Большой проект: пути раскаяния

— Что у вас произошло? — потребовал Квирин с растерянно-хмурым лицом. Юджин заметил, как Вэриан сжался под этим пытливым взглядом и потому неловко начал рассказ самостоятельно. Он думал, это могло бы поддержать его. В конце концов, это была его, Юджина, идея. И действительно: по мере его повествования плечи Квирина немного опустились, и тогда Вэриан заметно расслабился тоже, а затем подключился к объяснению произошедшего. В итоге, сам процесс немного распалил его, вновь сделав живым, так что сейчас он взволнованно и энергично высказывал свои доводы относительно всей ситуации. Руки Квирина скрестились на груди. — То есть… это то, почему вчера ты вернулся так поздно? — он спросил, внезапно перебив. — Да! — Глаза Вэриана сияли; в этот раз он даже не обратил внимания на расстроенный тон отца. — Но сейчас не об этом! Итак, когда я сообразил, что Найджел не решился бы на это самостоятельно, и всё это выглядело слишком продуманным заранее, я!.. — Вэриан, — надавил Квирин, остановив его. Вэриан смущённо потупился, опустив руки, которые до этого живо жестикулировали — это было его привычкой, бурно жестикулировать, когда он был особенно увлечён тем, что говорил. — Когда вчера ты вернулся домой, — Квирин говорил медленно, выделяя, казалось, абсолютно каждое слово, — на мои вопросы о том, как ты, и что такого случилось, раз ты так поздно вернулся домой, ты отвечал, что «всё прекрасно» и ты «просто не следил за временем». Ненадолго повисла пауза. Затем Вэриан нервно рассмеялся. — Ну… Пап, я… — Справедливости ради, — вмешался Юджин, — за временем он правда не следил, — он грустно улыбнулся. — Я говорил ему, что уже поздно, но он был так увлечён! Квирин вновь обернулся к своему ребёнку. — …Сын, — Квирин был взволнован, но, судя по нервной реакции Вэриана, для того это выглядело, скорее, как разочарование — лицо его приняло возмущённое выражение, но губы испуганно поджались, будто его застукали за чем-то преступным, а зрачки заметались от одного угла к другому, будто исследуя комнату (которую он знал всю жизнь). Квирин знал его слишком хорошо. И именно это заставляло его беспокоиться. Он также отлично знал, что последует дальше: — Пап, но всё правда нормально! — И именно от того, что он знал, это вовсе не звучало убедительно. Хотя бы даже сколько-нибудь. — Со мной бы ничего не случилось по дороге, — тем временем продолжал Вэриан, — я уже взрослый! В Квирине смешались нежность, тревога и усталость. Он вздохнул: — Я знаю, что ты можешь дойти до дома, сынок. Я недоволен тем, что ты просто промолчал о том, что произошло, потому что это именно одна из тех вещей, о которых нужно разговаривать. Ты понимаешь? — Квирин чувствовал, как брови его обеспокоенно приподнялись. Он отвёл взгляд ненадолго, не зная, как выразить всё то, что он испытывал, так, чтобы это не было травматичным для Вэриана, потому что… у них уже был один неприятный опыт, и теперь он намеревался стараться лучше. Квирин осторожно взял его за плечи. — Я просто волнуюсь о тебе, Вэриан, — в конце концов, выдохнул он, постаравшись вложить в свой голос всю ту мягкость, на которую он только был способен. И, казалось, у него получилось, казалось, Вэриан, действительно понял его и теперь мысли его тяжело отразились на его лице. Затем он, не глядя на отца, улыбнулся, но как-то… тревожно. — Папа, — всегда звонкий голос Вэриана прозвучал необычайно глухо и пусто, — прости, но ты правда думаешь, что тебе нужно говорить со мной о чём-то таком? — Он вновь поднял свои глаза на Квирина на мгновение, и от того, каким печально глубоким оттенком они сверкнули, у того заболела грудь. — Ну, в смысле, ты уверен, что это то, что мы оба готовы выслушать и высказать? — Он как-то неестественно рассмеялся. — Просто я не уверен. Потому что… если это разговор о чувстве вины или… о том, как учиться жить с недоверием и постоянным внутренним конфликтом… ну, знаешь, я немного осведомлён и… ха-ха… — Вэриан… — Квирин крепче сжал его плечо одной рукой, потянувшись к его волосам другой, как он всегда делал в его детстве, когда хотел утешить сына. Но Вэриан неловко отмахнулся от этого сейчас. — Нет, пап, ничего… правда! Ты не подумай, — залепетал он, — я не хотел ничего плохого, я не имел в виду, просто… это ведь не что-то настолько важное, да? И мы оба знаем, что это такое, и я действительно выслушал только то, что было правдой, так что… — его голос внезапно сломался, и ему пришлось замолчать. Квирин сосредоточенно молчал тоже, несколько мгновений пытаясь осознать, чья эта была дрожь, которую он ощущал, Вэриана или его собственная, но потом он просто покачал головой, отмахнувшись от этой мысли, решив, что это не так уж и важно, потому что, вообще-то, кажется, дрожали они оба. Квирин вновь вздохнул, и вздох этот был тяжёлым, как его жизнь: — Именно поэтому нам следовало поговорить, — он объяснил. — Вэриан, я твой отец, и я здесь именно для этого. Не для того, чтобы в итоге, спустя время, ты говорил о себе так самоуничижительно, и я видел тебя… в таком состоянии. Вэриан странно дёрнулся, всё ещё избегая смотреть в глаза отцу, отчаянно пытаясь удержать хрупкую улыбку на своём лице. Это было похоже на истерику. Мгновение до неё. — Да… — он пробормотал сквозь неуверенный смех. — Да, я ценю, я знаю, просто… всё ведь действительно хорошо, и-и… — голос Вэриана дрогнул в какой-то позорно высокой тональности, и он всё ещё продолжал смеяться, но Квирин обнял его в ту же самую секунду так, что лицо Вэриана уткнулось куда-то в его плечо. Это было похоже на то, как Квирин брал его на руки, прижимая к себе, в детстве. У папы на плече было проще дышать. У папы на плече было мягко, спокойно и влажно. Вэриан неловко протянул руки наверх, обнимая отца за шею в ответ. Он вдруг осознал, что слёзы горячо застилали его глаза уже какое-то время и потому крепко зажмурил их — он подумал, что, возможно, он смог бы отвлечься на оранжевые круги, проявившиеся от этого, на внутренней стороне своих век, но это не только не помогло, но словно сделало ещё хуже, ещё больнее, и смех его постепенно становился всё больше похожим на всхлипывания — нет, пожалуйста, только не сейчас, — пока всё, что он делал — пытался подавить в себе эту бестолковую эмоцию. Потому что он не должен был волновать папу. Потому что он всё ещё был таким глупым и маленьким, хотя ему стоило повзрослеть. Потому что Юджин всё ещё был в этой комнате (хоть и отчаянно делал вид, что он часть интерьера, попивая чай, что ему предложили), наблюдая за происходящим. Когда Вэриан, наконец, нашёл в себе силы отстраниться от отца, не испытывая настолько сильного чувства собственной униженности, он раздражённо растёр рукой свои заплаканные глаза, приходя в себя, и Квирин смотрел на него с такой грустной нежностью, когда перехватил его запястье, останавливая от этого действия. Они улыбнулись друг другу, и между ними протянулась очень тонкая нить чего-то необъяснимого и тёплого. В это же мгновение раздался громкий звук удара разбивающейся о пол посуды и тихое ругательство (которое, тем не менее, тоже все услышали). И Квирин, и Вэриан в один момент обернулись к Юджину, склонившемуся над осколками бывшей кружки с почти испуганным выражением лица; затем, также одновременно, как обернулись, они рассмеялись, после чего Юджин поднял на них взгляд своих миндальных глаз, и их выражение изменилось — он подхватил их веселье, неловко почесав затылок. Теперь все, кто был в комнате, смеялись. И словно окна стали пропускать так много света и воздуха в кухню.

***

Итак, в следующее утро Юджин с Вэрианом снова говорили со слугами, но в этот раз они просили их пойти с ними к королеве, чтобы дать подтверждение тому, что произошедшее было личной (нет) инициативой Найджела, и они все даже не были в курсе всего этого на самом деле, потому что, ну, теперь это было делом принципа для них обоих. …В конце концов, Рапунцель отвечала на все эти виновато-неловкие взгляды такой же виновато-неловкой улыбкой. Глаза её сияли пониманием и немного печалью, когда она заговорила: — Ах, это похоже на Найджела. Он уже действовал наперекор… другим, поступая так, как лишь он сам считал нужным. Я поговорю с ним, — она обернулась к мужу и Вэриану, словно последнее сказанное предложение было обращено конкретно к ним, и они все кивнули друг другу; затем она снова обратилась ко всем: — И, конечно, раз никто не имеет ничего против, — она с серьёзным (насколько это для неё было возможно) лицом обвела своих людей взглядом, в котором читался удивительно смущённый вызов, и, не найдя в их глазах и доли несогласия, вновь растянула губы в улыбке, удовлетворённая, — Юджин, Вэриан, полагаю, вы можете продолжать. Юджин с Вэрианом дали друг другу пять.

***

Когда Рапунцель вызывала Найджела к себе, тот не выказал ни какого-либо разочарования, ни особого раскаяния. Он лишь равнодушно пожал плечами, не совсем от чистого сердца извинился и… ушёл. Рапунцель была в чистейшем замешательстве. Веснушки на её носу подпрыгнули, когда она нахмурилась. Она знала, что это было не всё. Юджин с Вэрианом иногда вели себя как настоящие скрытные придурки, пытаясь импульсивно решить что-то самостоятельно, и… нет, она не осуждала на самом деле и даже не злилась, скорее, наоборот, находила это милым, то, как они были близки в своих взаимодействиях, но, чёрт возьми, неужели так сложно было просто изложить ей положение дел полностью с самого начала? Больше всего Рапунцель раздражало то, что она не могла просто выпытать у них всё. В смысле, в теории, конечно, она могла, но она бы не посмела. Прошлый опыт не раз показывал ей, как плохо кончаются подобные авантюры с проверкой доверия в процессе. Она угрюмо опустилась в свой миниатюрный трон, разрисованный фиолетовыми цветами. Всё, что она могла — ждать. Рапунцель чувствовала, что в своё время мальчики сами придут к ней, чтобы открыться или попросить помощи, она знала. — В конце концов, так всегда было, — она вздохнула, поцеловав своего хамелеона, что до этого сидел на её плече, словно прося у того утешения. Паскаль пропищал что-то, очевидно, ласковое в ответ. Рапунцель улыбнулась. Королевское чутьё. Конечно. Вот, о чём ещё ей не следовало забывать. Всё-таки, оно редко её обманывало.

***

Ульд был в ярости, когда Найджел сообщил ему то, о чём они говорили с королевой Рапунцель, когда та вызвала его к себе совсем недавно. Он не был разочарован или даже просто сломлен решением её высочества позволить Юджину и мальчишке продолжать, нет. Он действительно был в ярости. Не потому, что не получилось у него. Потому, что у Вэриана — да. Как всегда. Как будто бог — или кто там заправлял этим чокнутым миром — поцеловал мальчика на удачу прежде, чем отпустить жить на эту землю, презрев при этом Ульда, и заставив их сосуществовать в одной параллели. Ульда сжигала обида, и сейчас, когда он уже сделал одну попытку, он просто не мог отступить и перестать жить прошлым в мгновение ока. Теперь точно нет. Он испытывал необходимость, потребность в том, чтобы отомстить. Или хотя бы создать иллюзию собственной отомщённости. Он один был у себя для того, чтобы помочь себе. Он один был у себя для того, чтобы приласкать себя, возлюбить себя, защитить себя. А лучшая защита, как известно, это нападение.

***

Вернувшись в лабораторию, Вэриан обнаружил, что все чертежи, которые он ранее успел начать… не обнаружил. Он их не обнаружил. В смысле, он не мог утверждать, что с ними произошло что-то конкретное, потому что… ну, со стороны его рабочее место казалось крайне хаотичным, и он понимал, что это выглядело как нужда в уборке, а не пропажа, но… — Чем ты опять так взволнован? — голос Юджина заставил его вздрогнуть. — Всё разрешилось, разве ты не должен быть рад и увлечён… тем, чем ты бываешь увлечён, когда сидишь здесь и делаешь своё дело? Потому что сейчас твои метания похожи на приступ тревоги, парень. — Юджин! — интонация Вэриана пропиталась настойчивым беспокойством, сделав его голос выше, как когда он был чуть младше (сейчас его голос всё ещё продолжал ломаться, и… иу), и от того отчаяннее. — Я знаю каждый сантиметр своего рабочего места. Даже если это выглядит как ужасный беспорядок, я имею очень чёткое представление об этом беспорядке! Я могу найти любую вещь мгновенно, но чертежи, которые я оставлял на самом видном месте — буквально раскрытыми на столе! — они!.. Они просто исчезли! Лицо Юджина приняло снисходительное выражение, почти нежная усмешка тронула его губы: — Слушай, потерять что-то в этом твоём контролируемом беспорядке на самом деле то, что однажды должно было случиться, и если это первый раз, то, ну, всё иногда случается впервые тоже, так что… Но Вэриан лишь горячо замотал головой. — Нет, Юджин, нет! Они точно были здесь, я знаю! — и что-то, что сверкнуло в его светлых глазах в этот момент, заставило Юджина просто… принять это. Он с усилием выдохнул свою взрослость, потому что рядом с Вэрианом это никогда не работало, если это был Юджин, и потому, что им обоим было бы куда проще, если бы он просто засунул её куда подальше; и тогда они принялись искать вместе. Так, приподняв один из своих свитков над низким столиком, который использовался для различных не слишком тяжёлых или просто маленьких установок или деталей, Вэриан наткнулся на Рудиггера, поедавшего… остатки чего-либо, он полагал. Увидев его, Рудиггер прыгнул в его руки, прося ласки у своего человека. Вэриан засмеялся, гладя его, и тогда его енот выронил то, что он ел, и это было… — Сухари? О, приятель, где ты это взял? — всё ещё смеясь, произнёс Вэриан, стараясь отряхнуться от крошек; и в этот момент его пронзила мысль: — Вообще-то, это то, что обычно носят с собой для лошадей конюхи, да?.. Юджин, заслышав это, присел с ним рядом на корточках. Какое-то время они оба молча смотрели за тем, как Рудиггер слизывает крошки, что мгновениями ранее стряхнул с себя его хозяин. А потом Юджин внезапно взял его за плечи, и Вэриан был повёрнут к нему лицом таким образом. Он очень крепко держал его, и карие глаза его смотрели серьёзно так, как это бывало, когда он собирался поучать, выпытывать и быть раздражающим. Вэриан закатил глаза, когда Юджин заговорил: — Ты понимаешь, что это очень серьёзное обвинение? — Это было предположением. — Но ведь всё очевидно. — Это ты сказал. Юджин вздохнул. — …ты прав. В любом случае, я просто желал удостовериться, что мы думали об одном и том же. Вэриан хмыкнул. Взгляд его был полон скептицизма. — Как будто был повод думать на кого-то ещё. — Как будто ты сам всегда был хорошим парнем, — Юджин напомнил и ткнул его пальцем в грудь, и плечи Вэриана опустились расстроенно. — Прости… — Юджин добавил, заметив это, но Вэриан покачал головой. — Нет, всё правильно. Я не должен быть таким… осуждающим. У меня нет такого права. — Юджин ободряюще улыбнулся ему. — Просто это… так бесит! — И Вэриан улыбнулся в ответ. Юджин фыркнул: — О, я понимаю, малыш. — И он действительно понимал. Капитан королевской гвардии в прошлом был легендарным вором. — Ну, — сказал он через время, возвращаясь к вопросу о пропавших чертежах, — вероятно, он обронил это каким-то образом… это не сложно, в конце концов. Они с Вэрианом переглянулись и… всё было решено. Скоро они уже стояли перед Рапунцель. Снова. И теперь она тоже была втянута во всё это. Полностью. Брови её опустились, когда она нахмурилась, но это сделало её скорее грустной, чем мрачной. — Вы понимаете, что это очень серьёзное обвинение? — она произнесла медленно. — Солнышко, — Юджин приобнял жену за плечи в успокаивающем жесте, — это то, что я сам сказал парню, когда мы оба только пришли к этому, но я уверен во всём, что было здесь объяснено, так же, как и он. Просто это совершенно очевидно, милая. Так что я ручаюсь за нашего алхимика. Вэриан благодарно ему улыбнулся. — Конечно, улик у нас больше почти не осталось, — сказал он неловко, — да и те ненадёжные, так как, ну… сухари можно достать откуда угодно, так что нельзя просто прижать Ульда к стенке, но… — Я не знаю, я просто не знаю, — смешалась Рапунцель, — наверное, это всё так ужасно гложет его… — внезапно выдала она в той своей манере, которая была присуща только ей одной, казалось. Юджин поморщился. — Рапунцель, детка, Ульда действительно жаль и всё такое, но… то, что он делает — незаконное проникновение! — Но без доказательств я не могу арестовать его! — всплеснула руками девушка, и те взметнулись, словно птицы. — Или вообще как-либо посодействовать вам, — менее эмоционально добавила она, закусив губу подавленно. Помолчали. — Это так, — тихо сказал Вэриан, потому что кто-то должен был это сказать, после чего на лице его появилась всепрощающая улыбка, такая детская и по-настоящему невинная. — Поэтому я здесь за отсрочкой, — и глаза его смешливо сощурились. Ответная улыбка Рапунцель казалась почти растроганной. — Конечно, — сказала она, — конечно, Вэриан. Ну, теперь у тебя ещё шесть недель, я полагаю. Снова. Юджин хмыкнул так демонстративно громко, как и полагалось королеве драмы: — Какой упорный заучка. — Юджин, мы уже говорили об этом! — Рапунцель реагировала так, будто он дразнил лично её, а не её королевского инженера. — Он учёный! — Сейчас я сказал это намеренно, — ничуть не смутился Юджин. — Юджин, — руки королевы скрестились на её груди. — Я понял, я понял, — Юджин поднял ладони в примирительном жесте, смеясь. — А если серьёзно, — добавил он, — малыш, я думаю, Ульд в целом хороший парень, просто очень… эм… — Раненый, — помогла Рапунцель. — Да, — Юджин быстро взглянул на неё, соглашаясь, — и если ты просто поговоришь с ним, — он вновь обратился к мальчику, — он поймёт тебя… может быть. В конце концов, твоя судьба тоже не была такой простой, как многие думают, и я не верю, что Ульд самый осведомлённый человек. Смех задрожал в груди Вэриана, когда он сказал, честно и вдохновенно: — Я попробую. На следующий день, во время обеденного перерыва, Вэриан спустился к конюшням, намереваясь найти там Ульда. И нашёл. Тот кормил лошадь сухариком, который выудил из кармана (как иронично). Вэриан стоял там, не зная, как начать диалог, какое-то время, прежде, чем Ульд, очевидно, заметил его. — Чего тебе? — грубо бросил он раньше, чем Вэриан успел бы хотя бы открыть рот. Тем не менее, мальчик глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь быть позитивным. — Привет! — он широко улыбнулся, пытаясь выглядеть доброжелательно. — Эм, я не уверен, помнишь ли ты меня… — Конечно, он помнил. Ему стоило прекратить говорить глупости сейчас же. — …я Вэриан! — Класс. Исправил положение. — Как не помнить, — ядовито проворчал Ульд, и это вообще не сделало ситуацию лучше. Вэриан сделал вид, что ему не больно, и под помнить его он подразумевал действительно только помнить его как одного из работников замка. Как будто бы он ничего не знал. Потому что он и не должен был знать. — Аха, ну… так вот… — Вэриан смущённо почесал затылок, как будто это могло спасти его от какой-то невидимой опасности. Каким же жалким он был. Ему потребовалась доля усилий, чтобы заговорить снова: — Тут такое дело… Один из моих чертежей потерялся. Обронил где-то, видимо! Представляешь, какой растяпа, да? — Он рассмеялся, чувствуя себя ничтожеством. — Не находил ничего похожего? — Я его сжёг. То, как просто и холодно прозвучал ответ Ульда, заставило Вэриана какое-то время тупо стоять в отсутствии понимания, как реагировать. После чего он мог лишь отчаянно напрячь лицо, чтобы улыбка задержалась на его лице и дальше. — Так ты уже понял, что я знаю, — пробормотал он, — ну конечно… Но тогда зачем? — и он ненавидел себя за то, что не смог избавиться от горечи в своём голосе. — А почему нет? — Ульд пожал плечами так, будто они говорили о погоде. Вэриана передёрнуло. — Потому что… я ничем не заслуживал это от тебя? — он звучал неуверенно, так, черт его дери, неуверенно, и ненавидел, ненавидел, ненавидел себя. — Да? А из-за кого я здесь сейчас? — лицо парня исказилось в гримасе презрения. — Работаю в чёртовой конюшне. Бываю дома только по праздникам. Вижу там свою мать на грани истерии или, возможно депрессии — у меня нет времени на подобную ерунду, так что я не разбираюсь, — из-за чего с ней не может быть возможно даже подобие нормального диалога. — С каждым новым его словом Вэриан чувствовал, какими липкими и холодными становились его ладони. Его затрясло, но он только сжал руки в замок за своей спиной, чтобы скрыть это. Его лицо всё ещё было так напряжено от улыбки, которую он держал, что болело. — Из-за тебя умер мой отец, — тем временем безжалостно бросал Ульд, — и ты просто продолжал жить всё это время, пользуясь положением, что получил уже твой отец, так, будто это было естественно! Ты!.. — Эй, погоди немного, — Вэриан не был уверен, остановил он его потому, что был на грани слёз унижения (снова), или же потому, что в какой-то момент ему показалось, что парень просто взорвался бы, если бы продолжил распаляться (и он не знал, что пугало его больше), — я даже не помню тебя, — он старался говорить осторожно, мягко. — В смысле, мне жаль, правда, и, может быть, я виноват во… многих вещах, но это тот случай, когда произошедшее даже не было моим выбором, ладно? — Он чувствовал, что вот-вот задохнётся. — Я просто родился и был там в тот момент. — Его голос постепенно садился, делался тише. — Это совпадение. Не чья-то вина. — Если бы только он сам мог в это поверить. — Я действительно сочувствую тебе, что всё так вышло. — И тут он решил быть, пожалуй, даже слишком честным с конюхом. — Я могу понять… Зря. — ЧТО из всего, что я пережил, ты можешь понять? — голос Ульда внезапно окрасился настоящим гневом. Как будто бы он, наконец, выпустил то, что клокотало в нём так долго, то, что кипело и ныло в нём так долго, подогревая угли его сердца, и вылил это на Вэриана. — Разве это ненормально, злиться или обижаться в такой ситуации? По-моему, я не делаю ничего, что было бы незаслуженным или неоправданным. Вэриан поёжился от мурашек, пробежавших по его телу. — Но… В смысле, да, просто… — Боже, почему он не мог просто взять и сформулировать это как надо, почему он не мог просто не быть таким немощным? — Давай поговорим чуть более спокойно, пожалуйста? — это звучало так жалобно, что Вэриан хотел бы просто вонзить нож в свою грудь. — Я всего лишь пытаюсь донести до тебя, что я не хочу зла. Я разделяю то, что ты чувствуешь, и… — Разделяешь? — Глаза Ульда пугающе сузились, превратившись в щёлки. — Да ты ни права такого не имеешь, ни возможности. Ты, кто чуть не убил своего отца! Вэриан не замер и даже не вздрогнул. То, что он услышал, настолько шокировало его, что весь воздух просто выбило из его лёгких, и он мог лишь беспомощно покачнуться и отступить, чтобы не упасть. Его руки стали такими отвратительно скользкими и лёгкими, что сами собой расцепились, так что теперь он неловко теребил в них фартук, думая о том, как глупо он выглядит. Он рассмеялся прежде, чем понял это, и улыбка его так сильно дрожала. — Конечно, — он пролепетал тихонько, — как я могу?.. Ульд внезапно тоже переменился в лице. Он ожидал, что от вида этой разбитой наивности и треснувшей жизнерадостности в нём проснётся мрачное удовлетворение, он ожидал, что ему станет легче, но вместо этого ему было плохо. Это бесило его, и от того, что он даже не знал, почему, ему становилось только хуже. В конюшню задул ветер. Небо сегодня было облачно, и на улице из-за отсутствия солнца было прохладно, но Ульд задыхался от того, как ему было жарко и душно. Вэриан всё ещё смеялся этим своим раздавленным смехом, когда Ульд с усилием сделал вдох, чтобы вернуться в реальность. — Ты прав, — губы Вэриана расползлись в кривой усмешке, похожей на трещину в стене. Он опустил голову, и длинные тени упали на его щёки, когда волосы закрыли его глаза. — Извини, что потревожил! Пойду займусь… делом… И он сбежал. Просто оставил Ульда стоять там, недоумевая, откуда в нём взялось столько боли.

***

Было уже довольно поздно, когда Рапунцель спустилась в мастерскую Вэриана, чтобы проведать его. Она постучала, но Вэриан не выбежал как обычно с разгорячённым лицом и сияющими глазами, чтобы встретить её, он даже не откликнулся, хотя свет горел в щёлке между дверью и полом, что значило, что алхимик был на месте. Её встревоженный взгляд вопросительно метнулся к хамелеону на её плече. Паскаль издал подавленный звук, коснувшись её щеки, словно разделял беспокойство Рапунцель, и та вздохнула, приласкав его. — Я вхожу, — громко сообщила она, отворяя дверь, в конце концов. Никакой реакции так и не последовало, хотя Вэриана она обнаружила почти сразу же. Тот стоял за столом в окружении разбросанных по нему пергаментов с трудами Деманитуса, которые он часто брал за основу в своих изобретениях, набросками чертежей и хаотичными записями, которыми Вэриан сопровождал любую свою деятельность, и которые понимал только он сам (возможно, это было чем-то вроде плана). Вэриан был… сосредоточен. Чересчур. Даже для себя. Для начала — он даже не заметил, что она, в общем-то, вошла. И окликнула его уже пару раз. И стояла за его плечом прямо сейчас. Прошла пара минут прежде, чем Вэриан, всё же, обнаружил её и вскрикнул от неожиданности, однако, тут же нервно захихикал, приветствуя её. Рапунцель хихикнула в ответ — Паскаль на её плече также издал смешливый звук, — но затем лицо королевы сделалось серьёзным. — Что-то случилось? — спросила она, и голос её был похож на мёд, таким мягким он был. — Выглядишь как человек, который собирается перерабатывать, а ты именно тот тип людей, который собирается перерабатывать, когда что-то случилось, — она лишь пыталась звучать оптимистично, но её юмор звучал действительно грустно из-за того, насколько правдой он был. Она понизила голос прежде, чем продолжить, из-за того, как сердце в её груди печально свернулось: — От какой проблемы ты бежишь сегодня, Вэриан? Вэриан реагировал очень возбуждённо. — Проблемы? Какой проблемы? — Рапунцель совершенно не нравилось то, как дрожала его улыбка. — А, у меня! Нет, нет никакой проблемы, можешь не волноваться! И с чего вообще быть проблеме? Всё просто замечательно! Рапунцель скептически выгнула бровь, в зелёных радужках её глаз июльский лес сухо трещал в ожидании грозы. — Тогда почему ты ещё не дома? Уже очень поздно, твой отец снова будет беспокоиться. — Время?.. — Вэриан казался растерянным. — А… который час? — Ты даже не следил за тем, сколько времени ты здесь сидишь? Вэриан, что-то точно случилось, — Рапунцель положила руку на его плечо, заглядывая в его глаза. Вэриан быстро отвёл взгляд. — Нет, всё в порядке, — он залепетал, — я просто решил сделать всё поскорее и поэтому немного заработался, так что… — Я дала тебе шесть недель. — Да, но… — Ты явно перевыполняешь план. Ты итак всегда это делаешь, но не за один же день. — Эм… — Вэриан. Вэриан потупился. Он поджал губы, касаясь шеи в смущённом жесте, будто это могло как-то защитить его. Затем, внезапно, он заговорил, быстро и скомкано: — Как ты думаешь, то, что было в прошлом… на самом деле выглядело так, будто я убил своего отца? — для Вэриана это было настолько нетипично сформулировано, что, казалось, это было той мыслью, которая долго не давала ему покоя, не имея возможности приобрести какой-то более, чем менее чёткий образ в его мозгу, не говоря уже об описании; — Ведь нет же? Ведь это же был несчастный случай, точно? — Он поднял на неё свои почти совсем детские глаза, полные надежды и света. — Да? Рапунцель моргнула. — Конечно, несчастный случай, — проговорила она медленно, будучи в состоянии крайнего смятения. — Разве можно подумать иначе? Ты же… столько сделал, чтобы его спасти? — Она корила себя за то, что понятия не имела, как обсуждать это ещё более обтекаемо, но не долго, потому что Вэриан просто сбежал. Как всегда. Она даже не поняла, как это произошло, когда: — Ага. Точно, — он пробормотал, нервно усмехаясь, пятясь при этом куда-то к выходу, лихорадочно собирая собственные чертежи; это выглядело так, будто он даже не был здесь. Что говорить о диалоге, который у них вышел? Рапунцель не была уверена, что мальчик уловил и реально понял хотя бы часть того, что она сказала ему. — Извини, задумался, вот и вырвалось! Ну, я пойду! С тем дверь за ним захлопнулась. Рапунцель какое-то время просто стояла посреди мастерской, тяжело соображая. Мысли в её голове ворочались очень медленно. Она уселась на стол алхимика, как часто делал её муж. Затем она ещё раз поймала себя на мысли, что Вэриан унёс чертежи с собой, пока рассматривала пергаменты, оставшиеся на столе. Он никогда так не делал. Как будто он больше не мог безопасно их здесь оставить. Внезапно раздался глухой грохот, в окне блеснула фиолетово-серебристая вспышка, и по стенам прошло электричество в виде вибрации. Гром. И почти мгновенно зарядил ливень. Гроза собиралась весь день. Вэриан не мог не знать об этом, и всё равно посчитал, что забрать чертежи с собой в дождь будет безопаснее, чем оставить их сухими в лаборатории. Паскаль спрыгнул ей на колени, пискнув что-то ободряющее. Рапунцель подняла его в своих ладонях, касаясь носом его носа. Её улыбка была грустной, но выражение — решительным. Утром она вызовет к себе Ульда и расскажет ему историю прошлого Вэриана. Без искажений и прикрас. Она расскажет ему обо всём прошлом этого мальчика, а не только о том, о котором Ульд неправильно слышал. Ведь Ульд был обиженным и раненным человеком, но не бессердечным. Правда же? Она должна была вмешаться. Ещё один раз.

***

Вэриан дрожал. Всё повторялось. Его жизнь состояла из циклов, которые кружили ему голову. Он почти чувствовал это предательство снова. Буйство стихии и он — совершенно один, жалкий и маленький, против неё. Навевало воспоминания. Он любил дождь, но не сейчас. Какая-то неправильная паника, внезапная и, казалось, необоснованная, сжимала его сердце, заставляя его грудь болеть, а ноги идти быстрее. Он не знал, что это за состояние, но он знал, что оно ему не нравилось. Он был напуган и снова бежал, так позорно бежал, и не знал, от чего. Возможно, от расспросов Рапунцель. Возможно, от самого себя. Вэриан остановился, пытаясь дышать. Получалось откровенно плохо. Ему вообще было плохо. Холодные капли больно разбивались о его кожу, но ему было так жарко. О, он был бы не против захлебнуться этой небесной влагой прямо сейчас — может быть, тогда ему стало бы легче. Вэриан прижал к груди рюкзак, в котором он нёс чертежи. Тот был безнадёжно мокрым. Наверняка его наработки вновь были испорчены. Глупый, глупый, глупый, он такой глупый. Он понятия не имел, чем он руководствовался. Ему потребовалось время, чтобы найти в себе силы идти дальше. Тахикардия словно играла с ним в догонялки. Когда внезапный свет забрезжил перед ним, он подумал, что, должно быть, это отблеск очередной молнии исказился в его сознании до тёплого оттенка и остался маячить на внутренней стороне век, но… нет. Чем дальше он шёл, тем больше было света. Словно маяк. Путеводная звезда. Ориентир. Он чувствовал потребность в нём тем больше, чем приближался к своему дому. Свет исходил из остеклённого подсвечника в руках его отца. Квирин стоял там, на пороге их дома, всё это время, держа его в руках, пока Вэриан шёл к нему. Отец ждал его вместе с этим светом. В груди Вэриана сердце слишком резко ударилось о рёбра, и ком в горле стал слишком болезненно ощущаться. Он вновь застыл на месте, в паре шагов от порога. Тогда Квирин медленно раскрыл руки, ничего не говоря, и Вэриан также медленно приблизился к нему, наконец, припав к его груди. Когда руки его отца обвили его, Вэриан решил, что это его самое безопасное место на свете. Его голос треснул, как стекло, когда он прошелестел: — Прости меня, пап. Но Квирин лишь провёл рукой по его волосам, мокрым и спутанным. — Я люблю тебя, сын, — он сказал очень тихо.