Укрепляя международные связи

      Виктор бегал от нее следующие три дня. Почуял ли он недоброе загривком, прикинул ли умом или какая сердобольная птичка нашептала – история умалчивала. Но факт оставался фактом. Виктор Крам скрывался в неизвестном направлении еще до того, как разгневанная Грейнджер успевала его окликнуть или попросту обнаружить взглядом. Гнев сменялся недоумением, затем раздражением, после чего снова гневом и чувством вины. Виктор даже не надеялся, что его ждало за заботу что-то хорошее.       А ведь Гермиона на деле… Она трижды успела разозлиться, четырежды – раскаяться, и сложить о себе не самое лестное мнение. Неужели она так ужасно выглядела со стороны?              В конечном итоге, ровно на четвертое утро Гермиона Грейнджер, так и не решившись посылать на корабль сову, стояла на берегу озера и наблюдала за тем, как дюжина дурмстранговцев спускается по трапу. Виктор был среди них. Девушка от холода и страха скрестила руки на груди, но с места сдвигаться не собиралась. В конце концов, она была с факультета храбрецов. Крам, спускавшийся позади всех вместе с директором, мигом заметил ее, задержался, опешив, лихорадочно обдумывая свои варианты. Каркаров презрительно взглянул на гостью и что-то забормотал любимцу на ухо – в ответ на что получил раздраженное пожимание плечами. Гермиона знала, о ком шла речь. И речь, судя по всему, не самая приятная.              А в следующий момент парень, едва кивнув директору на прощание, сбежал на сушу, получив напутствие от приятелей в виде ободряющих хлопков по спине, смешков и подмигиваний. Вся делегация неторопливо спускалась следом, с любопытством наблюдая за ними. За тем, как неуклюже, но торопливо Крам шагает навстречу неказистой девчонке и закрывает ее собой, уверенно разворачивая за плечи и подталкивая в сторону Хогвартса.       — Гер-ми-вона, прошу, не здесь, — жарко зашептал Виктор, обнимая. – Идем, выслушаю, только не…       — Каркаров напомнил тебе, что моя магическая кровь жидковата? – с пониманием скривилась Грейнджер.       Виктор ничего не ответил, лишь крепче прижал к себе и ускорил их шаг.       Красивый холодный корабль быстро остался позади.              Они успели обогнуть Хогвартс вдоль летных полей, перейти мост и оказаться на дороге к Хогсмиду, когда Гермиона, задыхаясь, наконец взмолилась о пощаде. Она согнулась пополам, часто дыша, вцепившись в свою сумку. Сильная рука тут же поддержала ее за локоть.       — Прости, Гер-ми-вона, — хрипло признался Виктор. – Увлекся.       — Что ж… — кое-как перевела дух Грейнджер. – По крайней мере, я сумела вызвать тебя на разговор.       Она не собиралась устраивать сцен из того, к чему была уже давно привычна.       — Каркаров мне не друг, — хватка на локте стала крепче, а рослый парень подтянул собеседницу к себе, внимательно заглядывая в глаза. Его брови были нахмурены, под глазами залегли тени. – Хотя он всеми силами пытается доказать окружающим обратное. Ничего, пускай болтает. Еще полгода, но ни днем больше. Ты понимаешь, Гер-ми-вона?       Та удивленно моргнула.       — Тебе не нужно оправдываться, Виктор, — коснулась она его руки. – Во всяком случае, не за чужие предрассудки.       — Что, все еще злишься?              Гермиона, поджав губы, торопливо отцепила от себя его пальцы. Затем отшагнула и задрала подбородок.       — Ты поступил нечестно по отношению ко мне, Виктор, – она мгновенно начала свою атаку. – Я благодарна тебе за заботу, но унижать Рона было совершенно лишним. Как ты мог действовать за моей спиной?! Разве я не говорила тебе, как не люблю, когда мне заявляют, что я не могу о себе позаботиться? Ты сказал своим поступком именно это!       Протараторив заготовленные фразы, Гермиона напружинилась, готовая обороняться. Ее ноздри раздувались, а пальцы стиснули лямку сумки добела. Она была готова к чужому неудовольствию. Но встретить его в реальности оказалось делом совершенно иным.       Крам впервые по-настоящему нахмурился, глядя ей в глаза.       — Значит, должен был оставить все как есть? – поджал губы он. – Позволить обижать тебя и дальше?       — Ты и так меня утешил! Не нужно было заходить так далеко! – покраснела гриффиндорка. – Я знаю, как себя защитить!       — Тогда почему ты этого не сделала?       — Я… Я просто... Все равно это был не выход! Унизительные извинения из-под палки точно не помогут решить проблему! Теперь Рон со мной не разговаривает! Что, если ты своей «помощью» окончательно рассорил меня с другом? Я только чувствую себя виноватой!              Густые брови болгарина взлетели вверх.       Он вдруг медленно начал наступать на Гермиону, отчего та попятилась.       — То есть… — хрипло начал он, после чего сбился на пару иноязычных ругательств. Прежде он никогда не выглядел таким рассерженным. Его голос грубел с каждым словом: – То есть, ты чувствуешь себя виноватой за то, что твой друг был слишком труслив, чтобы пригласить тебя на бал, а потому довел тебя до слез, когда ты посмела веселиться без него? Ты чувствуешь вину за то, что его унизили простые извинения перед тобой? Тебе стыдно, что я заступился за тебя перед ним, когда ты сама сейчас заступаешься за него передо мной? За это ты на меня сейчас накричала?       Гермиона открыла рот. Закрыла. Опустила голову, ее губы дрожали. Но даже она не могла спорить с фактами, звучавшими так, как резало Диффиндо. Похоже, гриффиндорка в своей опеке и правда зашла слишком далеко.       — По-твоему, роль груши для битья склеит вашу дружбу? – продолжил Виктор. – Разве обижать кого-то снова и снова, не чувствуя раскаяния – это дружба? Может, и Малфой тогда твой друг?       — Рон бы… Он бы извинился сам, я знаю, — совсем тихо пробормотала Грейнджер. К ее глазам подступали слезы. – Со временем…       — Когда? Когда ему бы снова от тебя что-то понадобилось?       — Хватит… Хватит, Виктор…              И тут разгневанный парень наконец опомнился. Подошел ближе, прижимая дрожащую подругу к себе, пряча в своих теплых объятиях.       — Прости, — искренне вздохнул он. – Не хотел… Просто невыносимо видеть, как ты…       — Как я себя не ценю, — еле слышно прошептала Гермиона. Он был прав. Весь былой гнев на него исчез. Она с силой стиснула Крама в ответ, обнимая горячую спину, пряча всхлип в его груди. – И ты меня прости. Я вечно встреваю, когда кого-то обижают, но как только речь заходит обо мне самой, я просто… Я всегда считала себя гордой, знаешь? Считала, что никогда не позволю себя… – она пыталась спрятаться в чужой груди, исчезнуть из мира. Выдох сорвался сам собой: – Я все время прячусь за книгами и задираю нос, а на деле так боюсь остаться одна. С первого курса. Ты прав, без уважения не бывает дружбы, и бесхребетных услужливых тряпок никто уважать и любить не будет. И вот она я. Ничего общего с той девушкой, которой ты говорил комплименты и приглашал на бал, да?       На какое-то время повисло молчание, разбавляемое лишь утешающим бормотанием на незнакомом языке и неловким похлопыванием по спине.       — Ты знаешь мое мнение о тебе, Гер-ми-вона. Но с моей стороны будет… неуместно сейчас утешать тебя своим расположением, да? – горько произнес он. – Будет выглядеть плохо. Нечестно.              Его английский вечно портился от расстройства. Гермиона вздохнула, затаившись в объятиях, на ее сердце стало гораздо легче даже от его невысказанных слов. Виктор был легким. Искренним, даже когда что-то затевал за ее спиной. Хорошим, честным парнем. Собеседником, кому не страшно рассказать то, над чем другой бы посмеялся. Как же ей не хватало его в своей жизни.       — Я не настолько запущенный случай, Виктор, — потерлась она щекой о крепкие мышцы. – Ты сделал мою жизнь лучше, — она хотела было закончить мысль на комплименте, но вместо него вдруг сорвалось обиженное: — Но ты уедешь.       И тут ее стиснули чуть ли не до хруста.       — Gospodi, moyata mila ptitsa, – горестно пробормотал Крам, целуя в макушку. – Ну что ты со мной делаешь...       — Констатирую факты, — пробормотала Грейнджер.       Ей в один миг стало так хорошо, что все проблемы и тревоги, связанные с Роном, показались пустяками. Она слышала, как частило его сердце из-за нее. Она не была уверена, что сумеет разжать на его спине хватку. Если бы только он мог остаться…       — Ты будешь писать мне, — хрипло попросил Виктор. – Обещай.       — Не буду обещать, — заупрямилась Гермиона. – И вообще, давай… Отложим этот разговор на конец года.       «Я не готова с тобой прощаться», — подумала она с тоской. Разве могли письма заменить ей эти руки? Эти глаза, голос, тепло, запах, неизменное ощущение дома в его объятиях? А что могла предложить ему взамен она сама?              Совершенно не чувствуя в том готовности, девушка кое-как высвободилась. Виктор заправил ее непослушную прядь за ухо, согревая сердце сочувствующим взглядом.       — Может, ты все-таки позволишь себя украсть? – попросил он.       И глядя в эти честные щенячьи глаза, гриффиндорка не могла не засмеяться.       — А как же твои манеры? – подначила она. – Не очень джентльменский поступок, знаешь ли.       В ответ и сам болгарин смягчился, веселея:       — Иногда, чтобы быть джентльменом, нужно поступать немного по-варварски, Гер-ми-вона. Напомни-ка, кто врезал Малфою?       Грейнджер мигом вспыхнула, отворачиваясь и вцепляясь в сумку. Она зашагала вперед, не в силах подавить предательскую улыбку. Это было хорошее воспоминание. Очень хорошее. Ее гордость. И до сих пор никто не был так горд им вместе с ней. За нее.       И тут следом что-то кольнуло ее. Какая-то мысль. Она задумалась, останавливаясь. Ее спутник поравнялся с ней, галантно предлагая локоть. Гермиона мигом взяла его, прижимаясь ближе. Она задрала голову на ходу. С неба пошел снег, кружа белыми хлопьями, обновляя белое полотно рождественской пасторали с равнинами, холмами да магической деревней вдали. Пестревшей огоньками и яркими украшениями даже утром. Это было прекрасное утро.              Они принялись выравнивать шаг, и невысокой Грейнджер пришлось подстраиваться под широкие косолапые шаги Виктора. Но ей нравилась эта небольшая задачка. У нее на уме все еще была занятная мысль:       — Ты поэтому согласился на матч, Виктор? – заглянула она в темные глаза спутника. – Твоей четвертой причиной была месть Малфою?       Крам смущенно отвел глаза, чуть темнея скулами, признался:       — Этот kopele… Называл тебя словом… Плохим словом.       Гермиона густо покраснела.       — И ты только поэтому?.. Он все время так говорит, мне плевать. Но, Виктор, его отец… Разве у тебя не будут из-за этого неприятности?       — Опять ты не про то волнуешься, Гер-ми-вона, — пробурчал, качая головой, Крам. – Думаешь, просто так терплю Каркарова? Должен и от него иногда быть какой-то прок. Он, похоже, и с Малфоями дружит. Уговорил меня иногда болтать с младшим, сидеть рядом за завтраком. Сидеть – да. Терпеть дурной язык – нет.       И от того, каким непримиримым в своем стремлении защитить мигом стал Виктор, щемило сердце. Как и в саду, как и в палатке. Как и в гриффиндорской гостиной руками МакГонагалл. Что было бы, если бы она согласилась стать его…       — Ты же мог просто сказать ему, — чувствуя себя адвокатом дьявола, торопливо предложила Гермиона. Ей срочно нужно было отвлечься. – Он бы послушал своего кумира.       Крам неопределенно хмыкнул.       — И сказал, — вздохнул он. – Потребовал не говорить это слово. Уверен, мой английский тогда был вполне понятен. Но он, судя по всему, услышал: «не говорить это слово при мне». Пришлось объясняться более доступно.       — Ты не мог вызвать его на дуэль, потому что он несовершеннолетний, — поняла Гермиона.       Болгарин отрицательно кивнул, забывшись.       — Просто не хотел поднимать шум. Будь мы в Дурмстранге… — он хищно поиграл желваками. – Что ж, этой ситуации бы не возникло.       — У тебя там репутация? – улыбнулась Грейнджер. Она совсем немножко и, разумеется, опрометчиво восторгалась огоньком варварства своего джентльмена. Могла же она хоть иногда побыть простой глупой девчонкой? Но парень не заметил восхищения в ее тоне. Он нахмурился, будто вспомнив что-то неприятное, неуютно пожал плечами.       — Там была кучка дураков, присвоивших себе знак, которым гордиться не стоило. Мы с парнями… В общем, больше у нас таким не промышляют.       Гермиона поняла, что тема была серьезной – а потому не стала настаивать. Ей было слишком, даже предательски хорошо от того, как бесстрашно Виктор отправил на больничную койку эту неисправимую злоязыкую занозу. Принимать заботу о себе оказалось очень приятно. Даже если молчаливое одобрение насилия делало ее саму немножечко варваром.              — Голодная? – вдруг спросил болгарин. – Мы пропустим завтрак.       — Поедим у мадам Розмерты, — откликнулась Грейнджер. – Сначала прогуляемся, все равно ведь каникулы. Кроме того, мне нужно кое-что тебе показать…       Она немного порозовела щеками, нервно поправляя сумку на плече. И вдруг вспомнила, что хотела спросить у Виктора с самого начала, зачем пыталась так отчаянно его найти. То есть, помимо нагоняя за самовольное благородство, разумеется. Но она не успела.       — Хочешь провести со мной день? – вдруг с каким-то трепетом спросил Крам.       С такой робкой надеждой, что гриффиндорке стало от своей невыносимой правильности тошно. Но в этот раз она старалась ради него самого. Его чувства были слишком ценны для нее, чтобы по глупости обойтись с ними неаккуратно. Как она сделала это вот только что.       — Давай решим после завтрака, — мягко улыбнулась она. – Кто знает, может, я тебе надоем уже на второй лекции об истории Хогсмида.       — Не надоешь, — жарко заверил ее болгарин, прижимая ее руку своей.       — Или ты все-таки замерзнешь в своей странной шапке, — парировала Гермиона. Она наконец добралась до заветной темы. – Я тут поняла, что меня смущает, когда я на тебя смотрю. Прости заранее, если спрошу что-то не то… Скажи, ты сам решил так коротко стричься?       Крам удивленно моргнул.       — Что?       — Ты и твои ребята… — замялась девушка. – Должно быть, это ужасно неуютно, особенно сейчас, по зиме. Мне холодно уже от того, что я просто смотрю на твои несчастные уши. Может, ты опустишь эти штуки? – она указала на науши.       И несчастно сложила брови, когда в ответ на ее просьбу болгарин попросту расхохотался.       — Да ты же сама без шапки ходишь, Гер-ми-вона! – подметил парень, посмеиваясь. – Ваша зима… — он пренебрежительно махнул рукой. – Не зима это, в общем. Даже размяться не могу в рубашке, три пота по спине сходит. Курорт.       — Но моя шевелюра мне и так как шапка. А еще я привыкла носить… — девушка вдруг остро почувствовала досаду. И все-таки нахмурилась. – Так ты правда не мерзнешь? Одно дело, когда занимаешься физическими нагрузками, а другое…       — На, — Крам, усмехнувшись, наклонился к ней, сняв шапку. – Проверь.       И тонкая девичья ручка стеснительно ощупала его уши, после чего, поддаваясь озорству, весело прошлась ладонью по щетинистому ежику волос. Мурашки побежали по шее при виде чужого румянца. Она точно перешла только что очередной их международно-культурный барьер.       — Все равно холодные, — упрямо вскинула подбородок Гермиона и довольно закопошилась в сумке. Наконец достала оттуда любимый шарф в гриффиндорских цветах. На ней самой был похожий, но чуть менее грубой вязки. Девушка распорядилась: – Ну-ка замри.       После чего с величайшим удовольствием обмотала его вокруг шеи опешившего Виктора, кутая его по самый нос и пряча порозовевшие кончики ушей. А затем отобрала из ослабшей руки шапку и водрузила на место. После чего, не удержавшись, все-таки ухватилась за свободные концы шарфа и привстала на цыпочки, награждая многострадальную переносицу заботливым поцелуем.              Крам вспыхнул, медленно выпрямляясь. До него наконец дошло, к чему был разговор. Его теплые, наполнившиеся нежностью глаза мигом приобрели оттенок горячего шоколада, а задрожавшие от смеха руки настойчиво утянули в объятия. Но Гермиона не позволила себе задержаться в них надолго, строго напутствуя:       — Тебе нужно больше заботиться о своем здоровье, Виктор, — грозила пальцем она, вышагивая чуть впереди него. – Ты не можешь вечно полагаться на свою закалку – у нас другая влажность, да и вообще…       — Назад не отдам, — усмехнулся Крам.       И судя по хитрому прищуру, было не совсем ясно, что именно он имел в виду.       — Разумеется, это подарок, — важно кивнула Гермиона, стараясь звучать максимально непринужденно.       — Каркаров заставляет нас стричься почти наголо, — мрачно вспомнил Виктор. Он подцепил девичий локоток, благодарно зарываясь в шарф и по старой привычке сутулясь. Теперь ему, по крайней мере, можно было это делать с комфортом. Грейнджер была собой довольна. А еще она надеялась, что свою лепту в его уют хоть немного привнес ее собственный запах. Что шарф пах ему домом, каким был для нее он сам.       — Зачем? – спросила она, запоздало возвращаясь к разговору.       — Чтобы представить нас более угрожающими, — откликнулся Крам. — Как выступление с посохами. Они, конечно, боевые, да и для магии мы ими пользуемся, но палочки однозначно практичнее. А посохи – это, скорее, дань традиции.       — И из-за такой мелочи ему понадобилось лишать своих студентов комфорта! – возмутилась гриффиндорка. – Ради какого-то выпендрежа!       — Наша школа и так пользуется дурной репутацией, — пожал плечами Виктор. – Возможно, директор просто решил обернуть ее в свою пользу.       Гермиона вспомнила, какими искренними и галантными на поверку оказались дурмстранговцы, каким разительным оказался контраст ожиданий и реальности, и не могла не признаться:       — У него это получилось, — вздохнула она. – Даже я осудила книгу по обложке.       — Не расстраивайся, Гер-ми-вона, — усмехнулся Крам. – В конечном итоге мы все от этого только приобрели.       После чего красноречиво потерся носом о теплую, заговоренную от влаги шерсть. Гермиона порозовела щеками. Болгарин явно напрашивался на второй поцелуй. Но забегать так далеко было бы неуместно. Нужно сперва слишком многое выяснить для себя, слишком многое вызнать у Виктора. Бездумное углубление отношений могло стать ошибкой. А заядлая отличница ненавидела ошибаться.              Они прогулялись по Хогсмиду, пользуясь тем, что на каникулах многие студенты разъезжались по домам, а те, что оставались, предпочитали валяться в кроватях до обеда. Было сухо и безветренно, спокойствие снегопада наполняло пейзаж неповторимой чарующей тишиной. Зачарованные вывески и украшения, магические хлопушки и голоса прохожих, впрочем, разбавляли эту тишину. Или, скорее, оживляли. В конце концов, единственная волшебная деревня не могла не быть людной. Но взрослые волшебники, даже если и замечали мировую знаменитость в компании спутницы, то предпочитали не обращать внимания. Все-таки, у состоявшихся людей было чуть больше уважения к чужой личной жизни. И Гермиона была им за это благодарна.       Они обошли все местные достопримечательности, сойдясь во вкусах на паре из них, пообщались с книжным торговцем и насилу вырвались из квиддичной лавки, в которую имел неосторожность напроситься Виктор.       И теперь со смехом отдувались, добежав аж до задворок Кабаньей головы.       — А я ведь предупреждала, Виктор, — посмеивалась Грейнджер. – Это была плохая идея.       — Да я всего лишь хотел посмотреть на новый… э-э, штуку для покрытия метлы! – расстроенно взмахнул рукой Виктор, с досады забыв нужное слово.       — Лак? — подсказала гриффиндорка. – От трещин в древке?       Болгарин кивнул, а после помотал головой. Он наконец разогнулся, помогая Гермионе оправить ее утепленную мантию.       — Для скорости, — откликнулся он. – Молния хороша, но во время матча даже малейший отрыв может решить все. Некоторые лаки из редких ингредиентов имеют сильные свойства, потому стоят, как половина метлы, да и раскупают их в момент, — пожал плечами. – Наша сборная, конечно, и так меня снабдит, но опробовать хотелось пораньше.       — А тебя за это чуть самого не разобрали на редкие ингредиенты, — со смешком подначила Грейнджер.       И получила в ответ укоризненный взгляд.       — Прости, — совестливо помотала головой девушка. И решительно перевела тему: – Я страшно проголодалась, а ты? Пойдем в Три метлы?       Виктор при упоминании еды мигом взбодрился и охотно кивнул.              Они устроились в уютном полутемном углу на втором этаже трактира. Посетителей в такой час было немного. Парочка сразу заметила профессора МакГонагалл с преподавательницами Нумерологии и Древних рун, а также Граббли-Дерг в компании самой Розмерты, попивавших что-то крепкое в отдельном зале. Трактирщица с понимающим смешком отвлеклась от болтовни подруг и выделила гостям тот самый угол, после чего принесла большой поднос съестного. И напоследок подмигнула Гермионе. Той с накатившим смущением показалось, будто ведьма знала все о ее намерениях и, в целом, причине, по которой та явилась этим утром в компании Крама. С другой стороны, учитывая, кто сухо посмеивался в той компании… Да и то, что мадам Розмерта ко всему прочему была дружна с мадам Хутч… Похоже, как и с любыми тайнами в Хогвартсе, все были обо всем давно в курсе.       Гермиона вздохнула.       — Что такое? – с аппетитом спортсмена уплетал завтрак Виктор. Он остался в одной рубашке с закатанными рукавами, щеголяя крепкими предплечьями да выпуклыми мышцами под черной тканью. Но даже будучи занятым, не проморгал растерянность своей спутницы, мигом приостановив трапезу. – Что-то плохое вспомнила? Живот заболел?       — Нет, — с улыбкой покачала головой Грейнджер. – Приятного аппетита.       — И тебе, — приподнял бровь Крам. Он подождал, пока девушка войдет во вкус своей порции, после чего вернулся к своей, снизив скорость и регулярно бросая на собеседницу подозрительные взгляды.              После того, как они наелись до отвала, Гермиона растерялась. До нее дошло, что затевать подобный разговор сейчас, когда вся кровь прилила к желудку, оставив мозгу жалкие капли, было не такой уж хорошей идеей. Но сумка лежала рядом с ней, а лучшего момент ей могло и не представиться.       — Виктор, в Болгарии же празднуют Рождество? – начала она. Все-таки, мало ли, придется объяснять иностранцу, как маггловская религия повлияла и на магическую общину. Из-за одной традиции Турнира они упустили другую, не менее давнюю. Гарри с Роном негласно решили не дарить друг другу подарков в этом году, учитывая общий разлад компании, но привычка все равно напоминала о себе. Поэтому Гермиона решила отыграться на том, кто стал занимать львиную долю ее жизни. Но ее чаяния отвлечь друга очередной лекцией не оправдались.       — Смеешься? – фыркнул Крам, начисто вытерев руки салфетками и взмахом палочки сгрузив посуду назад на поднос, а самого его сдвинув в сторону. – Мы не настолько различаемся, Гер-ми-вона, — усмехнулся он.       — Значит, — смутилась Грейнджер, — у вас тоже есть традиция дарить друг другу подарки? И ты уже отпраздновал, да? Но у нас ведь тогда проходил бал…       Виктор замер. А потом пораженно выдохнул, откидываясь на спинку. После пары усталых вздохов грудной клетки, на мягких губах вдруг заиграла печальная усмешка.       — Что? – занервничала Гермиона.       — Я идиот, — откликнулся болгарин. – Должен был догадаться, это же ваш знаменитый праздник — приятели на родине мне им все уши прожужжали. А я-то думал, чего в Хогсмиде так красиво, носки эти знакомые… Даже в голову не пришло, честно говоря.       — Не понимаю.              Крам со смешком махнул рукой, после чего, стряхнув с себя сытую негу, подался вперед и облокотился на стол, принимаясь пояснять:       — Рождество-то у нас есть, да только празднуем мы его 7-го января, Гер-ми-вона. В христианстве два течения, и кое в чем они давным-давно разошлись. А с ними и наши традиции.       Теперь уже глупо почувствовала себя сама Грейнджер. Она совсем забыла это уточнить, по-девичьи поддавшись своей романтической идее.       — Значит, вы не дарите?.. – растерялась она.       — А подарки мы дарим и вовсе на Новый год, — сильнее развеселился болгарин. – 31-го декабря, то есть.       После чего, заметив, как собеседница неуютно взялась за сумку, прищурился:       — Погоди-ка, Гер-ми-вона…       Да. Попалась.       — Я, ну… — торопливо забегала глазами гриффиндорка. – Я подумала, было бы нелишним познакомить тебя с нашими традициями…       И была остановлена простой фразой:       — Тебе не нужны отговорки и традиции со мной, дорогая Гер-ми-вона, — мужская рука дотянулась и ласково огладила ее щеку. — Твое внимание для меня уже праздник.              Грейнджер смущенно вспыхнула. Она осмелилась поднять взгляд на темные глаза, воодушевилась мягкой улыбкой, после чего согласно кивнула.       — И правда, Виктор, — она, все-таки решившись, снова полезла в сумку, доставая упакованную и перевязанную ленточкой коробку. – Вот, тогда держи.       Крам вскинул брови, осторожно принимая подарок.       Он растерянно держал его в руках, глядя то на ленточку, то на Гермиону, явно не зная, как реагировать.       — Я думал подарить тебе свой на Новый год, — пробормотал он. – Оставил на корабле…       И Гермиона, смутившись факту, что ее друг подумал о том же, о чем и она – и уже позаботился о подарке – замахала на него руками.       — Тогда и подаришь, Виктор, — закусила она губу, пытаясь скрыть довольную улыбку. – Тем более, наше Рождество уже прошло.       — А, ну тогда… — успокоился он. И тут же снова вскинулся: — Могу открыть сейчас?              И тут Грейнджер, не выдержав, рассмеялась.       — Именно на это я и рассчитывала. Давай, хочу посмотреть, угадала ли с идеей.       Парень, улыбнувшись и сам, магией развязал бантик и с трепетом снял крышку. После чего его глаза удивленно расширились, доставая светящийся стеклянный шарик с бившимися о его стенки крошечными светлячками.       Подвеска была чуть крупнее снитча, ее преимущественно стеклянное тело с небольшим стальным клювиком, крылышками и хвостиком было перевито лозами, в которых скрывались лепестки затворного механизма. С ним пришлось возиться дольше всего, как помнила Гермиона. И переделывать несколько раз, в итоге даже обратившись за помощью к Флитвику. Идея сформировалась окончательно после школьного матча, когда она впервые поняла, как мало знает о любимом спорте друга и как сильно хочет наверстать упущенное. С Гарри такой потребности у нее никогда не возникало. Наверное, потому что они с Роном всегда обсуждали этот спорт, как глупую забаву, больше желая покрасоваться и выяснить, чья любимая команда лучше. А Виктор… После Чемпионата мира квиддич предстал другим. Тяжелым, изматывающим занятием, которое лишь на любительском уровне кажется несусветной чепухой. В исполнении же профессионала это было сродни воздушной акробатике, совсем другой дисциплиной, настоящим спортом – почти искусством. И пускай Гермиона, отличница, книгочей и отпетый миротворец, не могла в полной мере разделить его страсть, но по крайней мере проявить почтение к его достижениям была обязана. Пускай и подобной безделушкой.       — Что это? – удивленно произнес Крам. – Так красиво…       Девушка смущенно откашлялась:       — Это фонарь, — принялась объяснять она. Неловко добавила: – Для твоей метлы. Я подумала, что…       Но Виктор был слишком распереживался, чтобы дослушать:       — Хер-ми… Кхм, Гер-ми-она, — все-таки сумел кое-как выговорить он, — Не представляю, где ты… как ты…       — Я узнала от мадам Хутч, что ты давно повадился летать по ночам, — со смущением призналась Грейнджер. – Конечно, с тобой ничего не случится, но… Мне было бы спокойнее, если…       — Так вот, что тебе понадобилось у нее выяснять! – воскликнул Крам, чуть ли не подскакивая. После чего обескураженно откинулся назад, приближая к себе дрожащую подвеску, растерянно выдыхая: – Я думал, ты настолько не хочешь обсуждать со мной квиддич, что предпочла кого угодно, но не… А я так надеялся...       — О нет, вовсе нет! Так ты обиделся, Виктор? – взволнованно заверила его гриффиндорка. – Я просто хотела выяснить, что могла бы подарить тебе – полезное и не сильно банальное. Я ведь тогда не знала, что тебе был нужен этот твой лак…       — К черту лак! – смешно выругался Крам. И широко улыбнулся, поднимая подарок на цепочке до уровня глаз. Он заметил его необычную форму. – Моя ты птичка… Где ты такой достала?              И тут пришел звездный час выдающейся четверокурсницы. Она скромно потупилась:       — Сделала сама.       Виктор восхищенно ахнул.       — Рассказывай, — немедленно потребовал он.       И польщенная девушка не могла ему отказать. Она довольно разгладила складки на рукавах своей мантии, после чего заговорила:       — Я как-то раз зашла в ту самую лавку для квиддича, из которой мы сегодня едва унесли ноги, где и поинтересовалась насчет фонарей. Но все, что мне предложили, было… — она поморщилась, — каким-то бесполезным, что ли. Больше похоже на украшение для сумочки, чем на прибор. Даже маггловский фонарик размером с мизинец дал бы больше света, чем все эти безделушки вместе взятые.       — Понимаю, — усмехнулся болгарин. – Потому что мало кто летает по ночам, Гер-ми-вона. Дальние путешествия на метле – развлечения романтичных ведьм, на них они и рассчитаны. Парням же подавай скорость да маневренность.       — А о безопасности они будут думать на больничной койке, да? – мигом подначила Гермиона.       В ответ на что ловец по-мальчишески пожал плечами, хитро улыбаясь. Да уж, она могла не спрашивать об этом парня, что на регулярной основе отвесно пикирует в землю, и только чудом остается жив, ускользая от столкновения в последний момент. А уж про травмы одного его несчастного носа так и вовсе можно собирать целую брошюру анамнеза.       — В общем, тогда я и решила придумать кое-что сама, — довольно мурлыкнула гриффиндорка. – Я давно изучаю точную трансфигурацию, и, к тому же, как раз наткнулась на интересное заклинание вечного огня, что не обжигает. А кроме того, после неудачи в магазине, нашла несколько интересных книг, посвященных истории магического транспорта с большим разделом о путешествиях на метлах… Тогда мне пришло в голову объединить несколько идей в одну.       — Ну еще бы. Гер-ми-вона и книги. Говоря про них, ты сама прямо светишься, — с нежностью усмехнулся Виктор, любуясь то ей, то подвеской. – Даже не знаю, что ярче.       — Ой, замолчи! – тут же покраснела она. – Не сбивай меня!       — Умолкаю.       — Так что я взяла дедушкин компас, — глядя, как вытянулось лицо собеседника, она поспешила добавить, — он все равно был старый и треснутый, только пылью на чердаке покрывался – а я так удачно о нем вспомнила…       — Ты трансфигурировала для меня эту красоту… из фамильного?.. – дошло до Крама. – Погоди…       — Да, — горделиво заерзала на месте отличница, важно кивая. Принялась загибать пальцы: – Я разбила магнитную стрелку на несколько частей, после чего превратила части в магических светлячков. Они питаются частицей магии владельца, и светят тем ярче, чем темнее окружение. Это довольно сложная формула, но, на мой взгляд, получилось вполне удачно. Я смогла сохранить целостность артефакта, преобразовав и задействовав все его части, а также оставила в трансфигурированных светлячках свойства компаса, — она горделиво задрала подбородок. – Твой фонарь не только будет освещать тебе дорогу, но и тянуться на север. Так ты точно не заблудишься.       — Хер-ме-фона… — совсем исковеркал от чувств ее имя Крам.       — Посмотри, там снизу рычажок, — деловито распорядилась она, — покрути.       Парень сделал, как велено – и лепестки закрыли стеклянную оболочку, гася сияние.       — Как же здорово, — прошептал Виктор. – Гер-ми-вона, это перебор…       Он торопливо снял заслонку, вновь завороженно глядя на фонарь, водя в стороны – и замечая, как тот всегда натягивает цепь в одну сторону.       — Ничего не перебор! – тряхнула волосами Грейнджер. – Во-первых, это для моего же спокойствия. Во-вторых, мне нравится зачаровывать вещи. В-третьих, тебе повезло, что я разбираюсь в предмете, — горделиво задрала нос она, хитро поглядывая на спутника.              Она ожидала заслуженного комплимента – но не того, что парень, вдруг перегнувшись через стол, оставит на ее губах сильный, чувственный поцелуй. Краткий, и при этом растянувшийся на целую счастливую вечность.       — Кхм, молодые люди, — вдруг раздался совсем рядом голос подошедшей мадам Розмерты. – Вы наелись?       — На мой счет, мадам Розмерта, — хрипло откликнулся Крам, отклоняясь назад, уже спрятав – Гермиона даже не успела понять, когда – ее подарок в недрах своего кафтана. Она попыталась возмутиться, но парень остановил ее железным тоном: — Даже не спорь.       Розмерта с хитрой улыбкой кивнула:       — Как пожелаете, дорогой клиент.       После чего подхватила поднос, и, напоследок тайком поиграв бровями Гермионе, чинно удалилась. Та не знала, куда деваться от смущения. Трактирщица видела, как они… Через пару часов будет знать вся школа. А через пару дней…       — Должен опробовать твой подарок, — той же бархатной хрипотцой вдруг произнес Виктор, уже заматываясь в трофейный шарф. – Как ты смотришь на то, чтобы немного полетать со мной? Обещаю, буду нежен. Сможешь читать свои книги, пока летим. Тебе понравится.       Грейнджер густо покраснела:       — Ни в коем случае, Виктор! Во-первых, мы с метлой несовместимы – ни разу не смогла призвать ее вверх, сколько бы ни пыталась. Ни одну. Они все меня терпеть не могут, и это взаимно. Кажется, это что-то врожденное. Так что, каким бы ты там ни был мастером, со мной на метле ты обречен. А во-вторых… Я не собираюсь глупо умереть, так и не сдав ЖАБА! Нет, даже не упрашивай.       — Гер-ми-вона…       — Виктор, нет.              Парень вздохнул.       — Ладно, попробуем в другой раз, — он поднялся, помогая спутнице, после чего притянул ее к себе, напоследок нежно целуя в лоб. И наконец взял себя в руки, услышав шум собиравшихся гостей.       — Другой раз? – недовольно переспросила Гермиона. – Не будет другого раза!       Но Крам явно успел что-то себе надумать. А потому лишь упрямо хмыкнул:       — Посмотрим, Гер-ми-вона. Посмотрим.              И что-то в его глазах решилось такое, что собственнически взятая под локоть Гермиона Грейнджер не сумела поспорить. Она чувствовала, как одна-единственная безделушка перевернула ее жизнь.