День 144 (273). Среда. Утро и день.
26 июня 2024 г. в 08:48
Утром звонок трезвонит минуты две не меньше, наконец, с трудом, с осоловелым видом, сажусь в кровати. Тянусь нажать кнопку в телефоне, и когда он затыкается, тру пальцами глаза. Капец… Такая рань… Обалдело мотаю головой из стороны в сторону:
- Ну что, Маша с Уралмаша… Вперед и с песней?
Спустив ноги с кровати, поелозив, влезаю ногами в тапки и отправляюсь в ванную…
***
Спустя полчаса, уже одевшись в красную атласную блузку, с завязкой у горла, и юбку, чуть ниже колен, заколов волосы в хвост, завтракаю стоя на кухне, не присаживаясь, активно поглощая яичницу и запивая ее растворимым кофе... Из своей комнаты выходит заспанная Сомова:
- Ой, это ты, куда с утра пораньше?
- А то ты не знаешь!
- Слушай, ну ты же туда не набегаешься!
- А что ты мне предлагаешь? Жить там остаться?
Все еще жуя, иду в прихожую переобуваться, по пути бросая в воздух Аньке в упрек:
- Тебе, вообще, напомнить, чья это была идея?
Анюта пожимает плечами:
- Надо подумать, как красиво оттуда соскочить.
- Вот и подумай! Вот и подумай… Заодно дневник этой Васильевой прошерсти. Кровь из носу надо этого Пашу найти!
Взгляд на наручные часы заставляет всполошиться:
- Ой, капец, мне бежать уже надо!
Надев куртку и торопливо переобувшись, хватаю ключи с полки:
- Не жизнь, а чемпионат мира по легкой атлетике!
- Ну не пуха тебе.
- Пошла ты к черту!
Подхватив сумку, выхожу из квартиры.
***
Остановив такси у «Кропоткинской», до второго Обыденского переулка иду пешком. Поднявшись на этаж и тихонько ключом открыв дверь , осторожно протискиваюсь в квартиру. Тишина… Сдерживаясь, аккуратно закрываю дверь на замок и крадучись ползу сначала к тумбочке, положить ключи, потом поворачиваюсь к машиной спальне и… Дальше не успеваю - в коридоре появляется мать и вид у нее хмурый:
- Где ты была?
Не успела…. Надо срочно что-то придумать и я тяну время, делая испуганные глаза:
- Ой, мам, ты меня напугала!
Вера Михайловна обиженно поджимает губы:
- Это ты меня пугаешь! Куда ты ходила?
В магазин не прокатит - для этого надо было одеться во вчерашний наряд. А так получается, что где-то переоделась, причем в одежду, которой нет в этой квартире. Нервно сглатываю:
- Да-а... Тут не далеко.
Машина мать кладет тяжелую руку мне на плечо:
- Девочка моя, что с тобой происходит?!
Даже не знаю, что ответить на такой вопрос и пожимаю плечами:
- Ничего.
- Ты же стала совершенно другой, я же вижу! Ну, расскажи мне, матери, пожалуйста.
Тупо молчу, не находя подходящих оправданий и Вера Михайловна тянет меня в сторону гостиной:
- Снимай куртку, и пойдем с тобой поговорим, пойдем!
***
Мы заходим в гостиную и я, остановившись в центре, разворачиваюсь к матери лицом. Та смотрит на меня с мукой во взгляде:
- Машенька! Пожалуйста, не надо меня обманывать! Ну, куда ты ходила?
Грубо врать бедной женщине не хочется, и я не в силах поднять на нее глаза:
- Мам…
- Машуля! Понимаешь, ты же тоже женщина. У тебя тоже будут дети! Я тебе самый близкий друг.
В ее голосе звучат слезы, заставляя и меня тоскливо закатить глаза в потолок:
- Мам, я ходила по делу.
- Только, ради бога, не говори, что ты ходила искать Пашу!
Растерянно таращу на нее глаза - Пашу? И у него переоделась? Но с другой стороны может быть и к лучшему перенаправить разговор в эту сторону? Молчу, погрузившись в размышления, но Вера Михайловна понимает мое безмолвие по-своему и всплескивает руками:
- Господи, я так и знала! Ну, точно... Ну, зачем, ну зачем тебе нужен этот ублюдок?! Ну, разве ты не помнишь, что он про нас говорил, про тебя, про твою мать!
Павел про них что-то говорил? Что-то нехорошее? Это наверно после того, как Маша пропала.
- Мам, успокойся, пожалуйста. Я не ходила разыскивать никакого Пашу!
- Правда?
- Ну, честно, мам! Честно.
Могу поклясться на крови! Мать с облегчением выдыхает:
- О-о-ой! Ну и, слава богу! Ты знаешь, мне этот твой выбор совершенно никогда не нравился!
Вера Михайловна веселеет:
- Вот, то ли дело, Сережа! Как он тебя любит. Такой прекрасный парень. Видно невооруженным взглядом! А этот…
Ее лицо зло перекашивается:
- Это зажравшийся кусок мяса! Он считает: если у него есть деньги, значит он хозяин жизни. А мы так, коров лучше пасти!
- Мам, ну я еще раз повторяю, мне этот Паша нужен как зайцу стоп-сигнал!
- Вот! Вот это мне бальзам на душу. Девочка, ты моя дорогая!
Она тянется чмокнуть меня в щеку:
- Я знала, я знала, что рано или поздно ты поймешь, кто есть кто. Вот!
Вера Михайловна нежно гладит меня по плечу:
- Доченька, ты моя сладенькая.
***
Пить чай с тостами устраиваемся на кухне. Машина мать водружает на стол чайник с фарфоровыми чашками, тарелку с поджаренными тостами и. блюдце с горкой творога, чтобы намазывать его на поджаренный хлеб. Неожиданно получается очень вкусно! С набитым ртом не могу удержаться от похвал:
- Мам, если бы ты знала, как я обожаю твои тосты с корочкой хрустящей. Хрустят просто сказочно!
У Веры Михайловны, почему-то глаза лезут на лоб от удивления:
- Ты шутишь?!
Странная реакция. Неужели и тут я попала впросак?
- Почему я шучу?
- Ты же мне всегда за эти корочки делала выговоры!
Точно впросак. Приходится выкручиваться:
- Ну да… Нет, это когда ты передерживаешь, а когда в самый раз, то очень даже, м-м-м!
- Ну, Машунь, я успокоилась.
- Вот молодец, молодец!
Увы, сбить Веру Михайловну с прокурорского настроя не получается - все равно смотрит на меня с подозрением:
- Вот расскажи, где же ты, все-таки, была?
Продолжаю старательно жевать, и тянуть время, придумывая ответ:
- Только я очень прошу, пойми меня правильно.
- Машунь, я тебя всегда правильно пойму!
Надо обозначить вроде как временную базу, где у меня одежда и где можно переночевать:
- В общем, у одной моей подруги с бабушкой не все в порядке.
- А что случилось?
Потирая ладони, отряхиваю их, продолжая разворачивать свою фантазию шире, с подробностями:
- Ну, там, у бабушки был инсульт.
Машина мать сокрушенно качает головой, и я продолжаю:
- А бабушка, кстати, ей уже за восемьдесят, ну, сама понимаешь, лежит. А моей подруге, ей на курсы к семи. И, в общем, я ее каждое утро страхую. Буквально на три часа.
Вера Михайловна восторженно ахает:
- Господи, какая ты у меня молодец!
- Да, ладно.
Смущенно отправляю в рот новый тост. Мать вдруг интересуется:
- А с какой подругой то? С Катей, с Олей?
А это кто такие? Ссылаться на незнакомых людей стремно, можно проколоться.
- Ты ее не знаешь, мы недавно познакомились.
- Вот! Подруг у тебя много, а в критический момент никого нет!
Отпиваю из чашки глоток чая:
- Это ты о чем?
- Это я про Катю с Олей! Когда я тебя разыскивала, они даже на контакт со мной не шли! И выглядели какими-то испуганными!
Интересно почему? Слушаю внимательно, впитывая новую информацию, даже придвигаюсь поближе:
- Да? А с чего это вдруг?
- Я не знаю. Твои подруги то, у них и спроси.
Действительно, неплохо было бы порасспрашивать. Задумчиво замираю - может в записной книжке есть их телефоны?
***
После чаепития, пока мать моет посуду и убирает со стола, отправляюсь в «свою» комнату. Пока никто не мешает, набираю в мобильнике Анютин номер, и та откликается быстро.
- Алло, Ань! Привет, это я.
- Привет, а ты сейчас где?
- Что, значит, где. В гостях у Веры Михайловны.
- Марго, я понимаю, что все это затеяла я, но тебе сейчас каким-то образом надо оказаться в редакции!
Недовольно упираю руку в бок:
- Да знаю я! Значит так, слушай меня внимательно. Это очень важно! Открой записную книжку этой Маши, поищи там телефоны Оли и Кати.
- А фамилии ты их знаешь?
- Откуда я знаю, какие фамилии… Я же тебе объясняю - Катя и Оля! Это подруги Васильевой. Они могут знать, где находится Гоша.
- Слушай, а что я им скажу?
Ой, да что угодно! Отхожу к окну, чтобы выглянуть из него на улицу:
- Сомова, еще раз повторяю: мне все равно, о чем ты с ними будешь говорить! Они могут знать, где находится мое тело.
Сомова сдается:
- Да сделаю, сделаю… Алло, Марго!
Развернувшись от окна, неожиданно натыкаюсь взглядом на Веру Михайловну, присевшую на стул у входа в комнату. Торопливо бормочу Сомовой в трубку:
- Я тебе позже перезвоню.
Машина мать глядит с подозрением:
- Это ты про какое тело говорила?
Присаживаюсь тоже, сложив руки на коленях… Честно говоря, неожиданные вопросы Веры Михайловны как и ее неожиданные материализации в неподходящие моменты начинают напрягать:
- Мам, может быть, все-таки, надо стучаться, когда заходишь?
- А с каких это пор я должна стучаться к родной дочери в комнату? Ты же ко мне не стучишься!
Железная логика. Видимо в этом доме стучаться действительно не принято. Все равно вяло упрекаю, отведя взгляд:
- Ну, если ты заметила, я разговаривала.
- А с кем ты разговаривала?
Остается тяжко вздохнуть - спорить с этой женщиной бесполезно:
- Мам, не кажется ли тебе, что это уже перебор? Ты мне задаешь восемьдесят вопросов в минуту!
- Я тебя спросила, про какое тело ты говорила!
- Про свое, про бренное.
Вера Михайловна с любопытством подпирает голову рукой:
- А что такое бренное?
Угу, как говорится проще отдаться, чем объясняться:
- Господи, ну мам! Ну, позвонила Аня, мы с ней трещали про диету. И я пошутила, что мне пора искать свое тело. И тут зашла ты… Ну разве это повод для допроса?
Мать категорично мотает головой:
- Да Машуля, тебе не надо худеть, у тебя прекрасная фигура! Ты что, себе анерексию хочешь заработать?
- Мам, ну какую анерексию?! Да я хаваю, как не в себя! Ты же видела, сколько я тостов за завтраком съела.
- Да кушай, сколько хочешь! И пожалуйста, только не употребляй такие слова «хаваю», «лопаю», «трещала». Ну откуда ты всего этого понахваталась!
Ого, наша официантка из благородных девиц? Кто бы мог подумать. Отмахиваюсь:
- Господи, мам, все люди так разговаривают! Я тебя умоляю.
- Так разговаривают моральные уроды, такие как твой Паша Шульгин.
- Мам, мы же с тобой договорились - никакой он не мой!
Вера Михайловна закатывает глаза в потолок:
- Ну, ладно. Ну, извини, пожалуйста, что я к тебе ворвалась.
- Да ерунда, это ты меня извини.
***
Так и бродим друг за другом по комнатам - я вроде как «радуюсь родному дому», а мать, наверно, караулит, чтобы опять куда-нибудь не исчезла. Остановившись возле буфета с посудой в гостиной, снимаю с полки семейную фотографию, где Маша обнимается с матерью и видимо с отцом. В дверь заглядывает Вера Михайловна:
- Машунь! Я собралась в магазин, какие будут пожелания?
Пройдя к буфету, она лезет в ящик за кошельком. Какие у меня пожелания? Никаких...
- Да я всеядная в последнее время, чего приготовишь то и съем.
Вера Михайловна, посмеиваясь, собирается уже выйти в прихожую, но тут у меня звонит телефон, заставляя мать настороженно замереть в дверях:
- А кто тебе все время названивает?
- Мам, ты опять?
- Ну что, спросить, что ли уже нельзя?!
Телефон продолжает звонить и я, помявшись, признаюсь:
- Это с работы.
- А почему ты не отвечаешь на звонок?
- Потому что я с тобой разговариваю.
- А ты что, устроилась на работу?
Блин, о последствиях я не подумала. Нехотя бормочу кивая:
- Да, устроилась.
- А куда?
Куда официантка может устроиться? Цежу сквозь сжатые зубы:
- В ресторан.
Мать всплескивает большой белой сумкой, которую держит в руке:
- Опять в ресторан?
- Мам, ну что значит опять?!
Неужели у этой курицы были другие варианты? Откуда же мне знать… Вера Михайловна горестно качает головой:
- Ну, я же тебе говорила - не бросай институт! Ну, кто же в наше время мать слушает!
Оп-па-на! Маша у нас оказывается бывшая студентка. Кто бы мог подумать… Увы, единожды соврав, приходится оправдываться и дальше. Пряча глаза, стараюсь говорить убедительно:
- Мам, у нас приличное заведение. На входе дресс-код, лояльный график и заметь - я целый день могу быть с тобой!
Лицо матери сразу смягчается:
- А ты хочешь быть со мной?
- Мамочка, ну что ты такое говоришь?!
- Ради бога, извини, просто мне сегодня к врачу. А ты не могла бы со мною сходить?
А что, отличный повод все разузнать! Задумчиво поджимаю губы:
- Почему не могла бы… Очень даже могла бы!
- Правда?
- Мамочка, ну конечно, правда.
Обрадованная Вера Михайловна опять разворачивается к выходу:
- Ну, я скоро!
***
Пользуясь моментом, быстро сваливаю из Васильевской квартиры - сначала мне надо заехать домой, там, среди бумаг где-то лежит прошлогодний договор с обувщиками, надо его прихватить в издательство, потом рвану на работу. Времени, как всегда, с гулькин нос, так что в родную берлогу буквально врываюсь и, бросив ключи на полку, тороплюсь в сторону спальни. Сомовой поблизости не видно, а Таня, занятая уборкой на кухне, громко здоровается:
- Здравствуйте, Маргарита Александровна.
- Привет!
Через секунду я уже в спальне, где Сомова, сидя на моей кровати, меняет постельное белье.
- Привет.
Подруга вяло откликается:
- Привет… Как дела?
- Как у графина: каждый норовит за горло взять!
- Ничего поновее нет?
Поновее только ботинки на ногах и я их скидываю, давая лаптям отдохнуть:
- Слушай, Сомова, некогда остроумничать. Ты сама чего делаешь то?
- Да я белье купила постельное, показала этой как одевать, а она вообще все неправильно сделала!
Понятно … Бросив сумку на кровать, пытаюсь выдвинуть ящик тумбы возле двери - кажется сюда я засунула весь прошлогодний хлам… Да, а ей, это кому? Оглядываюсь на Аньку:
- Ты про Таню?
- Про кого еще!
Наконец ящик выдвигается. Но тут только шмотки, и мой голос невольно истерично срывается:
- Капец, я ничего не успеваю! Наумыч меня пришибет!
Выдвигаю следующий ящик и тоже не то! Анюта, тем временем, продолжает ворчать на Татьяну:
- Главное напялит перчатки, обложится порошками, вонь разведет, а пыль как была, так и осталась!
Ура! В нижнем ящике лежат папки с бумагами и я, выудив их наружу, начинаю просматривать, автоматически поддерживая разговор:
- Ну, ты же знаешь…
- Что я знаю?
Вот то, что нужно! Зелененькая тонкая пластиковая папка!
- Главный принцип любой уборки - равномерно распределить грязь.
Засовываю остальные папки обратно в ящик. Сомова с кровати хмыкает:
- Ага! И ты согласна за такую работу платить, да?
Мне действительно некогда и я прекращаю прения:
- Нет, не согласна. Слушай, Ань, давай я вот завтра со всем разгребусь и потом поговорю с ней, ладно?
Снова сую ноги в ботинки, готовясь стартовать, и Анюта слезает с постели:
– Кстати, я узнала про эту Олю и Катю. Их координаты.
Вот это дело!
- Слушай, какая ты молодец, а? Ань я уверена, найдем их - найдем и Гошу!
Схватив сумку, бегом спешу на выход, засовывая на ходу в нее найденную папку:
- Все, я в полете!
***
Когда спускаюсь вниз и выхожу из подъезда, приходит мысль позвонить Люсе и узнать обстановку в офисе. Та откликается практически сразу:
- Издательский дом «Хай файф», слушаю вас, добрый день!
- Люсенька, привет!
Та обрадовано вскрикивает:
- Ну, наконец-то!
- Что? Соскучилась?
- Если бы только я одна!
- И часто спрашивали?
- А вы как думаете? Каждые пять минут!
- А Борис Наумыч?
- Борис Наумыч, вообще каждую минуту!
- Понятно… Он сейчас у себя?
- Он уехал на радио. Но вы не волнуйтесь, я вас прикрыла.
На радио? Значит, у меня есть немного времени разобраться с делами
- И какая у меня легенда?
- А! Интернет накрылся, а вы специалистов ждали.
- Грамотно… Как-нибудь сеном откошу.
- Только вы извините, Маргарита Александровна, но…
- Что, но?
- Следующий раз вы, это самое…Сами Борису Наумычу байки травите!
- А что так?
Люся громко шепчет в трубку:
- Да не могу я врать ему! Он меня всегда вычисляет.
- Ничего себе, прямо как отец родной.
- Слушайте, что вы все заладили – отец, да отец. Вы еще скажите – дед! Или прадед.
Ее горячая речь вызывает у меня удивленную усмешку:
- А чего ты вдруг завелась-то?
- Ничего не завелась!
- Ну, все с тобой понятно. Ладно, давай, я скоро буду.
И даю отбой.
***
Но и на работе мои мысли продолжают крутиться вокруг квартиры Васильевых и новой информации, связанной с ней. Например, о подружках Маши и их странном поведении! Вот бы и правда с ними поговорить! Откинувшись на спинку рабочего кресла , задумчиво повторяю:
- Значит, Катя и Оля…
Неожиданно дверь в мой кабинет без стука распахивается и на пороге возникает недовольная Наташа , с объемистой папкой в руках, а позади Егоровой топчется Галина, обиженно причитая:
– Я не понимаю, Наташ! Наташ, ты можешь конкретно объяснить, что тебе не нравится?
Та, как танк, прет к столу, но вдруг, остановившись на полпути, резко разворачивается:
- В первую очередь, мне не нравится твой подход! Ты же понимаешь, такое ощущение, что ты эти эскизы по дороге накарябала. Прямо в метро!
Третьим в этой спорящей кавалькаде плетется Валик. Все они опять трогаются с места, перемещаясь в торец стола. При их приближении встаю с начальственным видом:
- Так, народ, стоп – машина! Вы что, на базар пришли, что ли? Что за митинг?
Егорова - младшая изображает кислую улыбку:
- Здрасьте, Маргарита Александровна.
- Слава богу, заметили. Доброе утро!
Наталья, поджав губы, брюзжит:
- Утро? Вообще-то уже час дня!
Демонстративно приподнимаю бровь:
-Ты пришла мне сообщить сколько времени?
- Я пришла в качестве заместителя главного редактора!
- Серьезно? То есть, похвастаться решила?
- У меня нет такой привычки.
Очень сомнительное заявление… Скривившись, хмыкаю:
- Да ну!
- Если бы вы вчера присутствовали на дневном совещании, вы бы были в курсе дела!
- Допустим, дальше что?
- А то, что мы приступили уже к разработке нового номера!
Втроем?
- Простите, а мы - это кто?
- Мы - это вся редакция! Ну, за небольшим исключением.
- И?
Дальше что? Для чего притащились ко мне в кабинет? Голос Егоровой падает. Она оглядывается на Галю с Валиком:
- И мы пришли узнать и обсудить центральную тему выпуска с главным редактором. Чтобы не работать в корзину.
Что-то я не пойму, к чему же тогда эта заместительница приступила? Валик приходит Егоровой на помощь:
- Нет, ну у нас есть кое-какие соображения…
Но та его перебивает:
– Валик, по поводу твоих соображений, я уже высказалась!
- Только я что-то сути претензий не понял.
Любимова поддакивает:
– Кстати, я тоже! Мне кажется, что эскизы вполне рабочие.
Наталья презрительно фыркает:
– Галь я тебя умоляю! Можешь, знаешь куда, с этими эскизами сходить?
Гвалт нарастает и мне приходится всех перекрикивать:
- Тихо, я сказала! Это вообще-то кабинет главного редактора, а не зал заседаний.
Егорова бурчит под нос:
- Мы и пришли к главному редактору, чтобы понять, как нам дальше работать над номером.
- Весело и с песней!
- Очень конструктивное предложение.
- Если не нравится, могу предложить вариант по конкретней.
- Хотелось бы!
- Значит, так! Сейчас выходите всей толпой в офис, поворачиваете направо, идете прямо по коридору.
Потихоньку напираю, вытесняя всех к выходу, и троица покорно идет в указанном направлении.
- Опять поворачиваете направо. Там большая дверь, за ней большой длинный стол и куча стульев. Приглашаете туда к четырнадцати ноль-ноль всю редакцию , и мы обсуждаем все варианты. Устраивает? Я так понимаю, что устраивает!
Валик, остановившись на пороге, уточняет:
- То есть, общее собрание на два часа?
- Не на два часа, а в два часа. Валик, чувствуешь разницу?
Жестом показываю народу быстрей выметаться, и те послушно выходят за дверь. Галя успевает вякнуть в спину Наташе:
- Все? Успокоилась?
Та визгливо отбрехивается:
- Руки убери от меня!
Облегченно выдохнув, прикрываю дверь:
- Здрасьте, гости понаехали!
И возвращаюсь за стол.