День за днем. Эпизод 6.

Как и назначено,  в  четырнадцать часов  народ собирается  в  зале  заседаний.  Я чуть  опаздываю,  и когда  присоединяюсь к  коллективу, все  уже  здесь:   за  столом,  в председательском  кресле,  устроилась Наташа,  разложив  перед  собой  распечатки и папки с материалами, по правую  от нее  руку   сидит Настасья, наша бухгалтерша, по  левую - Галя  с Валиком. У окна,  рядом  с  Егоровой  высится   Калугин, листая   журнал, а у  стены   в углу  топчутся  еще четверо  сотрудников  из  отделов…  Когда подхожу к   кабинету, до меня  доносится  громкое  бурчание  Егоровой-младшей:   - Реброва,  похоже,  опять на нас забила. Время  пять минут  третьего!  Где  она  ходит? Со своей  рабочей  папкой  в руках  направляюсь  через  весь  зал   во главу  стола, на  ходу  пресекая  инсинуации недовольных: - Не пять минут,  а  одна!  И прежде  чем открыть свой  рот  для  упреков,  Наталья  Борисовна, проверьте  сначала   свои часы, на  предмет  их  точности. Егорова  с  кислой  физиономией  встает, освобождая  для  меня  председательское  место. Деловито  усаживаюсь: - Так!  Насколько  я  понимаю, сегодня  мы  должны  утвердить  тему  нового номера?   Наталья,  заняв  позицию  у  окна,   квакает теперь оттуда: - Ну,  желательно, чтобы  не  получилось   как  в  прошлый  раз. - А что  в  прошлый  раз? - Мы  задержали выпуск  на два  дня. - Задерживают самолеты, а  мы  сработали   по  лояльному  графику.  Так вот,  я  тут  поразмышляла   насчет  свежих  идей. Сзади опять  слышится  желчное  бормотанье:   - Похвально. Покосившись  в  сторону  звука, пресекаю  злобное   гундосенье: - А можно без  комментариев? Наташа недовольно   затыкается:  - Я вообще,  стою, молчу. - Так  вот!  Недавно  в  Олимпийском был   концерт  «Ретро звезды  Сан-Ремо». Валик обрадовано подхватывает:  - Точно!  Я  ходил. Егорова  опять  не  может  сдержать  свое  брюзжание, теперь  в сторону  Кривошеина: - Ну,  на  халяву,  я  тоже  бы  сходила. Продолжаю, повышая  голос: - Так  вот, насколько  я  вспоминаю -  ажиотаж  был  сумасшедший! И я  подумала, что  Италия, она еще  рулит. И в музыке,  и  в  спорте, и в  моде.  И кухня  у  них  интересная!   И главное - популярная. Наталья   продолжает  исполнять роль  Зимовского  в  юбке: -  И что  из  этого? - А то, может нам сделать  стилизацию?  Выпустить специальный  итальянский  номер. Затронуть все  направления:  спорт, быт... Кривошеин  поддакивает: – У них,  все-таки, история  богатая. Галине  идея  тоже  нравится: -  Да, Рим - вечный  город. Ну  вот, массы  уже   вовлекаются  в  работу!  Одобрительно киваю: -  Да, Рим, опять же. Увы,  Баба-Яга  опять  против: - Слушайте,  я  что-то не  понимаю! Каким боком  Италия  к  нашему  «Мужскому  журналу»  относится? Уверенным тоном  парирую  выпад: - Элементарно!  Знаменитые  итальянские  мужчины: политики, певцы, спортсмены… У Валика  даже  глаза  загораются: -  Комиссар Катанья! - Да!  И итальянских  актеров  тоже  полно. Егорова  визгливо  ищет  поддержки  у  окружающих: - Ты  издеваешься?!  Мы  альманах  или  журнал  выпускаем? Приходится  бросить на спорщицу  критический  взгляд:  - Ну,  это кто на что учился. Фраза получается  невпопад, но мне  на  помощь приходит Калугин:  - А я  с  Маргаритой  сейчас  согласен!  И в  плане  картинки  тоже  есть,  где  разгуляться:  итальянские  пляжи, старинные  улицы,  эпоха  Возрождения,  Наташ. Поддержка своевременна  и я  обрадовано  повторяю  за  Андреем:  -  Согласитесь,  пласт огромный! Любимова  добавляет  в  общую копилку и  свое направление: – Что касается  моды,  то  тоже -  Армани, Версачи. Вот теперь  можно  сказать, что процесс  точно  пошел! Поднимаюсь из кресла: - В общем,  вы  тут тогда  поразминайте!  Все сообщения  кидайте  мне  на стол. Или по  электронке. За спиной  снова  недовольный  скрип  Егоровой: -  Я не  поняла, а ты  куда?! Подхватив  сумку  и папку,  оглядываюсь  на Наталью: - Тебе  я  потом в  письменном виде  отчитаюсь!  Отправляюсь  на выход, бросая  на  ходу: - В общем,  поразминайте!    *** Закруглив быстренько  оперативку,  заглянув  в кабинет   за  курткой, благо сумка  со  мной,   сразу  направляюсь  к  лифту  –  у меня  минимум  времени, чтобы   заехать за Верой  Михайловной.  Спустившись  вниз, на первый  этаж издательства, выхожу  из лифта и решительным  шагом  устремляюсь мимо стойки охраны к  выходу. Неожиданно  сбоку, со  стороны лестницы, летит  Калугин, выставив  вперед  руки – он преграждает  мне  дорогу,  хватая   за плечи: - Марго! Если что-то срочное и нужно вернуться  в офис, то меня  уже  нет,  будем считать, что  он меня  не  догнал: - Андрей,  извини, я  очень тороплюсь. - Прости!  Пожалуйста,  дай  мне  минутку. Значит, речь не о работе.  Но от этого  у меня  времени не прибавится. Обсуждать наши отношения  на бегу, возле охраны, не  лучшее  место и время.  Избегая  взгляда, бросаю в  воздух: - Хорошо, минуту. Калугин облизывает  губы: - Можно я тебе задам один конкретный   вопрос? Расшаркиваться  некогда и я тороплю его, нарочито  подчеркивая каждое слово: - Андрей,  ты уже  задал три конкретных  вопроса. Давай  в суть  проблемы. - Хорошо... Э-э-э... Ты меня хочешь наказать? В смысле? Отшлепать что ли?  Широко раскрыв глаза от  удивления, переспрашиваю,  пожимая  плечами: - Я, тебя? - Ну  да, ты меня. Не отрываясь, он  вглядывается  в мое  лицо. Интересуюсь: - За  что? Калугин глядит мимо: - Ну  не  знаю, может за мою близорукость, по  отношению к  моей  бывшей  жене,  например. С чего это вдруг  его  потянуло  на самобичевание?  А если и есть повод обижаться, то вовсе  не за  близорукость.  Скорее   за  то, что жил и   спал  с  ней,   и собирался конкретно    меня  бортануть.  Отворачиваюсь,  с кривой  усмешкой качая  головой. Андрей  торопливо добавляет:  - По крайней  мере,  других  вариантов  у  меня  больше нет. Непонятно  вообще, с  какого  перепугу  он завел речь об этом.   То, что  мы  не  общались все это время,  инициатива  исключительно Калугина – на новогоднем  корпоративе  появился  на  полчаса  и быстро  слинял, в праздники  не  звонил, видимо был занят с  Алисой и улаживанием всех вопросов по  своей  сумасшедшей – у  него  же и документы  ее  и вещи, и история  болезни, а на  работе     просто   не  было повода  столкнуться. Так что  пресекаю  все его наезды: - Андрей,  делать мне  больше  нечего, как только тебя  наказывать. - Хорошо, почему  ты  меня  игнорируешь? Что-то  не пойму  его логики.  То есть, это я  должна  бегать за  Калугой  высунув язык,  и делать  вид,  что  все  как  прежде и ничего  не изменилось?  За последние полтора  месяца,  меня, то объявляли мужиком, то  полоумной  ревнивицей, дважды пытались убить,  и, где-то между всем этим,  один  раз  пообещали  быть  рядом  навсегда, правда,  через  пару  дней  абсолютно  сей  факт, выкинув из головы!  Скептически  поджимаю губы: - Я тебя  не  игнорирую. Просто  устраиваю  собственную  жизнь. Эта  самая  жизнь, она  же  не  застыла  с появлением у  Андрея  Катерины,  не замерла  как  на  стоп-кадре,  ожидая  его прозрения, которое могло  и не  наступить.  Она продолжилась…,  правда  несколько  в  другом направлении.    Калугин  уверенно  упрекает: - Нет, ты меня  игнорируешь!  Ты  убегаешь, исчезаешь  все  время  куда-то. Странные  претензии за половину  рабочего  дня.  Я же  не со  свиданий сбегаю, разъезжаю  по  делам, предупреждаю Люсю, Наумыча.   Или  мне еще  и  с художественным редактором  согласовывать свой  рабочий  график?  И вообще…  Захотел бы,  нашел -  я  каждый  вечер  дома или на проводе.  – Просто,  у  меня  куча  дел. Извини,  но я  должна их решать. Двинув  плечом  вперед,  проскальзываю  мимо  Андрея, но он ловит мою руку: - ОК, хорошо. Может  быть, тебе нужна  моя  помощь? Надо же,  вспомнил вдруг. Только в чем?  В розысках  Павла  Шульгина?  - Андрюш, это как  раз  те  дела, которые  я  должна  решать самостоятельно,  понимаешь? Он мотает головой: - Ну,  если честно  говоря,  не  очень. Недоуменно отворачиваюсь - вообще-то это удивительно, что не  очень. Калугин,  все свои  семейные  дела,  решает  исключительно  без меня, ни на  шаг к  ним,  не подпуская. С той  же  бывшей – так ведь  и не  обмолвился, не  рассказал ничего о  ней,  ни про прошлую жизнь, ни про нынешнюю.  И где она  теперь, не вернется  ли,  и как  он  все  уладил  с ее  госпитализацией, тоже  не  рассказал. Просто  закрыл  вопрос и точка.  Не могу удержаться от упрека: - Вот  ты  странный  человек  Калугин. Когда  разгребал проблемы со своей    женой,   я  должна была  тебя  понимать. А как только  тебя  коснулось, так  сразу  не  очень. Он кивает: - Значит, все-таки, обиделась. Железная  логика.  А если даже  и обиделась, то что, дальше?  Сделать вид, что ничего не  было?  Что толку  обсасывать его  шашни с другими бабами, если наши собственные   не продвигаются  ни на шаг.  Буквально  взрываюсь: - Да  ничего я  не  обиделась! Просто  не  пойму,  чего ты  от меня  хочешь!  Чтобы  радостно  кидалась на шею?  Не спорю, готова и кидаться.  Но  только  на  других  условиях.  Прежняя  жизнь уже  дала  развилку,  и на прежних  рубежах, уверена,  у  нас  ничего не  получится.   У меня  звонит мобильник в  сумке,  и я выуживаю его оттуда.   Открыв крышку,  смотрю,  кто  звонит,  потом  прикладываю к уху: - Да, мам. - Машуль, ты  помнишь, что  мы  через  час должны  в  больнице встретиться? - Да я помню, я уже  бегу,  да! Захлопнув  крышку,  дергаюсь  к выходу, полагая,  что  спор закончен,  но Калугин  другого мнения: - Подожди… Мама?  У тебя  что-то в семье, что ли?  Даже  не  берусь  угадывать,  о чьей  семье  он  так  волнуется. Или   уже  убедил  себя, что  я двоюродная  сестра  Гоши?  - Андрюш, еще раз  повторяю  - не  копай  там, где  копать  не положено. Извини, мне  надо бежать. Он все еще придерживает мой  локоть: - Марго. Уже срываюсь, повышая  голос: - Да,  что?! - Подожди. Ну,  я  же вижу, что что-то серьезное  с  тобой  происходит. Оно происходит давно, только  тебе  это было совершенно  неважно.  - Андрей, со  мной  что-то серьезное  каждый  день происходит. Извини. Высвободившись, тороплюсь к  вращающимся  дверям на выход.   *** Спустя  три часа  возвращаюсь  назад...  Все получилось скомкано: в регистратуре    выдали   направление   на  УЗИ,  а  врач,  оказывается, будет  принимать, когда на руках  будут результаты обследования.  Оставив  сидеть  Веру  Михайловну  в очереди, возле  кабинета, уехала,  пообещав  проведать  к концу  дня и  обсудить все новости  уже  дома.  Появившись  в редакции,  сразу направляюсь  к секретарской  стойке, зыркая глазами по сторонам: - Ну,  что  Люсь, меня  тут с овчарками не искали? - А, да вроде  бы  нет. Она  достает из-под  полки  папку  с  бумагами  и протягивает  мне: - Галя  тебе  тут какие-то  эскизы передала. Забираю: - Отлично. - А Валик  просил передать,  что  пару  страниц  скинул тебе на почту. - Ясно, ну а в целом? Все  спокойно? - Да  вроде,  да. - Ну  и  отличненько. Отправляюсь   в кабинет  смотреть эскизы. Я что,  я  ничего, сижу, примусы  починяю, никого не трогаю.   *** Через полчаса  в голову  закрадывается  мысль  чужое творчество никуда не  убежит, лучше отправиться   к  Вере  Михайловне, которая  уже   наверняка  вернулась с обследования.   Сказано – сделано,  схватив  сумку, выскакиваю  из кабинета. В холле  Егорова  не видно, и я, осторожно оглядываясь по  сторонам,   тороплюсь прояснить обстановку  у  Людмилы: - Люсь,  а где  у  нас Борис Наумыч? - А отскочил, а  что? Вздыхаю  с  облегчением: - А ничего. Отскочил  и, слава  богу. Дергаюсь идти дальше, но лицо секретарши вытягивается: - А... А вы  куда? - Я, вниз. - Как вниз? - На лифте. - А… Но вы  же... - Что? - Ну, вы  же  только что  вернулись? Не секретарше  меня  учить распорядку  дня.  Только дергаю  плечом: - И что? - А если Борис Наумыч позвонит или спросит  вас? Я потихоньку, мелкими  шажками продвигаюсь  все дальше  и дальше  к лифту.  Если  шеф спросит, где  я?  Но была  же  отличная  утренняя  версия:   - Спросит, скажи, что…  Что-нибудь типа  такого — интернет накрылся! Секретарша  жалобно смотрит: - Ну,  Маргарита Александровна,  вы  же  обещали мне,  ну! - Люсь, ну  что ты  как вчера  из роддома.  Ну,  спросит, скажи, что у  меня  журналистское  расследование.  Ведь и правда  расследование.  Людмила  сразу  загорается любопытством: - Какое  расследование? Отступаю  все  дальше  к  лифту: - Я же  сказала — журналистское!  И, взмахнув хвостом,  бегом к  лифту. Тот подходит почти сразу, открывая  двери  и  я,   заскочив  внутрь,  нажимаю кнопку,   облегченно  вздыхая  и  уперев руки в  бока.   *** Еду на такси, поэтому  в переулок захожу  не  прошлым  маршрутом  от метро, а  с  противоположной  стороны, от Пречистенской  набережной.   Уверенно  вышагиваю,  лавируя  между встречными прохожими,  сосредоточенно размышляя, о настойчивости Андрея.  Может, он все-таки   созрел?  Переболел  своей Катериной и созрел?  Ну,  сколько можно метаться–то?!   Или  все же  нет?  Даже не представляю, что делать, если это так – я как  гончая  на следе,  и  срываться с него отвлекаясь на  Калугинские  душевные  терзания,  ожидая  у моря погоды, совсем  не  хочу.  На подходе  к подъезду,  привожу  себя  в порядок  - выслушивать  «материнские» замечания  о моем  внешнем  виде  совсем  не  хочется. Оглядев себя  снизу вверх,   уже  делаю шаг  к двери, но вдруг  сзади, прямо с  проезжей части,   слышу  голос  Аксюты: - Маша! А он тут откуда?  Или  тоже к  Вере Михайловне?  Смирившись  с неизбежным,  безвольно уронив  руки вниз,  поджидаю  Сергея. Он  захлопывает  водительскую дверь  ближайшего  автомобиля  и  торопится ко мне, огибая  машину.  Эта зверюга  его?  Симпатичная. Аксюта  уже рядом и   с довольной  улыбкой  преподносит большой   букет   красных  роз, белых лилий и еще чего-то желтого: - Это тебе. Вряд ли он постоянно разгуливает с  букетами, а значит, его  предупредили о моем появлении. Смутившись,  принимаю  в объятия  цветочное  празднество и вполне искренно благодарю: - Спасибо, не  ожидала. Сергей  тянет губы,  и я подставляю щеку, позволяя ее  чмокнуть.  Мы  стоим  лицом  к  улице, а  от  входной  двери  раздается приглушенный  возглас, заставляющий  обернуться – там,  в проеме,  Вера  Михайловна восхищенно  качает головой: - А-а-а… Ничего  себе,  какой  букет! Она забирает его  из моих   рук  и крутит туда-сюда разглядывая.  Почему-то от этих  восхвалений смущаюсь  еще больше:  ну не привыкла  я к красивым  дорогим  букетам, не  балует меня ими  Калугин.  Сергей  напоминает, от кого сей презент: - Да, я старался. Приходится  изображать  восторженность и растягивать губы, хотя улыбка, на мой  взгляд,  получается  замороженной.  Вера  Михайловна умиленно взирает  на нас, и я  начинаю подозревать, что  все  это ей придуманный   спектакль, со сценой  возле  подъезда.  Словно  сидела  у окошка  и ждала команду «на  выход». - Ребят, вы  такая  прекрасная  пара. Ну,  чего  вы с ума  то  сходите? Точно, спектакль.  И  улыбка сползает с  моих губ. - Вам давно надо мне  внуков  нарожать! «Мама»  прячет лицо среди лилий и роз, а  Аксюта  ей подыгрывает: - Ну что,  я  не  против. Еще  бы  ты был  против. Прозрачные  намеки заставляют совсем  скиснуть и сжать губы гузкой -  при таких темпах окучивания  бедной  Маши, придется дать отлуп  влюбленному  бандерлогу, так  и не успев что-либо   выяснить.  Пытаюсь  сбить  их игривый  настрой:  - Вы  это хотели обсуждать прямо на улице? Мать поддерживает: - И то правда, пошли домой  пирог кушать! И тут  же становится  серьезной, грозя пальцем: - Да, кстати! У нас  ведь в  роду  по бабушкиной  линии… Прищурившись, внимательно  слушаю, что там  с бабушкой  и ее генетикой, кто ее знает, каким  боком она  ко мне повернется, вдруг у  нее  тоже  куча  болезней почище  мамашиных?   Но Вера  Михайловна заканчивает речь с хитрым  лицом: - Были близнецы! Час от часу  не  легче. И почему, кстати? Мое  лицо невольно вытягивается: - Это ты  сейчас  к  чему? - Это я к  внукам. Вообще-то, эта сторона  женской  жизни меня  совсем не вдохновляет. Даже с  Калугиным. Разговор некомфортен и я пресекаю его, укоризненно качая  головой: - Мама! - Ну,  помечтать  уж  нельзя...  Ну,  пошли. Охотно поддерживаю  призыв  и устремляюсь вслед  за Верой Михайловной  в  подъезд, а замыкает наше шествие  Сергей.   *** Ничего  срочного, кроме курицы  в духовке, не обнаруживается,  и я  все  больше  подозреваю Машину маму в сговоре с Сергеем – как-то  у  них  все  слишком складно получается. Может, репетировали?  Положив  сумку  в  большое мягкое  кресло,   возле допотопного  торшера  в углу,  начинаю хозяйничать по  дому  -  быть гостем  в  этой  квартире,  по крайней  мере,  странно для вернувшейся  из небытия  дочурки.  Обрезаю  и ставлю цветы в вазу на столике   возле кресла, организовываю  чай, охотно кручусь из  комнаты в кухню и обратно.     Хотя и  не обходится   без  курьезов – мой  порыв перенести  стоящие у раковины чашки, встречается мамиными  ахами и  удивленным требованием достать нормальный  сервиз из буфета.  Блин, откуда же мне  знать про все  ее сервизы, тем более, что  там их  сразу два.  Достаю тот,  что расписан красными листьями и, похоже,  угадываю – тут и  чайник, и сахарница, и  чашки с блюдцами, и даже  салфетки.  Вера Михайловна  несет пирог, накрытый  полотенцем, и я, наконец, усаживаюсь к столу, принимаясь  раскладывать нарезанные  куски  по тарелочкам.   Слава богу, чаепитие проходит  без эксцессов – пирог действительно вкусный  и не дает отвлечься  на  пространные  разговоры.  В основном  обсуждаем  очередь в клинике  и неспешность обработки результатов  УЗИ, которые  можно будет узнать только через неделю. Когда  от пирога  остаются  крошки,  Вера Михайловна  вдруг поднимается,  торопясь уйти   на кухню: - Ну, вы  тут сидите,  а  я пойду, посмотрю  как  там  у  меня  курица. Автоматически  киваю, хотя  на курицу  у  меня  точно нет места, пусть Аксюту  откармливает.  Она  бодро исчезает  в  дверном проеме, и я  чувствую  на себе взгляд  Сергея:   - Очень вкусно. Похвалив, он тут же опускает глаза в  чашку перед  собой, сосредоточенно что-то там разглядывая, и я  соглашаюсь, поднеся  к  губам свою:   - Разделяю и поддерживаю. Отпить не успеваю: - Слушай,  Маш, а как  ты  относишься  к сюрпризам? Еще сюрпризы? Честно говоря,  не  очень хорошо отношусь.  Ничего опасного  в голову не приходит и я, отставив чай,   настороженно,  исподлобья кошусь  на  своего  визави: - Смотря  к каким. Во взгляде Аксюты  подсказку не найти, а  он  продолжает интриговать: - Давай,  проверим? Шарады  напрягают все  сильней, и я так  и замираю  с пустой поднятой  рукой, не зная, стоит ли  поддерживать сомнительные  идеи. Еще  и Вера    Михайловна  сгинула  со  своей  курицей: - Проверим, что?  Уперев руки в  бедра, Сергей хитро улыбается:   - Закрой  глаза. Фиг  его знает, может у  них  с  Машкой,  такие  игры обычное дело, а  я  веду себя  как  дура?   Но на  всякий  случай  интересуюсь: - Зачем? Счастливый  своей  сюрпризной таинственностью,  Аксюта  ведет  головой, продолжая  секретничать: - Ну,  пожалуйста, закрой. Прикрыв веки, прислушиваюсь к шебуршанию бумаги  с противоположной стороны  стола. - Только, не  халтурить! - Нет такой  привычки. Немного  успокаиваюсь  – ясно,  что это  какой-то подарок и наверно небольшой – в руках  свертков и  коробок, когда сюда  поднимались, у него  точно  не  было. По крайней мере, первая мысль, что он попытается  воспользоваться  закрытыми глазами  и полезет целоваться,  отпала. - Раз, два, три... Открывай! Осторожно  приоткрываю  глаза, ожидая  всего  чего угодно, но только не  этого -  передо  мной  мужская  рука, уверенно  сжимающая  распахнутую  красную  коробочку  с колечком, усыпанным бриллиантиками.  У меня  даже комок в  горле  застревает, перехватывая  дыхание.  Доигралась, блин. И что мне делать?  Принять-то я его  не могу, оно же  дорогущее,  небось.  Да  и не похоже, на простой  подарок.  Растерянный  мозг ищет возможность  потянуть время: - Что это? Но Сергей  не  оставляет мне  шансов: - Я хочу, чтобы  ты вышла  за меня  замуж. К такому  развитию событий совершенно  не готова,  и в  моих  планах  подобных   поворотов точно не предвиделось:  - Что-о-о? - Хочу, чтобы  ты  стала моей  женой. Блин, ну,  где  там Вера  Михайловна, в  конце  концов! Только  шлепаю губами, сглатывая комок  в  горле, и опустив  глаза в пол: - Кхм. И что теперь делать?  Как реагировать?  По большому  счету,  Маша Васильева  ради этого груздя  со   свадьбы  сбежала.   Естественный  порыв покрутить у виска  и уйти восвояси приходится  затолкать  подальше. Взять кольцо или нет? Согласиться  или  отказать?  А вдруг Сергей  обидится, встанет  и уйдет? И я так ничего  и не узнаю?  И что  мне  потом  делать  с  этой  свалившейся  на  голову  мамой?  Тысяча  вопросов  вертится в совершенно  растерявшихся  мозгах.  А если я  говорю  «да», а потом  выясняется,  что  возня  с  Аксютой -  это пустой  номер?   Это же  «да», чего-то подразумевает?!  И  наверняка  не только цветы и   красивое колечко.  Пробую  тянуть время, пытаюсь  увильнуть от ответа. Глаза  так  и косят, так  и  бегают по углам, безуспешно  пытаясь за  что-нибудь зацепиться:  - Гхм... То есть? Совершенно  идиотская  фраза,  но это все  что  я могу сейчас  выдать.  Увы, она  не дает отсрочки и  только  приводит Аксюту  в  замешательство: - Ну...  Что  значит,  то есть? Он повторяет с  нажимом: -  Я хочу,  чтобы  ты  вышла  за меня  замуж! И сует коробку с кольцом прямо  в руки. Башка  в полном  раздрае,  и  лишь бормочу: -  То есть,  вот так  вот, да? Меня  сейчас  меньше всего беспокоит адекватность своего   поведения, хотя и вижу,  что Серега  в  ауте: - Н-н-н… Подожди, я что-то не понимаю твою реакцию. Это да  или нет? Гляжу  на колечко  в коробке…  Да или  нет?  Что сказать?  Поднять глаза не получается, а  на ум вдруг приходит – если сказать нечего, лучше вообще ничего не  говорить.  Чешу пальцем висок: - Сергей, ты  меня извини -  но это ни да, ни нет. - Это ты  меня  извини,  я немного  запутался. Придумать причину  неопределенности  оказывается  проще.  Крутя  в  руках  открытую  коробочку,  рассказываю,  какая  я  скромная  и нерешительная: - Просто  я  не могу,  вот так  вот  сразу, Сережа. - Как это сразу?  Ты  ради меня  бросила  Пашу, ты исчезла  на  три месяца.  Я думал,  ты  взяла тайм-аут. Неизвестно  по какому  календарю  он  насчитал три месяца, но по-нашему  земному  пролетело  все девять.  Может ему,  что-то наговорила  Вера  Михайловна, чего  я  не  знаю,  и Маша объявлялась? Совсем растерявшись,  от новой  информации  только невнятно лепечу:   - Да, но  а… Понимаешь..., э-э-э…   С…  Я  не  могу  тебе  дать четкий  ответ. - Почему? - Да,  потому  что. Пока ясно  одно – со  скромной  девушкой  не прокатило, а Маша за  прошедшее  время, причем  уже  будучи  в моем мужском теле, каким-то образом,  все-таки,  обозначила  себя  перед  Аксютой. Походу реверансы не помогают и надо действовать по-другому. Захлопнув  коробочку,  переставляю  ее  ближе к  Сергею,  пряча взгляд: - Ну, потому  что  у  меня  сейчас  в  жизни  очень непростой  период.  У меня  накопилась куча всяких  разных  непоняток. Внимательно  слушая все,  что  я  бестолково  выговариваю,  Аксюта свой подарок  забирает: - Я думал,  что  мы  вместе  будем  решать их.