Бесовской

В его глазах сипят горящие бесы, что удерживают истлевающими нитями безумную поволоку. Он держит в своих трясущихся руках ладонь Альцеста, льёт мёд в уши. Лица дровосеков зеркала: к чему привлекать их контору к силовым структурам? Пусть и на короткий срок предвыборной кампании. Никто связать не может из паутины Модди цельных мыслей. Дровосеки переглядываются. Альцест стоит в кабинете президента, старается не перекатываться на носках и постоянно пробегается по лезвию топора если не взглядом, то хотя бы пальцами в перчатках. Стол завален бумагами, огарками свеч и воткнутыми ножами, которые оплетает красная нить. Системы в этом видно никакой. Но это же Модди. Пусть и в дурацком сюртуке, пыльным от несоответствия времени, с засохшими, хрупкими осколками листьев золотых в волосах сидит. Полусонный. Говорит голосом сиплым без красок. Пустым. Даже улыбка — натянутое подобие. Альцест кивает словам, собирает из них пазлы предложений. Сквозь открытое окно влетает чуждый сентябрьскому ветру холод. Бабье лето близко. А у них на руках кирпич конституции. Через неделю, в Семёнов день, весь сервер наблюдает как Модди уходит. Может и звучит устало, едва показывается проблеск радости от достигнутого, облегчение вьётся в речи. Руки сцеплены, не дрожат. Взгляд пустой нарочито, не разобрать сквозь экран всех искр. И всё же, все слышат шепотки прошлого. Номинального главу Дровосеков приглашают к разговору. Альцест опять стоит в том же кабинете, напротив того же человека. Нео вышел совсем недавно, в свете свечей догорает мягкий запах дуба с корицей. Они опять молчат. Душная гниль оседает в горле, словно снег стелится тяжёлым каменным ковром на плечи. Альцест кланяется, продолжая держать руку на топорище. Застывает. Ждёт хоть звука от Президента. Вслушивается в начинающийся дождь и клёкот огонька на тонком фитильке. Запах тлеющей плоти режет глаза. Смешивается со странным холодом к коже, прядью, которую заправляют за ухо. Модди стоит над ним восковым Гувером, молчит непонятно. Без потаённого смысла или загадки. Уставше. Альцест разгибается, хочет посмотреть в глаза. Не разрешают секундно — рука, которая не должна казаться чужой, опустилась на плечо. Уже с разгоревшимся азартом поднимает взгляд с ботинок на лицо. Альцест не контролирует как дёргается губа. Словно действительно был свечой — Модди тает. Теряет громоздкие президентские черты, дышит, ещё не свободно, с хрипом тянется к подобному. Маленький сломанный человечек тает в моросящем звуке. Кто-то строит из этого воска сцену торчащих арматур. Как ребёнок из мокрого песка, создаёт ажурные стены, ввинчивает Танталовы оковы и разливает океан. Запах жжёных бесов витает флёром, что-то ржавеет, въедается под кожу. Альцест смотрит в глаза, единственно ещё живые. Кивает и уходит. Они примут, что сказал Модди. Помогут обеспечить порядок до следующих выборов. Альцест выходит под тёплый дождь и улыбается ухмыляющимся дровосекам, что тянут ему зонт. Смеётся, заменяя гром. У первого президента комната освещена одной полуоттлевшей свечой. В тени её клубится смог. Модди улыбается, поглаживает требующий ласки пурпур. Сквозь стену дождя, видит, как на его место поднимается другой. Скалится мёртвым бесам.