Есть только миг

Arg-117P: День 24 — Вы не можете идти один. Просто не можете. Между бровями Сарека залегли складки. — Вы несколько дней обходились на этой планете без меня — сможете сделать это снова. — Дело не в том, обойдусь или нет, Сарек, — вздохнула Аманда. — Мы здесь вместе. И понятия не имеем, что убило ту кошку… — Не факт, что животное относилось к семейству кошачьих. — А вы специально стремитесь доколупаться до самых мелочей или это просто само собой выходит? Сарек медленно моргнул и не ответил. Так странно, что в один миг она была почти им очарована, а уже в следующий он ее жутко бесил. — Вы знаете, что я имею в виду, Сарек, — добавила она, вскинув руки в воздух. — Что-то растерзало опасного хищника почти у нашего порога, а вы хотите в одиночку отправиться пешком через лес? — Да. — Я вам не позволю. — Мне не нужно ваше позволение. — А мне не нужно ваше, чтобы пойти с вами. Вы здесь не главный и не можете заставить меня остаться. Его глаза еле заметно сузились. — Логичнее одному из нас остаться. — Зачем? Чтобы кто-то не украл наши вещи? — Чтобы продолжить сбор еды. — А что, если в той спасательной капсуле есть еда? Что, если в ней есть и другие полезные вещи, которые смогут нам пригодиться? Кто поможет вам их принести? Сколько вообще весит этот дейтериевый элемент питания, который вы ищете? — Примерно полкилограмма. И мы не можем знать наверняка, что это спасательная капсула. — По показаниям трикодера вы оценили вероятность того, что это капсула с «Белла», в восемьдесят девять процентов. — Мы не можем знать наверняка, что это спасательная капсула, — повторил Сарек, мышцы вокруг его рта напряглись. — Но даже если это так, маловероятно, что там осталась еда. С момента инцидента на «Белле» прошло примерно полтора месяца, и если в капсуле был пассажир, он, скорее всего, съел всю имеющуюся пищу и уже умер от голода. — А вы не из тех, у кого стакан наполовину полон, да? Сарек поднял бровь. — Я не понимаю вашего выражения. — Послушайте, мы ходим по кругу. И впустую тратим световой день. Есть крошечный шанс, что это спасательная капсула, и там случайно оказался пассажир, и он еще жив и нуждается в помощи, поэтому я не вижу смысла тратить время на споры, логично ли мне оставаться здесь и играть в домохозяюшку. Аманда скрестила руки на груди и постаралась придать лицу самое суровое и решительное выражение, какое только можно, не скатываясь при этом в карикатурность. Ее подмывало отпустить замечание о том, что после того странного держания за руки он сбежал от нее, будто неловкий подросток, но она поняла, что это было бы чересчур. Но что тогда вообще произошло? Он словно находился в каком-то трансе или под гипнозом. На секунду ей даже показалось, что он собирается поцеловать ее, и, учитывая ее собственные очень сложные чувства, она, наверное, даже ответила бы, но все же… При мысли об этом ее сердце заколотилось, и она отвела глаза, отказываясь от дуэли взглядов. — Я пойду собираться, — заявила она. Аманда удалилась в капсулу, стараясь вести себя непринужденно, но при этом гадая, выглядела ли она капризной и ребячливой или же деятельной и уверенной в себе. Она не чувствовала уверенности. Не логичнее ли остаться? Так утверждал вулканец, так оно, вероятно, и было. И тут у нее мелькнула мысль, которая посещала ее уже несколько раз, и вместо того, чтобы закатить глаза и отмахнуться, Аманда позволила себе обдумать эту мысль. Что, если вулканцы не знали ответов на все вопросы? Что, если логика была просто отговоркой, которую они придумали, чтобы казаться всеведущими в глазах остальных? Судя по тому, как все о них говорили, вулканцам часто приписывали практически полубожественные качества, но что, если они такие же, как все остальные — полагаются на лучшее и принимают решения, часто надеясь на случай, для вида приправив это небольшим количеством ментальных вычислений? Она вдруг спросила себя, проверял ли кто-нибудь когда-нибудь сделанные вулканцами расчеты. Что, если, выдавая что-то вроде: «Вероятность того-то и того-то всего 12,6 процента», они это просто выдумывали? Аманда понимала, что свои недостатки, и серьезные, есть у любого варианта, пойдет ли она или же останется тут. Если она останется, Сарек окажется совсем один в своем путешествии, а прошлая ночь доказала, что Arg-117P даже менее гостеприимна, чем они полагали ранее. Не чересчур ли она наивна, думая, что сможет помочь ему защититься, или, может, наоборот, она каким-то образом ищет его защиты? Может, правдиво и то, и другое. К тому же ему явно может понадобиться помощь в преодолении густых зарослей кустарника или в переноске вещей. А что, если он вообще не вернется? При одной мысли об этом по спине продрало ознобом — сидеть тут, в капсуле, годами, гадая, что же с ним случилось. Да, казалось безопаснее держаться вместе, пусть даже это сулило множество неудобств. И все же, были свои прелести и в том, чтобы остаться — главным образом, в том, что у нее будет больше времени и пространства для себя самой. Конечно же, очень важно было собрать побольше еды и продолжить подготовку к зиме, которая, судя по ледяному ветру, задувающему в открытом поле возле капсулы, уже была совсем близко. Она могла бы спать под крышей, в мягкой постели и не тревожиться, что ее скелет дочиста обглодает нечто, охотящееся тут ночью. Именно эта мысль оказалась решающей. Да, спать в защищенном укрытии и сохранить существующие минимальные удобства было бы весьма неплохо, но это означало бы, что все бремя опасности ляжет на плечи одного Сарека, а это было бы несправедливо. Отец никогда не позволял ей праздно торчать в теплой палатке, когда нужно было поддерживать огонь — Грейсоны всегда вносили свой вклад и не уклонялись от работы. Двадцать минут спустя они оба стояли наверху пандуса, у ног лежали собранные рюкзаки. Они вели между собой безмолвный разговор, состоящий из подъема бровей, раздувания ноздрей и поджатых губ — левая бровь Сарека спрашивала, действительно ли они намерены пуститься в путь, а хмуро сжатые губы Аманды подтверждали: так оно и было. Сарек, казалось, уже был готов сделать первый шаг, когда Аманда остановила его. — Вы положили ручные фазеры? — Нет, — ответил он. — Не думаете, что их нужно взять с собой? — Я никогда им не пользовался, — ответил Сарек. — Вы знакомы с данными устройствами? — Ну, нет, но вряд ли ими так уж сложно пользоваться? — Сложность их использования не имеет значения. Нелогично размахивать оружием, с которым не обучен обращаться. — Думаю, там все просто: включаешь, целишься и стреляешь. — У вас имеется какая-нибудь боевая подготовка? — Нет. Я учитель шестых классов. Зачем мне проходить боевую подготовку? — Вы, похоже, обладаете приемлемыми навыками выживания. Я рассматривал возможность того, что вы могли пройти службу в Звездном флоте или в земном вспомогательном корпусе. Ни одно заявление за всю историю заявлений не повергало Аманду в подобное замешательство. Она не совсем была уверена, что он хотел сделать ей комплимент, и не была уверена, что примет это как комплимент, но оскорблением его слова определенно не были. Сарек счел, что у нее есть навыки выживания. Эпитет «приемлемые» не был столь уж хвалебным, но в устах вулканца прозвучал явной похвалой. Очевидно, он был достаточно высокого мнения о ее навыках, чтобы посчитать ее ветераном Звездного флота. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не улыбнуться гордо и не выпятить грудь. — Когда-то я часто ходила в походы с отцом. Он многому меня научил. — Он учил вас тактическим маневрам? Обучил точно определять цель? Аманда скорчила гримаску. — Нет. Он научил меня завязывать узлы, разводить костры и находить съедобные растения. Какое отношение тактические маневры имеют к простому ношению ручных фазеров? Я могла бы еще понять, если бы мы ожидали нападения клингонов из засады, но мы здесь, похоже, совсем одни, не считая жутких диких зверей, которые, я почти уверена, не разгуливают с оружием наперевес. — Это важно, — перебил Сарек. — Почему? — Способность передвигаться и правильно выбирать потенциальные цели — это не только жизнеспособная стратегия наступательной войны, но и необходимая стратегия сохранения личной безопасности. Я обучался некоторым приемам ведения личного боя, но они не включали в себя оружие дальнего боя, такое, как эти ручные фазеры, и этого обучения достаточно, чтобы понять: я этому не обучен. Если мы носим оружие, к применению которого не подготовлены должным образом, то с гораздо большей вероятностью будем представлять опасность для самих себя и друг друга, чем для хищников. — Думаете, я выстрелю вам в спину? — Это приходило мне в голову, но, скорее, это произойдет случайно, а не преднамеренно. Это заставило Аманду задуматься. Что, если бы прошлой ночью, когда она подумала, что на Сарека напал какой-то зверь, у нее был при себе фазер? Было очень темно, и ее ужасно трясло. Место схватки находилось более чем в двухстах метрах от нее — могла ли она точно прицелиться на такое расстояние, в темноте, сильно дрожащими руками? Она начинала понимать, к чему он клонит, и все же… — Думаю, я просто чувствовала бы себя в большей безопасности, будь у меня при себе фазер. — Безопасность и ваше чувство безопасности не имеют между собой ничего общего. Аманда хотела возразить, что видела, как он использовал костоправ для стрельбы по тем странным грызунам, что напали на нее, и это, конечно, выглядело не очень безопасно, но продолжить спор можно было и по дороге. — Давайте уже пойдем. — Продовольственные запасы надежно защищены? — спросил Сарек, как только Аманда ступила на пандус. Она остановилась, но не повернулась к нему. — Да. — А ваша нога… — Я бы не пошла, если бы думала, что не смогу за вами угнаться, или если знала бы, что стану обузой. — Объект находится на расстоянии 121,7 километра. — Мы дойдем. Не за один день, особенно в нашем нынешнем состоянии, но мы справимся, — она чуть было не добавила себе под нос: «Или, может, ночью нас растерзают жуткие звери, и мы пожалеем, что не взяли с собой фазер для защиты», но смогла удержать язык за зубами. — Какая погода ожидается на следующей неделе? — С довольно высокой точностью трикодер может дать прогноз только на ближайшие три дня. Ожидается облачность и небольшие осадки. Температура будет колебаться от трех градусов по Цельсию ночью до двенадцати градусов днем. — Я бывала в походах и в худших условиях. Левая бровь Сарека поднялась на высоту, которую раньше она сочла бы невозможной. Она бросила на него пристальный взгляд из-под полуоткрытых век и сказала: — Меня не отправляли в пустыню, дав с собой лишь минимум одежды, но я способна выдержать долгий поход и снежную бурю. Но спустя всего два часа пути Аманду начали одолевать сомнения. Последние пару недель ее рацион значительно сократился, и это серьезно сказывалось. Лямки рюкзака давили на плечи, ей казалось, что он весит вдвое больше положенного. Мышцы двигались медленно и тяжело, и всякий раз, как они останавливались попить воды или проверить показания трикодера — что случалось редко — ее икры дергало, кололо и почти сводило судорогой. Хуже всего дела обстояли со сломанной ногой. Кость неплохо срослась и, возможно, стала даже крепче, чем раньше, но пульсировала болью так, что Аманде казалось, будто она вновь сломана. Трудно было не заметить, что Сарек замедлил ради нее свой шаг, и почти невозможно поверить, когда он остановился у подножия склона холма и объявил: — Мы прошли всего тринадцать километров. — Сколько мы уже идем? — спросила Аманда, пытаясь скрыть сбившееся дыхание. — Три часа. Аманда была убеждена, что прошло минимум четыре, и ей потребовалось неимоверное усилие, чтобы на лице не отразилось смятения. Если взять за основу, что в среднем человек может идти с комфортной скоростью около пяти километров в час, то они сильно выбивались из расчетов. Конечно, они шли по неровной местности с рюкзаками за спиной, и порой им приходилось останавливаться и проверять свое местоположение, но с текущей скоростью им потребуется почти четыре дня, чтобы добраться до капсулы, а еды у них не хватит на восемь дней пути туда и обратно. Сарек только подтвердил ее подозрения, сказав: — Если мы продолжим двигаться в нынешнем темпе, то до наступления сумерек преодолеем еще примерно двадцать один километр. — Думаю, нам просто нужно идти быстрее, — сказала она, пытаясь подстегнуть свою слабеющую мотивацию. Правда заключалась в том, что она уже прикладывала все имеющиеся силы, только бы не отставать, и от мысли, что нужно еще ускорить темп, нависшее над ней бремя лишь возрастало. Аманда наклонилась вперед и несколько раз попружинила на ногах, чтобы подвинуть рюкзак повыше на плечах и снять нагрузку со спины, а Сарек уже начал подниматься на холм. Она поползла следом, чувствуя, как на пятках и мизинцах проступают жгучие волдыри. Так легко было утонуть в жалости к себе, но упрямство гнало ее вперед. Она не могла признаться Сареку, что он был прав и что она находилась в плохой форме для подобного путешествия. Проблема была даже не в отчаянно ноющих плечах, не в боли, простреливающей правую ногу, не в волдырях или недоедании, что сильнее всего сказывалось на ее скорости, а в скуке. От того, что она зацикливалась на испытываемых ею неудобствах, все казалось намного хуже. Когда-то давно в таких походах она разговаривала с отцом, пела песни или слушала истории через динамик, который отец носил в рюкзаке. К сожалению, сейчас у нее не было такого динамика, а Сарек был худшим собеседником, из всех, кого она встречала. От следующей мысли она чуть не расхохоталась в голос. Возможно, он и не из тех, кто любит просто потрепать языком, но что он сможет сделать, если ей вдруг захочется спеть несколько традиционных походных песен? — Тружусь на железной дороге днями напролет, — зашептала она, наклоняясь вперед и начиная взбираться на холм. — Тружусь на железной дороге, а жизнь мимо идет. Сарек остановился и уставился на нее, слегка приоткрыв рот, что, как она предположила, было вулканским эквивалентом отвисшей челюсти. Он ее услышал? Ну конечно, видимо, услышал. С такими ушами он, наверное, мог слышать, как пукает блоха. Она прошла мимо него и продолжила выводить мотив, если его можно было так назвать. — Чуть свет гудок нас разбудит, на работу зовет. Когда она проходила мимо, его лицо выражало явный шок и замешательство. Без сомнения, он решил, что она спятила. Ну, может, так оно и было. Она уже допевала припев: «Фи-фи-фидли ай-йо, фи-фи-фидли ай-йо-йо-йо», когда он вновь догнал ее. Добравшись до вершины холма, она запыхалась, но чувствовала ликование. Она как раз изучала поросший луговой травой склон, уходящий вниз, собираясь предложить Сареку свернуть влево, и тут он остановился позади нее и спросил: — В чем состояла цель вашего выступления? Она прикусила нижнюю губу. — В поднятии духа. — Вы имеете в виду некромантию? Она покачала головой. — Вы отлично шутите, хотя даже не стараетесь. — Это была не шутка. — Да, я знаю. Просто прозвучало так, будто вы высмеиваете мое пение. — Похоже, у вас действительно есть некоторые трудности с восприятием разницы в высоте звука. — Тогда подхватывайте и помогите мне верно держать мелодию. Его нахмуренный лоб и слегка прищуренные глаза наводили на мысль о крайнем отвращении — по крайней мере, для вулканца. — Я не знаком с текстом песни. — Могу научить. — Нет, спасибо. — Как хотите, — пожала она плечами. — В любом случае, я тут подумала, что лучше повернуть влево. Правый путь, может, и короче, но рельеф местности… — Я согласен, — напряженным голосом сказал он, затянул потуже лямки рюкзака и зашагал в сторону запада. Закатив глаза, Аманда последовала за ним. Она исполнила еще несколько песен, в том числе зажигательные «Если ты хочешь ковбоем стать» и «Старина король Коул». Поначалу она пела тихо, но постепенно набиралась уверенности и уже почти допела «Крушение «Эдмунда Фитцджеральда», когда Сарек остановился, оглянулся через плечо и сказал: — Пожалуйста, прекратите. — Что такое? — Ваши вокализации мешают мне сосредоточиться. — Я знаю, вы ненавидите мое пение, но что требует от вас сосредоточенности? Данные трикодера? Я могу его понести… — Физический дискомфорт. Аманда запнулась. — А что с ним? — Вы спросили, что требует от меня сосредоточенности, — объяснил он. — Я сосредоточен на преодолении физического дискомфорта от данного путешествия. Она бы меньше поразилась, если бы он вдруг пустился колесом. Значит, он все-таки не был непрошибаемым. Вообще-то ей даже в голову не приходило, что Сареку, возможно, тоже нелегко приходится, но в этом был смысл: он прибыл на планету полумертвым от голода, а затем практически сразу занялся самым тяжелым физическим трудом, какой только можно представить. Он рубил дрова, строил уборную, дровяной навес и дымоход, и делал все это на том же половинном рационе, что и Аманда. — Я пою, чтобы отвлечься от боли, — призналась она, внезапно почувствовав себя ужасно глупой. — Вы не можете предложить альтернативы? — Я не могу медитировать, как вы. — А вы когда-нибудь пытались научиться? — Нет. И почему-то я сомневаюсь, что сейчас подходящее время начать. Он уставился на нее, и она глянула в ответ. На ее щеках начал проступать румянец. — Во время долгих походов мы с отцом обычно разговаривали, или слушали истории, или пели походные песни. Я считаю, что они помогают мне отвлечься от боли и волдырей, вот и все. — Разговоры были бы предпочтительнее пения. — Я не думала, что вы любитель праздных бесед. — Не любитель, — ответил он, всем телом разворачиваясь в направлении их пути. — Но я бы предпочел слушать разговор, нежели громкое пение. А что значит «вупи-ти-ай-йо»? — Честно говоря, даже не знаю. Наверное, ничего. — Теперь они шли бок о бок, а не как раньше — он галопом впереди, а она изо всех сил старается не отстать. — Но во многих песнях есть вставки, не несущие смысла. Разве вулканцы никогда не используют в песнях всякую абракадабру? — Нет. — Почему-то это меня не удивляет. Аманда прикусила губу и краем глаза глянула на попутчика. Она правда не знала, что сказать: она уже перепробовала большинство тем, которые обычно обсуждаются при новом знакомстве, и все они кончились ничем. И неужели она и вправду настолько ужасно поет? Вскоре она вновь начала сбиваться с темпа и почти уже готова была перейти на трусцу, чтобы не отстать, но знала, что мышцы ей не подчинятся. — Вы любите музыку? Аманда несколько раз моргнула, спрашивая себя, не почудился ли ей вопрос. — Что? — Вы любите музыку? — Э-э, да, конечно. Думаю, как и все остальные. Мне скорее нравится ее слушать. В смысле, мама заставляла меня брать уроки игры на фортепиано. — Я видел этот инструмент, — ответил он. — У него весьма изысканное звучание. — Да, это так, — внезапно до нее дошло, что они с Сареком вновь идут бок о бок. Он чуть замедлил шаг, чтобы соответствовать ее темпу, но за время их краткой беседы боль в сводах ее стоп утихла, а покалывание в мышцах спины стало едва заметным. — Знаете, вы говорите так, что мне кажется, будто вы прожили на Земле не очень долго. Ну, я подумала, что вы живете на Земле. Это… это же так, да? — Да, я живу на Земле. До назначения на роль посредника между Федерацией и аргелианским правительством я прожил на Земле 18,1 месяца. — А в чем вы были посредником между нашим правительством и аргелианцами? — В территориальном споре относительно планеты, на которой мы в настоящее время находимся. Ей удалось удержаться и не воскликнуть: «Вы шутите, да?», но на поиски более разумного ответа пришлось затратить еще несколько секунд. — Интересное совпадение. — Это не особо интересно, и это не совпадение. Я направлялся на Аргелиус II на борту USS «Белл», в маршрут которого была заложена остановка на орбите этой планеты. — Так о чем был этот спор? — Федерация желает основать аванпост в этой звездной системе и колонию на этой планете, но аргелианцы намерены развивать планету в качестве туристического направления. — Туристического направления? — усмехнулась она. — Что ж, очень жаль, что мы застряли здесь, и вы никогда не сможете представить подробный отчет из первых рук о том, каково проживать на этом булыжнике смерти. — Булыжнике смерти? — Это просто глупый эвфемизм. — Вы питаете к ним весьма большую слабость. — О да, так и есть. Она почувствовала на себе его взгляд и, украдкой посмотрев влево, с потрясением обнаружила, что он и вправду за ней наблюдает. Они оба быстро отвели глаза; разговор, возможно, самый непринужденный и невраждебный из всех, что они вообще вели, грозил вот-вот увянуть. Она ломала голову, как бы раздуть затухающий огонь беседы. — Вам… это нравится? Я имею в виду Землю. Жить там. — В ее климате осадки случаются куда чаще, чем я привык. — О, точно, на Вулкане же не бывает дождей. — На Вулкане бывают дожди, но не в Ши’Каре. — Он поколебался несколько секунд, прежде чем добавить: — В Нью-Чикаго часто идут дожди? — Как вы узнали, что я из Нью-Чикаго? — Вы упомянули об этом семь дней назад, когда выразили свое презрение к тому факту, что я вырос в поместье в Ши’Каре. — Презрение? — Полагаю, ваш тон тогда свидетельствовал о презрении. — Разве? Я этого не хотела. Я, конечно, была удивлена, но не имела в виду… — она поводила в воздухе руками, подыскивая слово получше, чем «презрение». Краем глаза она увидела, как он повернул голову в ее сторону, и перевела на него взгляд, чтобы в этом убедиться. Но он лишь проронил: «Потрясающе». Они шли молча еще несколько минут, пока Аманда обдумывала его признание. — Послушайте, если я когда-нибудь показалась вам злобной или выражала еще что-то плохое, я прошу прощения. — В извинениях нет необходимости. Я не особенно искусен в интуитивном распознавании человеческих эмоций по интонациям голоса. Нелогично с моей стороны ожидать, что я смогу понять ваш настрой. Сегодня он был полон сюрпризов. — Наверное, трудно быть послом, если ты не очень хорошо улавливаешь невербальные сигналы. — Да, порой это создает особые трудности. — Честно говоря, я не слишком хорошо умею общаться без невербальных сигналов, из-за чего порой сложно понять, о чем вы думаете. — Почему вас должно занимать, о чем я думаю? — Я… ну, я… наверное, мне не все равно, что вы думаете. Порой… — она замолчала, обдумывая дальнейшие слова, и подумала, не лучше ли сменить тему. — Пожалуйста, продолжайте. — Порой вы меня пугаете. — Я не представляю для вас угрозы, — твердо проговорил Сарек. — Нет-нет, конечно, нет. Не в этом смысле. Вы просто… вы очень умный, умелый и, как очевидно, успешный человек. Вы посол. Я же просто учитель. — Я обязан вам жизнью, — ответил он. — Все мои достижения пропали бы втуне, если бы не помощь «просто учителя». Такое заявление подмывало тут же начать протестовать, но она уже начинала усваивать жизненные уроки. Он вновь как-нибудь хитроумно вывернет все по-своему, к тому же, ей показалось, что он только что сделал ей тонкий комплимент. Почему бы просто не принять это и не двигаться дальше? — Могу я вопросить кое о чем? Его странная просьба прервала ее краткий миг раздумий. — Э-э, конечно. Можете не спрашивать предварительно разрешения. — Почему вы выразили удивление, узнав, что я вырос в поместье? — Ну, наверное, потому, что слово «поместье» — это нечто из прошлого, словно из романа Джейн Остин или как в фильме «Джен Эйр», который мы вчера смотрели, — она вновь вспомнила тот странный и неловкий момент, когда они держались за руки, и, желая сменить тему, принялась болтать. — Э-э, я имею в виду, поместья все еще существуют, но в основном это туристические достопримечательности. Однажды мы с классом ездили на экскурсию в Монтичелло. Особняк принадлежал… ну… неважно. Просто дело в том, что, слыша слово «поместье», я думаю о женщинах, носящих неудобные платья, о больших домах, полных слуг, и о браках по договоренности. — Многие вулканцы придерживаются обычая устраивать браки для своих детей, — ответил Сарек. Аманда так и не поняла, как ей удалось сдержать возглас «Серьезно?», вот-вот готовый сорваться с ее губ. Она не поразилась бы сильнее, даже если бы он сказал, что вулканцы также практикуют ритуальные жертвоприношения. В ее мозгу, словно бесконечная новостная лента, пронеслась тысяча вопросов, но ей хватило здравого смысла понять, что бомбардировка шквалом полных шока вопросов будет выглядеть грубо и невежественно. Но брак по договоренности? Ей удалось выдавить: — Это хм-м… очень интересно. Как э-э-э… это работает? — Весьма просто. Когда ребенку исполняется семь лет, его родители могут организовать встречи с коллегами или знакомыми, имеющими детей аналогичного возраста противоположного пола, и договориться о браке в частном порядке, либо обратиться к брачным брокерам, которые имеются в каждом муниципалитете. — Брачным брокерам? — переспросила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул при мысли о том, что вулканские родители обменивают своих детей, как товар на фондовой бирже. — Это сторонние лица, ведущие досье подходящих по возрасту детей, либо тех, кто вскоре вступит в этот возраст. — Значит, ваши родители решают, с кем вы вступите в брак, когда вам исполняется семь? — В некоторых прогрессивных семьях этот древний обычай выходит из моды, но в основном он сохраняется, поскольку… — он заколебался, и она поймала себя на том, что откровенно пялится на него. Судя по его виду, ему вдруг стало крайне неловко, что обрадовало Аманду, потому что она чувствовала себя столь же неудобно. Быстро глянув искоса, она заметила, что он вцепился в лямки рюкзака до белых костяшек, и подумала, что, не сделай он этого, его руки вновь начали бы дрожать. Возможно, она до самого вечера могла бы пытать его вопросами об этом странном, гротескно старомодном вулканском обычае, но при этом ей столь же сильно хотелось сменить тему. Она попыталась представить Сарека семилетним мальчиком, впервые увидевшим свою будущую невесту того же возраста. Или он рос в одной из тех прогрессивных семей, где браки по договоренности не заключались? Если же нет, то встречались ли дети вообще до того, как все уже было решено? Дети вообще имели какое-то право голоса? Был ли в принципе Сарек семилетним мальчиком? Она чуть не рассмеялась вслух от этой мысли. Весь облик и поведение Сарека создавали впечатление, что он появился на свет уже взрослым мужчиной, и, покинув утробу матери, немедленно заявил родительнице, что ее слезы радости нелогичны. Чтобы сдержать приступ хихиканья, ей пришлось сильно прикусить большой палец. — Я вас забавляю? — спросил Сарек. Если бы она не знала его лучше, то решила бы, что он почти оправдывается. Чем дольше она жила рядом с Сареком, тем больше начинала думать, что его невозмутимый фасад скрывает за собой множество эмоций. — Нет, я… я просто подумала, как все будет, если нам и вправду удастся отсюда выбраться. Для нас пройдет куча времени, а для всех остальных, там, дома — почти ничего. — Эта идея кажется вам забавной? — А вам нет? — Нет. — Это меня нисколько не удивляет, — чуть ему улыбнувшись, ответила она. Так совпало, что они одновременно повернулись лицом друг к другу, их взгляды случайно встретились, задержались друг на друге чуть дольше, чем следовало бы. Аманда почувствовала, что на щеках начинает проступать румянец, отвела взгляд и пробормотала: — Может, стоит проверить трикодер. Они продолжали идти до позднего вечера, и каждый раз, как Аманда начинала отставать, Сарек заводил легкую беседу. Порой эти разговоры текли естественно, порой нет, но Аманда многое начала узнавать об этом человеке. Они поговорили о популярных туристических направлениях на Земле и Вулкане, о различных земных кухнях и о земной системе образования, которую Сарек посчитал невероятно интригующей. Они остановились на ночлег на холме над ручьем, и именно тогда выяснили, что забыли и зажигалку, и любой другой инструмент, способный разжечь огонь. Собираясь, Аманда решила, что Сарек, с его вулканской педантичностью и любовью к организованности, взял с собой зажигалку. Но ее это вообще не оправдывало — она тоже могла бы сообразить прихватить одну из них. Она была так раздражена его нежеланием брать ее с собой, что собирала рюкзак в большой спешке. Там, где они находились, подобная беспечность могла стоить им жизни. Обойтись без костра был вообще не вариант. Уже ощутимо похолодало, и хотя температура вряд ли опустится настолько, чтобы они замерзли насмерть, ночлег без источника тепла станет серьезным испытанием. Гипотермию можно было получить, даже если температура и не перейдет нулевую отметку. Кроме того, огонь отпугнет диких зверей. Фауна этой планеты, может, и не научилась в процессе эволюции бояться людей, но огонь был весьма распространенной во вселенной угрозой, и Аманда предположила, что часть широких равнин и поросших кустарником лугов образовалась в результате лесных пожаров, бушевавших тут несколько десятилетий назад. Пожары в любом случае должны были здесь случаться, так или иначе. Пока Сарек обдумывал, возможно ли разобрать трикодер и с помощью его элемента питания нагреть растопку настолько, что она загорится, Аманда срезала парочку ближайших молодых побегов. Деревья вокруг были еще немного влажными после недавнего дождя, поэтому Аманда отыскала в стволе толстого дерева дупло и срезала там кусок коры, чтобы сделать трут, потом еще один квадратик коры для подложки, а затем принялась за изготовление сверла для огневого лука. Едва начав утомительный труд по добыванию огня, Аманда почувствовала, что Сарек наблюдает за ней. Она использовала этот способ всего несколько раз, и каждый раз результат целиком зависел от воли случая. В те разы она к тому же не умирала с голоду, да и лесные рейнджеры могли по звонку быстро прибыть на помощь, если ей все же не удалось бы развести огонь. Ей всегда казалось, что добывание огня таким древним и утомительным методом призвано скорее в общем доказать, что она способна преодолевать трудности и самостоятельно выжить, чем стать буквальным выбором: развести костер или встретить смерть лицом к лицу. Сколько ей было во время того морозного йеллоустоунского похода, когда отец заставил ее разводить огонь в снегу? Девять? Десять? Она не могла вспомнить его слова в точности, но мысленно представила, как именно он мог поощрять ее действовать. Наверное, она сказала что-то вроде: «Пожалуйста, мы можем просто использовать зажигалку?» а он, вероятно, ответил: «Не все в жизни дастся тебе просто». На глаза внезапно навернулись слезы, и все скопившиеся одиночество, гнев, страх и раздражение, вызванные их нынешним положением, она выплеснула в яростных движениях огневого лука. Извлечь дымок удалось в рекордно короткие сроки, но искра не спешила появляться. Она слышала, как Сарек несколько раз позвал ее по имени, но стоящая перед ней задача почему-то казалась ей странно личной. Все сильнее и сильнее она двигала лук, пока… у нее вдруг не получилось. Она упала на землю, осторожно подула, и перед ее лицом расцвел спасительный огонек. Кожа на ее руках потрескалась, вокруг вскочивших на ладонях волдырей выступили маленькие бусины крови, но сегодня вечером у них будет тепло, и больше ничего не имело сейчас значения. — Быстрее, пока не погасло, — мягко подбодрил Сарек, добавляя в крошечный костерок еще растопки. Она вытерла нос рукавом и кивнула, и следующий час они сообща превращали еле теплившийся огонек в ревущий костер. Опустившаяся вскоре ночь полнилась звериными воплями, и они договорились спать по очереди, но все же они были в безопасности или, хотя бы, настолько в безопасности, насколько было возможно. *** Arg-117P: День 26 Руки Сарека дрожали так сильно, что даже их мытье далось ему с трудом. Вода в ручье была холодной, но не настолько, чтобы заглушить ощущения. Их путешествие к спасательной капсуле складывалось довольно неудачно, до нее оставалось еще полтора дня пути. Аманда замедляла их скорость, но даже если бы она не пошла, в его ослабленном физическом состоянии он двигался бы совсем не так быстро, как хотелось. А он намеревался идти один. Аманда была просто непреклонна, но он не мог отрицать, что благодарен ей. Ее поразительная изобретательность в разведении огня трением помогла им выжить в первую ночь. Его разозлило то, что он забыл о зажигалке, а затем разозлила его собственная злость. Он нашел ряд способов, как уменьшить влияние пон фарра — кроме ажитации сражения все растущую эмоциональность могло притупить также воздействие боли и низких температур, — но эти меры были лишь временными и с каждым днем становились все менее эффективными. Случившееся утром привело его в такое раздражение, что он еле удержался, чтобы не забросить свой рюкзак на ближайшее дерево. Вчера, на второй день пути, с позднего утра до самых сумерек шел дождь, и ночью тоже периодически начинало лить опять. Они не смогли развести огонь и провели ночь, дрожа от холода в мокрой одежде в своих спальных мешках. Сарек почти не спал — он и так теперь мало спал из-за пон фарра, — но ночью какие-то животные улучили момент, забрались к ним в рюкзаки и съели их и так скудный рацион. Грызуны оказались хитрее и оставили их без еды. Аманда предложила вернуться в лагерь, но они уже прошли больше половины пути. До объекта осталось всего 41,2 километра, и они просто обязаны были дойти. Он не был точно уверен, что это спасательная капсула, но, если полагаться на произведенные им расчеты, вероятность того, что она прибыла с «Белла», составляла 89%, а, исходя из задержки прилета и предположения, что она стартовала с правого борта, обращенного к космосу, вероятность того, что она пуста — 38,6%. Если она действительно окажется пустой и будет аналогом той капсулы, на которой он прибыл сюда, в ней обнаружится практически не использованный дейтериевый аккумулятор, плюс сорок рационов по 800 килокалорий каждый. Они достигнут нужной точки, и, если там действительно окажется капсула, она станет их спасением, в противном же случае — гибелью. Он поводил пальцами в ледяной воде ручья, пытаясь обрести хоть какую-то ясность ума. Логичнее вернуться или продолжить двигаться вперед? Единственное, что он знал наверняка — что он не знал ничего. Он заблудился в чаще собственных бессвязных мыслей. Было бы логично… будет только логично… логично что? — Сарек? Он сжал руки в кулаки, но сумел сдержать свою реакцию. — Да? — Думаю, нам следует идти вперед. Возможно, по пути удастся найти какие-нибудь коренья, а у некоторых из этих деревьев съедобная мякоть. Мы справимся. Нежная мелодия ее голоса подарила ему успокоение, но лишь на краткий миг. Голос Аманды иногда умиротворял, часто возбуждал, и порой совершенно завораживал его. За последние два дня она очень много говорила, и он поначалу даже поощрял ее в этом, хотя бы для того, чтобы помочь ей сохранить темп движения и отвлечься от боли и дискомфорта. Сначала это было утомительно, но потом стало приносить странное утешение, стало таким знакомым и естественным, и он многое узнал о ней из ее рассказов. Она была совершенно очаровательной женщиной, и он тщательно держал между ними расстояние, чтобы не поддаться искушению и вновь не попытаться слиться с ней. Ему требовались огромные усилия, чтобы не думать о том, что случилось три дня назад — от воспоминания о том, как она держала его руки в своих, по его спине пробегала дрожь, — но каждый раз, как это все же случалось, вожделение почти переполняло его. Как ему определить, искренен ли его интерес к ней или возник просто из его потребности? Его стремление вперед частично проистекало из слабой надежды, что у них получится добыть достаточно дейтерия, чтобы покинуть планету, но даже если им это удастся, что маловероятно, что ему делать тогда? Подготовка капсулы к полету может занять несколько недель, а на то, чтобы ее спасли после их выхода в космос, может уйти еще больше времени. Судя по тому, как проходили его прошлые пон фарры, у него остались считанные недели, чтобы разрешить это отвратительное затруднение, а, может, и меньше, и становилось совершенно ясно, что в одиночку он не справится. Ему нужно заручиться ее помощью, или он умрет. — Сарек? Он тряхнул головой. Она что-то говорила? — Да? — Как думаете, что нам следует делать? «Нам следует спариться», — мимолетно подумал он, ужаснувшись тому, что его разум был практически поглощен плотскими инстинктами. Он больше не был в состоянии принимать рациональные решения, но она была. Возможно, будет логично доверять ей, если он не может доверять себе. — Нам следует делать то, что вы посчитаете нужным. — Идти к спасательной капсуле? Вы уверены? — Да, — быстро ответил он. Так они и поступили. Теперь они меньше говорили и медленнее двигались. Вечером, когда настало время ужина, Аманда срезала с дерева кусок коры, извлекла древесную мякоть и сварила ее в одном из пустых термопакетов от пищевого рациона. Получившееся в результате варево неприятно пахло, но, согласно показаниям трикодера, было безопасно для употребления в пищу и содержало некоторое количество белка и клетчатки. Ночью усилился ветер, а на следующее утро снова пошел дождь. Им оставалось пройти всего 14,2 километра, но сильный ливень и раскисшая почва замедлили их темп практически до черепашьего. К полудню дождь превратился в ледяной мокрый снег, и Аманда теперь не шла, а почти шаталась из стороны в сторону, чуть переставляя ноги. Сарек чувствовал себя ненамного лучше. Теперь он часто останавливался, чтобы проверить трикодер, они были уже в километре от места назначения, затем в полукилометре. Ледяной дождь превратился в настоящий зимний шторм, и видимость сильно ухудшилась, но он был уверен, что они сейчас в пределах сотни метров от объекта. Но почему не получается его найти? Даже сквозь завывающий ветер он услышал прямо за своим плечом громкий стук и, резко обернувшись, увидел, что Аманда упала на колени, почти ложась вперед, на землю. Он наклонился к ней. — Аманда, вставай. — Я устала. Мне просто нужно полежать. — Мы почти пришли. — Где она? Я ничего не вижу. — Аманда, пожалуйста. — Ты иди. Я не хочу тебя тормозить. Мне просто нужно поспать. Несмотря на сильное желание не касаться ее, он подставил правую руку ей под левое плечо и поднял ее на ноги, но ему пришлось ее держать, чтобы она не рухнула снова. Долго выдерживать ее вес сейчас было ему не под силу, но, если оставить ее тут, чтобы сначала найти капсулу, была вероятность, что он не сможет отыскать ее вновь. Они вместе ковыляли вперед, практически полубессознательная Аманда и Сарек почти в таком же состоянии. Двадцать минут спустя он увидел что-то впереди и сначала посчитал, что это дерево с широким стволом, но потом понял, что это цилиндрический объект. Тот самый объект, который они видели входящим в атмосферу Arg-117P четыре дня назад, действительно оказался капсулой с USS «Белл». Защелка люка была покрыта льдом, и окоченевшим пальцам не хватало ловкости, чтобы ее открыть. В итоге ему пришлось отколоть лед топориком, и, открыв, наконец, дверь, он втащил почти бесчувственную Аманду внутрь и вслед за ней устремился к спасению.