Есть только миг

Arg-117P: День 18 Сарек пробирался сквозь мокрый, темный лес, пытаясь вновь найти ту узкую тропинку, что прорубил днем. Ночью все выглядело совсем по-другому. Он споткнулся о сучковатый корень и едва сумел удержать равновесие на полусгнившем стволе дерева, опиравшемся на выходящий к озеру валун. Но когда он уже собрался оттолкнуться от ветви и продолжить свой путь, трухлявое дерево рассыпалось под пальцами, и он дико замахал руками, пытаясь удержаться, когда ноги заскользили по раскисшей грязи. Аптечка ударилась о валун, и, не желая рисковать ее целостностью, Сарек позволил себе упасть. Он медленно перевел дыхание, заставляя себя успокоиться. Аманде требовалась экстренная медицинская помощь, но логично было соблюсти баланс между срочностью и осторожностью. Он мог потратить еще минуту, чтобы позаботиться об этом. Из-за дождей земля раскисла, стала ненадежной, и никому из них не пойдет на пользу, если он, спеша к Аманде, тоже получит травму. Он поднялся на ноги и затаил дыхание, прислушиваясь к звукам ночи в попытке определить, слышны ли уже ее крики. Их не было, и это вызывало беспокойство. Она должна находиться уже недалеко, и, учитывая ее состояние, любые звуки, выражающие испытываемую ею боль, были бы вполне логичны. Он снова торопливо пустился в путь, настолько сосредоточив свой слух, что шелест листьев и писк насекомых грозили оглушить его. Он должен ее найти. Она должна выжить. Сарек так крепко сжимал ручку аптечки, что у него заныли костяшки пальцев. Он отчаянно пытался не вспоминать о том, что почти вступил с ней в мелдинг. В голове всплыли образы ее бледного лица, безжизненного тела, распластавшегося на сломанном дереве, и он содрогнулся. Тогда это казалось необходимым: он думал, что она умирает. Возможно, она все же умирает прямо сейчас. Казалось логичным начать процесс переноса катры, чтобы сохранить ей жизнь. Логичным. Абсолютно логичным. Но было ли это этично? Он внезапно перенесся мысленно на десятилетия назад, в начальную школу, раздраженный тем, что пришлось напомнить себе об основополагающих логических принципах. Он почти слышал голос себя-подростка, декламирующий главные логические постулаты. «Любое рассуждение предполагает избирательность. Здравое рассуждение должно предшествовать логическому рассуждению. Логическое рассуждение не гарантирует этичности аргументации…» Аманда пришла в сознание до того, как он действительно коснулся ее разума, благодаря чему его катра осталась нетронутой, но он был готов сделать все необходимое, чтобы спасти ей жизнь, включая жертвование части своей души. Но это действие было направлено на ее благо или же на его собственное? Он не был полностью уверен, и это беспокоило его. «Не существует верных действий без верных намерений», — сказали бы его старые школьные учителя. Когда он услышал крик, изданный ею при падении, первым побуждением стала забота о ее благополучии, но почти столь же быстро проявились и эгоистичные соображения. Если бы она умерла, он, несомненно, тоже умер бы, но это стало бы следствием обстоятельств, а не его собственного выбора. Было бы нелогичным отрицать, что даже сейчас причиной его безумной спешки через лес отчасти стал инстинкт самосохранения, но также нелогичным было бы игнорировать тот факт, что он уважал Аманду, как разумное существо, достойное жизни независимо от его потребностей. Эти философские рассуждения внезапно отошли на второй план, когда темноту пронзили хныкающие звуки, заставив его резко остановиться. Раздалось какое-то шипение, а за ним что-то напоминающее звериное ворчание. — Пошли прочь! Убирайтесь! Кыш! — Аманда? — позвал он, повысив голос, но не переходя на крик. — Сарек? — взвизгнули в ответ. — Сарек, сюда! Его глаза постепенно привыкли к бледному лунному свету, и он понял, что находится примерно в сотне метров к югу от скалистой площадки, где он совсем недавно медитировал. Чтобы спуститься по крутому склону к месту, где лежала Аманда, пришлось очень тщательно выбирать путь, и когда он ее обнаружил, вблизи уже замерла дюжина мелких зверьков размером с пустынную полевку, покрытых толстой чешуей. Они образовали вокруг нее полукруг мордами внутрь, возможно, ради самозащиты, пока соображали сообща, хищник перед ними или что-то не столь опасное. Несмотря на приближение Сарека, они не двинулись с места. Он махнул в их сторону контейнером аптечки, чтобы отпугнуть, но, хотя некоторые и отпрянули, чтобы избежать удара, они не убежали, как должны бы столь мелкие животные при встрече с гораздо более крупным существом. Они совершенно не испытывали страха. Он шагнул ближе, еще раз, уже агрессивнее, махнув аптечкой, и снова несколько заостренных головок отклонились в сторону, но зверьки не спешили скрыться. — Эти существа такие странные, — выдавила Аманда сквозь стучащие зубы. — Почему они не убегают? — Я не знаю. Из кустов появились еще несколько животных и влились в общий полукруг. Опустив аптечку на землю, Сарек взял палку и ткнул одного в ребра — не сильно, лишь чтобы показать, что твердо намерен их прогнать. Но вместо того, чтобы убежать, зверек оскалил ряд острых зубов и вцепился во второй конец ветки. Сарек потянул палку обратно, но у животного оказались неожиданно мощные челюсти, и оно отказалось их разжать. Несколько раз встряхнув палкой, он швырнул ее в озеро вместе со вцепившимся в нее зверьком. — Да что с ними такое? — ахнула Аманда, Сарек перевел взгляд на остальных существ, их стало уже около двадцати. Он потянулся за аптечкой, обеспокоенный тем, что несколько самых крупных существ медленно приближались к Аманде. — Сарек, сделай что-нибудь. Пожалуйста, прогони их. Они такие жуткие… аугх! — она взвыла. Сарек обернулся и обнаружил, что один зверек вонзил зубы в верхнюю часть ее руки, второй в плечо, в опасной близости к шее. Остальные придвинулись ближе, и началась отчаянная борьба, чтобы стая крошечных хищников не съела ее живьем. Он наступил на нескольких зверьков ногами, еще нескольких бросил в озеро, получив в ответ многочисленные укусы на кистях рук, предплечьях и лодыжках. Аманда кричала и извивалась, в беспомощном ужасе отмахиваясь от нападающих существ. Схватив пару штук за короткие, колючие хвосты, чтобы те не бросились ей в лицо, Сарек отшатнулся и сильно ударился об открытую аптечку. Недолго думая, он схватил универсальный кожный регенератор, установил на максимальный уровень и использовал получившийся мощный лазерный луч не по прямому назначению, для лечения, а как оружие. Это, наконец, чудесным образом проняло невосприимчивых к более грубым методам животных, и после того, как несколько их собратьев были ранены и убиты, оставшиеся решили отступить. Из груди Аманды вырывались истеричные, практически первобытные звуки. Обрывки слов прерывались длинными чередами криков и рыданий, она задыхалась и билась на земле. Сарек опустился в грязь на колени, не обращая внимания на собственные раны, и коснулся рукой ее плеча. — Так… больно… ах! — она вцепилась ему в рубашку, пытаясь сесть, а, подтянув его ближе к себе, обхватила за шею руками. Несмотря на темноту, он видел струйки крови, стекающие из многочисленных ран на ее руках. — Аманда, пожалуйста, лягте на спину, — попросил он, пытаясь оторвать ее от себя. Она лишь прижалась теснее. — Аманда, вы можете усугубить свои травмы. — Куда… делись… что, если… они… вернутся? — задыхаясь и сильно дрожа, выдавила она. — Вы должны позволить мне как можно скорее вас вылечить, чтобы мы могли уйти отсюда, если они действительно вернутся. Она по-прежнему не хотела его отпускать, поэтому он повернулся всем телом, вытянул руку как можно дальше и вытащил из аптечки автоматический гипошприц. Прокрутил переключатель, пока на экране не появилась надпись «Общее седативное — человек», прикинул, что ее масса составляет примерно пятьдесят килограммов, и воткнул прибор в изгиб ее шеи. Она вздрогнула, но ее тело тут же обмякло. — Все ужасно болит, — пробормотала она, когда он высвободился из ее хватки. Он опустил ее голову на землю со всей возможной осторожностью и смотрел, как начали закатываться ее глаза. Действовать нужно было быстро — она теряла много крови, и температура окружающего воздуха становилась все ниже. Он бросил быстрый взгляд на выступ, с которого она свалилась, и подумал, что падение с такой высоты, кроме перелома ноги, могло нанести и другие травмы. Сарек вполне удовлетворительно разбирался в большинстве научных дисциплин, включая биологию, но на постановку квалифицированного медицинского диагноза его знаний явно не хватало. Он сделает все возможное, исцелив с помощью костоправа сломанную ногу, но он не хирург, который смог бы восстановить поврежденные внутренние органы. Его пронзил укол страха, но он быстро прогнал это чувство прочь. Он окажет ей всю возможную здесь и сейчас медицинскую помощь, и она либо выживет, либо нет. Если она умрет, то и он наверняка тоже. Вооружившись этим откровением, он нащупал в темноте кожный регенератор, понизил уровень мощности и быстро залечил самые глубокие укусы на ее лице, шее и руках, решив пока не тратить время на собственные травмы. Затем полуползком перебрался к другому ее боку, чтобы лучше рассмотреть ногу. Пришлось действовать со всей возможной деликатностью, Аманда несколько раз вяло вскрикнула, но ему удалось выправить ее ногу и начать устранять костоправом самые серьезные повреждения. Было слишком темно, и в конце концов ему пришлось срезать большую часть правой штанины, скрывающей ее травмы. Ее кожа оказалась бледной, холодной и липкой на ощупь, а вокруг двух явных переломов уже образовались сильные отеки. Практически все время, пока он трудился, она стонала и что-то бормотала, то милосердно теряя сознание, то снова приходя в себя. Было только к лучшему, что она не особо осознавала его ужасно неумелые попытки исцелить ее ногу, но краткие мгновения ее бодрствования вселяли в Сарека уверенность в том, что она еще жива. Доставить ее в капсулу оказалось гораздо более неприятным и изнурительным делом, чем лечить ее сломанную ногу. Она находилась в полубессознательном состоянии и была не в состоянии идти самостоятельно, поэтому, чтобы затащить ее вверх по крутому склону, ему пришлось связать вместе ее руки, закинуть их вокруг своей шеи и карабкаться, используя в качестве поручней торчащие древесные корни. Аманда весила куда меньше него, но была совершенно неспособна помочь в собственной транспортировке, а он все еще был довольно слаб после своего тяжелого плена на орбите, и потому, достигнув вершины хребта, он уселся на землю и попытался отдышаться. Голова Аманды упала ему на грудь. — Что-э-э-эээээээээ… — протянула она, голос был приглушен тканью его рубашки. Глянув вниз, он увидел, что ее укусы еще кровоточат. Сарек не стал тратить время, чтобы развязать ей руки. Вместо этого он перекинул аптечку за спину, наклонился, подхватил ее на руки и ринулся через лес так быстро, как только мог. Ее тело было таким холодным и безжизненным, что он испугался, что она уже мертва, но решил, что нет смысла останавливаться, чтобы это проверить, поэтому лишь все сильнее торопился вперед и на удивление быстро добрался до их жилища. Автоматические огни капсулы зажглись навстречу и осветили их обоих, явив его глазам шокирующую картину. Практически всю поверхность ее кожи покрывала либо кровь, ее или его, либо коричнево-черная грязь. Вместо того, чтобы остановиться и прикинуть, сколько крови потерял он сам в схватке со стаей злобных озерных существ, он осторожно опустил Аманду на пол посередине капсулы и скомандовал: «Увеличить температуру в помещении до тридцати пяти градусов Цельсия». Он подумал, не вымыть ли руки, но решил, что попытки соблюсти сейчас гигиену совершенно нелогичны — они оба уже крайне грязны, и в раны тоже уже явно попала грязь. Его дальнейшие действия был продиктованы лишь вынужденной необходимостью. Не было ни удовольствия, ни какого-либо удовлетворения в том, чтобы снимать грязную, мокрую одежду с переломанной, умирающей женщины. Он легко избавился от рубашки, просто разорвав пополам и тем самым обнажив прикрывающее ее грудь белье, когда-то, вероятно, белое, а теперь совсем поменявшее цвет под расплывшимися пятнами мокрой грязи и крови. На ее миниатюрной груди также обнаружилось несколько укусов, и он трясущимися руками осторожно отодвинул ткань в сторону, чтобы залечить раны. Аманда пробормотала что-то едва слышно, и он мгновенно отпрянул, не желая, чтобы она, придя в сознание, вдруг обнаружила, что он склонился над ее полуобнаженным телом. Ее голова перекатилась набок, и она пролепетала: — Яхлю… лю… — Аманда? — спросил он, выпрямившись на корточках. — Вы меня слышите? — Я люблю тебя, — невнятно заявила она в забытьи. Она сказала так тихо, что он не был уверен, верно ли расслышал, но она повторила во второй раз и в третий, и он решил, что она бредит. Ее кожа все еще оставалась холодной, и хотя он не знал, какова нормальная температура тела у человеческой женщины, он был уверен, что у нее переохлаждение. В капсуле уже стало довольно тепло — не по обычным вулканским стандартам, но определенно теплее, чем снаружи. Искусственный обогрев кабины быстро истощал дейтериевый элемент питания, но это было необходимо, чтобы сохранить ей жизнь. И все же он собрал аккуратно сложенные со своей стороны капсулы одеяла и накрыл ими верхнюю часть ее тела, не только чтобы оградить ее скромность, но и чтобы его собственное внимание не отвлекалось от поставленной задачи. Затем он обратился к заложенной в трикодер программе неотложной медицинской помощи за инструкцией, как ему поступить. Он ввел параметры — взрослая человеческая женщина со сломанной ногой, подозрением на переохлаждение и умеренной кровопотерей, и просто следовал рекомендациям программы. К большому своему дискомфорту, он был вынужден раздеть ее до нижнего белья, чтобы тщательно осмотреть сложные переломы на правой ноге и изучить спину, живот и вторую ногу на предмет травм, отеков и изменений цвета кожи. Он со всей возможной тщательностью выправил сломанную ногу и почти час облучал ее костоправом, изо всех сил стараясь избежать какой-либо деформации. Затем, следуя указаниям трикодера, ввел ей коктейль из лекарств, чтобы облегчить боль и избежать заражения, все время проверяя ее жизненные показатели и пытаясь согреть. Проделав все предложенные трикодером медицинские манипуляции, он задумался, как лучше поступить дальше. Она была одета лишь в мокрое, грязное нижнее белье, а лицо покрывала засыхающая корка из грязи и крови. Он запросил у трикодера рекомендации по уходу. Ее нужно было держать в тепле, сухости и чистоте. Сарек встал и несколько раз прошелся по тесной кабине. Аманде требовался сестринский уход. Ее нужно было раздеть, вымыть и переодеть в чистую одежду. Даже если бы у него не начинался пон фарр, а это было не так, даже если бы она дала ему прямое согласие, чего она не делала… это было бы слишком неуместно и неловко, да и попросту стало бы для нее грубым личным оскорблением. Но сделать это было необходимо. Сарек еще какое-то время кружил по капсуле, остро осознавая, что по-настоящему надеется, что она скоро очнется и сможет сама позаботиться о необходимом. Она не просыпалась, но жизненные показатели были стабильными, а сканирование нервной деятельности показывало, что она находится в состоянии глубокого сна, вероятно, под действием седативного. Ни один из доступных вариантов дальнейших действий не казался ему особо привлекательным. Он рассудил, что, возможно, смог бы снять с нее остатки одежды, не глядя и не касаясь ее — можно просто накрыть ее тело одеялом и срезать их ножом. Одевать ее заново стало бы гораздо более интимным процессом, но если он этого не сделает, она проснется без одежды и, вероятно, встревожится. Что бы она предпочла: прийти в сознание и обнаружить себя полностью обнаженной или прийти в сознание и обнаружить себя полностью одетой, понимая при этом, что Сареку пришлось в процессе одевания трогать и двигать ее нагое тело? Трясущимися руками он смог завернуть ее в одеяло и отнести в свою постель, которая была чище и суше, чем у нее. Он изо всех сил отводил глаза, пока перекладывал ее на тонкие кресельные подушки, служащие матрасом, затем укрыл чистым одеялом, осторожно срезал с нее нижнее белье, стараясь избегать любого касания кожи, и накрыл сверху еще двумя одеялами. Она так и не пошевелилась при этом, но ее пульс оставался сильным, а дыхание медленным и ровным. Закончив, он сделал еще несколько кругов по капсуле, захваченный каким-то странным осознанием, что в том месте, где он спит, сейчас лежит обнаженная женщина. Ему потребовалось несколько минут, прежде чем он обнаружил, что его разум относительно ясен, учитывая все случившееся. Он поднял руки, рассматривая их, и, отметая тот факт, что их покрывали еще сочащиеся, едва затянувшиеся укусы, полученные в схватке со стаей озверелых грызуноподобных тварей, заметил, что дрожь стала почти незаметной. Весьма любопытно. В его мозгу забрезжила гипотеза. Спаривание являлось самым распространенным решением пон фарра, еще одним вариантом была медитация — способ, которым он пытался воспользоваться в настоящее время, а также ритуальная схватка. Он ошибочно вычеркнул ритуальную схватку из доступных вариантов, поскольку рядом не было другого самца, с которым можно было бы сразиться, но защита Аманды от нападения диких животных спровоцировала его на насильственные действия. Он не хотел причинять вред живым существам, но в тот момент другого выхода не было. Возможно, гормональный выплеск, связанный с первобытными реакциями бей-беги, смог ослабить воздействие пон фарра. Он закрыл глаза и максимально сосредоточился на своих размышлениях. Его разум был не столь острым, как обычно, но в намного лучшем состоянии, чем в последние дни. Схватка, возможно, и не излечила его, но, видимо, замедлила развитие пон фарра. Сарек настроил кожный регенератор и начал лечить собственные травмы, затем ввел себе дозу противомикробных препаратов, после чего, насколько смог, вычистил их жилище от натащенной снаружи грязи, вымылся сам и переоделся в чистое. Поскольку он положил Аманду на свою постель, он предпочел лечь на ее спальное место, также представляющее собой набор подушек от кресел и одеял. Постель пахла ею. — Выключить освещение, — тихо сказал он, и свет погас, окутав их темнотой. Не прошло и минуты, как по капсуле разнесся тихий стон, и Сарек поднялся с постели, чтобы проверить состояние Аманды. Она все еще спала, но при этом сместилась, навалившись на поврежденную ногу, и ее лицо слегка хмурилось. Она дернулась и захныкала, вцепившись в верхнее одеяло и снова пытаясь перевернуться. Она что-то произнесла, какие-то невнятные, неразборчивые обрывки слов, которые заглушил шум падающей воды снаружи капсулы. Несколько секунд спустя раздался раскат грома. Зная, что не сможет этой ночью заснуть, он устроился поудобнее у ее постели и еле слышно начал слушать записи Карла Хорнсби. *** Ее варили заживо. Рот был полон песка, а желудок скручивало от голода. Голова казалась набитой до отказа и слишком большой для ее тела, и что-то не так было с правой ногой. Ей потребовалось куда больше времени, чем обычно, чтобы понять: она просыпается, а когда она, наконец, открыла глаза, почему-то поразилась тусклому аварийному освещению и очертаниям металлического потолка капсулы. Все выглядело как-то иначе. Она лежала не в своей постели, а в сарековой, и была… она нырнула головой под стопку одеял, и ее глаза распахнулись до невозможности. Она была голой. В постели Сарека. Покрытая какой-то грязью… что произошло? Чем усерднее она думала, тем сильнее пульсировало внутри головы. Руки инстинктивно принялись тереть правое бедро, пытаясь облегчить глубоко угнездившуюся в нем боль, но этим, казалось, только усилили ее. Она постаралась сглотнуть, но язык, похожий на наждачную бумагу, будто намертво приклеился к небу. Все это казалось неправильным. Затем без малейшего предупреждения события последних дней обрушились на нее ревущей волной, и она чуть не вскочила с постели при воспоминании об ужасных, барсукоподобных рептилиях, вылезших из озера. Они кусали ее, и Сарек отбивался от них. Он вернулся за ней, как и обещал, но где он сейчас? Она попыталась сесть, но все ее тело казалось неправильным. Ныла спина, болели ребра, и каждый раз, как она отмечала один источник боли, откуда-то тут появлялся новый. При этом ее мучили голод и жажда, и она буквально поджаривалась под грудой одеял. Как она оказалась голой? Она смутно понимала, как — ее травмы были довольно серьезными, и Сареку, видимо, пришлось срезать с нее одежду, чтобы оценить степень повреждений и излечить ее — но разве он не мог хотя бы потом ее одеть? На этой мысли ее разум застопорился, и она тут же передумала, решив, что это к лучшему, что он оставил ее обнаженной, вместо того, чтобы возиться, с трудом запихивая в одежду ее бессознательную голую тушку. Первый вариант было не сильно лучше, но все же лучше. Аманда поежилась, вообразив, как он снимает с нее лифчик и трусики. Несмотря на то, что в жаркой духоте капсулы она едва не заработала тепловой удар, она натянула одеяла повыше. Конечно, он сделал только то, что посчитал в той ситуации необходимым, но все равно это было странно. Попытавшись поставить себя на его место, она даже не смогла понять, с чего бы пришлось начать. Как неловко это, наверное, было для него. Она была глубоко шокирована, но в то же время благодарна. Она раздумывала, не встать ли и не раздобыть ли поесть и попить, но пока набиралась храбрости, чтобы откинуть одеяла и осмотреть свои травмы, дверной люк открылся и появился Сарек. Дождь лил стеной, из-за чего трудно было сказать, какое сейчас время суток, но если бы она решила угадать, то сказала бы, что сейчас вечер. С его плаща стекала вода, оставляя лужи на полу, его взгляд остановился на ней, и она натянула одеяла до самого подбородка. — П-привет. — Добрый вечер, — ответил он, отводя взгляд. Аманда несколько раз облизнула губы. — Как вы? — Полагаю, ваше состояние важнее моего. — Я эээ… да. Бывало и лучше. — Вы в состоянии встать? — Наверное, да, но я еще не пробовала. — Я могу оставить вас одну, чтобы вы смогли спокойно помыться и одеться. — Думаете, это теперь так уж необходимо? — спросила она, пытаясь придать своим словам оттенок иронии и шутливого смирения. — Ваша приватность имеет огромное значение, — возразил он. — Я не… я бы не стал… Я не позволил себе никаких вольностей… Мне нужно было спасти вашу жизнь. Аманда рассмеялась, морщась от острой боли, кольнувшей где-то позади глаз. Он почти напоминал ребенка, пойманного на краже печенек. — Я не говорила, что вы это сделали. Спасибо, что спасли мне жизнь. Мне жаль, что вам пришлось видеть меня в таком состоянии. Сарек ничего не ответил, и какой-то глупый порыв побудил ее пошутить: — Вам не обязательно выходить под дождь, если вы не хотите. Да и вообще, будто вы голых женщин раньше не видели. Тело Сарека напряглось, а челюсти сжались. Она никогда не видела, чтоб ему было настолько неудобно, и почему-то, каким-то волшебным образом это заставило ее ляпнуть, слова опередили мысли: — Видели же? Аманду затошнило. Что же она творит, зачем спрашивает, видел ли он когда-нибудь голую женщину? — Ох, черт… это был крайне неуместный вопрос. Вы не обязаны отвечать, вообще-то, прошу, не отвечайте. — Хорошо, — отвернувшись, проговорил он. Аманда закрыла глаза, желая перенестись отсюда куда-нибудь. С другой стороны, если бы она могла перенестись куда-то по своему желанию, она бы здесь не торчала. — Э-э, ладно. Не подадите мне мою одежду? — спросила она, пытаясь сесть. — Думаю, мне стоит подождать снаружи, пока вы умоетесь и оденетесь, — ответил Сарек, развернувшись и открыв дверь прежде, чем она успела ответить. Она бы возразила, ведь снаружи шел дождь, но в глубине души была даже рада. Она откинула одеяла и с ужасом увидела, что вся правая нога и почти вся правая половина тела превратились в один сплошной фиолетовый синяк. Она вообще не могла как следует опереться на больную ногу, и это ее беспокоило. Костоправ мог соединить кости и вернуть им целостность, но, очевидно, медицина еще не изобрела устройство, способное унять боль в сломанной конечности. Она проковыляла на свою половину капсулы. Сарек, видимо, спал здесь, поскольку все ее постельные принадлежности были аккуратно сложены пирамидальной стопкой. Это заставило ее улыбнуться, и на секунду она даже сочла его педантичность почти восхитительной. Первым делом она схватила наполовину полную флягу и осушила ее в несколько глотков. Затем похромала в душ. Избавление от грязи оказалось небыстрым и нелегким занятием. Сарек настаивал, чтобы они не пользовались звуковым душем, потому что это требовало слишком большого расхода энергии, но, учитывая, в каком состоянии находились ее волосы, она не видела другого выхода. Она старалась управиться поскорее, но все тело болело. Она была так голодна и у нее так кружилась голова, что она несколько раз чуть не потеряла сознание, к тому же поднимать руки над головой было мучительно больно, но все же ей удалось привести себя в порядок и одеться меньше, чем за сорок пять минут. Закончив, она открыла дверной люк и обнаружила, что снаружи все еще льет дождь, очень холодно и почти темно, и Сарека нигде не видно. Она была не в том состоянии, чтобы отправиться на его поиски. Да и вообще, именно его поиски и стали причиной произошедшего с ней. Она вглядывалась во влажные сумерки, размышляя, что ей делать, и тут его силуэт вынырнул откуда-то слева от капсулы. Когда он подошел ко входу, Аманда заметила, что по его подбородку и с кончиков пальцев стекают потоки дождевой воды. — Почему вы ждали на улице под дождем? — спросила она, отступая в сторону, чтобы дать ему войти. — Я надел непромокаемый плащ поверх одежды, — ответил он, расстегивая дождевик. — К тому же, я укрылся под дровяным навесом. Аманда боролась с желанием как-то его коснуться. Часть ее хотела обнять его, или снять с него мокрый плащ, или как-то еще выразить свою признательность за то, что он вытащил ее живой с того грязевого пляжа. При воспоминании о пережитом ужасе слезы навернулись ей на глаза. Сарек, казалось, не замечал ее внезапной эмоциональности, или, возможно, пытался игнорировать очевидное. — Несмотря на то, что весь день шел дождь, мне удалось нарубить еще дров и доделать крышу навеса. Завтра я собираюсь начать строить дымоход, чтобы с его помощью отапливать капсулу. Аманда кивнула. — Как долго я спала? — Примерно двадцать четыре часа. — Ого, ну, что ж, спасибо, что спасли мне жизнь. — Вам не стоит благодарить за необходимое. — Кстати, я… я прошу прощения. За то, что прервала вашу молитву, или медитацию, или что это было. Я просто не знала, куда вы делись, и волновалась. — Полагаю, что вам также доводилось искать утешения в уединении. Теплый румянец залил ее щеки. — Это… не так уж и неверно. Мы — это все, что есть друг у друга, но иногда приятно побыть в одиночестве. Он ответил уважительным кивком. — Тогда почему бы нам просто не говорить друг другу об этом прямо, вместо того чтобы придумывать оправдания, что нам нужно пойти за водой или древесным соком? — Правда предпочтительнее уловок. — Значит, договорились? Мы просто будем говорить друг другу, когда захотим сделать перерыв? — Если это удержит вас от попыток переломать себе конечности в поисках моего местонахождения, то да. — Это что, шутка? — рассмеялась она. — Я уже объяснял, что у меня нет привычки шутить. — Да, объясняли, — ответила она и, отвернувшись, захромала к контейнерам, где хранились продуктовые пайки, добавив вполголоса: — Но это не значит, что вы не умеете. — Как вы оцениваете текущее состояние своего здоровья? — спросил Сарек у нее за спиной. — Эм, уже лучше? Нога уже не сломана, но боль явно еще есть. Вообще-то, все тело болит так, словно меня сбил шаттл. — Вам повезло, что обошлось без серьезных внутренних повреждений. Потребуется некоторое время, чтобы боли в ноге утихли. Травмы были слишком серьезны. — Но вы полагаете, я поправлюсь? — Я не врач и не могу утверждать с уверенностью, но, основываясь на моем собственном субьективном опыте, да. До тех пор у нас есть анальгетики, которые вы можете принять, чтобы облегчить боль. — Мы должны их беречь, — быстро ответила она. — У меня все тело болит, но пока что я могу это терпеть. Каждый из них взял по рациону: цыпленок с пармезаном для Аманды и стромболи с овощами для Сарека, после чего они сели на пол, прислонившись спиной к стене возле люка. Она пыталась есть медленно, но голод брал свое. Когда она доела, то заметила, что Сарек едва притронулся к своей порции. — Вам нужно поесть, — мрачно сказала она, не отрывая глаз от упаковки с едой в его руках. — Да, — ответил он, поднося ко рту еще один кусок. — Вас что-то беспокоит? — Согласно данным трикодера, в ближайшее время погода не улучшится. — Тогда, полагаю, придется работать под дождем. — Вы не в том состоянии, чтобы выполнять тяжелую работу. Аманда с трудом сглотнула, внезапно почувствовав себя виноватой за то, что стала для него обузой. — Я не могу быстро или далеко ходить, но могу сидеть и рыть ручной лопаткой погреб или выкапывать корнеплоды. — Я настоятельно призываю вас остаться в безопасности в капсуле. Ограниченная подвижность делает вас уязвимой, и, как показали события прошлой ночи, мы еще многого не знаем об опасностях, подстерегающих нас на этой планете. — Но это же уловка-22, не так ли? Я могу либо рисковать быть сожранной ордой злобных маленьких животных, либо медленно умирать от голода, — едва она успела договорить, у нее громко заурчало в животе. — Мы не сможем выжить, когда у нас так мало еды. Никто не сможет. — Не соглашусь. Аманда наклонила голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Что-то в его утверждении ее раздражало. — Правда? Вы что, какой-то эксперт по выживанию? Скажите мне, дипломат-астрофизик, выросший в поместье, вам когда-нибудь приходилось выживать по-настоящему? — Да, в подростковые годы во время ритуала кахс-ван и еще раз во время Ритуала Тал’от непосредственно перед достижением совершеннолетия. Он произнес это так просто, будто его признание каким-то образом могло решить их проблему. Аманда усмехнулась: — А можно поподробнее? — Оба ритуала являются древними обрядами посвящения для молодых вулканцев. Кахс-ван в настоящее время широко распространен среди нашего народа, Ритуал Тал’от же — нет. Оба служат для испытания физической и ментальной выносливости и стойкости. Во время кахс-вана вулканец должен выжить десять дней в условиях дикой природы, имея при себе только ритуальный клинок. — Вы сказали, что это подростковый обряд. Сколько вам было? — Девять лет, когда я прошел кахс-ван, и двадцать два, когда я исполнил Ритуал Тал’от. — Вам было девять? Вы бродили по лесу с одним только ножом? Что сказали ваши родители? — Я находился не в лесу, а в вулканской пустыне, именуемой Кузница. И мои родители одобрили эту идею, поскольку сами прошли кахс-ван, когда были детьми, как до них их родители. — Вы в девять лет в одиночку боролись за свое выживание, а ваши родители были этому рады? — у Аманды буквально помутилось в голове. Когда ей было девять, ей нравилось ходить в походы с отцом, но она и представить не могла, что ее бросят в Йеллоустоуне на десять дней, с одним только ножом, и скажут: «старайся изо всех сил». — Не могу понять, почему вам столь часто трудно поверить моим словам. Вы считаете меня не заслуживающим доверия? — Нет, я… просто… это просто уже слишком. — Решив избрать логический путь, вулканская раса приняла меры, чтобы принципы ненасилия не сделали нас мягкотелыми. Во время кахс-вана мы теряем очень малое число детей. Нельзя сказать то же самое о Ритуале Тал’от, вот почему он проводится куда реже. — Чем они отличаются? — спросила она, делая глоток воды из фляги. — Вместо десяти дней в суровом климате Кузницы, я провел там 112 дней. Аманда, поперхнувшись, выплюнула воду. Сарек склонился ближе, внимательно глядя на нее, но она замахала руками, показывая, что с ней все в порядке. — Я в норме, — она прокашлялась, сделала еще глоток воды. — И простите за следующий недоверчивый вопрос, но вы говорите, что почти четыре месяца бродили по пустыне лишь для того, чтобы доказать, что способны выжить? — Да, — ответил он. — И этот опыт дал мне ценные навыки, необходимые для выживания здесь. Эта планета гораздо менее враждебна и обладает гораздо более богатыми ресурсами, чем Кузница Вулкана. Аманда потерла лоб, пытаясь сдержать истерический смех. Мысль о том, что этот чопорный и благопристойный мужчина жил будто какой-то вулканский Гризли Адамс , казалась просто нелепой. Но он упоминал, что раньше занимался боевыми искусствами, также она вспомнила, как он отбивался от стаи возле озера, как он, несмотря на сломанные ребра и ключицы, мог, не отставая, держать ее темп, вспомнила о той легкости, с которой он существовал в этом суровом месте. Это было нелепо, но, в то же время, и логично. Сарек был вежливым, невозмутимым и умным, но также, очевидно, обладал большой твердостью духа, стойкостью и мужеством, и от мысли об этом тут же стал казаться привлекательным. Она свернула пустую упаковку от еды пополам, положила на колени и рассеянно помассировала правую ногу. Внезапно ее охватила застенчивость, и ей это сильно не нравилось. — Я просто хотела еще раз поблагодарить вас за все, — пробормотала она. — Вы не дали сожрать меня заживо. Вы спасли мне жизнь. — Вы спасли меня первой. — Мы ведем счет? — спросила она, ее сердце заколотилось быстрее. — Было бы нелогично превращать спасение жизни в некое социальное соревнование. Мое выживание зависит от вашего, так же как ваше выживание частично зависит от моего. — Значит, вы спасли меня только потому, что расценивали это как спасение себя? — Нет. Аманда нахмурилась, вспомнив ту ночь, когда нашла его в ловушке спасательной капсулы. Его поиски и извлечение из капсулы были отчасти продиктованы эгоизмом — она не хотела оставаться одна, — но также были продиктованы желанием не позволить кому-то умереть. Этого требовала элементарная порядочность. И хотя за последние дни бывали моменты, когда она желала никогда не повстречать Сарека, она с уверенностью могла сказать, что благодарна ему за то, что он здесь. — Что ж, все равно спасибо, — сказала она наконец. — Мне повезло, что вы здесь. Сарек хранил молчание, отчего Аманде стало еще более неловко. — Если я когда-нибудь смогу что-то для вас сделать, все, что угодно, просто скажите. Краем глаза она заметила, что его манера держаться изменилась, и, опустив взгляд, увидела, что он положил недоеденный рацион на колени, пытаясь унять дрожь в руках. — Вы в порядке? — В порядке — это неточное определение. — Ну ладно, у вас опять трясутся руки. Вы больны? — Нет, — коротко ответил он. — Я переутомился и нуждаюсь в медитации. Она кивнула, хотя и не совсем поверила. — Может, нам обоим стоит лечь спать. — Да. — Тогда кто где? Мы официально поменялись сторонами капсулы или… — Я поместил вас в свою постель, потому что она была сухой и чистой. — Я так и подумала, — сказала она, с трудом поднялась на ноги и поковыляла к своему гнезду из подушек от кресел и одеял. — Хотя, должна признаться, я была шокирована, проснувшись голой в вашей постели. Она не могла видеть его лица, но по его тону поняла, что оно, должно быть, выражает непреклонную, непроницаемую решительность. — Бесчестить женщину без сознания — аморально. Аманда покраснела, не осмеливаясь оглянуться на него. — Я бы никогда не обвинила вас в неджентльменском поведении. Вообще-то, я пытаюсь выразить, что понимаю, как, наверное, странно было для вас вот так за мной ухаживать, пока я была в таком состоянии. Так что, спасибо вам. После нескольких секунд молчания он ответил: — Пожалуйста. Аманда откинула одеяла и забралась в постель. Не прошло и минуты, как Сарек поднялся на ноги и выключил свет; следующие несколько часов они провели без сна, в полном молчании и темноте. Похоже, им обоим так много нужно было сказать друг другу, но также, похоже, ни один не знал, с чего начать.