Лёгкая степень безумия

Платформа девять и три четверти. Гермиона не могла выпустить из рук дочь, с трудом сдерживая порыв немедленно её уменьшить, спрятать в свою сумочку и унести домой. А Роза всё рвалась войти в вагон, где её уже ждали друзья. Мать бросила взгляд на восторженного Хьюго. Он, словно вкопанный, стоял на одном месте, следя взглядом за окружавшей суетой. Осторожность и послушание — то, чего у него не отнять. Идеальный ребёнок. Роза наконец вырвалась из объятий матери, Гермиона лишь вскользь успела поцеловать её в щёку. Дочь крепко обняла отца, и Рон зажмурился, будто от боли, но сдержанная улыбка гордого отца не покинула его веснушчатое лицо. Джеймс Поттер позвал брата, и Альбус Поттер устремился к вагону, Роза последовала за ним. И тут, у соседнего вагона, появились светловолосые яркие шевелюры. Взгляд Гермионы замер на высокой худощавой фигуре, облачённой в чёрное, и все внутренности будто вывернулись наизнанку. Мужчина безотрывно смотрел в одну точку. Он был суров, сосредоточен, даже прищурился немного, будто не веря своим глазам. Гермиона опешила, растерянно огляделась. Поняв, что Драко Малфой уставился на её сына, мать бережно обняла мальчика за плечи, притянула его к себе. Худенькая, болезненного вида молодая женщина осторожно тронула Малфоя за рукав. Драко резко отвернулся, осторожно погладил по голове сына с такими же светлыми волосами, как у него. — Увидимся на каникулах, Скорпиус, — спокойно проговорил он. — Пиши, если что, я приеду в любое время. — Да, папа, — немного испуганно ответил мальчик. — Всё будет хорошо, — измученно улыбнулась молодая миссис Малфой и, пряча слёзы, обняла сына. — Ты обязательно найдёшь себе друзей. — Иди в вагон, Скорпиус, — велел отец и вдруг неожиданно снова бросил внимательный взгляд на Хьюго. Гермиона оцепенела. Ощущение, что чья-то железная рука сдавила её шею, вселило безотчётный страх. Она потянула сына к себе, прячась за спиной мужа, и даже тот факт, что она является заместителем министра магии, нисколько не придал уверенности в собственной безопасности. Внутри что-то ныло и обрывалось, заставляя сердце отчаянно биться в панике. Гермиона взглянула на окна Хогвартс-экспресса. В вагоне весело смеялись, устраиваясь на своих местах, Роза и Джеймс. Альбус Поттер был серьёзен. Рон помахал дочери рукой, и Гермиона опомнилась, неожиданно осознавая, что все её переживания, связанные с отъездом дочери, куда-то испарились. Стало очень стыдно. Она помахала Розе рукой, а дочь весело помахала ей в ответ. Мать обнимала за плечи сына, крепко прижимая его к себе, будто боялась, что он может исчезнуть. Поезд тронулся, слёзы подкатили к глазам. Её девочка уехала. Её малышка — её гордость. Хотелось закричать от отчаяния, но это просто невозможно. Невозможно. Так поступают все волшебники на протяжение столетий — отправляют своих детей в Школу Магии и Волшебства. Не успела она преодолеть эту боль, как где-то над ухом прозвучало холодное: — Уизли… Гермиона вздрогнула, гордо приподняла подбородок, и её взгляд встретился с ледяными глазами бывшего сокурсника. — Малфой… — послышался рядом сдержанный голос мужа. Эти глаза… В них было столько знакомого, что все внутренности стиснулись в болезненный комок, а к горлу подступила тошнота. Светло-серые, почти прозрачные радужки, в которых сиял огонь любопытства и даже более — иронии. — Поттер, — с лёгкой усмешкой выдавил он. Гарри был тут же, рядом, уже держа на руках младшую дочь Лили. — Провожал сына? — скорее из вежливости уточнил он. — Да. Единственного, — зачем-то уточнил Малфой, снова мельком бросая холодный взгляд на Хьюго. — У вас, я смотрю, целая армия детей — полвагона заняли. — Большая семья — это дар, — спокойно ответил Гарри. — Дети приносят радость. — Согласен, — чуть приподняв подбородок, ответил Малфой. — Похож на тебя, Грейнджер, — неожиданно скривился в усмешке он, теперь уже открыто буравя мальчика взглядом. — Отдалённо. Гермиона вдруг ощутила потребность защищаться. — Грейнджер-Уизли, — леденяще уточнила она. Ироничный взгляд серых глаз скользнул по ней, потом по Рональду, и Малфой повторил: — Да, отдалённо тебя напоминает. Гермиона вспыхнула от возмущения и злости. — Успешного учебного года твоему сыну, — бросила она и, резко развернувшись, схватила Хьюго за руку и повела за собой. Её разрывало от непередаваемых чувств. Казалось бы, Малфой не сказал ничего такого. Ничего такого, за что она могла бы возненавидеть его за долю секунды, но глубочайшая обида больно жалила прямо в сердце. Раздражение смешанное с оскорблённой гордостью породили в ней желание уничтожить этого человека. Разум кричал о том, что не произошло ничего особенного, но этот ироничный, почти издевательский взгляд, отпечатавшийся в памяти, выворачивал душу, заставляя безрассудство начать строить планы мести. Откуда в ней столько яда?! — Мама, почему мы так торопимся? Голос сына, словно струя ледяной воды, моментально заставил её прийти в себя. — Кажется, папа нас потерял, — встревоженно произнёс мальчик. — Я его не вижу. — Прости, — вздохнула Гермиона, тут же выуживая из кармана носовой платок и вытирая со лба капельки пота. — Я, наверное, немного расстроена, — виновато улыбнулась она, — не каждый день твой ребёнок покидает родной дом, да ещё так надолго. — Ты скучаешь по Розе? — с сочувствием спросил сын. — Да. Уже, — выдохнула Гермиона и устыдилась. Сейчас её беспокоила не Роза, а то, как Драко Малфой смотрел на её сына, какие слова произносил. — Мамочка, не огорчайся! — Сын решительно шагнул к ней и обнял, прижимаясь щекой к плечу. — Я же с тобой. — Спасибо, моя радость, — глотая слёзы, улыбнулась Гермиона, переполняясь болезненной нежностью. — Как вы быстро умчались. — Рон с улыбкой обнял жену за плечи, но Гермиона заметила, какой вымученной была эта улыбка. День прошёл неказисто. Гермиона не могла собраться с мыслями, и работа двигалась крайне медленно, благо Кингсли в этот день не стал её нагружать, понимая, что проводить ребёнка в Хогвартс — это своего рода стресс. И Гермиона предпочла бы волноваться за Розу: как она себя чувствует, что происходит в пути, куда её распределит Шляпа. Но мысли её были заняты другим. Она смотрела на семейную волшебную фотографию, стоящую на рабочем столе, и с болью отмечала невероятное сходство Хьюго… с давним врагом. Она понимала, что это невозможно — просто невозможно, — но нервы не выдержали, и она запросила в архивах личное дело Драко Малфоя. Гермиона вглядывалась в грубые суровые черты восемнадцатилетнего парня, который не моргая смотрел на неё. Этот острый аккуратный нос, брови, глаза… Она переводила взгляд на улыбающегося озорного Хьюго — маленького, искреннего, наполненного радостью — и её сердце источало горечь. — Нет, они не похожи. Нет. Нет. — Она зажмуривалась и вспоминала улыбку, скорее, ухмылку, Драко Малфоя. Гермионе всегда казалось, что сын ей кого-то напоминает. — Нет… Нет. Это невозможно. Невозможно.

***

— Когда ты последний раз его видела? — немного напряжённо спросил Рон, беспечно листая спортивный журнал о квиддиче, уже забравшись под одеяло. Гермиона перестала дышать и замерла с расчёской в руке перед зеркалом. Конечно, она поняла, о чём он, но всё же ответила: — Кого? В спальне воцарилась тишина. — Малфоя. — Очень давно, — спокойно начала она, хотя внутри что-то трепетало. — Ещё после их реабилитации. — Это когда было? — чуть прищурился Рон. — Лет… девять назад? — Около того. — Гермиона сохраняла невозмутимость, хотя именно сейчас уже ощутила то самое возмущение, которое редко, но неотвратимо вползало в душу. Тем не менее она продолжала: — Тогда их семейство нередко посещало Министерство Магии — все вместе и по отдельности. — Ты говорила с ними? — Да нет, зачем мне… — стала она было оправдываться, но всё же возмущение взяло верх. — Почему ты спрашиваешь? — хоть и сдержанно, но всё же подозрительно спросила Гермиона. — Ты же знаешь, я его терпеть не могу, — поморщился Рон, — и мне не понравилось, как он смотрел на тебя. И то, что он говорил. — Ты сам это всё время говоришь, — немного раздражённо усмехнулась Гермиона. — Что же я могу поделать с тем, что гены моей бабушки так ярко… — Гермиона… — Его голос прозвучал тихо, спокойно, без капли осуждения, она даже на секунду успокоилась. Но потом он спросил: — Скажи честно, у тебя с ним… было что-то? Кровь ударила в голову. Грудь захлестнуло жаром и дышать стало тяжело. — Да как ты… Что? — с трудом выдохнула она, оборачиваясь к нему. — Ты что, думаешь, что… — От возмущения ей хотелось разорвать мужа в клочья. Гермиона вскочила, сжала кулаки и крикнула: — Да как ты смеешь?! Я… я всю жизнь с тобой! Я… была тебе верна с первой секунды! Ты не имеешь права меня подозревать! Он сидел на кровати понурившись и уставившись в одну точку. Молчал, а потом поднял на жену утомлённый взгляд. Рон молчал, а Гермиона была готова разрыдаться от обиды. Муж заговорил тихо и спокойно, заставляя её мучительно страдать: — В тот день я… решил, что ослепну. Я… так ждал того дня, когда мой сын появится на свет. — Ком сдавил её горло, и слезинка соскользнула по щеке. — Но я не слепой, Гермиона. — Он покачал головой, отвёл взгляд. — Я так безумно тебя любил. Любил Розу и Хьюго. С каждым годом становилось легче. Я живу с этим восемь лет и проживу дальше. — Рон обратил к ней взгляд наполненный мольбой. — Пожалуйста, не лги мне. Просто скажи правду. Хьюго — мой сын, что бы ни было. Но ведь… не я его отец верно? Слёзы полились по её щекам. Гермиона всхлипнула: — Я всю жизнь верна тебе, — пропищала она, не в силах говорить. — Хьюго твой сын, Рон! Я не понимаю… — Он ни капельки на меня не похож. — Я знаю! — истерически закричала она. — Но я не знаю, почему… — Вспомни. Может, ты… Выпила лишнего… — Что? — взвизгнула она. — Ну мало ли. Может, ты была зла на меня, может… — Рональд Уизли, да как ты можешь?! Я не алкоголичка и не сумасшедшая! Я бы помнила такое! Хьюго твой сын! — Да. Я хотел бы в это верить! — зажмурившись, повысил он голос. — Я искал хоть какие-то черты, схожие с кем-нибудь из Уизли. Но увидев его… — Рональд сжал челюсти почти до хруста. — Его отец Малфой? Это ведь он! Глаза, волосы… — Не желаю больше тебя видеть! — отчаянно бросила она и понеслась прочь из спальни. — Гермиона! — донеслось позади. А она уже вбежала в ванную, заперлась и разрыдалась от боли и обиды. — Мерзавец. Мерзавец… — шептала она, захлёбываясь в слезах. — Как ты можешь так со мной?! Как? После стольких лет! Подлец… Она рыдала, опустившись на пол и обхватив себя руками. Это невозможно. Просто невозможно! Ведь она так его любила. Он — её единственная любовь и счастье. Её детская светлая мечта. И теперь он обвиняет её в таком, что представить даже невозможно. Гермиона хотела умереть от боли. Закончить, прекратить это мучение, которое все эти годы, словно туман, окутывало её сознание. Непонимание происходящего сводило с ума. Она видела. Уловила эти черты. Хьюго — её маленький белокурый ангел. Нет-нет… Малфой? Но… как? — Это неправда, — растерянно шептала она. — Я не могла такое забыть. Это просто невозможно. Я не алкоголичка. Не сумасшедшая… Боже… пожалуйста… Она плакала, тихо завывая. Её сердце истекало кровью, но поверить в произошедшее не могло. Хьюго — её маленький Хьюго. Он так любит папу и во всём берёт с него пример. А Рон… Он ведь души не чает в сыне, несмотря на то, что… И снова перед глазами эта высокомерная ухмылка, надменный оценивающий взгляд. «Похож на тебя… отдалённо…» — Мерзавец… — злобно прошептала она. — Как такое могло произойти? Как? — Гермиона… — робкий голос мужа заставил замереть. — Гермиона, родная, послушай. Пойми правильно и послушай. Я не виню тебя, слышишь? Я простил тебя ещё в тот день, когда Хьюго оказался на моих руках… — Тебе не за что меня прощать! — в ярости прорычала она и распахнула дверь. Гермиона кинулась в атаку, слабо осознавая, что делает. Она размахнулась в намерении ударить мужа по лицу, когда крепкие руки обхватили её запястья и прижали Гермиону к стене, словно игрушечную. Она начала вырываться, рыча сквозь зубы: — Не смей меня обвинять! Я невиновна, слышишь?! Я могу под сывороткой правды сказать то же самое, хочешь?! Но потом нашей семье конец, ясно тебе?! — Ты не слышишь меня, — прижав её всем весом к стене, прошипел Рон. — Я простил тебе всё! Тогда! Даже если ты виновна. И если ты невиновна, значит… Случилось что-то страшное. Гермиона ослабела. Она почувствовала, как Рон смягчает хватку. Голова закружилась от переизбытка эмоций и ужаса, нахлынувшего на неё. — Если кто-то, — еле слышно произнёс он. — Если… Малфой… — выдавил он с презрением, — был твоим любовником, а затем стёр память, то… — Нет-нет… — простонала она, и слёзы вновь затопили глаза. — Нет, этого не может быть. Я не могла… — Ты можешь не помнить, — со скорбью произнёс Рон. — Но такое забыть невозможно! — снова запищала она не своим голосом. — Рон, клянусь тебе, я ничего не сделала. Умоляю, поверь! Это наш сын — мой и твой! — Да. Хьюго мой сын. — Рон окончательно отпустил её руки. — Я его растил, воспитывал, обеспечивал. Я ждал его рождения и был безмерно счастлив. Я и сейчас счастлив и горд, что у нас такой прекрасный ребёнок. Гермиона резко выдохнула, утыкаясь лбом в его грудь. — Значит, ты мне веришь? — простонала она. — Я… стараюсь. Но факт есть факт, — вздохнул Рон. — Хьюго мой сын, но его настоящий отец другой человек. И сегодня я понял, кто. — Рон… — со слезами шепнула она. — Мы разберёмся, слышишь? Мы предъявим обвинения, допросим и он признается. Гермиона в ужасе схватила его за руки. — Нет, пожалуйста! Не делай этого! — Но почему? Ведь если он подлец и воспользовался… — А если… он признается? Если захочет… отнять его у нас? — в ужасе осознания прошипела Гермиона. — Нет. Я не могу поверить. Не могу. Не могу. Она дрожала, мотая головой и отходя от мужа. Это был словно бесконечный кошмар, из которого она никак не могла выйти. Нужно просто проснуться, и всё будет хорошо. Всё будет как раньше. Нужно просто проснуться. В отчаянии она хлопнула себя ладонью по лицу, но боль не утешила, заставив слёзы литься с новой силой. — Я не помню, — шептала она, продолжая пятиться, её глаза остекленели, а руки безудержно тряслись. — Я не могу вспомнить. Мне нужно… восстановить память. Нет. Этого не может быть, просто не может. Малфои. Они… они вели себя тихо, сдержанно… Мерлин… Она схватилась за голову. Картинки возможно случившегося понеслись перед глазами: светлые пряди, руки, чужие пальцы, холодный взгляд серых глаз. Она зажмурилась, затрясла головой, заставляя скверные мысли покинуть голову. Это не воспоминания — лишь разыгравшееся воображение. — Гермиона. — Рон в отчаянии обнял её, прижал к себе, целуя в висок. — Если ты не помнишь — не выдумывай, слышишь? Тебе не нужно помнить. Ведь неспроста ты не помнишь. Может быть, ты была без сознания, может быть, под Империо и подверглась Обливиэйту. Никто не рассчитывал, что ты забеременеешь, ведь за столько лет никто… — Это неправда. Неправда, — словно обезумевшая шептала она. Слёзы высохли. Перед внутренним взором она видела своего маленького, нежно любимого, самого прекрасного Хьюго. Счастливый, красивый, любящий. Ловкий, смелый и самый добрый мальчик на свете. Неужели она позволит кому-то отнять его? Никогда! Ни за что! — Я не позволю, — с трудом процедила она, сжимая в кулаках рубашку на груди мужа. — Я никому не позволю отнять его у меня. Это мой сын! — Наш сын. Я знаю, Гермиона, это больно. Но я живу с этим восемь лет и готов жить дальше. Просто… — Рон тяжело вздохнул. — Все эти годы мне было трудно жить с тем, что ты, возможно, предала нашу любовь. Предала нас. Она устремила на него полный нежности и страха взгляд. — Но я невиновна! — с болью простонала она. — Я не… — Я верю, — убеждённо ответил он, прижимая её к себе. — Я вижу, как ты страдаешь. Но пойми меня, просто… представь себя на моём месте. Я увидел его — Малфоя — и будто что-то сломалось внутри. Хьюго и он, ну просто… как две капли… — Рон умоляю! — Гермиона снова заплакала. — Прости. Прости, родная, — шептал он. — Мне трудно. Понимаешь меня? Она кивнула, но не могла осознать случившееся. Страшный сон не заканчивался, и что с этим делать Гермиона не понимала.