***
Она замечала этот пристальный взгляд. Иногда Рональд подолгу вглядывался в сына, пока малыш весело играл в своей кроватке. Сердце сжималось от волнения. — Что такое? — тихо спросила она, подойдя ближе и положив ладони мужу на плечи. Рон улыбнулся, повёл плечом. — Да всё в порядке. — Точно? — Да, конечно. — Он улыбнулся шире, обняв жену и, притянув её к себе, поцеловал в щёку. — Кажется мне, что его глаза уже не поменяются, как думаешь? Гермиона оглянулась и посмотрела на сына. Его светло-серые, почти прозрачные глаза были просто изумительно чисты, словно дождливое небо. Хьюго улыбнулся маме, и Гермиона растаяла от умиления. — Наверное не изменятся. Ему ведь уже шесть месяцев. Рон кивнул, отвёл взгляд, вздохнул. — Ну и что такого? — забеспокоилась Гермиона. — У него очень красивые глазки. — Да, но… — Что? — почти возмущённо хихикнула она. — Ни у кого в нашей семье нет таких глаз. И в твоей тоже. — А это имеет значение? — занервничала она. — Моя бабушка… — У твоей бабушки глаза голубые, как у моего отца. Даже у Билла глаза почти карие… — Неправда. У Билла очень необычные зелёные… — Да. Как у моей бабки. Это точно. — Рон… — устало закатила она глаза. — Не понимаю, чего ты обижаешься, — вздохнул Рональд. — Посмотри, у него и волосы очень светлые, там ни каштанового, ни рыжего даже близко нет. — Рональд Уизли. — В её тоне появилась угроза. — Меня уже начинают утомлять твои изыскания. У него кудряшки, как у меня, ясно? И вообще он на меня похож. Ты что, ревнуешь? Почему наш сын не может быть похож на меня? — На тебя, да, действительно. Но тут ещё что-то… Гермиона нахмурилась. В душе что-то болезненно переворачивалось от обиды. Слёзы бессилия навернулись на глаза. — Ну что ты? — Рональд моментально смягчился. — Гермиона, брось, — вздохнул он. — Я не понимаю, — шепнула она, опуская глаза, отворачиваясь. — Не понимаю, ты что, не любишь его, только потому что… — Я очень его люблю, что ты?! — воскликнул Рон. — Просто он немножко отличается от всех детей в нашей семье, вот и всё! Ты права. Он очень похож на твоих родных: на твоего папу, бабушку. Да. Я вижу. Ну не огорчайся, Гермиона. Он ласково обнял её, прижал к своей груди и безотрывно смотрел на играющего в кроватке малыша. Гермиона тяжело вздохнула, прячась в объятиях мужа. Она обожала их — обожала мужа и сына — своих идеальных мужчин. Ну и что, что Хьюго не очень похож на папу. Гермиона всё чаще признавалась сама себе, что малыш совершенно на него не похож, но ведь так иногда бывает. Бывает ведь…***
— Папа! У меня получается! Смотри! — Восторженные серые глаза горели азартом. — Ух, какой ты молодец, — улыбнулся Рон, потрепав светлую кудрявую шевелюру сына. — Идеально нарезал листья мандрагоры. Мама должна тобой гордиться. — Я очень горжусь! — не сдерживаясь, улыбалась Гермиона. — Уверена, на уроках зельеварения ты будешь лучшим, мой дорогой. — Я очень старался! — задрал свой острый аккуратный носик Хьюго, и родители весело рассмеялись. — Это видно, — кивнул Рон. — Вы голодны? Бабушка уже зовёт всех пить чай. — А можно я нарежу ещё корень крапивы? — с восторгом спросил Хьюго. — А бабушка испекла твой любимый яблочный пирог. — Ура! — Хьюго тут же отложил нож. — А яблоки зелёные или красные? — Зелёные, конечно, как ты любишь, — улыбался отец. — Ура! — Малыш тут же умчался в кухню к бабушке. Гермиона крепко обняла мужа, и он чмокнул её в висок. — Как же быстро он растёт, — шепнула она. — Да. Рослый не по годам, — усмехнулся Рон, и Гермиона, как это часто бывало, внутренне напряглась. — Что ты имеешь в виду? — шепнула она. — Ничего. Только то, что сказал. Он высокий и худой. Выглядит на все восемь лет, хотя ему пять. — Не преувеличивай, — нервно бросила она. — Это же хорошо, чего ты? — засмеялся Рон. — У нас таких рослых нет в семье. Разве что Билл… — Рон, ты и сам высокий. Опять эти твои странные намёки! — простонала Гермиона, сердито развязывая передник и моментально очищая стол от крошек с помощью магии. — Я ни на что не намекаю, — приподнял брови Рональд. — Тебе вечно что-то кажется. — Мне не кажется. — Она резко швырнула передник в ящик стола и захлопнула его. — Твои намёки достали меня за столько лет. — Намёки? — поморщился Рон. — Ты о чём? — Я о том, что ты намекаешь на то, что… — Гермиона плотно стиснула губы, её брови сошлись над переносицей. — Ты… Ты то и дело намекаешь… — Не выдумывай! — Рон махнул рукой и направился к выходу из комнаты. — Нет уж, ты не отмахивайся! — потребовала Гермиона. — Ты намекаешь — и это больно! — Гермиона. — Рон повернулся к ней лицом, настойчиво положил ладони на её плечи и чуть сжал их. — Всё хорошо, ясно? Я люблю вас. Люблю очень сильно. Тебя, Розу, Хьюго. Вы — моя семья, мои любимые и родные. Не выдумывай. Затем он резко чмокнул её в лоб и вышел из комнаты. Гермиона тяжело выдохнула. Такие разговоры случались нечасто, но каждый раз ей становилось ужасно не по себе. За все эти годы Рональд ни разу её не обвинил, ни разу не упрекнул, но эти злосчастные намёки на некоторое время делали её жизнь невыносимой. Гермиона снова и снова вглядывалась в черты сына, пытаясь найти в нём хоть что-то отдалённо напоминающее Рональда — хоть что-нибудь. Но тщетно. Как это вышло? Почему? Ведь он и на неё похож так мало. Маленький Хьюго сидел за столом возле бабушки Молли, и та с особой нежностью и любовью отрезала внуку ещё один кусочек яблочного пирога. Она часто говорила, что «малыш Хью самый красивый её внук», хотя всех своих внуков она обожает одинаково. Сейчас среди рыжеволосых макушек блондинистые кудри сына особенно ярко выделяли его из всех. Красивый жизнерадостный мальчик больше походил на сына Флёр и Билла, потому Гермиона испытывала тянущее необъяснимое страдание. Её любовь к мужу была безграничной, крепкой и тёплой. Она хотела бы, чтобы и в Хьюго нашлись его черты, но… их не было. Ничего. Он был совсем другой — не похожий ни на кого — и иногда казалось, что это сводит её с ума.***
— А я сразу буду играть в команде! — заявил Хьюго, вздёргивая свой острый нос. Рон улыбнулся. — Обычно первокурсников не берут в команду. — Но крёстного сразу взяли! — возмутился мальчик. — Твой крёстный отличился — это правда, — хихикнула Гермиона. — Мы так им гордились. Кто знает, если ты будешь тренироваться, то вполне… — Я буду лучшим ловцом! — Хьюго снова вскочил на свою детскую метлу и понёсся по кругу. — Обязательно! — крикнул вслед Рон. — Спасибо, папа! Ты самый лучший! — счастливо ответил Хью. Гермиона с замиранием сердца следила за сыном. Красивый, изящный, ловкий. Его светлые кудри трепал игривый ветерок, и Хьюго казался ей даром небес. Но боль осознания рвала сердце — сын всё больше отличался от Уизли. От всех Уизли и от неё самой. Он был будто из другого мира. Страх холодил её душу, но Гермиона продолжала искать в нём близкие чёрточки. — Тренируйся, — ласково обнимая его голову, шептала мать, когда соскочив с метлы, сын крепко обхватил её руками. — В этом году Роза едет в Хогвартс, но у тебя есть три года, чтобы хорошенько потренироваться в полётах. — А снитч? — Глаза мальчика сияли светлым негасимым огнём. — Может быть, крёстный одолжит мне свой? А может… — Хьюго замер, будто его посетила гениальная идея. — Может, крёстный меня потренирует?! Гермиона с нежностью чмокнула его в висок. — Я спрошу, — улыбнулась она. — Ура! Мальчик снова взмыл в воздух, и Гермиона с ужасом признала, что он ей кого-то напоминает. — Он просто молодец, — глядя в небо, вздохнул Рон. — Это так круто, когда дети в чём-то превосходят тебя. Я горд. Ком перекрыл её горло, стало трудно дышать. Гермиона обняла мужа, прижалась к его боку, и он обнял её за плечи. — Ты самый лучший отец, — прошептала она, подавляя слёзы. — Это была прекрасная идея — подарить ему метлу. — Я рад, что ты поддержала. Для ловца Хью, конечно, высоковат, но должен же он однажды немного притормозить в росте, — засмеялся Рон, и Гермиона украдкой смахнула слезинку. Она переполнялась любовью к ним, и эта нежность исцеляла душу, утопавшую в необъяснимой тревоге.