***
Носится белка по ветке в поисках лишней еды—так холодно в кроне дерева сидеть одной, да еще и голодной! Куда пропали друзья, с кем так резвились вчера? Куда пропала еда, что припасена была в дупле? Где найти место, где и тепло и не одиноко?
—Отрывок из рассказа неизвестного автора, написанный неизвестным. Ранние 1400.***
Маниса. Османское государство. Начало 1451 года.
Зима во дворце Манисы чувствовалась остро—стены отдавали холодом столь сильным, что идя по коридору, который Элене был уже знаком также, как коридоры родного дома в Константинополе, можно было задубеть. Жители дворца в это время особенно активно стали носить более теплые одеяния—теплые штаны и накидки, некоторые шерстяные вещи, даже одеяла более серьезно пичкали перинами. На улице было ещё не столь холодно, ведь климат на османских землях был теплым. Однако дворец почти не отоплялся, что создавало ощущение постоянного мороза. Элена писала в дневник редко, но метко: «В Константинополе совсем иногда мне приходилось облачаться в столь теплее одежды, ведь повода не было. А тут приходится! Но мне вполне устраивает нынешнее положение вещей—я спокойно живу в своих покоях, не зная бед, а порой радую себя новыми платьями и украшениями—Шехзаде назначил мне небольшое жалование, которое в несколько раз больше, чем у обычной гаремной девушки.***
Султан II Мурад Хан в ночь на 3 февраля успокоился с миром. Да будет доволен им Аллах!
Великий Визирь государства османов Чандарлы Халиль Паша просит Шехзаде Мехмеда прибыть в столицу как можно быстрее и занять его законное место—на троне, заменив своего почившего отца.
***
Новость стала чем-то сродни пушке с долгим действием—она не стреляет, однако вот-вот кто-то подожжет фитилёк. Элена не знала об этом ровно до тех пор пока вечером к ней не подбежала Хатидже с красным лицом и невероятно печальным выражением лица. Элена было подумала, что служанка расстроилась из-за очередной чепухи, вроде недостающего наряда в гардеробе госпожи, которые пропадали с завидной регулярностью, но в этот раз всё было гораздо хуже… —Госпожа… — Она торопливо поклонилась и чуть было не упала на пол. Хозяйка, привычно располагавшаяся на диванчике под светом солнечных лучей, читала что-то и тут же записывала. Правда, в этот раз кончились чернила, так что написание иероглифов пришлось отложить, пока вторая служанка не принесет новые чернила. — Говорят, что из столицы пришло письмо… —Письмо? От кого? —В нём говорится о смерти Султана Мурада! — Хатидже пробормотала себе под нос что-то на мусульманский манер—Элена уже перестала обращать на это внимание, всё же где она живет? Секунда молчания, а потом… Осознание. —Что? — Девушка вскочила с маленького диванчика, всё ещё стоящего в углу её покоев. Книга, которую она читала моментом ранее, полетела в сторону. — Когда письмо пришло? —Сегодня утром, госпожа Элена. —Мне нужно к Шехзаде. Прямо сейчас… Бежать по коридорам было куда труднее, чем казалось—можно было с легкостью напутать пути и забрести туда, куда не стоило бы. Да можно было элементарно запутаться в странных османских платьях, что стали так радовать глаз… Сейчас, например, она была в лазурном платье, а на голову надела тиару и серьги из янтаря, было и колье из янтаря. В руки прихватила теплую темную накидку. Если бы она знала, она бы надела что-то черное, ведь умер Султан! Нужно было сверху её надеть перед тем, как зайти в покои к Шехзаде. Благо, за полгода, она хорошо освоилась—и в коридорах, и в платьях. Мехмед был в своих покоях—рядом с дверьми стояла охрана, которая при перемещении Шехзаде по дворцу, или любому другому месту, всегда шла за ним. Её пропустили даже не спрашивая разрешения у почти нового султана. Может, ещё не знали? —Господин… Он сидел за столом, подперев руками голову, а перед глазами у него было то самое злополучное письмо. Сколько раз он перечитал эти строки—сколько раз успел отчитать себя за то, что не поехал, наплевав на запреты, к отцу в столицу… Лишь бы увидеть, лишь бы попрощаться… —Элена… — Девушка прошла вглубь покоев. Она бывала тут всего единожды, не считая этого момента. Обитальня отличалась кардинально—большая кровать, присутствие маленького балкона, перекрытого шторами тёмно-красного цвета из очень толстой ткани и изобилие света—много свечей и ламп. Шехзаде поднялся. — Я еду в Эдирне сегодня вечером. —Мы же ещё встретимся? —Тебе от меня никуда не деться, хатун. —Я и не хочу никуда от тебя деваться. — Резкий для обоих переход на «ты» заставил парня посмотреть чуть ласковее. Будто бы он её заставил это сделать силой и теперь добился результата… Не смотря на ситуацию, девушку это не напугало. Он же всегда с ней на «ты», значит, пора и ей уже начать так обращаться? — Как ты, Мехмед? —Мой отец не был для меня тем отцом, про которого говорят с превеликой любовью, но меня печалит его уход. Это нормально, ведь так? —Конечно. Терять родителя, каким бы он не был, всегда ужасно страшно. Мне тоже было страшно… Я не думала, что смогу жить дальше, но я здесь. Рядом с Вами, господин. —Не возвращайся к этому, Элена… Не надо. Я хочу знать, что для тебя я не Шехзаде, не господин. Я хочу быть для тебя Мехмедом—мне приятнее знать, что ты можешь обратиться ко мне на «ты», как к близкому человеку, к другу, а не как к принцу османов. —Вы—мой Султан. Я—Ваша раба, пленница и гостья. —Тогда я буду твоим рабом, пленником и гостем. Чтобы мы уравновесили положения. Согласна? Я прошу, не заставляй меня страдать ещё сильнее. Сделала—продолжи, а не забрось на полпути. — Она отвела взгляд в сторону. — Идём… — Мехмед указал рукой на балкон. Они встали, уперевшись руками в камень. —Когда мы увидимся? —Сразу, как Халиль Паша поклянется мне в верности. А пока будь здесь… Ради твоей безопасности и моего спокойствия. В гареме будет неспокойно—утихомирь всех. Я дам тебе право руководить им вместо моей почившей матери. Дайе будет твоей верной помощницей—никогда не оставит одну, всегда подскажет. —Спасибо, господин, я не подведу Вас. —Тебя. Я буду ждать во дворце Эдирне. Пошлю за тобой людей, Элена. Только позаботься о себе—зима холодна, как никогда раньше. —Да… —Закутайся плотнее в одежду. — Руки Мехмеда протянулись к верхней одежде собеседницы, но остановились на полпути. Он одернул себя и уже через несколько секунд руки снова опустились вдоль тела. — Можешь идти… —Мой Султан. — Она поклонилась—теперь более глубоко. Поправив теплую накидку, ушла сначала с балкона, а потом и вовсе из покоев. Мехмед остался стоять, оперевшись в перила. Направляясь к себе, она столкнулась с упомянутой в разговоре Дайе-хатун. Женщина казалось невероятно уставшей—будто бы не спала последние месяца вообще. — Дайе-хатун? —Ох, Элена, тебя-то я и искала… Тебе уже передали, что за порядок в гареме будешь теперь ты отвечать? Султан Мурад… О, Всевышний, за что нам такое горе… —Я знаю, Дайе-хатун. Я была у Шехзаде только что. —Как он? Мой мальчик… Нелегка ноша Султана… — Женщина была явно настроена поговорить. Но выглядело это как попытка подбодрить себя—уж больно плохо она выглядела. — Где твои служанки? Почему не с тобой? —Эсме нездоровиться. Я отпустила Хатидже-хатун ей помочь… —Не оставайся одна, хатун. Выделить тебе ещё рабынь в услужение? — Дайе, казалось, прямо-таки прошипела эти слова. Элена только и смогла покачать головой, чтобы женщина не приставляла к ней лишних людей. — Нужно раздать золото в честь моего Мехмеда. И в память о Султане Мураде. —Конечно… Конечно нужно… Гарем, обычно полный смеха и радости, встретил тихим шепотом наложниц. Они синхронно поднялись, когда увидели фаворитку почти нового Султана и Дайе. В какой-то момент для девушек стало вполне очевидным одно—Шехзаде интересует только одна Элена, охота и обсуждение воин с Пашами. Если с последними двумя пунктами они мирились и игнорировали в силу того, что никак на это не могли повлиять, то Элену-хатун либо всячески нахваливали, либо наоборот—пускали слухи не особо приятного содержания. Раньше пытались задеть, что она уже как полгода во дворце, а ребенка свет не видывал—никто же не знал, что она не настоящая фаворитка. Потом в разговорах стала мелькать Гюльбахар-хатун, от которой стали изредка получать письма её подруги. Элену это, конечно, мало волновало—она редко находилась в обществе наложниц, а, как и было сказано, официальной фавориткой вообще не была—только на словах—так что о ребенка и будущем Османского Государства ей думать не приходилось. По крайней мере… До этого дня точно. —Девушки… Как всем нам известно, наш господин Султан Мурад Хан вознесся к Аллаху. Шехзаде Мехмед был вынужден покинуть Манису и отправиться в столицу—Эдирне. Перед отъездом он сказал, кто будет управлять здешним гаремом… Элена-хатун. Теперь же! В память о почившем Султане вам раздадут золото. — Женщина махнула рукой калфам. — Элена-хатун с этого дня является хазнадер гарема. Получив деньги, гарем снова погрузился в молчание, только теперь оно нарушалось подсчетом денег. Элена осталась с ункяр-калфой обсуждать дела, когда одна из девушек крикнула: —Воровка! —Ничего я у тебя не крала. Уронила монеты, а обвиняешь меня. А может тебе просто дали меньше, потому что не заслужила? Все знают, какая ты ленивая, Фатьма. —Мария, держи себя в руках. — Младшие калфы стали подбираться к эпицентру скандала. — Не пристало так разговаривать со мной, поняла? Ты даже не мусульманка, а живешь по нашим законам! Может это тебе денег не хватило и ты решила забрать их у меня? Показывай карманы. Последовав примеру, ункяр-калфа поспешила разобраться сама, но новая хазнадер оказалась куда более быстрой и проворной. —Что у вас происходит? —Она украла мои монеты, Элена-хатун! —Разуй глаза, ненормальная, где я у тебя что-то крала? —Хватит! Вы видимо забыли почему эти деньги вообще вам дали. Как вы смеете себя так вести? — Другие девушки стояли вокруг, наблюдая. Калфа прикрикнула. — Разойдитесь наконец! Фатьма-хатун, что с твоими монетами? —У девушек по двадцать злотых, а у меня всего пятнадцать. Я уверена, что кто-то из них забрал мои 5 злотых себе! Рядом была Мария! Элена кивнула, принимая информацию: —Ары-хатун, разберитесь с ситуацией. Если до вечера не найдется та, кто забрала эти деньги, если деньги не пропали сами собой, то придется забрать подаренное у всех. —Я доложу, госпожа. — Элена кивнула, повернулась к столику с фруктами. Рядом лежали подушки, на которых стало уже так привычно сидеть. Она села, попросив при этом позвать к ней Хатидже-хатун. Она стала для неё некой опорой после смерти её отца—это была единственная девушка, кому она доверила свою тайну—пусть и так сразу—она не предала, не рассказала никому, даже Эсме, хоть они и близки как сестрички. — Кара-калфа приведет Хатидже-хатун. Постепенно конфликт сошел на нет. Откуда-то у Фатьмы нашлись её 5 злотых в кармане и она, попросив у всех прощения, уже не без чувства вины, стала ждать когда Элена-хатун уйдет из общей комнаты. Она была большой, так что даже если бы все разом решили сейчас лечь спать, хазнадер могла бы сидеть здесь до утра следующего дня, а то и следующей недели—было бы желание. Хатидже рассказывала о самочувствии Эсмы, в то время как девушки шептались с другой стороны. —Элена-хатун такая важная… —Толку-то от этой важности. Шехзаде оставил её управлять гаремом, чтобы потом не забирать её во дворец Эдирне. Она столько месяцев живет в отдельных покоях, а о беременности ни слуху, ни духу. Не могла она так господину понравится, что он её без ребёнка будет держать рядом. —Кто знает… Говорят, они часто вместе проводят время в саду… Гуляют… —Да разве ж это что-то значит? Не в покоях же. — Девушки хохотнули. Деньги явно развеселили их. Калфа из угла зло шикнула, не желая слышать в ближайшие дни смеха—траур ведь! —Элену-хатун привезли из столицы, ты же знаешь… Она для Шахзаде Мехмеда очень важна. —Девушки судачат, а нет ли у нашего господина наклонностей в содомии? Ну… Не привлекают ли его мужчины? Ему ведь уже 18, а о других наследниках никто и не говорит—как был один сын от Гюльбахар, так и остался. Носится с этой Элено-Еленой, что про всех забыл. И про бедняжку Ширин, что о нём вспоминала до самого конца, и про Озлем… Ох, как давно это было. —Зато с ней… — Девушка кивнула в сторону скромно улыбающейся «фаворитки», которая сидела около своей служанки. Слушать сплетни о себе бывает весело… Но не всегда… Какая-то мысль уже проскочила ей в голову. — Он постоянно. —Кто знает, Ада… А ведь она христианка, так что замуж её новый Султан не возьмет. Другое дело Гюльбахар! Ты с ней вроде ладила, может, заберёт к себе в услужение? —Если б она была не просто рабыней, то… Быть может, смогли бы заключить брак по политическим соображениям? Как было с госпожой Марой. Да и думаешь она не примет ислам, если того пожелает Шехзаде? А начет Гюльбахар… Не хотелось бы служанкой быть… Я всё же хотела госпожой стать. И всё же, вечно слушать сплетни о себе Элене не хотелось, так что она, попрощавшись с девушками, направилась к себе… Только лишь одно её зацепило за живое… По коридорам дворца слонялись рабы—евнухи, иногда служанки, фаворитки ходили тут редко—лишь немногие предпочитали погулять, а не посидеть в окружении девушек, с которыми им пришлось разделить судьбу. Элена относила себя к типу наложниц, кто лучше лишний раз пройдется и прогуляется, лишний раз поглядит в окно и перепишет в тишине короткий рассказ про белочку из дворцового сада, которую прочитала в книге в библиотеке. Её покои были далековато от гаремной общей комнаты. Девушка шла, поправляя одежду и жестикулируя руками, чтобы скорее себя успокоить: —А что если он сделал меня хазнадер только потому что не хочет видеть во дворце Эдирне? Там будет столько красавиц, Хатидже… Он про меня забудет столь же быстро, как узнал? —Ваши чувства только начали зарождаться, госпожа. Я уверена, что они искренни, раз он разрешил называть себя по имени. —Но как объяснить, что я он сделал меня главной? Разве это не достойная причина для вечной разлуки? Имя… Он мог разрешить на прощание—раз мы больше не увидимся, то почему нет? —Конечно, госпожа, Вам виднее. Но я прошу Вас не накручивать себя—все будет так, как решит Всевышний. —Ещё и Гюльбахар-хатун приедет. Как мне с ней себя вести, если что? Я вообще не понимаю, что она из себя представляет. —Госпожа, Вы просто помните, что гарем часто уезжает с Шехзаде или Султаном. —Не тот случай! Мехмед давно сказал мне, что наберет новых девушек, а вот старых наложниц, что были гаремом его отца, он отправит в этот дворец… Ты понимаешь? Если все так, как говорят девушки, то я буду смотреть, как сюда пребывают наложницы из столицы, а сама буду жить и ждать, когда же за мной прибудут! На сердце было тяжело. Разлука с братом, который даже весточки передавать перестал, а этим подкрепил мнение сестры о его смерти где-нибудь в темнице, смерть отца, резкий отъезд Мехмеда, который стал за полгода чуть ли не самым родным, самым близким человеком в этом мире… Возможный переезд в новое место или… Отсутствие переезда… Ох, Мехмед… Она не могла и представить, что не увидит его больше. Разве такое могло быть? Он не может её бросить. Он ведь обещал, что отправит людей за ней людей, чтобы её перевезли в столицу… К нему… Первая неделя была полностью отдана делам гарема—казна была полна, даже больше было, чем нужно обычно. Так что новоиспеченная хазнадер отправила евнухов на рынок за тканями для девушек-наложниц. Жалование, которое теперь доставалось Элене за само её существование, было не сильно маленьким, но и не превышающим заоблачной суммы—она вполне спокойно могла купить себе не только ткани на новые платья, украшения и письменные принадлежности, которых итак было в избытке, но и могла позволить себе оставлять некоторую часть на будущее. Ей хотелось жертвовать деньги в благотворительность, только вот она не знала как и когда это можно сделать—так что просто ждала. Для своих 17 лет она была невероятно смышленной и удачливой персоной—ей не только удалось стать беглянкой из Византии, скрывающейся от императора, но и получить какое-то влияние, какую-то власть. Она не знала, как будет двигаться её жизнь дальше, но ей хотелось верить в лучшее. И она верила. За первой неделей потянулась вторая, за второй—третья. И только 24 февраля пришла новость из столицы—Шехзаде Мехмед стал Султаном! В честь этого во дворце Манисы устроили пышное празднество—невероятное событие. Элена казалась настолько воодушевленной, что занималась всем сама лично: составляла блюда, обсуждала музыку и договаривалась с декораторами, которые должны были развесить в гареме какую-нибудь атрибутику. При этом праздник не должен был получиться чересчур—не прошло ещё 40 дней после смерти Султана Мурада. Вместе с новостью о передаче власти в руки молодого правителя, не доставили письма лично в руки хазнадер Элене. Её это печалило невероятно. Дневник тогда пополнился новой записью: «Письма не приходят… Расстроилась. После праздника в гарем не приду—не хочу позориться тем, что все жду отъезда.» Прошло ещё три недели ожидания. И вот оно—заветное письмо! От Мехмеда… Как же радовалась Элена, когда Эсма и Хатидже принесли тубус с письмом!***
Здравствуй, светлячок. Узнал, как переводится твое имя с греческого—светлая, сияющая—значит, будешь светлячком. Живу надеждами скорее увидеть тебя—знаю, что много работы, ведь ты теперь занятая персона—глава гарема. А ещё знаю, что закончится эта работа не скоро, будь может, вообще никогда. Но я прошу тебя оставить это всё в руках у Главной Калфы и ехать в столицу сразу, как получишь письмо. Мой ближайший друг—Азан—встретит тебя у ворота дворца в любое время—днём и ночью. В любой день—с февраля по апрель! Приезжай.—Мехмед.
***
—Хатидже! Эсма! Приготовьте теплые вещи в дорогу, остальное сложите в сундуки. — Не зная, куда деться, она первым делом пошла к Дайе-хатун. Не помогать же служанкам собирать вещи? Стоило только проконтролировать… Но она им верила—пока не подводили. Последнее, что услышала Элена, было: —Эсма, ты тогда перебери вещи вон в том сундуке—там, кажется, меховые накидки… Дайе обнаружилась в гареме. —Дайе-хатун… —Элена… Я только приехала… Поздравляю, моя девочка! Мой лев султаном ведь стал! —Поздравляю и Вас, Дайе-хатун. Мы можем отойти? —Да, конечно, милая. — Когда дверь за ними была закрыта, Элена невольно задумалась—а нужно ли вообще что-то говорить? Надо показать ей свою радость—её воспитанник стал первым лицом империи—владыкой и управляющим. —Господин желает видеть меня в столице как можно скорее. —Почему же лицо не светится от счастья? Мне казалось, ты будешь этому только рада, ведь вы стали так близки. К тому же, ты уже говорила мне, что ждешь этого. —Меня тревожат мысли о будущем, Дайе-хатун… — Они медленно побрели в сторону выхода к саду. — Я рада быть рядом с господином, Вы не подумайте, что это не так… Меня разрывает изнутри от желания быть рядом, от счастья быть рядом и от чувств, которые внутри меня… Я молода и не совсем понимаю, что это всё для меня значит… В то же время я трепещу от страха быть отвергнутой. —Он ведь не давал тебе повода усомниться в нём? К чему мысли о том, что он тебя отвергнет? — Элена качает головой из стороны в сторону, выражая согласие. Не давал… — Тогда что же ещё тебя мучает? —В столичном гареме столько женщин, столько дел… Не забудет ли он меня, как только увидит другую? —Милая… И все же ты не сравнишься с женщинами гарема—у тебя есть живой ум, смекалка, любовь и отвага, любознательность и доброта. Для многих ты стала кем-то дорогим, ведь ты ко всем так добра, скольких близких сможешь назвать сейчас? —Мой брат, Вы, Дайе-хатун, Султан и мои служанки—Эсма и Хатидже… —Попробуешь угадать, что ответил на этот же вопрос Мехмед? — Спустя некоторое время молчания, женщина улыбнулась. — Он потерял мать, а отца потерял ещё в детстве, пусть тебе не кажется, будто это было иначе. Смерть Султана—это не потеря отца, но смерть Мурада—потеря. Немногие ему близки—Паши, с кем он обсуждает дела, вассалы, с кем он рос, оставшаяся его семья—сестры и кузины, мы с тобой—те самые немногие, кто смогли стать частью его семьи, его жизни. Я не знаю, что будет через полгода, даст Всевышний, я увижу моего Мехмеда живым и здоровым, но если вдруг нет… Тогда я знаю, что ты будешь рядом… Не отрекайся от него, Элена. —Спасибо, Дайе-хатун… Вы справитесь с гаремом? Я не знаю кому я могу его доверить, если не Вам. — Она кивнула. — Как Вы думаете, я могу забрать с собой Хатидже и Эсму? —Конечно. Не думаю, что Султан будет против двух привезенных девушек. —У меня ещё вопрос… Гюльбахар-хатун… Как мне с ней общаться? —Она очень милая девочка… женщина, раз уже родила. Не знаю, что насчёт сейчас, но раньше она была невероятно доброй и дружелюбной… Они с Мехмедом были близки в период, когда он был отстранен от государственных дел—сейчас он уже совсем другой, а значит и отношение к своей жене может изменить. Былые чувства, может, вспыхнут, ведь сынок у них общий—Шехзаде Баязид. Но ты, деточка, просто помни, что у нас другие порядки… Тебя не должно это сейчас интересовать—занимайся учебной, собой, поддерживай Султана за меня… Но с Гюльбахар будь вежлива—она мать наследника—не ссорься.Маниса. Вечер того же дня.
Поздно вечером трое девушек покинули такой уже родной дворец Манисы и направились с несколькими евнухами к воротам. Они должны были донести вещи. В темноте ждал мужчина в темной одежде, у которого не было видно лица из-за капюшона. —Вы—та самая хатун, которую нужно доставить в столицу? —Верно. А Вы—Азан-эфенди. —Да… — Голос был чуть знаком. Смутно, однако она точно его где-то слышала. — Ваши вещи отправят в экипаже, а мы поедем на лошадях. Хатун, надеюсь, вы умеете держать поводья и не свалитесь с лошади в пути? —Эфенди, мы не умеем держаться на лошади. — Служанки стояли в точь-в-точь такой же одежде, как и их госпожа—темной и с капюшоном. Они не планировали разговаривать, но раз уж спросили… Да и страх перед падением с лошади был сильнее, чем вежливое молчание. — Госпожа… —Я умею. Поедете в экипаже вместе с нашими вещами. —Блестящая идея, хоть и не безопасная для женщины. — Азан показал рукой в сторону—там стояла повозка и несколько лошадей. — Приедете немного позже, чем ваша госпожа. Экипаж медленный, будет чаще останавливаться—лошади устают, им нужна еда и вода. — Мужчина обратился к другому, что сидел в повозке. — Окан, головой отвечаешь за девушек—они должны приехать в целости и сохранности. Первая половина ночи была тихой— ехали в лесу с охраной позади—также на лошадях. Нужно было надеяться на то, что по пути им никто не встретится. Эдирне находился далеко, поэтому во второй половине ночи они остановились в каком-то маленьком поселении, чтобы отоспаться. Гости зашли в большой зал и сняли капюшоны. Сначала Элена не могла понять—ей это кажется? Быть может, она заснула на лошади? Не может был такое, что её брат перед ней—жив и невредим. Она широко раскрыла рот и покосилась на охрану. О, как же ей хотелось прыгнуть в объятия Панфила, как хотелось потискать брата—воспоминания нахлынули волной… Их детство на берегу Босфора, мама рядом, прятки в Императорском Дворце… —Да. Я принял ислам, хатун. А ты? —Нет. Нет… В гареме… Они считают, что я фаворитка Шехзаде Мехмеда. —А ты…? —Нет… Вернее… Азан, не совсем. Мне казалось, что ты умер ещё полгода назад… Когда перестал писать мне. —Мне ничего не приходило. Я думал, что ты мертва. —Как и я… — Все, что им было сейчас позволено—вот так шептаться, сидя в теплом зале. Это явно не была случайность—подарок Мехмеда в честь его восхождения на престол? Подарок для брата и сестры, что не виделись так давно… — Почему ты перестал писать? —Меня послали в Бурсу, а оттуда передавать листочки было невозможно. Я пытался, однако… —Ты близок с Мехмедом? —Близок? Мы друзья, если ты про это—он неплох в тактиках и хорош в боях. Мы вместе сражались в Албании. Я видел Султана Мурада. Думаю, ему уже тогда было не хорошо… Упокой Всевышний его душу… —Аминь, Азан-эфенди, Аминь… —Элена, если хочешь добиться здесь чего-то и был кем-то большим, чем просто недофавориткой, переналожницей—прими ислам. Для них это важно. —Я не знаю смогу ли я жить, зная, что предала Господа. —Ты абстрагируешься. Не предаешь, а подстраиваешься. У Господа может быть много имен, но ведь он один! Ночь была спокойной. На утро путь возобновился.Эдирне. Столица Османского государства. Конец марта 1451 года.
Спустя пять дней пути Элена, Панфил и охрана наконец-то вошли в ворота Эдирне. На входе во дворец стояла статная женщина в черном, нескольких служанок в типичной для них одежде—из недорогой и неброской ткани, а ещё янычары. Спуститься с лошади, на которой просидела весь день, да и несколько предыдущих, было трудно—погладив, девушка всё же отошла от животного, попросив одного из мужчин, выполнявших роль охраны, хорошо покормить кобылу, на которой она ехала. Повернулась в сторону входа во дворец и встретилась взглядом с женщиной в чёрном. —Доброе утро, Элена-хатун… Азан-эфенди, и Вам доброго утра. — Девушка поклонилась. Её брат позади, держа в руках поводья, благодарно кивнул. Не знала Элена, ни кто эта женщина, ни что она из себя представляет, но лучше уж выказать излишнее уважение, чем не выказать его вообще. Тем более, брат её знал. — Я—Мара Бранкович, жена почившего Султана Мурада. —Соболезную Вам, госпожа… —Ты наверняка устала с дороги. Мы давно распорядились о покоях. Но вот хаммам ещё не готов… Подождешь или отправишься отдыхать? —Подожду. Извините, госпожа Мара, но когда я смогу увидеть Повелителя? —Он не был предупрежден о твоем прибытии, но… Я обещаю, что скажу о тебе сразу, как он вернется с заседания Дивана. Он скажет, когда тебе можно будет прийти. Прошу за мной. Служанки шли чуть позади, давая Маре-хатун и Элене-хатун личное пространство и более выгодное положение для разговоров. С того расстояния нельзя было услышать, что они говорят. —Значит, ты приехала из Константинополя? — Вдова покойного Султана шла широким шагом, как самая настоящая хозяйка этого места. Вероятно, так и было. Заметив некоторое удивление на лице прибывшей, Мара объяснилась. — Конечно, он сказал мне. Мехмед для меня как сын родной. Было бы странно, если бы он не сообщил мне о том, что у него в гареме проживает такая интересная девушка. Я очень рада знать, что он пригласил тебя сюда после того, как ты побывала в роли Главы гарема во дворце Манисы. Любая власть в руках женщины приятна для другой женщины. —Я очень рада тут находиться. —До сюда доходили слухи о твоей красоте, о уме и вежливости. Султана Мурада ты заинтересовала—хотел с тобой познакомиться, чтобы понять, чем ты так заинтересовала Шехзаде. Неужто этой самой красотой и вежливостью? — Элена кивнула. Было приятно слышать похвалу от местной госпожи. — Запоминай дорогу, Элена-хатун, теперь здесь твой дом. —Конечно. — Девушка неловко улыбнулась. — Я уже стараюсь. Покои оказались больше, чем во дворце Манисы. Даже не одна комната, а две—одна с большим диваном, слева и справа от которого находились настенные шкафы, а в глубине—камин с конусовидным верхом; в другой комнате стояла большая кровать, на которую так и хотелось прыгнуть, и пара высоких столиков, на которые можно было поставить вечером свечи. В большой комнате с диваном было много больших свечей, а сверху—прямо над диваном—находилась позолоченная лампадка. Перед диваном же стоял маленький столик с фруктами на подносе, а позади были большие красивые окна. —Это одни из самых красивых покоев дворца… Я в них даже когда-то жила. —Правда? Надеюсь, жизнь в них была счастливой? —Счастливой, можешь не сомневаться. Главную комнату отдали другой женщине, но она пока ещё не приехала. — Элена догадалась, что женщина, по которую идет речь—Гюльбахар-хатун, страх перед приездом которой она испытывала невероятный. Заметив задумчивость, которая сменилась испугом, на лице фаворитки, Мара поспешила перевести тему. — Сообщу о тебе Султану, ты пока отдыхай. Две минуты девушка просто стояла и наслаждалась видом новых покоев. После природный пейзажей османских земель, это было чем-то невероятным—стены и место, куда можно присесть! В какой-то момент она рухнула на диван, наконец-то расслабляясь. Подумала про брата, но не успев до конца погрузиться в воспоминания, вдруг услышала стук в дверь. —Да? В покои зашли две девушки. Одной на вид уже больше тридцати, где-то даже торчат седые волоски. Вторая совсем молода—лет 20 отроду. Но все равно старше самой Элены. —Мара-хатун приказала принести Вам воды—вдруг захочется пить, а кувшина нет. —Благодарю. Поставьте на ту тумбочку. Вам не известно, когда приедут мои служанки и вещи? —Говорят, что к концу недели точно прибудут. —Хорошо… Она снова осталась одна. Смирившись, что пока к ней никто идти не собирается, скорее даже расслабившись, что этого не будет, она прилегла на диван. Некоторое время рассматривала узоры на потолке. Потом перед глазами потемнело и она заснула. Сон был сладким—она с матерью, отцом и братом на ужине с императором Иоанном смеются и едят вкуснейшие в её жизни блюда. Было невероятно приятно знать, что им оказывают такую честь, как ужин с императором. Да ещё и настолько долгий и приятный. Иоанн был добр и учтив, много улыбался и почти что сам был готов играть с детьми Анисима Бальбуса. Снился родной Константинополь, снова мама около камина с набором для вышивания в руках… Снился их дом и папа около большого обеденного стола, изучающий что-то в книге. —Элена-хатун… — Сквозь сон ей слышалось что-то напоминающее её имя. Да вот только понять нельзя было где правда, а где ложь—имя ведь и во сне говорили. Пробуждение получилось долгим и, можно сказать, ленивым. Она вытянула перед собой руки—в глазах зарябило… Разглядела лампадку. — Элена-хатун… Султан ждёт Вас у себя в покоях. —В покоях? — Она спросонья пытается понять в том ли самом значении это имеется ввиду. — В смысле… —О нет… Он сказал, что Вам нужно отдыхать сегодня. Но он будет рад Вас видеть в качестве гостя на обед. Вы проспали всего два часа. —Чудесно… Но мне бы в баню и переодеться в другое платье. —На сборы полтора часа… Отправляйтесь в баню, а я поищу Вам что-нибудь. —Как тебя зовут? —Милеке, госпожа. Только спешу Вам сообщить, что в хаммаме в это время могут быть другие девушки… Сегодня немного сменилось время водных процедур. —Не думаю, что меня там убьют. — Милеке улыбнулась в ответ на шутку. — Меня проводят? Я совершенно ничего не знаю. —Да, проводят. Хаммам был чем-то похож на хаммам в Манисе—такой же светлый из-за небольших лампад по всему периметру, тут также жарко. Но в отличии от Манисы, где она занималась водными процедурами в тишине и отсутствии лишних глаз, тут было ещё несколько девушек, которые переговаривались между собой. Из-за тумана, образовавшегося из-за жары, их было почти не видно, но слышно прекрасно… —Аха-ха-ха… Слышали, да? Прибыла фаворитка из Манисы. —Разве? Я слышала, что прибыл Азан-эфенди, друг повелителя. —Ну. А с ним кто? Фаворитка. Ни одну девушку из гарема не выбрал, а как приехала эта хатун, сразу позвал её к себе отобедать… —Что странного? Они были вместе в Манисе совсем недавно, при том Повелитель вообще, по слухам, не жалует у себя в покоях женщин. Даст Аллах, нас не отправят в старый дворец, а выдадут замуж—столько лет тут уже живем. —Не говори ерунды. Столько было наложниц у него, которые побывали до новой. Взять хоть Гюльбахар-хатун. Говорят, что она была главной его любовью… Так приедет и забудут эту… —Не будем так говорить. Может она хорошая девушка? Элена не реагировала—спокойно умывала лицо, затем тело—никто не помогал и так было даже лучше—более комфортно, наверное. Разговоры медленно перетекали в другое русло—последнее, о чем говорили девушки, до того, как скрывающаяся благодаря туману, персона вышла из хаммама, были новые ткани из Бурсы. —Элена-хатун, я нашла для Вас платье… — Оно оказалось фиолетовым, с красиво вышитыми рисунками наверху, большими рукавами и тёмно-фиолетовыми линиями, создающими, будто бы накидку, но на деле никакой накидки и в помине не было. — Вам очень пойдёт. Прям очень! Я провожу Вас до покоев Султана. Путь оказался длиннее, чем в другие части, куда она уже попадала. Элена пыталась запомнить маршрут—лево, право, затем ещё раз право, потом лево и ещё раз лево, пропустив один коридор. Такое количество совершенно не освещаемых, кроме факелов, мест очень пугало. Это была словно тюрьма, но вместе с тем словно другой мир—со своими правилами и обычаями. Около дверей уже привычно стояла охрана. После того, как девушка сообщила о том, что пришла в Султану, одному из мужчин в форме пришлось пойти и спросить позволения—а можно ли её вообще пускать. Ответ не заставил себя долго ждать и уже через несколько минут она оказалась в больших султанских покоях. Кровать, письменный стол, снова балкон и много-много источников света помимо окон. Чем-то это было похоже на покои в старом дворце, но эти были гораздо больше и красивее. Красный балдахин на кровати, вышитое красивыми линиями постельное белье, большой диван… —Султан. — Элена поклонилась, и, как говорила Дайе-хатун—при приветствии Султана нужно дождаться позволения поднять голову и в целом выпрямиться. Правило хоть и не казалось странным, но что-то внутри сопротивлялось. —Элена. — Мехмед поднялся со стула, который стоял рядом с письменным столом. Подошел ближе и наконец поднял ей голову, зацепив подбородок пальцем. На лице красовалась веселая улыбка—он был в хорошем настроении. — К чему формальности? — Он указал рукой на стол с подносом и аппетитной едой. — Садись. Знаю, что ещё не ела. —Откуда знаете, Султан? — Мехмед улыбнулся, ничего не отвечая. Если и оставалась напряженность, то только небольшая—они присели за стол. — Азан… —Твой брат, да… —Он принял ислам. —И давно. Спустя месяц, как он прожил в комнате в мужском крыле. Примерно тогда у него появились мысли, с которыми он со мной поделился. Твой братец неплох, скажу откровенно—хорош в бою, хорош в планировании. Буду брать его с собой в походы. —В походы? —Да. Первый уже совсем скоро. —О… Мехмед! Пообещай, что он не погибнет в сражении… —Если сам не будет лезть в само пекло, как делал в последний раз в Албании, то он будет жив. — Элена смотрела Мехмеду в глаза более чем смело—раньше было страшнее. Она и Шехзаде в Манисе боялась в глаза смотреть, а тут Султан… Но это касается здоровья и жизни её брата. Он кивнул головой, как будто его заставили согласится. — Обещаю, что не сделаю его воином первой атаки. Такое тебя устроит? —Устроит… Наверное… —Как идёт твоё обучение? —Учителя были довольны—говорят, я всё схватываю на лету и уже хорошо пишу. Стихи не смогу написать, но что-нибудь простое… Покажу как-нибудь. —Чудесно. Покои понравились? —Говорят, что в них жила госпожа Мара… — Он кивнул. — Мне очень понравилось, спасибо большое… —Тебя что-то тревожит? —Нет… — Звучало неубедительно. Однако, Мехмед докапываться до слов не стал. Посчитал, наверное, что это слишком личное. Она ведь с братом встретилась впервые за долгое время. — Я просто немного устала. Столько дней на лошади… Боюсь, ноги у меня кругом теперь. —Тогда давай скорее доедай и отправляйся к себе отдыхать. У меня ещё много работы. —Конечно. Вечером стало похуже—разболелась голова, покраснели глаза. Не помогло даже то, что она легла пораньше спать—утром разболелось горло, почти пропал голос. Эсма отправилась за лекаршей—найти её оказалось труднее, чем может показаться на первый взгляд. После недолгого осмотра был вынесен вердикт—хатун приболела в дороге. Болеть было опасно и все это знали. Ей принесли пару-тройку одеял и наказали лежать смирно, пока они варят настойки. Султан был занят всю неделю, потому что готовилась церемония прощания с Мурадом II. Церемония проводилась, как и полагается, без женщин. Заболевшая Элена провела следующий месяц в своих покоя под чутким вниманием лекарей и слуг. Последних, кстати, добавилось. К Хатидже и Эсме, которые прибыли как и было обещано, добавились Милеке, с которой они уже ранее встречались, и Эмине. Излишнее количество служанок вызывало вопросы. Элена не была Османской госпожой от рождения, не была женой Султана и не родила ему наследника… Почему у неё столько слуг? Не только у нее появлялись вопросы. В гареме это было, по словам Мелике, одной из самых обсуждаемых тем. Тем не менее, за практически полтора месяца прибывания во дворце Эдирне, она ни разу не побывала в гареме. Девушки же ждали этого, как праздника. Только лишь по скоромному описанию, данному Марой Бранкович, девушки узнали, что Элена-хатун недурна собой и достаточно умна. Султан посетил её четырежды—каждую неделю в понедельник он приходил пожелать хорошей недели (которую она в ста процентах случаях проводила в постели, почти не вставая). Она не злилась—сил не было. Ела-то с трудом… Какие там обиды? В день опоясывания мечом—официальной церемонии принятия власти—в гареме устроил праздник. Даже в самых отдаленных коридорах дворца можно было услышать музыку… Элена в это время спала в своих покоях. Примерно тогда же прибыла Гюльбахар-хатун с сыном. В начале апреля ей все же позволили пойти в гарем без лекарш, вынужденных таскаться с ней из-за наказа Султана. Не дай Аллах эта хатун себе голову разобьет об бетонный пол, пока будет идти по коридору! Надев новое платье и украшение, подаренное Мехмедом в день опоясывания, она вместе с Хатидже и Эсмой побрела по коридорам столичного дворца. Платье было невероятно красивым—темно-синее, с золотой вышивкой в районе талии и декольте, на вырезах рукавов… Украшением стала самая настоящая тиара из золота с сапфировыми и хрустальными камнями. Вместе с платьем выглядело просто прекрасно. Просторная комната гарема встретила ароматом свежей еды—девушки обедали. Завидев Элену—в дорогом на вид наряде, да ещё и со служанками—наложницы зашептались. Чуть позади неё шли трое евнухов, которые несли сундуки с подарками. Из большой комнаты их было не заметно—они ждали, когда их позовут. Прерывать трапезу, пусть даже подарками, было невежливо. Главная калфа вышла на середину зала и приветливо улыбнулась. Они уже успели познакомиться, когда та заходила к Мехмеду с просьбой чуть увеличить бюджет гарема. Халиме-хатун, занимающая должность главной в гареме, потеряла этот статус сразу, как умер её муж Мурад II—Мехмед разжаловал её и отправил в Манису совсем недавно. До отъезда она провела две недели закрытая в своих, пусть и не скромных, покоях. —Доброго Вам утра, Билги-калфа. —И Вам. Не желаете присоединиться к нам и отобедать? —Женщина указала рукой на накрытый столик с двумя порциями. — Мы так рады, что Вы поправились. Сядем вместе? —Хорошо… — Элена повернулась к Хатидже и Эсме. — Идите тоже поешьте. —Благодарим. Билги-калфа повернулась к девушкам: —Девушки! Если кто-то ещё не понял, то к нам присоединилась Элена-хатун—фаворитка Повелителя, прибывшая из Манисы. —Всем приятного аппетита… — Некоторые мило улыбнулись, но больше было, конечно же, удивленных взоров—её полтора месяца совсем не видели, а тут как ангел с небес спустилась. Сев рядом с главной калфой, она улыбнулась и стала рассматривать общую комнату—диванчики, большие двери и куча лампадок для освящения. Даже пахло не так, как везде. —Как Ваше самочувствие? Говорят, Вы серьезно болели. Похудели так… —Мне уже лучше. Лекари говорят, я уже могу в саду скакать, как ребёнок. А как в гареме? Говорят, что вы хорошо справляетесь с ролью хазнадера… —Хвала Всевышнему, у нас всё спокойно. —Что ж… Рада слышать. —Вы были хазнадер гарема в Манисе? — Она кивнула. — Никогда не слышала, чтобы ими становились фаворитки без детей. Да и вообще просто фаворитки. Госпожа Мара не желает управлять гаремом, так что этот статус достался мне… Не ожидала. —Я, кажется, исключение из правила. Обед проходил спокойно—девушки поглядывали на неё, однако сразу никто ничего говорить не стал. Когда главная калфа, которая специально никуда не торопилась, закончила трапезу, все поднялись со своих мест. —Билги-калфа, я принесла девушкам подарки. — Она удовлетворительно кивнула, словно одобряя действия девушки. Только этого и ждала! — Эктын-ага… — В двери вошли те трое евнухов, что ждали только, когда их позовут. — В этом сундуке ткани из Бурсы. А тут… Тоже ткани. — Самый маленький сундук был наполнен маленькими мешочками с деньгами. — Я не присутствовала на празднике в честь Султана Мехмеда, но поздравить хочу и вас всех. Пессимистический настрой наложниц, кажется, изменился после того, как каждая получила по своему подарку. Дайе-хатун сказала когда-то только прибывшей Элене, что давать девушкам понять, что ты не враг—это очень важно. На этом строиться вся жизнь в гареме… Так вот, видимо, и калфы, с их очень улыбчивыми лицами, были того же мнения. Их тоже ждали подарки. —Билги-калфа… Могу я взять из класса для занятий немного бумаги к себе в покои? —Конечно, позвольте спросить зачем? —В Манисе у меня были свои учителя, но здесь их нет, так что я занимаюсь сама. Пока что… как могу. А там посмотрим. — Женщина кивнула. Стоит сказать, что она была в целом очень простой—лицо ничем не примечательное: маленькие губы, маленький разрез глаз темно-карего цвета и темно-русые волосы. Лицо будто бы и умело выражать всего две эмоции—злость и удовлетворение. Так вот сейчас она была явно удовлетворена ответом. Ей было лет сорок—не зря же она была старшей калфой. В гарем торопливым шаркающим шагом зашла Эсма, тихонько встала позади и, когда дождалась разворота своей госпожи, она поклонилась и зашептала почти неслышно: —Госпожа, Вас ждет Повелитель. —Сейчас? —Вечером… Сейчас его нет во дворце. —Как он тогда приказал меня позвать? — Служанка пожала плечами. — Ладно… Подготовьте какие-нибудь вещи тогда? —Слушаюсь, Элена-хатун. А ещё… У Вас в покоях девушка… Ждёт Вас… —Девушка? — Поняв, что в гареме, кажется, больше не стоит задерживаться, она повернулась к наложницам. — Всем хорошего дня. Мне пора идти. —Заходите к нам, Элена-хатун! Выйдя из большого помещения и оказавшись в покоях, она наконец смогла говорит не шепотом: —Что за девушка? —Не знаю, госпожа. Сказала лишь, что хочет Вас видеть. —Имя хоть сказала? Ты же не оставила её у меня в покоях одну? Это не Гюльбахар-хатун случаем? Только не она… —Там осталась Хатидже… Точно не она—я видела госпожу на прошлой неделе. — Она выдохнула—ну слава Богу, что она там не одна. И слава Богу, что это не жена Мехмеда… Эсма открыла перед ней двери в покои и перед Эленой предстала её гостья. Светло-русая, явно турчанка, с карими глазами и чуть смуглой кожей… В дорогой одежде, так что явно не наложница… И не фаворитка. Ведь по рассказам у Султана пока ещё никто не был… Да и откуда, если старый гарем пока не распустили, а новый не завезли? Кто же она? —Добрый день? — Элена улыбнулась и подошла к диванчику, возле которого и стояла миниатюрная девушка в красивом платье цвета морской волны, с широкими и массивными рукавами, а ещё вышивкой сверху. Она была куда ниже хозяйки покоев, хотя выглядела чуть постарше. — Извиняюсь, что заставила ждать. —Меня зовут Лале-хатун. Я племянница Султана Мурада и кузина Мехмеда. Элена поклонилась. В её поведении нет ничего стыдного—она ведь не знала кто перед ней стоит. —Я—Элена, госпожа. Чем я могу быть полезна? —Я пришла просить у тебя помощи. Пожалуйста, не надо мне кланяться, мне это совсем не доставляет удовольствия… —Присаживайтесь, Лале-хатун… Может, воды? —Можно… — Эсма подбежала к кувшину с водой—налила и мигом протянула гостье. — Не могли бы они выйти? — Она явно имела ввиду Хатидже и Эсму, смущенно стоящих около двери. Хозяйка покоев кивнула им и они мигом ретировались за дверь. —Слушаю, госпожа… —Во дворце говорят, будто ты с Мехмедом близка. Это так? Знаю, что для девушки такая тема немного пугающая и смущающая… Однако я прошу ответить честно. —Я думаю, да? —Хорошо… Султан Мурад пообещал мне брак с одним мужчиной, однако, я не уверена, что мой кузен исполнит обещание своего отца… Их отношения были достаточно… —Трудными. Я знаю. —Да. —А что за мужчина? —Влад Цепеш—вассал из Валахии, отданный в плен моему дяде, как гарантия верности его отца—Владислава. Он должен скоро отправится на свою родину—он приехал ненадолго. В памяти всплыли картинки—мама и папа обсуждают господаря Валахии, отдавшего своих детей в руки мусульман… Она определенно уже знает эту историю. —А что может стать помехой? —В юности Мехмед хотел чтобы его женой стала я. — Элена проморгалась. Ей это не послышалось? — Его отец был зол—это была одна из причин почему его отправили в Амасью. Боюсь, из-за прошлого он будет против. Влад почти стал князем и приехал сюда, чтобы попросить помощи и моей руки. —Значит, мне нужно уговорить Султана Мехмеда, чтобы вам позволили пожениться? —Да. Я не прошу за просто так—проси, что только захочешь—я буду твоей должницей на века. —Но Вам же придется стать христианкой? —А во имя любви готова на это. А ты? Ты ведь христианка-фаворитка, веру не поменяла… Я не на что не намекаю, ты не подумай… Это вообще не мое дело. —Я постараюсь помочь, но обещать ничего не стану… Я не уверена, что господин настолько считает мое мнение весомым. —Хотя бы попытайся, прошу! Я буду тебе всю жизнь обязана, как и Влад. Я просила даже у жены Мехмеда, но она так категорично против… Извини, Элена-хатун, что я так вваливаю свои проблемы и уговариваю тебя—я очень, очень огорчена. —Я рада знакомству, Лале-хатун. Соболезную Вашей утрате—Султан Мурад был мудрым правителем и, по рассказам, хорошим семьянином. —И я… Очень рада знакомству. Жаль, что получилось при таких обстоятельствах. — Племянница Султана Мурада улыбнулась—улыбка была печальной… Сам взгляд у девушки был печальным. — Надеюсь, Вам нравится в столице. —Очень. Скажите… А жена Вашего кузена… Она далеко живет от меня? Я просто долго болела, не могла узнать. —Да не так уж. Могу попробовать объяснить куда идти… Но лучше, конечно, чтобы провожали—дворец огромный. Хотите зайти познакомиться? —Да что Вы, я просто спросила. Если понадобиться—я спрошу. —Хорошего дня. После того, как покои покинула юная госпожа, а служанки тихим шагом впорхнули внутрь, Элене оставалось только одно—думать… —Эсма, сбегай спроси про хаммам для меня. —Бегу. —Ну это какой-то сущий кошмар, а не дворец! Не успела выздороветь, уже просят о услугах! —Лале-хатун о чем-то просила Вас, госпожа? —Да, но ничего такого… Слушай, Хатидже, а где Мелеке? Эмине? —Они в гареме, как Вы просили вчера. —Точно… Тогда пока тебе одной дам. — Элена прошлась к большому шкафу—тому, что прямо напротив входа. Открыв дверцу, стала перебирать ткани… Красная, белая, светло-зеленая. Она говорила себе под нос. — А вот эта ничего такая… Да… — Найдя нужную—нежно голубую ткань с мелкой вышивкой, она протянула её Хатидже. — Ткань из Италии! Мехмед сказал, что её привёз посол в качестве подарка для Шехзаде. У меня ещё много такой, так что забирай. —Мне? Вы шутите, госпожа? —Нет. Попроси пошить себе новое платье или оставь ткань на будущее. Тебе она очень пойдет. —Спасибо Вам огромное! — Служанка прямо-таки запрыгала на месте от радости. Хотела было обнять свою госпожу от накативших чувств, но она вовремя себя отдернула. Вместо этого проговорила. — Я буду носить… не снимая! —Я только рада. Помоги тогда мне выбрать платье. — Выбор был большим—Элена и Хатидже вместе достали из сундуков недавно пошитые платья—от скуки во время болезни Элена просила доставать ей ткани и носить их швее для пошива одежды. — Хатидже… Я спрошу кое о чем. Ответь честно. —Обещаю дать максимально честный ответ. Спрашивайте, госпожа. —Ты видела Гюльбахар-хатун? —На празднике с сыном. Ну и во дворце Манисы. —Какая она? —Она хорошая. Ко всем наложницам настроена дружелюбно. —Красивая? —Красота в глазах смотрящего, госпожа. —Это не честный ответ. Но исходя из того, как ты ответила, она явно не уродина. —Не уродина, Вы правы. Но она не сравниться красотой с Еленой Прекрасной. Никто не сравниться. Элена улыбнулась—это была её любимая история из детства. —Ладно уж. А Баязид? —Очень славный мальчик—милый и красивый—столько сердец покорит, даст Всевышний. А какой добрый! Маму очень любит. —Лишь бы таким и остался…Вечер того же дня. Один из коридоров Столичного Дворца.
—Эмилиана… — Мама нового Главного Шехзаде, единственного сына нового Султана, любила проводить время в саду—она гуляла там так часто, как того позволяли обстоятельства—сын просил много внимания, на себя оставалось совсем мало… Она старалась в свободное время работать над своим благотворительным проектом—большими бесплатными столовыми для бедняков. Но иногда, когда сильно хотелось отвлечься от тягот материнства и работы, она просила у своей дорогой подруги и вместе с этим служанки—Эмилианы—почитать ей римские книги. Эмилиана читала на ломаном языке, ведь образования не получила никакого, да и переводила еле-еле, но сама возможность погрузиться в мир римлян нравилась госпоже, а значит надо подчиняться. — Почитаешь мне сегодня? —Конечно, госпожа. —Только уложу Баязида. — Молодая девушка улыбнулась—улыбка всегда красит лицо девушки, а как это смотрелось на лице Гюльбахар! Словами не передать, какой же красавицей она становилась. — Султан просил отвести его к нему в покои, значит придется немного задержаться. Но ты же не против? —Нет, что Вы. Вы же знаете, я всегда в Вашем распоряжении. —Девушки в гареме говорили про наложницу… Элена, кажется, зовут? —Да… —Откуда она родом? —Не знаю, Гюльбахар-хатун… Вроде из Греции. Быть может, Афины? —Пусть Афины… Гречанки хорошие девушки. Почему я до сих пор ее не увидела? —Она болела долго… Из покоев почти не выходила, так что… На празднике в честь Султана её точно не было. По правилам она должна была прийти и поприветствовать Вас, верно? —Нет, конечно, не должна… Это скорее по желанию делается. А раз она болела, то тем более не должна… Бедняжка… Болеть весной страшно… Не дай Аллах, чтобы осложнения были. —Вы очень добры. — Из другого коридора вышла служанка. Она поклонилась и хотела поспешить в сторону комнат, но путь ей преградила рука Кюгю—второй служанки Гюльбахар-хатун. — Стой. —Да? —Как тебя зовут? —Эмине… —Почему бродишь вечером по коридорам? Служанки в это время либо со своими господами, чтобы помочь им с подготовкой стола для вечерней трапезы, либо отправились отдыхать. —Я… Я несу платье для моей госпожи… —Почему так поздно? —Гюльбахар-хатун, спасите меня от расспросов, я просто хочу отдать платье Элене-хатун и отправиться спать. —Элена-хатун—твоя госпожа? — Гюльбахар заинтересовалась—глазки так и засверкали. — А куда она собирается так поздно? —Госпожа… Госпожа Элена идёт на ужин к Повелителю—её позвали… —О… Вот как… Ну тогда поспеши, нельзя заставлять Султана Мехмеда ждать. Эмине кивнула и поспешила по коридору… В покоях Элены собрались все служанки, кроме неё. —Госпожа, Вы только не переживайте из-за этого. —Я не стану переживать из-за фаворитки… Баязида, наверное, хотят с ней познакомить… Надо отвести его к отцу прямо сейчас. Кюгю, отведешь? —Да. Конечно, Гюльбахар не могла радоваться тому, что к её мужу пойдет другая женщина. А какая жена будет этому рада? Но разве может женщина повлиять на мужчину? Тем более на Султана… Молодого, красивого и умного… Воспоминания из прошлого, что они провели вместе с Мехмедом в саджаках, грели душу, но вместе с тем ранили сильнее каких-либо слов. Такого больше никогда не повториться… Так больше не будет… Гюльбахар, родив сына, должна была прежде всего заботиться о его образовании и воспитании—она мать. Но ведь она ещё и некогда любимая женщина нового Султана, разве она не может хотеть получить внимание от него? Она старалась заниматься своим—материнством и благотворительностью—под её защитой и покровительством многие медресе, общественные бани, строиться новая мечеть… У нее есть любимый сын и брак с Повелителем… Она счастлива, но несчастна в этом счастье. Гюльбахар-хатун знала, что воспитает из сына достойного человека—верного сына для своего отца, достойного преемника, мудрого будущего, даст Аллах, правителя, верного и набожного раба Всевышнего, хорошего семьянина… На сына у неё были большие планы… Ведь говорят же, что родители реализуются за счет своих детей… В случае с женщинами их государства так оно и было. —Лишь бы эта девушка не понесла от Султана. А если и будет ребёнок, то, даст Аллах, это будет девочка. —Аминь, госпожа. —Идём скорее в покои… Почитаешь мне Джованни Боккаччо… —Пойдемте…Час спустя. Султанские покои.
—Мой Султан. — В покоях горели свечи—все было усыпано ими, от дверей до балкона. Мехмед сидел за столом, держа на руках ребёнка. Элена догадалась, кто это. — Шехзаде. —Проходи. — Султан махнул рукой. — Баязид, знакомься—это Элена-хатун. —Здравствуйте, Элена-хатун… — Хатидже не обманула—мальчик действительно был славный. Смущался очень, но все равно говорил. — Вы очень красивая! —Спасибо, Шехзаде! —Мы разговаривали про походы. Ещё не ели. — Султан указывает рукой на стол. —Прошу к столу. — Он поднимается сам, хватая ребенка покрепче. — Баязид, вот это ты подрос! —Мама говорит, я уже совсем большой! Ты возьмешь меня в поход? —Рановато собрался. Подрастешь и подумаем, да? — Все сели за стол. Элена глянула на ребёнка, грустно опустившего голову, с улыбкой. Потом посмотрела на его отца—он тоже смотрел на неё. Момент был чудесный. — Мне сказали, что ты любишь клубничную халву. Я приказал её приготовить. —Я очень её люблю! — Мальчик словно на секунду забыл, что ему отказали в том, чтобы поехать в военный поход с Султаном—он улыбнулся и хотел было протянуть руки к заветной сладости, но потом опомнился. Его мама говорила, что начинать есть, когда кто-то из старших ещё к еде не притронулся—это невоспитанность и крайнее неуважение. Он сел ровнее и стал оглядываться вокруг. — Элена-хатун, а Вы из гарема? —Нет, Баязид, Элена живет во дворце, как гостья. —Ого! А почему у нас нет других гостей? —Как же нет? Азан-эфенди, с которым ты играл в Дидимотихе тоже гость, ты разве не знал? Азан и Элена—брат и сестра. —У Вас славный брат! Он научит меня сражаться, Элена-хатун? —Разве он откажет Вам, Шехзаде? —Точно, Баязид, он тебе не откажет. Как рад он будет тренировать такого мальца, как ты! —Ура! Я буду как воин! А когда подрасту, я буду сражаться против неверных, отец! —Главное подрасти. Мехмед приступил к еде. Шехзаде снова потянулся к тарелке со сладостью, но его остановил голос Элены: —Шехзаде, а есть что-то, что Вы любите, помимо сладостей? —Конечно, Элена-хатун. У нас во дворце я любил мутанкану—это барашек с миндалем и луком. —О! Кажется, Ваш отец тоже его очень любит, я права? — Султан кивнул… Он наблюдал за тем, как фаворитка и Шехзаде друг с другом. Судя по слегка смущенному, но достаточно спокойному сыну и доброжелательно настроенной Элене, можно было подумать, что их отношения обещают быть достаточно равными. Все же госпожа Бальбус упоминала ранее, что очень любит детей, а ранее, живя в Константинополе, она мечтала обзавестись большой семьей. Мехмед хотел, чтобы их отношения были хоть немного похожими на его отношения со своей мачехой Марой Бранкович. — Тогда почему Вы его не пробуете? Вот же он. Уверена, что столичные повара готовят не хуже, чем во дворце в Дидимотихе, Шехзаде. —А я и не заметил… Я буду мутанкану. —Давайте я Вам подам. — Элена придвинула тарелку с блюдом к ребенку. Тот с благодарностью улыбнулся. — Вы ведь наверняка знаете, что воины, которым Вы мечтаете быть, хорошо едят? —Конечно знаю… Моя мама говорит, что всем детям надо хорошо есть, чтобы расти. —Ваша мама права, Шехзаде Баязид. Приятного аппетита. Мехмед ел молча, за ним стал повторять и его сын. А Элена наблюдала за принцем, совсем не рассматривая блюда, стоящие на подносе. Султан удивленно посмотрел на фаворитку: —Почему ничего не ешь? —А… Прошу прощения, Султан. Что самое вкусное? —Хм… По моему мнению, то, что ест Баязид. Но, зная твои предпочтения, думаю, ты выберешь борек с овощами. — Он указал рукой на тарелку, на которой была выпечка с начинкой. —Тогда буду борек. Продолжили есть молча. Лишь иногда треск в камине переставал быть слышен из-за какого-то вопроса принца, обычно относящимся к военным походам своих предков—Султанов. Девушка все еще с большим интересом и умилением наблюдала за Шехзаде, ребенок—болтал, а Мехмед разглядывал наряд пришедшей. Если в обед она надевала синее платье, то теперь на ней было зелено-золотое платье и такого же цвета украшения. Султан был в привычной для себя домашней одежде—более легкой, в сравнении с выходной, красной одежде. После того, как трапеза была окончена, а Баязид начал зевать, Мехмед сказал стоящим за дверью янычарам позвать за Баязидом. Элене лишь оставалось ждать, кого именно пошлют за ребенком. —Отец, за мной мама придёт? —Верно. —А ты возьмешь меня с собой на охоту? Возьмешь же? —Какой ты ненасытный, Баязид. То походы, то охота… Возьму, когда научишься держать в руках меч! —Азан-эфенди научит меня, ты только ему прикажи, чтобы он со мной занимался. Дверь отворилась. В покои очень тихим шагом вошла Гюльбахар-хатун. Элена поднялась и поклонилась—всё же она мать Шехзаде и супруга Султана… Гюльбахар поклонилась Султану: —Господин. — Потом перевела взгляд на девушку, стоящую с опущенной головой. — Элена-хатун. —Здравствуй, Гюльбахар. — Султан поднялся с подушек вместе с сыном—тот заснул крепким сном. Когда он оказался на руках отца, то сразу открыл глаза. — Он устал… —Я не устал! — Мальчик спрыгнул с рук родителя и подошел к матери. Она ласково погладила его по голове, а потом улыбнулась мужу. —Надеюсь, ты в добром здравии? —Да, всё прекрасно. Вы, как я вижу, тоже. — Мехмед кивнул. Гюльбахар слегка оттолкнулась от сына—он больно ударил её головой в руку. — Баязид, аккуратнее… —Я отправлю за ним завтра. Шехзаде крайне сильно хочет учиться держать меч в руках. — Султан повернулся к стоящей фаворитке. — Брат Элены-хатун будет учить Баязида. Если Азан этого захочет, конечно. Гюльбахар впервые обратилась к девушке: —Азан-эфенди—Ваш брат? Элена подняла голову и смогла наконец рассмотреть маму Шехзаде. Теперь стало ясно в кого пошел принц—его мать имела очень мягкие черты лица—овальное лицо, большие глаза с европейским вырезом, темно-русые и достаточно густые волнистые волосы, заплетенные в аккуратную прическу и темные глаза. Она была аккуратной, даже миниатюрной—оставался вопрос в кого ростом пойдет ребёнок… В достаточно высокого отца или в низкую мать? Она ещё не ложилась—одета была в крайне красивое синее платье с вышивкой на поясе и рукавах. Шнуровка была сзади, что создавало эффект корсета. Настоящая госпожа и жена Султана. —Да, Гюльбахар-хатун. Вы, кажется, знакомы? —Он какое-то время был с нами в Дидимотихе. — Она снова посмотрела на сына. — Я его не видела, конечно, мне не пристало видеться с мужчинами. Но по рассказам Баязида… Он хороший человек. —Да, мама! Азан-эфенди со мной играл и на лошади покатал. —Катал на лошади, Шехзаде? — Элена улыбнулась. Панфил всегда был большим любителем покататься на лошадях—мечтал иметь много кобыл и жеребцов и назвать их именами правителей Византии. — И как Вам? Азан большой любитель покататься. —Я просил ещё, но он сказал, что мне пора идти! Я очень обиделся. —Если Азан будет твоим учителем, тогда тебе стоит уважать его решения. — Мехмед встал напротив жены. На фоне мужа, она выглядела ещё меньше, потому что ростом была примерно как Лале-хатун. Султан потрепал ребёнка по голове и улыбнулся. — Ты наследник, а значит должен относиться к учебе серьёзно. —Он будет. — Гюльбахар улыбнулась. — Я обещаю об этом позаботиться. —Можете идти. — Баязид быстро убежал к двери и стал дожидаться матери, которая шла достаточно медленно—не бежать же ей. Элена с улыбкой наблюдала за повиснувшим на ручке двери Шехзаде. Когда они скрылись за дверью, Мехмед обернулся к девушке. — Как тебе Баязид? —Чудесный мальчик. Ему три, верно? —В этом году будет четыре. —Тебе было пятнадцать, когда он родился? —Пятнадцать, да. —Мехмед… Почему я могу видеться с мужчинами, а Гюльбахар-хатун нет? —Гюльбахар—гаремная девушка, мусульманка и моя жена. А ты… Ты свободная девушка, христианка и не состоишь в браке. Ты ведь даже платок не носишь. —А… Спасибо за пояснение. — Мехмед улыбнулся и снова сел на подушки. Через какое-то время должны прийти слуги и забрать еду. — Хочешь, покажу, как уже пишу на арабском? Хатидже—моя служанка—говорит, что у меня хорошо получается. —Конечно. Они поднялись и прошлись к письменному столу. На предложенном Султаном кусочке бумаги стала красоваться надпись на арабском языке, как только в руках Элены появилось перо.اسمي ايلينا.
—Смотри-ка, а ведь Элена-хатун прилежная ученица. —А кто-то сомневается? Кроме тебя, конечно, ты всегда меня подозреваете в глупости, да? —Разве? Хочешь и я что-нибудь напишу? —Хочу! Чтобы не стереть надпись, написанной девушкой, Султан взял второй листок:لقد طغت على جمال الوردة الجميلة، ووضعت الزهور في المنطقة للعار. الوردة تتلألأ كالنجمة في ضوء القمر، القمر يشرق بجمال أشعتك.
—Я… Я не особо понимаю смысл… —Кто-то опроверг, что он прилежный ученик. —Мехмед! — Элена стукнула его в плечо. Потом вдруг опомнилась. — О… Извините, Султан, я не хотела… —Зря ты так реагируешь, я ведь не хрустальный и за столь нежный удар благодарю. —Ещё и подначивает… Я хотела сказать, что вообще-то я не так долго учу язык, чтобы понимать всё, что написано. —Прекрасной розы красоту затмила Ты, Цветы в округе устыдила Ты. Звездой сияет в лунном свете роза, Луна в лучах Твоей сияет красоты. —Кто это написал? —Хафиз Ширази—персидский поэт. Я рос на его стихах… Отец ругался, а вот матушка Мара поддерживала моё увлечение искусством… Тогда я хотел стать великим поэтом. —Станешь, если захочешь… Уверена, у тебя есть все шансы… Ты ведь уже что-то сочиняешь? —Верно… Но это скорее увлечение… Отдаленное от всего…