Кемпбелл, Кроули и Доктор

I got my head done

When I was young

It’s not my problem

It’s not my problem

Blur, “Song 2”

Ключи от чердака у Кемпбелла были. Охранник по имени Сэм постоянно их терял. Однажды, вместо того чтобы вернуть их сразу же, Кемпбелл отнёс ключи в мастерскую, где ему сделали дубликат. Стыда он не испытывал, и угрызения совести его тоже не мучили. Ночью, на крыше, самодельный радиоприёмник лучше ловил сигнал, и шансы поговорить с такими же любителями длинных и коротких волн существенно повышались. Кроме того, Кемпбелл не хотел мешать соседу по комнате. Тот вёл себя дружелюбно, с расспросами не приставал и не приводил незваных гостей. И у него всегда можно было уточнить, в какой конкретно форме желал получить эссе преподаватель по литературе. Кемпбелл жалел об одном: что он не догадался собрать радиоприёмник раньше, на первом курсе, например. Сейчас он учился на третьем. Оправданием служил один маленький факт: поступление в Кембридж оказалось для него полной неожиданностью. Кемпбелл и школу закончить не рассчитывал. И мечта о работе на радио оставалась мечтой, далёкой и недостижимой. Он не учёл, что нашёл в психиатрической клинике настоящих друзей, которые не бросили его на произвол судьбы. Фрэнк Бейн недолго терпел Кемпбелла после выписки. Кажется, он выгнал его на улицу на третий день. Или на четвёртый. Возвращение блудного сына провалилось по всем фронтам. Кемпбелл забился в телефонную будку на углу улицы и позвонил Эдди. Больше некому было. Эдди приехал за ним, устроил спать на продавленном диванчике в кухне, а потом снял ему небольшую комнатку по соседству. Вероятно, кто-то другой на этом счёл бы свой долг выполненным. Только не Эдди. Он приносил Кемпбеллу учебники и тестовые задания, а Франсин и Розали следили, чтобы он не отлынивал от занятий. Кемпбелл сомневался, что ему нужно высшее образование. Он был психом с официальным диагнозом и перспективой принимать гору таблеток до конца жизни. Но… Эдди, Франсин и Розали в него верили. Он не мог их подвести. Поэтому Кемпбелл усердно грыз гранит науки, готовился к экзаменам до мутной пелены перед глазами и в итоге сдал их блестяще. — Такие усилия не должны были пропасть даром, — позже сказала ему Франсин. — Результат закономерен. Ты уже решил, в какой университет отправишься? Кемпбелл кивнул. Он отправил письма в Оксфорд, Кембридж, Эксетер и университет Манчестера. Кембридж ответил первым. Прежде Кемпбелл не представлял, что станет изучать английскую и французскую литературу, но ему неожиданно понравилось. Рождественские каникулы он провёл у Розали, в её новой квартире в Лондоне. — Я хотела начать с чистого листа, — объяснила она. — В Глазго это невозможно, к сожалению. Вторая спальня — твоя, и она всегда будет ждать тебя. Теперь это твой дом, дорогой. Бывший муж Розали каким-то образом узнал адрес, несколько раз приходил под дверь и орал, что Розали предала умершего сына и что больной биполярным расстройством — плохая замена. Розали грозила ему чугунной сковородкой, а Кемпбеллу говорила: — Не обращай внимания. Мы-то знаем, что это неправда. Также она не уставала повторять, что очень гордится Кемпбеллом: не каждому студенту удаётся получить стипендию. Кемпбелла радовало, что стипендию ему предоставляли третий год подряд: обучение в Кембридже стоило недёшево. Окна, конечно, продавались неплохо, но у Эдди имелись и свои расходы. Лето наступило незаметно. Кемпбелл предвкушал поездку в Лондон и то, как Розали, причитая «как ты исхудал, ты совсем ничего не ешь, мальчик мой», достанет из духовки его любимый пирог с яблоками. Результаты экзаменов вывесят в холле главного корпуса послезавтра, однако декан уже шепнула ему по секрету, что всё в порядке, и стипендию Кемпбелл продолжит получать и на четвёртом курсе. …Он любил весну и лето. Зимой на крыше было слишком холодно. Два свитера и тёплое пальто не спасали. А с мая по июнь Кемпбелл мог хоть всю ночь сидеть на нагретом солнцем шифере, крутить ручку настройки, говорить, слушать и ставить любимые песни. Идея собрать приёмник, способный ловить волны от Уганды до исследовательских станций в Арктике, возникла спонтанно: Кемпбелл, возвращаясь из библиотеки, приметил старое радио в деревянном корпусе — кто-то безжалостно выкинул его в мусорный бак. Нужные провода и детали пришлось заказывать по каталогам и выменивать у других студентов, увлекающихся радиотехникой. В любом случае, сингл Дэвида Боуи про майора Тома был у Кемпбелла в трёх экземплярах. Готовое радио стало похоже на сильно испугавшегося и ощетинившегося ежа, но оно работало, а его внешний вид Кемпбелла волновал мало. В тот, первый раз он не планировал ни с кем общаться. Он забрался на крышу по расшатанной чердачной лестнице, достал из рюкзака радиоприёмник и проигрыватель пластинок, нашёл свободную волну… — Всем привет. С вами диджей Кемпбелл. Для начала поставлю «Белую королеву» группы «Квин». Для разогрева, так сказать. Классика вечна, согласны? В перерывах между песнями Кемпбелл болтал обо всём, что приходило ему в голову. О Дилане Томасе и Роберте Бёрнсе, об Эдди, Франсин и Розали, о том, как он боится их подвести, и да, учиться интересно, но как же его призвание? Наушники с именем Кемпбелла на ободке, казалось, в чём-то его упрекали. Он удивился, услышав незнакомый голос, когда отзвучала последняя нота «Трёх раз в Неделю» группы «Индошин». — А у тебя отличный вкус, парень. — Спасибо, — пробормотал Кемпбелл. — А ты кто? — Меня зовут Том, и я живу на Аляске. Всегда рад встрече с новым радиолюбителем! Том работал диджеем на радио «Клондайк». После того как они битый час обсуждали первый альбом «Джой Дивижн», он в шутку или всерьёз пригласил Кемпбелла на свою передачу вторым ведущим. — У нас большая текучка кадров. Всем Нью-Йорк или Эл-Эй подавай. — Я британец. И псих к тому же, — сказал Кемпбелл. — У меня даже справка есть. Тома это не смутило. — Тебе сколько ещё учиться, года два, да? Твоё мнение может измениться. Кемпбелл был уверен: он никогда не согласится покинуть Англию. Но спорить с Томом на темы вроде «Блёр или Озазис?» ему нравилось. Том недолго оставался единственным собеседником Кемпбелла. Периодически в эфир врывалась Энн из Австралии, чтобы поделиться рецептом печенья и мрачными мыслями (она страдала от депрессии и бессонницы). Странный тип с не менее странным именем Доктор рассказывал о звёздах и путешествиях в прошлое и будущее. Врал, конечно, думал Кемпбелл. Однако врал красиво, заслушаешься. Майлз, сбежавший из Англии во Францию от семейных проблем, обладатель прекрасного голоса, от которого кожа Кемпбелла покрывалась мурашками, поверял радиоволнам свои тайны и сожаления. Загадочный мистер Кроули советовал не давать поблажек растениям и ни в коем случае не включать им Моцарта. — А то совсем обнаглеют, засранцы. Они должны жить в страхе. Должны стремиться к совершенству. Кемпбелл легко представлял, как Кроули пугает растения до дрожи, но не верил, что тот демон. Всем известно: ангелов и демонов не существует, а рай или ад каждый себе устраивает сам. У радиоэфиров на крыше был небольшой минус, пусть и один: Кемпбелл не мог выбрать того, с кем хотел поговорить в данный момент, и не знал, кто будет ждать его на волнах, коротких или длинных, следующим вечером. Хотя… это добавляло интриги. Так что минус в то же время являлся плюсом. — Мне скучно, — жаловался Кроули. — Ты диджей, поставь мне что-нибудь французское. Буду воображать Париж и блинчики. Кемпбелл послушно ставил песню про искателя приключений Боба Морана и интересовался: — Ты же не бедный… демон. Почему ты не купишь билет и не поешь блинчиков или там круассанов в настоящем Париже? — Границы закрыты, — вздыхал Кроули. — У нас тут рекомендация, а по сути приказ сидеть дома. Тогда Кемпбелл не обратил внимания, что объяснение Кроули звучало странно. И вспомнил об этом лишь после разговора с Майлзом. — Твой друг Джинджер на самом деле рыжий? — Да! И он ненавидит своё прозвище, — со смехом ответил Майлз. Кемпбелл фыркнул. — На его месте я бы чувствовал то же самое. «Рыжик» — в этом нет ничего оригинального. Это как звать собаку собакой, а кота — котом. — Ты прав, друг мой. Правда, сейчас это уже не имеет значения. Рыжика призвали. Вряд ли он найдёт время, чтобы черкнуть пару строк с передовой. — Эм-м… Не сочти меня идиотом, но какую войну ты имеешь в виду? — Ты шутишь, да? Ещё заяви, что имя Адольф Гитлер тебе ни о чём не говорит… Чтобы проверить догадку, Кемпбелл, дождавшись, когда в эфире появится Кроули, спросил у него, какой год на дворе. — Две тысячи двадцатый, — вздохнул Кроули. — И я очень обрадуюсь, когда он наконец закончится. Грустная тема для беседы. Лучше продолжим перечислять преимущества нашей рок-музыки над американской. — Никаких спойлеров про альбомы Роберта и Смита и компании после девяносто второго года! Доктора Кемпбелл о годах и датах спрашивать не стал. Если тот был путешественником во времени, как утверждал, вопрос не имел практического смысла. «Моё радио ловит волны из прошлого и будущего, — с восторгом подумал Кемпбелл и погладил корпус приёмника. — Я чёртов гений. Спасибо Фергусу за науку». На каникулах надо будет поехать в Глазго и принести на могилу Фергуса ромашек и колокольчиков. День отъезда приближался. В холле вывесили списки студентов: тех, кто благополучно перешёл на следующий курс, и тех, кому предстояли пересдачи или отчисление. Очередной учебный год официально завершился. Вечером Кемпбелл поднялся на крышу, покрутил ручку настройки радио. — Всем доброй ночи! Завтра я уезжаю в Лондон, поэтому прощаюсь с вами до осени. Первый эфир я начал с «Квинов». Песня, что прозвучит через несколько секунд, называется «Не останавливай меня сейчас». — Мне будет тебя не хватать. Это был Майлз. «Жаль, что не выйдет заодно попрощаться с Доктором, Кроули, Томом и Энн». — Привет, Майлз. Всё ещё скучаешь по Рыжику? — О да. — Напиши ему. Ему будет приятно знать, что где-то по нему скучают и ждут домой живым. — Спасибо, Кемпбелл. Поставишь что-нибудь в качестве напутствия? — Конечно. Я поставлю для тебя «Соловья на Беркли Сквер». Да, песня романтическая, но мне она ужасно нравится! …Звёзды бледнели. Лунный серп держался на светлеющем небе дольше всего. Кемпбелл завернул радиоприёмник и проигрыватель в целлофановую плёнку и осторожно убрал в рюкзак. Сложил пластинки сверху. И чуть не подскочил на месте, когда за спиной раздался громкий скрежещущий звук. На крыше из небытия появилась синяя телефонная будка. Кемпбелл зажмурился. Снова открыл глаза. Будка никуда не исчезла. Дверь распахнулась, и наружу шагнули двое. Оба были высокие, с одинаковыми чертами лица, что, впрочем, не делало их братьями-близнецами. Один мужчина, рыжеволосый, в тёмных очках, был одет в костюм немного старомодного покроя, у второго были каштановые волосы, синий костюм, бежевый плащ и красные с белым кеды. — Ну, здравствуй, диджей Кемпбелл, — в унисон произнесли они. Кемпбелл поднялся на ноги и ткнул пальцем в мужчину с рыжими волосами и тёмными очками. — Это ты кричишь на растения! Кроули, верно? Кроули кивнул и рассмеялся. Смех у него был несколько лающий, но враждебности Кемпбелл не ощущал. — Я Доктор, — представился второй мужчина. — А это, — он указал а телефонную будку, — моя ТАРДИС. — Будка — машина времени?! — вырвалось у Кемпбелла. — Ничего себе! — Мы решили познакомиться лично, — продолжил Доктор. — ночные разговоры по душам сближают, не так ли? — А спать до октября скучно, — добавил Кроули. — Если я напугаю свои цветы ещё сильнее, они от меня сбегут. В общем, ты мне помог, Кемпбелл. Пусть я демон, но добра не забываю. — Он имеет в виду, — вмешался Доктор, — что мы приглашаем тебя в путешествие. — Естественно, необычное, — сказал Кроули, — а во времени и пространстве. С возможностью отыграть диджейский сет на самой крутой вечеринке во Вселенной. Достаточно заманчиво или?.. — Я согласен. — Кемпбелл закинул рюкзак на плечо. Жизнь на глазах становилась весьма интересной. — Но как мы все поместимся в будке? Кроули и Доктор переглянулись. — Вы всегда так говорите, — усмехнулся Доктор. — Прошу! И Кемпбелл шагнул внутрь ТАРДИС.