выхватила палочку, отпрыгивая, пускай до источника звука было больше десятка футов. Она заметила вихрастую макушку Гарри и блеск Кубка. Кругом заиграла музыка, поздравляя победителей, но…
Пропавший Кубок… Грейнджер заметила, что спина гриффиндорца не разгибалась, его сотрясали рыдания. Он обнимал неподвижно лежащее тело в черно-желтой форме.
— Седрик, — прошептала она.
Как в замедленной съемке, с трибун сбежал мистер Диггори. А затем раздались первые вскрики, замолкла музыка. Защелкала затворами пресса, навстречу ринулись организаторы, подлетели целители — все завертелось, смешалось в толпу, обступившую паренька со всех сторон. Мелькнуло искаженное ужасом лицо Чжоу, мантия Дамблдора, рыжая макушка Рона. Сама Гермиона рванулась следом, расталкивая зевак – и в последний момент, когда ее чуть не сбили с ног, она оказалась вытащена за руку Виктором, оттащившим ее в сторону.
Он схватил ее в объятия, прижимая к себе, девичьи плечи начали сотрясаться от рыданий.
— Диггори мертв, — хрипло озвучил за них обоих Крам.
***
Волдеморт вернулся.
Гермиона узнала об этом уже в Больничном крыле, куда принесли Гарри после стычки с Грюмом. Который оказался вовсе не Грюмом, а Барти Краучем младшим. Который, в свою очередь, все это время был беглым Пожирателем Смерти, способствовавшим возрождению Темного Лорда. За счет крови Гарри. Все за прошедший год, начиная от имени Гарри в Кубке и заканчивая пострадавшими чемпионами, было его рук делом. Абсолютно все.
Виктор сам дал показания аврорам о произошедшем в лабиринте. У них с Дамблдором произошел долгий разговор в дальнем конце Больничного крыла, за время которого потерянная, доведенная до крайней степени тревоги и настороженности Гермиона отошла к открытому окну. Там она и ухватила мысль, преследовавшую ее целый год. Нашарила и открыла ближайшую банку.
А затем накрыла ей одного подозрительного крупного жука на подоконнике. Зеленого и чересчур любопытного.
Что ж, по крайней мере, больше Рита Скитер никогда и ничего о ней и ее друзьях не напишет.
Пожиратель, допрошенный при помощи Сыворотки правды, встретил свой Поцелуй и уже никому не мог причинить вреда. Тело Седрика передали горюющему отцу вместе с заслуженным Кубком Турнира. Каркаров, оказавшийся также бывшим Пожирателем, за время суматохи исчез, как и родители Виктора.
Но сам Виктор о них не переживал, сообщив, что успел получить от матери Патронус – тот обнадежил, что оба успешно вернутся домой после того, как уладят дела. Какие дела, парень не уточнял, но хмурился.
Он тогда сильно замкнулся в себе. Еще у лабиринта болгарин храбрился, но стоило ему оказаться в палате, взглянуть на накрытое простыней тело, дать палочку для Приори Инкантатема – и его губы задрожали. Как объяснил Гарри, пока с Виктором разговаривал директор, Крауч решил устранить его руками чемпионов-соперников, чтобы никто не добрался до Кубка-портала раньше Поттера. Досталось и Флер, и Седрику. Он подтвердил, что Виктор был не в себе, и ему пришлось его оглушить. Палочка Пожирателя также подтвердила очевидное. Как и сам Виктор.
На него наложили Империус.
И заставили пытать.
Пытать Круциатусом Седрика Диггори, ныне лежавшего мертвым под простыней.
Тут кто угодно перестанет разговаривать. И Гермиона не сразу нашла слова, а в конечном итоге решительно забрала парня из Больничного крыла с молчаливого кивка Дамблдора. Болгарин позволил себя увести, проводив взглядом сгорбленную фигуру безутешного отца, после чего, завернув их обоих в какой-то безлюдный угол, заключил девушку в объятия, зарылся лицом в ее волосы. И тихо, горько заплакал.
***
Неделя траура, объявленная по Седрику, подходила к концу. Общая тревога, сплетни и шепотки утихли, сменяясь привычным предвкушением лета. Для кого-то оно было радостным, для кого-то не очень, и, вопреки обстоятельствам, желающих остаться в замке нашлось предостаточно. Но правила были едины для всех.
И Гермиона ненавидела грядущую пору больше, чем кто-либо из них. Ведь ее расставание разлучало не только со школой, волшебством и магическим миром. Она расставалась с Виктором.
И рисковала больше никогда его не увидеть.
Они подолгу гуляли, пару раз даже выбравшись вместе с Гарри и Роном в Три метлы. Трагедия сказалась на всех, потому никто никому и слова против не сказал, только помянув добрым словом Седрика и вяло обсудив квиддич. Гарри держался молодцом. Видимо, его подпитывал гнев и желание поквитаться с заклятым врагом, теперь во плоти угрожавшим всему магическому миру. И Поттер не стеснялся говорить громко и открыто, кто именно убил Диггори. Слухи поговаривали, что и сам Дамблдор собирался объявить правду во всеуслышание на прощальному пиру.
Виктор проводил с Гермионой почти все свое время, благо, теперь они с ребятами были предоставлены сами себе. Директор предлагал им вызвать кого-нибудь из Дурмстранга, но те заверили, что прекрасно доберутся домой сами. Как оказалось, управление кораблем всегда лежало исключительно на студентах. Делегация Шармбатона также была готова к отбытию – но все из солидарности с Хогвартсом остались, дабы засвидетельствовать речь Дамблдора и унести тревожную весть в свою страну.
Крам также обещал передать произошедшее в подробностях своему Министерству. Как поняла Гермиона, национальное достояние Болгарии приобрело за время своей спортивной карьеры много влиятельных знакомств. Но ей было все равно. Она хотела вернуть время до Третьего испытания, отмотать его Маховиком назад, чтобы не допустить печальных событий, урвать чуть больше времени для магического мира и лично для них с Виктором. Однако пресекала эти мысли. Как говорил Крам, то были побочные эффекты артефакта, которые требовалось гнать от себя сильнее прочих, даже если сами злополучные часы давно находились вне досягаемости.
Теперь же они сидели под раскидистым деревом неподалеку от замка, наслаждаясь чириканьем птиц и общим умиротворением.
— Гер-ми-вона, приезжай ко мне на каникулы, — уговаривал ее парень. – В Болгарии очень хорошо летом. Горы, море. Богатая история, традиции, красивые места, не менее большой магический мир. Научу тебя плавать, или просто подышишь морским воздухом. Если хочешь, всего лишь на неделю или две. Считай, съездишь на маггловский курорт.
— Виктор, — качала головой Гермиона. «Ты просто пытаешься отсрочить неизбежное». – Не думаю, что это хорошая идея.
Гриффиндорка ненавидела долгие прощания, они только сильнее давили на рану, только продлевали мучения. Еще большим мучением было бы привязать к себе парня, у которого еще столько шансов найти свое счастье, гораздо ближе и по расстоянию, и по языку, и по статусу, и по интересам. Поступить иначе было бы эгоистично. Нечестно. Она не жалела об их отношениях – те оказались для нее бесценным подарком, который она сохранит на всю жизнь. И если был лучший момент, чтобы превратить настоящее в прошлое, положить замечательную фотографию в рамку и убрать на полку, то он заключался как раз в этом лете. Чтобы оторвать пластырь рывком. Закончить главу ее жизни.
Это было необходимо и единственно правильно.
И она не была к этому готова.
А потому лишь положила голову Виктору на плечо. Они давно забыли о тех глубоких поцелуях, которые делили еще до финальной подготовки к экзаменам. Тогда настроение сменилось на учебное, Гермиона с готовностью ухнула в чужие ЖАБА, чтобы сбежать от грядущей боли и оставить на память драгоценному партнеру что-то полезнее каких-то там поцелуев и пустых воспоминаний. А ее замечательный Виктор безропотно согласился с условиями игры, безо всякой заминки вернув их отношения к почти дружеским. Затем случились экзамены, Третье испытание – и романтика подернулась траурной вуалью. Будто бы вместе с Седриком четверокурсница горевала и по собственному сердцу.
— Ты же знаешь, у меня еще три курса впереди, — негромко, будто надрезая тонкий слой кожи, произнесла Грейнджер. – Целых три года, а потом я… Я думала поступить в Министерство. Осе… — она запнулась, подавилась комком в горле и зажмурилась, гоня слезы, — осесть в Лондоне.
— Тише, — ее тут же заключили в объятия, — тише, Гер-ми-вона.
— Виктор, это так глупо, — выдохнула ему в шею девушка. – Я же изначально все знала. Что слишком много барьеров, что…
— Прекрати, — гладя ее по спине, заворчал Виктор. – Никаких сожалений. А ты?
— Тоже.
Они не признавались другу в любви. Для них обоих эти слова стали еще одним негласным правилом, чтобы расставание прошло проще. Сделать вид, что они всегда были друзьями. А все остальное – сплетни Скитер и хорошо спрятанные теплые воспоминания. Вот только чувства воспоминаниями становиться никак не хотели. Они полыхали, болели, требовали. Им было не объяснить.
— Ты все-таки подумай над моим предложением, Гермиона, — вдруг прошептал Крам. – Я всегда считал и буду считать, что для стоящей цели не может быть преград. Если ты хочешь, все остальное решаемо. И что до расстояния…
Ее упрямый, храбрый Виктор. Девушка улыбнулась, целуя его в шею, обвивая руками крепче горячую грудь.
— Кто-то снова сказал «Гермиона» без ошибок. Почему ты все остальное время продолжаешь коверкать мое имя, Виктор? – подначила она, отчаянно меняя тему.
Болгарин издал тихий смешок.
— Потому что тебе нравится.
— Ага. Но ты все равно не коверкай.
— Гер-ми-вона.
— Я подумаю.
Парень замер. А после сжал ее крепче. Он подтянул девушку повыше, усаживая рядом с собой, горячо шепча ей на ухо:
— Я знаю, что по документам тебе пятнадцать. Знаю, что мы живем в разных странах, говорим на разных языках, любим разные вещи. Что у тебя впереди еще три года учебы. Что все это время ты будешь нянчить своих друзей, а они – втягивать тебя в неприятности. И даже после школы… Я буду тренироваться до одури и мотаться по свету вместе с командой, а ты предпочтешь библиотеку и бумажную волокиту с восьми до пяти. Но я так…
Его прервал поцелуй. Мягкий, невинный, прекрасно отвечающий его невысказанным словам.
— Я подумаю, Виктор, — повторила Гермиона, заглядывая в темные глаза. – И, если все-таки решусь… Мне все равно нужно будет разрешение родителей.
— Чьих? – не понял Крам.
— Моих, — усмехнулась девушка, ласково ероша ежик черных волос. – Ты только что сам напомнил, что я несовершеннолетняя.
— А, — наконец дошло до парня. Он помрачнел, неохотно складывая руки на коленях, задумался. После чего мотнул головой и непонимающе уставился на Гермиону: — Так в чем проблема? Просто возьми их с собой.
Грейнджер расхохоталась, хлопнув его по бедру.
— Ты серьезно? – смахнула она пару слезинок. – И где они будут жить?
— Как где? – еще выше взметнулись густые брови. – В гостевом доме. У нас, э-э… вроде как, фермерское хозяйство, и гости периодически остаются ночевать. Так что место есть.
До Гермионы вдруг дошло, что она совершенно ничего не знала о семье своего парня. С которым вот-вот расставалась. И стоило ли… Но любопытство бежало впереди нее.
— Хозяйство? Наверняка магическое, а мои родители – магглы, Виктор. Для них там может быть опасно. Так далеко от дома, да и что им там делать, пока мы ходим на… А что насчет твоих? – и тут же поняла, каким зыбким был план. – Нет, нет, это плохая идея.
Но заправский ловец уже напал на след снитча. Крам прищурился, заговаривая подчеркнуто ровным тоном:
— Насчет моих родителей не беспокойся. Мама пропадает в Министерстве большую часть времени, а папа безвылазно трудится на ферме. Что же до твоих родителей… Да, Малфой мне сообщил. Но, знаешь… Не думаю, что солнце и море им повредит. Как и вкусная еда, — уголки его губ дрогнули. – Как и экскурсия по Варне…
— Виктор! Не смей заговаривать мне зубы!
Болгарин рассмеялся, обреченно кивая.
— Да, разве что им может стать плохо после нескольких порталов подряд…
Тут уже рассмеялась и сама Гермиона.
— На этот раз ты решил не сдаваться, да? – пихнула она его.
— Никогда не сдаюсь, — сверкнул глазами он.
«Но разве не будет лучше просто позволить нам обоим начать с чистого листа? Не опустошат ли эти попытки нас окончательно?» — подумала Грейнджер.
И Виктор, замечая ее настроение, также притих. После чего заговорил, и его голос был гораздо серьезнее обычного.
— Подумай еще кое о чем, Гер-ми-вона, — он нашел ее взгляд, тогда как его рука накрыла ее собственную, мягко сжимая. – Это может быть хороший шанс сменить обстановку и расслабиться перед тем, как… Ты знаешь. Не хочу пугать, но я сам очень беспокоюсь обо всем этом.
— Ты про то, что он вернулся? – спокойно спросила гриффиндорка. Пускай спокойной она не была от слова совсем. – Для него и ему подобных меня не должно существовать. Если начнется война…
— Гер-ми-вона, — хватка на ее руке сжалась, в чужом голосе пробились умоляющие нотки. – Не прошу тебя все бросить и переехать ко мне. Но хочу, чтобы ты по крайней мере ненадолго отпустила страх и позволила себе не думать ни о чем. Хотя бы неделю. Как друзья.
«Но мы больше, чем друзья, Виктор», — подумала Гермиона. Ни Гарри, ни Рон не обратили внимания, как именно отразилась новость на ней, не задумались и не обмолвились словом. Это правда, они одинаково желали победы над Волдемортом. Им всем грозила беда. Грейнджер знала, что придет время, и все участники их Трио встанут плечом к плечу, оставив прежние размолвки, как было всегда. Но ей нужны были для этого силы. И их оказалось неоткуда черпать, разве что… Но и пользоваться расположением Виктора она не хотела. Если она согласится, то их отношения перейдут на другой уровень, выйдут за пределы школы и «курортного романа».
И если после этого они не сложатся…
— Я не могу и не буду ничего тебе обещать, Виктор, — твердо произнесла Гермиона. – Так будет честно.
Болгарин какое-то время внимательно наблюдал за ней, после чего выдохнул.
— Хорошо, — кивнул он. – Но ты в любом случае напишешь мне, да?
Ее неуклюжий, ворчливый Виктор был предсказуемо очарователен.
Грейнджер влюбленно улыбнулась и с удовольствием зарылась в его объятия, желая насладиться солнцем, пока оно не скрылось за тучами. Она представила, как отдыхает на морском берегу, и закрыла глаза. Сильная грудь под ней мерно вздымалась, грея мышцами и теплым дыханием. Объятия успокаивали, чужая магия ластилась к ее собственной. Она с удовольствием пролежала бы так неделю.
— Напишу, Виктор, — согласилась Гермиона. – Обязательно.
***
Речь Дамблдора была коротка, но оттого не менее внушительна. Весь зал молчал, траурные черные цвета сменили привычные символы факультетов, а праздничные яства дополняли атмосферу поминовения. Могучий волшебник говорил о возвращении Лорда, о том, как необходимо сражаться за правду, как важны связи между магами, между школами и странами. Он говорил о дружбе и товариществе.
И Гермиона, впитывая каждое слово, не могла не соглашаться, вспоминая о том, сколько удивительного и прекрасного в ее жизнь привнесла одна такая международная связь, сколь многому та ее научила и сколь многому позволила научить себя. Для нее эта речь стала больше, чем напутствием – воодушевляющим девизом, стратегией.
Альбус Дамблдор был самым мудрым и светлым разумом своего поколения, не зря он так долго возглавлял Визенгамот и представлял Британию в Международной Конфедерации. И если он что-то говорил, это следовало запоминать. Грейнджер смотрела на своих друзей, сплоченных больше, чем когда-либо, и думала о том, что пока они вместе, никакой злой волшебник не в силах взять над ними верх.
А затем пришла пора прощаться. На перрон прибыл Хогвартс-Экспресс, в этот раз по договоренности с директором дожидавшийся всех заранее – но не было никаких гарантий, что даже теперь кто-нибудь что-нибудь не забудет. Общая суматоха заполонила главный зал с фонтаном, а также площадь перед замком и дорогу к озеру. Студенты сновали туда-сюда, гремели чемоданы, тележки, верещали совы и квакали жабы. Первыми покидали школу француженки – и их провожала большая часть парней, а также весь Равенкло, успевший прикипеть к гостьям. В толпе провожающих карету Шармбатона затесалась и Гермиона. Она хотела поддержать одиноко высившегося в толпе Хагрида, утиравшего слезы. Понимая его чувства, как никто другой.
Мадам Максим была слишком занята заботой о своих подопечных, но все равно благодарно улыбнулась на прощание своему неуклюжему ухажеру. Тот, не выдержав, громко высморкался в платок, похожий на скатерть. Его огромное доброе сердце наверняка уже разрывалось от тоски по любимой. Гермиона ободряюще похлопала полувеликана по руке, и тот признательно кивнул ей. По счастью, воздержавшись от медвежьих объятий, которые хрупкая девушка бы вряд ли пережила.
Следующим на очереди был Дурмстранг – но парни покидали школу без долгих церемоний. На них было управление кораблем, потому без привычных команд Каркарова и его авторитетной фигуры ребята немного нервничали. Правда, об этом знала одна лишь Гермиона, да и то по признанию Виктора. На деле же гости хмуро и собранно готовили корабль к отправлению, и их скупое, отточенное в каждом движении обращение с тросами и реями, почти акробатически трюки на высоте мачт походили на кадры из фильма про пиратов, вызывая зависть у местных мальчишек. Но звезды квиддича среди них не было. Он пробивался сквозь редевшую толпу провожающих Шармбатон, опираясь на свой посох. Он был в кафтане и даже в шапке, готовый к холоду родной школы.
— Пиши мне, обещаешь? – вот и все, что шепнул на ухо он, протянув Грейнджер свернутый листок с адресом.
После чего, услышав сигнал корабля, поторопился назад, больше пятясь, не в силах оторвать взгляд от своей ненаглядной «Гер-ми-воны» и пуская покрасневшей девушке воздушный поцелуй. Та не могла сдержать улыбки, пускай ее сердце разрывалось от тоски не меньше, чем великанье. Они договорились обойтись без долгих прощаний, будто бы и вовсе стерев из памяти. Было не место, да и не время. А еще их чувства стоили большего, чем парочки неловких поцелуев и бестолковых слез. Потому гриффиндока лишь проводила высокую фигуру любимого взглядом, после чего отвернулась и храбро подняла взгляд в чистое небо, на котором пока не было ни облачка. Она уложила в своей памяти этот день как завершение счастливого, воодушевляющего сна. Ее любви должно хватить для того, чтобы встретить реальность.
Она выживет вопреки всему.