Есть только миг

Arg-117P: День 39 Аманда просидела с Сареком всю ночь, наблюдая, как он беспокойно ворочается и мечется. Множество раз его охватывали приступы спазмов и судорог. Он был болен, без всякого сомнения, но явилось ли причиной болезни падение под лед или что-то иное? Может, он что-то съел? Он же сказал на пути обратно в капсулу, что нездоров? Почему она не потребовала рассказать все подробнее? Наверное, потому, что помешала орда злобных маленьких тварюшек, рвущих на части крупного бронеслонца. Он просто пылал. Несколько часов назад она, откинув с его тела одеяло, была потрясена, обнаружив по всей груди пятна зеленой сыпи. Даже вены, казалось, начали выпирать над поверхностью кожи. Она просканировала его жизненные показатели медицинским трикодером из аптечки первой помощи, но не знала, что следует искать. Каково нормальное кровяное давление у вулканца? Что бы посоветовал ей отец? Она нахмурилась, загоняя обратно слезы. В подобной ситуации он посоветовал бы перестать валять дурака и вызвать службу спасения. Аманда проверила свернутую ткань у него на лбу и, обнаружив, что та теплая и уже чуть подсохшая, окунула ее в ведро с наполовину растаявшим снегом, затем вернула на прежнее место. Он застонал и повернул к ней голову, его губы что-то беззвучно произносили. Она убрала жесткие черные пряди, упавшие на ткань, и глубоко вздохнула. — Сарек, я не знаю, слышишь ли ты меня, но мне страшно. По ее щекам покатились слезы. Мысль, что он может умереть, была просто невыносима — не потому, что он был ей нужен, чтобы помочь выбраться с планеты, но единственно потому, что он был ей нужен. Как так вышло, что она не замечала раньше, насколько он ей небезразличен? Был ли вообще ей кто-то так небезразличен прежде? Прежде чего? Она не знала. Ей было трудно думать. Она легла рядом с ним, прижалась лбом к его бицепсу и провела пальцами вниз по предплечью, пока не взяла его безвольную руку в свою. — Мне так жаль, что ты страдаешь, — она шмыгнула носом, с трудом сглотнув. — А ты же страдаешь, правда? Она не ожидала ответа, но и сама не знала, чего ожидала. Все, что она могла сделать, это продолжить говорить. — Я так рада, что нашла тебя. Ну, я не рада, что тебе пришлось здесь очутиться, но… ты понимаешь, что я имею в виду. Я просто… я рада, что узнала тебя, и благодарна тебе за все, что ты для нас сделал. Для меня. Спасибо. Прошу, не умирай. Ты нужен мне. Я люблю тебя. Она разрыдалась, уткнувшись лицом в его плечо. Почему он не просыпался? Что ей делать? Она задавала себе одни и те же вопросы раз за разом, пока, в конце концов, обессилев, не впала в забытье. Очнулась она от воя вьюги и обдавшего ее тело ледяного порыва ветра. Сонное отупение мешало сосредоточиться, но она быстро поняла, что люк капсулы открыт и Сарек, спотыкаясь, ковыляет вниз по трапу в одном нижнем белье. — Сарек? Она вскочила на ноги и помчалась за ним. Она понятия не имела, как долго проспала, но, судя по цвету неба, наступали сумерки, хотя из-за все усиливающейся бури было трудно сказать наверняка. Она догнала его у подножия трапа, схватила за руку и закричала: — Какого черта ты творишь? Он отдернул руку с пугающей силой. — Я… мне нужно… оставь меня! — Ты идешь прямиком в снежную бурю в одних трусах! Ты правда думаешь, что я позволю тебе это сделать? — Я-я… я не могу… я могу… — Иди внутрь! — завопила она, голос сорвался, заглушенный воем ветра. Он произнес что-то неразборчивое, но, когда она вновь вцепилась в его руку, не стал противиться. Вернувшись в капсулу и закрыв за ними люк, она стряхнула с волос снег и развернулась к нему лицом. — Да что с тобой творится? — зарычала Аманда. — Что, черт возьми, это было? Он моргнул и в замешательстве тряхнул головой. — Что именно «это»? — Это! — прокричала она, указывая на дверь, потом обвела руками пространство между ними и завопила: — Это! Ты упал в пруд и чуть не замерз насмерть, а теперь тащишься в зимнюю бурю практически голый! Его остекленевшие глаза опустились, глянули на его собственное слабеющее, сжавшееся тело. Стиснув челюсти, он бросился к своей стороне капсулы и принялся лихорадочно натягивать штаны. — Ты не имела права… — Не имела права? Ты был мокрый насквозь и в состоянии шока! Если я правильно помню, однажды ты раздел меня вообще догола! — Ты не понимаешь, ты… — Нет, я не понимаю! — перебила криком она. — Почему ты так себя ведешь? Ты не ешь, не спишь… Гнев покинул его лицо, оставив только замешательство и панику. — Я… я… я… — Что? — рявкнула она, расстроенная его неспособностью просто сказать, что с ним такое, но при этом чувствуя себя слегка виноватой за то, что кричит на него, хотя ему явно неудобно о чем-то рассказывать. Смягчив тон, она скрестила руки на груди и сделала шаг вперед. — Что происходит, Сарек? Ты можешь мне все рассказать. — Это очень личное дело, — ответил он срывающимся голосом. Услышав страдание в его тоне, Аманда чуть не расплакалась. Если бы он не был вулканцем, ей захотелось бы обнять его. — Я не хочу совать нос не в свое дело, но я очень беспокоюсь о тебе. Если я могу как-то помочь, как угодно, я это сделаю. — Как угодно? — спросил он, его голос сочился любопытством и надеждой. В его тоне проскользнуло что-то, отчего волосы у нее на затылке встали дыбом. Она задумалась, стоило ли говорить, что она сделает буквально что угодно. Вероятно, на свете было много вещей, которых она не стала бы делать, например, убить кого-то, но вряд ли он потребовал бы от нее чего-то настолько экстремального. Сарек был ее единственным спутником здесь и несколько раз спасал ей жизнь, поэтому она правда не могла представить, будто он скажет что-то настолько отвратительное, что она будет вынуждена отказаться. — Просто скажи мне, что тебе нужно, Сарек. — Это очень деликатное дело, — выдохнул он и отошел к дальней стороне капсулы, заламывая руки. — Личное. — Да, ты это уже говорил, — вздохнула она. — Если это что-то личное, или слишком смущающее, да какое угодно, я клянусь: я сохраню твой секрет. Да оглянись вокруг: кому бы я вообще могла тут разболтать? Те десять секунд, что прошли до его ответа, показались ей часами. — Я сильно болен. Хотя она какое-то время уже это подозревала, ее сердце все равно упало. Она тяжело сглотнула и спросила: — Что с тобой? — У меня… у многих вулканских мужчин… есть такое состояние. Оно называется пон фарр. — Что это означает? Это серьезно? Ты умрешь? Есть ли какое-то лечение? — Несмотря на то, что она уже потратила бесчисленное множество часов на обдумывание способов покинуть планету, разум Аманды вновь начал перебирать те же самые возможности, только теперь вместо возвращения домой к семье, цель изменилась: ей нужно было доставить Сарека к врачу. — Это не столько болезнь, сколько естественный биологический процесс, — ответил он, тяжело опустившись на одно из сидений рядом с уборной. — Естественный биологический процесс? — Да. — Тебе придется рассказать подробнее. Он глубоко вдохнул через нос и опустил трясущиеся руки на колени. — Исповедующих логику вулканских мужчин примерно раз в семь лет охватывает состояние, называемое пон фарром. Она ждала продолжения, но он лишь молча уставился взглядом в пол. — Ну, я не знаю, что такое пон фарр. Ты мог бы объяснить? Его лицо исказилось от отвращения, и он отвернулся, Аманду даже чуть замутило. Казалось чем-то неправильным видеть на его лице столь неприкрытые эмоции. Он что-то забормотал о логике, о гормонах, но она совершенно ничего не понимала. — Не хочу тебя перебивать, но какое это имеет отношение к тому, что ты не ешь и не спишь? — Я должен взять себе пару, или я умру. В шоке и замешательстве Аманда застыла на месте, словно статуя. Разумеется, слух ее обманывал. — Прости, ты сказал, что должен… взять пару? Или умереть? — Да. — Взять пару? Или умереть? — Почему ты продолжаешь твердить одно и то же? — огрызнулся он. — Эм, хм… когда ты говоришь «взять пару», ты имеешь в виду… а что ты имеешь в виду? — Я должен найти партнера, который ответит мне согласием, осуществить с ним ментальное слияние и вступить в половую связь. Если какое-то заявление буквально требовало чрезмерной реакции, то именно это, но Аманде каким-то чудом удалось сдержаться и отреагировать лишь поднятием бровей и мгновенно вспотевшими ладонями. Она несколько раз мысленно повторила его слова, пытаясь решить, можно ли интерпретировать их как-то иначе, но выражение «вступить в половую связь» самым ясным и недвусмысленным способом сообщало о необходимости заняться сексом. Едва она решила, что не ослышалась, и он на самом деле утверждает, что ему нужно заняться с ней сексом или умереть, следующим стало предположение, что он, должно быть, либо шутит, либо лжет, но, как он повторял уже десятки раз, он не имел привычки шутить. И он вулканец, поэтому она сомневалась, что у него есть и привычка лгать. Будь он кем угодно другим, эти слова показались бы самым отстойным пикаперским подкатом на свете: «Эй, девчуля, займись со мной сексом, или я умру». — Пожалуйста, ответь, — прошептал он. — Я не знаю, что сказать, — прохрипела она, в горле у нее вдруг так пересохло, что язык прилип к небу. — Я бы никогда не попросил… Я бы никогда… — Тебе нужно, чтобы я занялась с тобой сексом? — перебила Аманда. — Я… мне нужно, чтобы ты… Я призываю тебя сделать то, что ты сочтешь приемлемым. Аманда разжала сцепленные руки и потерла ими лицо, потом какое-то время массировала кончиками пальцев лоб. Она сделала несколько шагов назад и полусела-полурухнула в кресло напротив него. — Я не знаю, что сказать. Я человек, в смысле… это… у тебя вообще получится с человеком? Это… мы… ну, наши виды, мы… гм… вообще совместимы? Он содрогнулся. — Случаи спаривания между нашими видами в прошлом имели место. Я полагаю, что биология и механика процессов в целом схожи. Это заставило Аманду замереть. Она часто ловила себя на мысли, что Сарек привлекателен, как физически, так и вообще, но никогда всерьез не планировала воплотить в жизнь ее небольшую влюбленность, в основном потому, что он был вулканцем. Она не была противником межвидовых отношений, но ей тут же вспомнились неловкие разговоры на уроках полового воспитания в средней школе о том, что делать, если ей захочется физической близости с представителем другого вида. Стоило закрыть глаза, и в памяти всплыл дрянной ролик, который крутила мисс Джелал, в нем мальчик-телларит и девочка-человек держались за руки и вели чудовищный в своей нелепости диалог. В чем вообще состояла главная идея? Если тебе нравится представитель другого вида, это нормально, но сначала посоветуйся с врачом? Как она вообще могла тогда что-то запомнить? Она была слишком занята — хихикала на заднем ряду с подружками и не обратила на лекцию особого внимания. — Твое молчание наводит на мысль, что ты обдумываешь этот вопрос. Она не ожидала, что он заговорит, и вздрогнула от звука его голоса. — Я пытаюсь разобраться во всем этом. Если я не займусь с тобой сексом… ты просто… умрешь? — Уровень гормона ямарина в моей крови в итоге достигнет критического уровня, что приведет к моей смерти. — И заняться сексом — это единственный способ… Он перебил: — Нет, хотя и единственный, с помощью которого я успешно решал эту проблему в прошлом. Это заявление нужно было как следует переварить. — Подожди, так с тобой такое уже было? — Да, как я уже объяснял, это происходит примерно каждые семь лет, хотя текущий цикл, похоже, ускорился из-за суровых условий, в которых мы оказались. — Если ты раньше решал эту проблему сексом, значит, тебя кто-то ждет на Вулкане? Жена? — Аманда с трудом сглотнула, внезапно вспомнив его объяснения, что многие вулканские браки заключаются по договоренности. — В настоящее время я ни с кем не связан узами. — Что это значит? — Выражаясь человеческим языком, я не женат. И волен сам искать себе пару. Аманда выдохнула и скрестила ноги. — Итак, если я не займусь с тобой сексом, ты умрешь, а если ты умрешь, я не выберусь с этой планеты и, вероятно, тоже вскоре умру. На его лице с болезненной очевидностью проступили стыд и отвращение. Она закрыла глаза. — И ты больше никак не можешь… — Я перепробовал все возможные способы, — перебил он почти враждебно. — Я бы никогда не втянул тебя в это, если бы у меня был выбор. — Но что насчет секса? Если вопрос только в нем, ты мог бы… ну, знаешь, взять дело в… в свои руки, так сказать? — к концу фразы она, сильно покраснев, перешла уже на шепот. — Я не очень хорошо разбираюсь в человеческих эвфемизмах. — Э-э-э, я имела в виду, что ты мог бы… — Аманда скорее провалилась бы сквозь землю и умерла там, чем закончила предложение, но такая гипотеза показалась ей разумной. — Ты мог бы стимулировать себя вручную. Он выпрямился в кресле. — Ты намекаешь, что мне следует мастурбировать? Застонав, Аманда спрятала лицо в ладони. Она бы с большей охотой обсудила свои любимые позы в сексе со своим начальником или бабушкой и дедушкой, чем услышала, как Сарек произносит слово «мастурбировать». — Я не… я не знаю… слушай, я понятия не имею, как все это у вас происходит. — Избавление от пон фарра — это нечто большее, чем просто акт спаривания. Оно также требует ментальной связи, и… Аманда осмелилась глянуть в его сторону, но не смогла поднять взгляда выше его ступней. Сарек вздохнул и, встав с кресла, принялся ходить небольшими кругами. — А что ты имеешь в виду под ментальной связью? Вроде того слияния разумов, о которой ты мне рассказывал? — Да, — фыркнул он. — Именно это. — Именно это у нас случилось? Когда я притащила тебя в капсулу, ты схватил меня за лицо и… — Что? Я не мог… — Но ты это сделал, — настаивала она. — Ты был почти без сознания и лежал у меня на коленях, потом у тебя появился какой-то странный взгляд, ты схватил меня за лицо и… Она не стала рассказывать, насколько это было возбуждающе, но у нее возникло неясное и очень смущающее ее ощущение, что он и так уже знал. — Так это ты делал? Пытался соединить свой разум с моим? — Я не… Я бы не… — Ты да, — настаивала она. — Я сожалею. Я не контролировал себя. Это влияние пон фарра… — Если я займусь с тобой сексом, этот твой пон фарр пройдет? — Как я уже сказал, требуется нечто большее, чем просто акт… — Тебе еще нужно читать мои мысли, — перебила она, внезапно почувствовав себя беззащитной и уязвимой. Она, наверное, смогла бы заставить себя заняться с ним сексом, как бы неловко и дискомфортно это ни было, но позволить ему исследовать ее разум — все ее глупые мысли, мелочные эмоции и стыдные воспоминания предстали бы перед ним совершенно обнаженными — это было нечто совсем иное. — Необходимый мне вид слияния обычно не предполагает исследования когнитивных процессов. Правильнее сказать, что я бы исследовал твои эмоции. — Значит, чтение не моих мыслей, но моих чувств, — ответила она, не в силах скрыть усталость и сарказм. Что, если она позволит ему это, и он узнает, что ее влечет к нему? — Но это не поможет, если ты не… — Нет, — отрезал он. — Мне жаль, — ответила она, еле удерживаясь на грани слез, когда вся тяжесть нависшей над ними ситуации в итоге начала рушиться вниз. Его тело напряглось, он сделал к ней шаг. — Я не хочу причинять тебе эмоциональные страдания. Мне жаль, что это произошло. Я… — Я сделаю это, — выпалила она, поразив себя не меньше, чем его. — Давай просто сделаем это. Все нормально. Последовало долгое молчание, прежде чем Сарек, заикаясь, произнес: — Т-ты… ты уверена? — Нет, не особо, но разве у меня есть выбор? — Ты вольна мне отказать. Это очень экстраординарная просьба. Есть… — Мы находимся в довольно экстраординарных обстоятельствах, — пробормотала Аманда. — Впервые за несколько недель у меня появилась надежда, что мы когда-нибудь выберемся отсюда, и я не собираюсь отказываться от нее. Мне нужна твоя помощь, чтобы добраться домой, а тебе нужна моя помощь, чтобы… ну, с этим твоим пон фарром. Мы выберемся отсюда, Сарек, чего бы это нам ни стоило. Он стиснул челюсти и сжал руки в кулаки. — Спасибо. И мне очень жаль. Ее дыхание перехватило — их невероятно неловкое объяснение стремилось к какому-то завершению. Некоторое время они смотрели друг на друга, явно отчаянно желая, чтобы другой сделал первый шаг. Аманда почти чувствовала себя юной викторианской невестой, которую общественные условности держали в жестких рамках неведения и целомудрия, и которая внезапно столкнулась с перспективой первой брачной ночи. — Итак, должны ли мы… — вздохнув, она, наконец, смогла посмотреть ему в глаза, и то, что она увидела, разбило ей сердце. Он выглядел настолько несчастным и устыженным, что слезы вот-вот грозили вновь навернуться ей на глаза. Влекомая инстинктивным порывом, она сделала несколько плавных шагов и заключила его в объятия. — Все будет хорошо. Его тело на краткий миг прижалось к ней, затем он отстранился, оставив Аманду в метаниях от неуверенности в себе. Его отвращала мысль о сексе с ней или то, что он был вынужден просить ее о сексе? Отбросив колебания, она взяла его трясущиеся ладони в свои и сжала их. Она не в первый раз испытывала это чувственное ощущение, но впервые ясно осознала, что его причина кроется именно в соединении их рук. — Я… я сожалею, — выдохнул он. Он дрожал, и это пугало ее. — Все хорошо, — прошептала она, делая еще полшага вперед и кладя их сплетенные руки ему на грудь. — Это не твоя вина. — Я сожалею, что ты оказалась в это втянута. — Давай просто сделаем это. Он разжал пальцы и поднял руки, явно намереваясь коснуться ее плеч, но заколебался. — Что-то не так? — спросила она. — Это трудно… — Я знаю, я человек, и это, наверное, реально странно, потому что я почти уверена, что я не в твоем вкусе… — Это не имеет никакого отношения к твоей человечности, — прервал он, сделав несколько глубоких вдохов. — И ты… весьма привлекательна с эстетической точки зрения. Это… просто… даже в моем нынешнем состоянии трудно заставить себя прикоснуться к тому, кто не хочет, чтобы к нему прикасались. Ее поразило, что он считает ее эстетически привлекательной, особенно учитывая то, что она не слишком-то регулярно сейчас моется. Она прикусила верхнюю губу и возразила: — Я не говорила, что не хочу, чтобы ко мне прикасались. — Ты никогда не давала мне понять обратного. — Наверное, я понимаю, почему ты так считаешь, — простонала она. — Я не знаю. Я не знаю, чего хочу. Я хочу, чтобы ты жил, это я знаю точно. — Могу ли я как-нибудь сделать это более терпимым для тебя? Она подавила смешок. — Я думаю, это было бы более терпимо, если бы я думала, что ты хочешь этого по иной причине, кроме как избежать смерти. — Соглашусь. — Могу я тебе кое в чем признаться? — Тебе нужно мое разрешение, чтобы сделать признание? — Нет, наверное, — ответила она, скрестив руки на груди и вывернув правое запястье, чтобы почесать сбоку шею. — Ну, ладно, несколько раз так случалось… типа… Я думала, что ты красивый. — Ясно. Спасибо. Этот бесстрастный незамедлительный ответ заставил ее разразиться смехом. На его лице проступил ярко-зеленый румянец. — Почему тебе это кажется забавным? — Я пытаюсь сказать тебе, что в последние недели я вдруг внезапно понимала, что я… Я лишь… думаю, что меня влечет к тебе. Ну, в смысле, ты спас мне жизнь, и ты красивый, и ты очень умный… — Я мог бы сказать то же самое о тебе. У нее отвисла челюсть. — Ты потрясающе это скрывал. — Я вулканец. Она послала ему страдальческую улыбку. — Так и есть. Он кивнул, но никто из них не сделал движения навстречу. Упавшее между ними молчание несло с собой все нарастающее смущение, и, не желая возвращаться к неловким разглагольствованиям, Аманда сказала: — Ты не возражаешь, если я немного приведу себя в порядок, прежде чем мы начнем? Я со вчерашнего дня так и не почистила зубы. Он еще раз кивнул. — Я бы также желал соблюсти личную гигиену. Аманда ретировалась в уборную и, оказавшись внутри, прислонилась спиной к двери и сползла вниз, усевшись на пол. Не было никакого смысла пытаться все как следует обдумать, потому что мысль о том, что она собирается заняться сексом с вулканским послом, которого знает чуть больше трех недель, потому что они застряли на необитаемой планете и он умрет, если она этого не сделает, показалась ей до крайности смешной. Она торопливо почистила зубы, но на мытье тела и бритье подмышек потратила куда больше времени. Посчитал бы Сарек странным, что человеческие женщины удаляют волосы на теле? Возможно. Какая логика в избавлении от того, что природа создала не просто так? С другой стороны, вулканцы делали себе эти странные стрижки под горшок, так что, возможно, они и сами были ярыми сторонниками ухода за волосами и избавления от нежелательной растительности. Если быть до конца честной, она делала все это не столько для него, сколько для себя. С тех пор, как она была с мужчиной, прошла целая вечность, и было бы здорово снова почувствовать себя женщиной, или максимально близко к этому, с учетом нынешних обстоятельств. Если ему это понравится, хорошо, а если нет, ну жаль. Он был не в том положении, чтобы привередничать. Она не стала слишком долго разглядывать себя в зеркале уборной. Она стала бледной и костлявой, а ее прекрасные шоколадного цвета волосы сменили глянцевый блеск на матовый оттенок. Она вычесала волосы, насколько смогла, снова почистила зубы, дохнула на ладонь и понюхала, затем нанесла немного дезодоранта и вернулась в каюту. — Уборная в твоем распоряжении, — пробормотала она, направляясь к своей постели из подушек и избегая встречаться с ним взглядом. Ему на приведение себя в порядок потребовалась целая вечность, что, к сожалению, дало Аманде слишком много времени на размышления. Очевидно, он прибирался в капсуле, пока ждал своей очереди в уборную. Он ликвидировал кавардак, который она устроила, пока искала нож, чтобы срезать с него одежду, сложил одеяла и выровнял подушки на своей половине капсулы. Он всегда был аккуратистом, но в нынешних обстоятельствах в этом было что-то птичье, напоминало поведение пернатого самца, который неделями искусно сплетает веточки, создавая идеальное для соблазнения самочки гнездо. Она постояла, встряхнула руками. Может, ей стоит переложить подушки со своей самодельной постели рядом с его. Тогда постель стала бы вдвое больше, чтобы на ней было удобнее поместиться двоим. Она снова заломила руки. Сейчас было не время нервничать. Сарек уже и так нервничал достаточно, и, если она последует его примеру, тогда, вероятно, мучительная неловкость ситуации тоже удвоится. В идеале они пошли бы на свидание в приличный ресторан, непринужденно поболтали, и, если бы все прошло хорошо, вернулись бы к ней домой, может, немного выпили, а там, одно за другим, все произошло бы само собой. Аманда, зная, что ей предстоит свидание, на всякий случай надела бы красивое нижнее белье, и, наверное, они оба как следует постарались бы прихорошиться перед встречей. Что ж, наверное, будь Сарек человеком, так бы все и произошло, но он им не был. Почему она вдруг перестала ходить на свидания? Ей никогда не нравились запланированные и тщательно срежиссированные правила сближения, в жесткие рамки которых люди сами себя загоняли. Свидания были довольно утомительным и раздражающим занятием. Ее неспособность должным образом следовать этим правилам и найти в разумные сроки спутника жизни и стала причиной того, что она вообще оказалась в этом дурацком круизе для холостяков. Конечно, вулканские правила обзаведения спутником жизни путем подписывания семилетками брачного контракта, потому что родители вдруг решили, что из них получится хорошая пара, тоже казались не совсем правильными. Возможно, она скучала по свиданиям, потому что знала, что они из себя представляют, а сейчас она с этим парнем собиралась ступить на неизведанную ранее территорию. Она плюхнулась на свою постель из подушек и сжала дрожащие руки в кулаки. Аманда никогда особо не любила выпить, но сейчас не отказалась бы от рюмки-другой виски, чтобы снять напряжение. И тут она вспомнила, что, готовясь эвакуироваться с «Джунипер Карнеги», запихнула в боковой карман дорожной сумки немного алкоголя, оставленного в ее каюте в качестве подарка от компании. Она прихватила четвертьлитровые бутылочки, чтобы обменять на что-то полезное, и совершенно о них забыла: с кем тут можно было меняться? Довольная, что нашла себе хоть какое-то занятие, она вскочила на ноги и зашарила в боковых отсеках капсулы, пока не нашла свою черную дорожную сумку. Внутри она обнаружила не только маленькие бутылочки пряного рома и водки в боковых карманах, но и две пары черных трусов и черный лифчик на дне основного отделения. Несомненно, она проглядела их из—за цвета — черное белье, черная сумка. Но цвет не особо ее волновал. Главное — белье было чистым. В приличном состоянии, без пятен и как следует выстиранным. Она оглянулась на дверь уборной, гадая, сколько еще Сарек там проторчит, и успеет ли она переодеться до того, как он выйдет. И подумала, что в долгосрочной перспективе это, наверное, даже не имеет особого смысла — довольно скоро он увидит ее полностью обнаженной. Она сменила белье в рекордно короткие сроки, затем откупорила бутылку пряного рома, сделала большой глоток и почти мгновенно захмелела. Она никогда не отличалась особым умением пить, но почти два месяца трезвости и недоедания сделали ее крайне легкой добычей алкоголя. Наверное, будет разумно остановиться на одном глотке; она не хотела напиться в стельку, просто быть немного под хмельком. Она засунула бутылочку обратно в сумку и только закрыла дверцу отсека, как Сарек вышел из уборной. Она прислонилась спиной к стене и прикусила нижнюю губу. Он подстригся и побрился, но не сильно при этом изменился. Она, наверное, тоже. Возможно, важнее было то, что они иначе чувствовали себя, поскольку приложили усилия, чтобы обрести более приличный и цивилизованный вид. — Ты хорошо выглядишь, — нарушила она тишину, при этом спрашивая себя, не ляпнула ли большую глупость. — Ты… ты тоже. — Так… ты готов? — А ты? — Да. Ты… э-э… я могу принести свою постель на твою половину. В смысле, если ты хочешь… Я просто подумала… — Делай, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя комфортно, — он словно давился словами. Аманда натянуто кивнула и сдвинула постели вместе, изо всех сил стараясь выровнять их симметрично, затем села на тонкую подушку и подтянула колени к груди. Сарек наблюдал за ней с выражением, которое можно было описать только как огромное смятение. — Не хочешь присесть? — А ты хочешь, чтобы я сел? — отозвался он. — Я не знаю, как у нас что-то получится, если я буду сидеть тут, а ты стоять там, — пошутила она, спросив себя, было ли хорошей идеей глотнуть рома. Он приблизился и сел, повторив ее позу. — Пахнет этанолом, — заметил он. Она поморщилась. — Я выпила глоток рома. Хочешь тоже немного? — У меня нет привычки употреблять органические спирты. — Думаю, это разумно, — пробормотала она. — Вулканцам нравится сохранять над собой контроль. — Алкоголь не влияет на вулканцев так, как на людей, — ответил он. — Я воздерживаюсь от него, потому что нахожу его вкус слишком горьким. — Да, наверное, трудно спорить, что большинство спиртных напитков резки на вкус. — Тогда зачем ты его пила? — Чтобы набраться смелости, — слабо усмехнулась она. — Ты боишься? — Нет, не совсем. Я просто подумала, что так буду меньше нервничать. В большинстве человеческих культур употребление алкоголя перед сексом практически стало обычаем. — Я этого не знал. Хочешь, я выпью немного, чтобы почтить вашу культуру? Она не удержалась, от такого очень искреннего предложения ее пробрал нервный смех. — Нет, думаю, это не обычай в буквальном смысле. Алкоголь является частым атрибутом первого свидания, но вряд ли это можно назвать свиданием. — Под свиданием ты подразумеваешь ухаживание? — Да. — Понятно. — А у вулканцев существуют какие-нибудь ритуалы для такого? — Есть, но думаю, мы можем ими пренебречь. — Тебе было бы комфортнее, если бы мы их соблюли? — Полагаю, они в данной ситуации не применимы. — Почему нет? — Сопровождающие пон фарр ритуалы включают в себя брачные барабаны и зажигание церемониальных свечей, ни тем, ни другим я в настоящее время не располагаю, также производится чтение определенных стихов, что в нашем случае неприменимо, поскольку мы не женаты. Аманда почувствовала, что щеки обожгло краской румянца. — Тогда, наверное, мы это пропустим. — Да. Какое-то время они оба молчали, и как раз в тот момент, когда Аманда, глянув вниз и заметив, как сильно дрожат его руки, спросила: «Может, мы уже начнем?», Сарек тихо сказал: «Я очень благодарен тебе». — Я благодарна за тебя, — ответила она. Их лица медленно повернулись навстречу, и впервые за долгое время они посмотрели друг другу в глаза. — Привет, — произнесла она, не зная, что нужно сказать. — Здравствуй. — Так с чего начнем? Он резко выдохнул, но, вопреки ожиданиям, не отвел взгляда. — Ты позволишь мне вступить в связь с тобой? — Я думала, в этом и весь смысл. — Я имею в виду, что мы должны объединить наши разумы. — О, точно. Но я не знаю, как это сделать. — Тебе не нужно ничего делать. Я буду руководить процессом, мне просто нужно твое согласие. Аманда проглотила комок в горле и едва заметно кивнула. Сарек поднес правую руку к ее лицу, но отдернул, когда Аманда вздрогнула. — Это будет больно или причинит какие-либо необратимые повреждения? — Боли не будет, — напряженно ответил он. — Но вероятно создание телепатической связи, которая может сохраниться некоторое время. Она хотела задать еще тысячу вопросов, но решила, что в этом нет смысла — если она откажется, они просто вернутся к тому, с чего начали — он умирает от пон фарра, а она умирает в одиночестве на Arg-117P. — Хорошо, я готова. Когда его рука коснулась ее лица, волна эйфории прокатилась через ее тело, разлилась струями тепла до кончиков пальцев на руках и ногах, подобный эффект оказал на нее глоток рома, но сейчас это ощущалось гораздо более личным. В этом чувстве были голод и страсть, но также нежданные нежность и привязанность. Она понятия не имела, кто первым начал поцелуй, но вскоре их губы слились, а руки пустились в исследование их тел. Когда его левая ладонь скользнула вниз между ее бедер, она дернулась, заставив Сарека немедленно разорвать с ней всякий физический контакт. — Что случилось? — она запнулась, испугавшись, что нарушила какое-то серьезное вулканское табу. — Ты вздрогнула, — ответил он напряженным, хриплым голосом. — Ну, да, но, наверное, зря. Мне вообще-то известно, что должно произойти. Выражение его лица выдавало владеющую им физическую боль, и она как-то поняла и оценила, что он хотел быть с ней практически любой ценой, но только если это не причинит ей дискомфорта. Она не понимала, каким образом это знала, но знала, и это рыцарственное отношение лишь добавило ему еще большей привлекательности. — Я в порядке, клянусь. — Я не хочу, чтобы мои прикосновения причиняли тебе боль или дискомфорт. — Это не так, — твердо произнесла она, снова потянувшись к его правой руке. — Правда. Я дам тебе знать, если это случится. И я надеюсь, ты тоже скажешь мне, если я сделаю что-то, что тебе не понравится. Несколько мгновений ее ладонь покоилась поверх его, пока Аманда не почувствовала, что его дискомфорт прошел, а затем снова потянула его руку к своему лицу. В этот раз ощущение единения с ним было гораздо непринужденнее, и когда их губы снова встретились, она была уверена, что их свело воедино взаимное влечение. Случилось еще несколько неудачных моментов — один раз он слишком сильно сжал ее грудь, а в другой она, начав расстегивать его штаны, случайно ущипнула некую важную часть его тела, — но каждый раз, как неуклюжесть и культурные недопонимания разводили их врозь, любопытство и та связь, которую он выковал между ними, снова объединяли их в одно целое. Постепенно их одежда, один предмет за другим, начала падать в кучку рядом с их импровизированной постелью, и к тому времени, когда Аманда полностью обнаженной уже лежала на нем сверху, она чувствовала себя так легко, как никогда в жизни. Никто из них еще не пытался перейти непосредственно к самому акту, но ощущения, как его руки скользят по ее ребрам и позвоночнику, спускаются к бедрам и ягодицам, а затем вновь возвращаются к ее лицу, чтобы возобновить связь разумов, сами по себе несли большое удовольствие. В промежутках между поцелуями она не стеснялась силы вырывающихся изо рта звуков, и теплая волна возбуждения продолжала нарастать, пока ее не охватило отчаянное желание сдаться этой силе, но, едва она издала крик экстаза, Сарек осторожно перевернул ее на спину, и это ощущение исчезло. — Почему ты остановился? — ахнула она, распахнув глаза. Она едва могла видеть его силуэт в тусклом свете капсулы. Когда успело так стемнеть? Сквозь крошечные иллюминаторы под потолком почти не проникал свет, то ли из-за наступления темноты, то ли из-за бушующей снаружи бури, она не знала. Она нежно провела руками по его щекам, чтобы заставить посмотреть на нее. — Сарек? Не отвечая словами, он лишь опустился на нее сверху, бережно поддерживая основную часть своего веса на левой руке, затем, оставив на ее губах легкий поцелуй, провел правой ладонью по ее животу, вверх по груди и вновь скользнул по изгибу челюсти, чтобы возобновить слияние разумов. И таким образом началось их трехдневное погружение в тела и души друг друга, лишь изредка прерываемое потребностью в еде, сне и поддержании тепла, вопреки бушующей и воющей снаружи зиме.