Баллада об озере Правды

      Тонкие, исчерченные бледными рубцами пальцы, оглаживают шершавый лист пергамента. На нарисованном углём портрете три девушки ярко улыбаются и щурят глаза. Солёная капля оставляет на пожелтевшей бумаге прозрачный след. В дверь стучат. Диона вздрагивает и, сложив рисунок, убирает его в ящик комода. — Входите, — говорит Верховная Жрица, оборачиваясь в сторону двери и смахивая слёзы с щёк.       Дверь отворяется. В комнату заходит Эрбин. Пламя свечей подсвечивает его уставшее лицо, чёрными тенями выделяя скулы и мешки под глазами. — Карета готова, — голос мага тих. — Пора выезжать.       Ведьма кивает. Накинув на плечи плащ, она выходит из комнаты и спускается к главному входу. Свет факелов разрезает ночную тьму, освещая запряжённый лошадьми экипаж. Диона, опираясь о руку Тиндаля-старшего, осторожно залезает в карету. Маг забирается следом. Внутри пахнет сандалом и кожей. Свет луны освещает небольшое пространство, украшенное бахромой и шёлком. Слышится хлёст поводьев. Карета трогается с места. Первое время они едут молча. Разговор начинает Эрбин. — Ты говорила с Дивалем? — спрашивает он. — Да. Он принял предложение… — ведьма дёргает бровью. — С энтузиазмом. — Ещё бы, — хмыкает маг. — Шанс хоть как-то отомстить за смерть любимой выпадает не каждому.       Верховная Жрица недоумённо хмурится. — Диваль был влюблён в Марону? — Правда никогда не замечала взглядов, которыми он смотрел на Дамкер? — улыбается маг, качая головой. — Что ж, я даже не удивлён. Ты всегда была слепа к чужим чувствам.       Диона вздёргивает подбородок, сжимая губы в тонкую полоску. Шорох гравия под колёсами сменяется стучанием о каменную кладку. Карета въезжает на мост. — Это неправда. — Уверена? — голос Эрбина звенит игривыми нотками. — Брось, ведьма, научись видеть свои минусы. Заметь ты чувства Филлиса раньше, возможно, получилось бы избежать предательства. — Ты винишь меня в его поступке? — вспыхивает мадам Лави. Карету трясёт на кочке. — Конечно же нет, Диона, — машет рукой маг. — В этой ситуации некого винить, кроме самого Мадвеста и его слишком хрупкого эго. Но кто знает, как бы пошла история, если бы… — Вот именно, — перебивает Эрбина ведьма. — Нет смысла думать, как пошла бы жизнь, прими я другое решение. Прошлого не изменить. Остаётся лишь на его руинах строить будущее. — Своё будущее мы уже построили, — говорит Эрбин. — Теперь это дело наших детей.       Его голос наполнен доброй печалью и теплом воспоминаний. Становится слышен звук бьющихся о скалы волн. Карета медленно останавливается. Диона и Эрбин выходят, ступая на мягкую траву. С обрыва завывает холодный ветер, принося с собой запах ночи и привкус соли. Храм из белого камня сияет в свете лунного ореола. Закомары украшены лепниной в виде лоз и ягод витекса, а на четырёх столбах, украшающих вход в храм, высечены природные лики Богини. Ведьма проходит к высоким ступеням, подсвеченным пламенем очагов. Викарий, стоящий перед главными дверьми, почтительно кланяется. — Рады приветствовать вас в святыне, Ваше Верховенство, Ваше Величие, — мужчина улыбается, в уголках его глаз появляются тонкие лучики морщинок. — Оракул ожидает вас.       Викарий толкает тяжёлые каменные двери храма. Маленький снаружи, внутри он оказывается огромен. Высокие потолки, украшенные резьбой, фресками и росписью, колонны, увитые лозой, и пол, уставленный тысячами свечей. В храме тепло, даже жарко, пахнет воском и мелом. Викарий идёт быстрыми маленькими шажками и, остановившись у высоких каменных дверей с изображением триединой луны, кланяется и уходит. Диона и Эрбин переглядываются. Маг толкает двери, пропуская Верховную Жрицу вперёд. Помещение, в котором они оказываются, пронизано холодом и тьмой. В центре комнаты глубокий бассейн, наполненный прозрачной голубоватой, будто светящейся изнутри водой. По краям бассейна каскадом стекают водопады. Над водопадами, сложив руки лодочкой, склонились высеченные из камня ипостаси. В их руках переливаются всеми цветами радуги неаккуратных форм кристаллы. Слышится всплеск. Водная гладь рябит, а затем и вовсе расступается, являя на свет тонкий силуэт. Длинные белёсые волосы облепляют худые плечи и плоскую обнажённую грудь. Просвечивающая белая кожа натянута на впалом животе. Оракул стоит полностью обнажённый, мутными белыми зрачками смотря прямо на своих гостей. — Рад видеть вас, Освободительница и Тот, что не ведает страха. — Ты знаешь, зачем мы здесь, — выступает вперёд Диона. — Поможешь ли ты нам? — Знаю, — Оракул широко улыбается, склоняя голову и проходясь языком по острым клыкам. — Помогу.       Он вытягивает руку вперёд, немым жестом подзывая к себе ведьму ближе. Диона подходит, осторожно ступая по мокрым мраморным плитам. Протягивает руку, которую Оракул хватает резким, грубым движением и переворачивает ладонью вверх. Острый ноготь чертит линию по коже, быстрым движением разрезая кожу на кончике пальца. Несколько густых капель падают в кристально чистую воду, пачкая её алым цветом. Оракул отпускает руку Дионы, поднимает на неё взгляд, а затем резко подаётся вперёд, впиваясь в губы ведьмы поцелуем. Не успевает Верховная Жрица понять, что происходит, как чужие губы отстраняются, а Оракул, глупо хихикнув, отходит на несколько шагов назад и падает спиной в воду, погружаясь на дно. Ошарашенная Диона отходит к не менее удивлённому магу, стирая привкус поцелуя большим пальцем. На вопросительный взгляд ведьмы Эрбин лишь пожимает плечами. Проходит четверть часа, а за ним ещё полчаса. Диона вглядывается в ставшую мутной поверхность воды, пока маг за её спиной меряет шагами комнату. — Он там потонул? — Эрбин подходит к краю бассейна, нервно заглядывая в воду. — Будь терпеливее, — говорит Верховная Жрица. — Общение с Богиней не может быть лёгким и быстрым делом. — Было бы славно, — ворчит маг и отходит в сторону.       Неожиданно на поверхности водной глади появляются пузырьки. Они надуваются, лопаются, вода бурлит, а затем с громким всплеском Оракул выныривает из воды. Тяжело дыша, он осматривает святилище, невидящим взором останавливаясь на ведьме. Диона сглатывает. Оракул смотрит пристально, тяжело, в самую душу. Говорит тихо, но слова его доходят до самых костей, обдавая холодом: — Смерть за смерть, месть придёт, и настанет час детей платить за ошибки своих родителей. Прошлое не забывается. Все тайны, что лежат на ваших плечах, возложат на свои ваши дети. Скоро лёд растает. Белое станет красным. Перо прекрасной птицы будет испачкано в прахе.       Голос замолкает. Оракул моргает, а затем улыбается широко, совсем по-детски. Острые клыки блестят в темноте зала. — Что это значит? Что за прекрасная птица? — спрашивает Эрбин, поддаваясь вперёд.       Оракул склоняет голову набок и дёргает плечами, покачиваясь в разные стороны. — До встречи, Освободительница и Тот, что не ведает страха, — говорит он и снова ныряет под воду.

***

      Когда они выходят из храма, розовые лучи солнца уже окрашивают в розовый тонкие перистые облака. Шум прибоя доносится мягким гулом, солёный воздух заполняет лёгкие. — Не нравится мне всё это, — шепчет Эрбин, вглядываясь в морской пейзаж. — Как думаешь, о каких ошибках говорил Оракул? — встревоженно спрашивает Диона. — Мы совершили много проступков в своей жизни. Вспоминать каждый из них бессмысленно, — отвечает маг, помогая ведьме забраться в карету.       Кучер взмахивает поводьями. Лошади отзываются ржанием и трогаются с места. Дорога до дворца проходит в полной тишине, сопровождаемая лишь окриками кучера и цоканьем копыт. Утренний туман превратил одинокие деревья вдали в хмурые тени. Цветочное поле полыхает яркими огоньками лютиков и анемон. Карета с грохотом въезжает на мощёную дорогу, ведущую к дворцу. — Надеюсь, Дивалю удалось что-то узнать, — устало шепчет мадам Лави.       Тиндаль-старший не отвечает, только отворачивается к окну, покусывая губу. Въезд на территорию дворца извещается скрипом выездных ворот. Карета останавливается, кучер помогает своим пассажирам выйти и, дёрнув поводьями, увозит экипаж в каретный сарай.       Мадам Лави сразу проходит в главный зал, где находит Алкея. Он сидит в кресле неподвижно, глаза закрыты. Грудная клетка мирно поднимается, но сведённые к переносице брови нервно дрожат. Ведьма подходит ближе, ступая осторожно, тихо. Не касаясь, проводит пальцами по волосам, гладя воздух вокруг щетинистой щеки, и грустно вздыхает. — Алкей! — двери с резким хлопком распахиваются. В комнату входит Тиндаль-старший. — А, вот ты где. Нужно поговорить. Хватит спать.       Молодой маг вздрагивает, щуря глаза от непривычно яркого света, и, проморгавшись, встаёт с кресла. — Да, отец. Вы что-то узнали? — спрашивает он, пытаясь подавить зевоту. — Ничего, что могло бы быть полезным, — раздражённо взмахивает рукой Эрбин, падая на освободившееся место. — Этот мальчонка, лишённый всяких норм приличия, заставил нас прождать кучу времени, а затем выдал какую-то нелепицу. Уверен, он даже не пытался поговорить с Богиней. Сказанул первое, что в голову пришло. — Не говори глупостей, — осаждает мага Верховная Жрица. — Может, смысл его слов и неясен, но мне кажется, ответ лежит на поверхности. — Что он сказал вам? — спрашивает Алкей у мадам Лави.       Ведьма открывает рот, чтобы ответить, но двери распахиваются снова, с силой ударившись о каменные стены. В комнату вбегает Диваль, испуганный, задыхающийся от бега и завёрнутый в непонятную ткань. Он обводит собравшихся взглядом и, остановив его на ведьме, произносит: — Мадвест! Это всё он!