Фуриоса быстро и методично протирает кожу тряпкой пропитанной бензаком, замедляясь, чтобы более тщательно вымыть подмышки. В Цитадели есть мыло, получаемое из небольшого количества жира, найденного на телах умерших, но оно предназначается для жён, доярок и, конечно же, для Несмертного Джо и его сыновей — хотя они, кажется, пользуются им редко. Аква Кола тоже распределяется порционно для большинства из них. Дояркам дают столько, сколько они готовы выпить (это способствует продукции молока), а жён вообще ничего не лишают, кроме своей свободы, достоинства и святости тел. Но Фуриоса никому не жена, поэтому, когда грязь становится слишком невыносимой, она моется бензином. Растворитель смывает жир и запах с её тела, оставляя за собой грубую, покрасневшую кожу.
Конфиденциальность — ещё одна привилегия, которой она лишена, но обычно в мастерской она далека от любопытных глаз, в укрытии грузовика. Она все ещё спит среди других механиков, потому что спать рядом с Джеком — это столько же мучение, сколько и утешение. Но прошлой ночью она променяла комфорт на страдания и позволила себе посмотреть на него, наслаждаясь пейзажем его лица в тусклом свете: его горбинкой на носу, глазами, замасленным лбом и океанскими волнами его волос.
Все эти детали снова становятся видимыми, когда сонные глаза Джека открываются и он влезает на водительское сиденье, свесив локоть в окне и опустив подбородок. Его взгляд медленно скользит по ней, и вдруг Фуриоса понимает, что не подвязала грудь, прикрыв её лишь изношенным материалом рубашки.
Словно по щелчку её тело начинает гудеть. Со скрипом Джек открывает дверь грузовика и спрыгивает на землю, по которой сонливо шаркают его ботинки. Он был выше неё, но величина его тела не была грозной. Он ни разу не тронул её, ни к чему не принуждал с того момента, как узнал её секрет.
Фуриоса представляет себе, как он проводит руками по её шее под рубашкой, мозолистые ладони и кончики пальцев царапают её сырую, пропитанную бензином кожу. Но всё, что делает Джек — протягивает руку, молча прося тряпку. Когда она отдает её, он осматривает покрасневшую кожу на пальцах, и на его лбу появляется морщинка.
— Пойдём со мной, — вдруг говорит он, пряча тряпку в свою куртку и отдаляясь.
— Подожди, — кричит ему Фуриоса, застегивая штаны и заправляя в них рубашку.
Она на мгновение думает, что делать с волосами, но решает оставить их свисать на плечах. Ей нравится, как на них смотрит Джек — всегда с тем же тихим восхищением, как в первый раз, когда увидел их. Она мечтает тайно отрезать прядь и спрятать ее где-то в его одежде, как дань, знак, напоминание. Но пока ей достаточно той тряпки, что он положил к себе в карман.
Эта власть, которую имеет над ней Преторианец Джек, опасна. Фуриоса понимает, что если сейчас убежит в пустыню в поисках Зеленых Земель, рана от их разлуки будет кровоточить и поражать её разум и тело. Уже слишком поздно оставить всё, как есть, без последствий и вреда для себя.
Иногда Фуриоса злится на собственное тело за то, что оно хочет его. Злится на своё сердце, что так страстно жаждет. Почему сейчас? У неё получилось пережить все невзгоды полового созревания в окружении парней и мужчин, половина из которых даже не всегда была одета. А теперь? Теперь гормоны отковали её тело, породив новое влечение.
Конечно, она смотрела на других парней, но никогда не позволяла себе задерживать взгляд. Она слышала тяжелые вздохи по ночам и, опуская руку между ног, позволяла себе присоединиться к этому тихому хору. Но всё это время она держала дистанцию, не поддавалась тем, кого не смущало её мужское обличие. Она жила только своей целью. Не сходила с назначенного пути. Теперь же, когда вся пыль её подростковых лет улеглась, появился он.
Фуриоса не спрашивала Джека куда он её ведёт. Она знала, что он сказал бы, если хотел. Их путь тянется куда-то к вершине Цитадели, подальше от людей. Джек подводит её к узкой расщелине и останавливается. Фуриоса осматривает проход, который кажется слишком узким для него. Когда Джек снимает куртку, у неё перехватывает дыхание. Она ни разу не видела его без привычной экипировки. Под курткой на нём надета изношенная серая рубашка, плотно облегающая тело и немного влажная на спине и подмышками.
— Береги голову, тут острый выступ. Раскроит тебе череп, если не будешь осторожна, — советует Джек и, согнувшись в три погибели, пролезает через узкое отверстие.
Фуриоса следует за ним и пройти у неё получается гораздо легче, хотя она и чуть не ударяется головой, несмотря на предупреждение.
Дальше их ждёт невысокая стена, и Джек, слегка наклонившись, сцепляет руки, делая импровизированную ступеньку. Фуриоса залезает, схватившись за край стены. Джек не пользуется моментом, чтобы помочь ей и как бы случайно дотронуться до её бёдер или задницы, вместо этого он просто смотрит с некой долей изумления в глазах, как она, подтянувшись, взбирается наверх.
Как только Фуриоса оказывается наверху, она подаёт руку Джеку, но тот отрицательно качает головой. Он, отойдя назад, разбегается, отталкивается от стены и, зацепившись руками за выступ, подтягивается. Секунда, и вот он стоит рядом с ней.
«Что за показуха?» — с небольшой ноткой сарказма думает Фуриоса.
Хотя спустя мгновение она начинает ломать голову над тем, что Джек, возможно, пытается произвести на неё впечатление. Неужели этот тихий ворон решил распушить свои перья, и теперь исполняет какой-то брачный танец?
Звук струящейся воды выводит её из раздумий, и все мысли исчезают, когда она, завернув за угол, обнаруживает невероятный оазис. Вода струится по камням из трещины где-то высоко наверху, питая мшистые наросты и оставляя ржавые следы на металлической поверхности камня.
— Она питьевая? — с удивлением спрашивает Фуриоса.
Джек кивает.
— Она течёт из трещины одного из насосов Аква Колы. Трещина слишком мала, чтобы её заметили, но достаточно большая, чтобы скапливаться здесь. Только не забудь…
— Не пить стоячую воду, — перебивает Фуриоса, приближаясь к источнику.
Она чувствует, как Джек смотрит на неё пытливым взглядом. Так происходит всякий раз при упоминании даже малейших деталей из её прошлого. Он никогда не спрашивал её напрямую, и она отвечала ему тем же. Но она знает, что его мучает сильное любопытство о том, куда ведет её звездная карта.
Джек проходит мимо неё, направляясь к ручью, как к какому-то святилищу. Хотя, в каком-то смысле, так оно и есть. Даже Джек, со своим преторианским рангом, не имеет права на такое количество Аква Колы. Он осторожно прижимает лоб к мокрому камню, его рубашка быстро намокает от ручейков, стекающих по его щеке и шее. Затем он открывает рот и касается камня языком, направляя воду в пересохшее горло.
Фуриоса наблюдает за этим зрелищем как в трансе. Когда Джек, тяжело дыша, отстраняется, чтобы восстановить дыхание, она становится на его место: подходит к каменной стене, прижимает к ней ладони и касается нижней губой. Её рот, словно чаша, быстро наполняется и опустошается с каждым глотком. Такого изобилия воды она не видела с детства. Жидкость приятно наполняла её живот, увлажняла язык и успокаивала горячую, воспаленную кожу.
Когда она наконец, неохотно, отстраняется, Джек садится на камень, ставя ботинки рядом с собой, туда же ложится ремень с тяжелой пряжкой, что обозначает его как одного из людей Несмертного Джо. Он закатывает штанины, обнажая нижнюю часть голеней, что выглядит странно неприлично. Его ступни, с желтыми ногтями, грубы и изранены, кожа быстро синеет от холода, когда он опускает ноги в воду с тихим вздохом облегчения. Кожа его лодыжек белая, как рыбий живот, и почти лишена волос от постоянного трения об обувь.
Завидуя выражению на его лице, Фуриоса небрежно стаскивает обувь, снимает носки и, засунув их в ботинки, садится на камень напротив Джека и погружает пальцы ног в воду, постепенно опуская в неё и остальную часть ступней. Холод настолько силён, что всё тело начинает дрожать, но это стоит того блаженного ощущения касания пальцами воды, что смывает годы грязи и усталости.
— Никто больше не знает об этом месте, — говорит ей Джек. — Ты можешь приходить сюда, чтобы помыться. Подкупи органомеханика, и он может даже дать тебе немного своего мыла.
(Органик со странной скрупулезностью моет руки перед едой. К сожалению, он не столь же скрупулезен в мытье рук перед ампутациями или родами).
Осознание того, что об этом месте знают только они вдвоем, проникает в сознание, и Фуриоса настороженно смотрит на Джека. Но он не смотрит на неё. Его внимание привлекла маленькая лягушка на одном из влажных камней. Он наклоняется вперед, опираясь локтями на колени, с расслабленными запястьями, и продолжает наблюдать за маленькой амфибией. Фуриоса ждет, что он её поднимет. Это инстинкт, который она помнит из своей прошлой жизни в Зелёных Землях. Инстинкт, от которого ни мальчики, ни мужчины, кажется, не могли устоять. Любую лягушку, появившуюся перед ними, они должны поднять и заставить её извиваться в тесноте их рук.
Но, видимо, Преторианцу Джеку плевать. Он и не делает попыток поймать лягушку, только наблюдает за ней с пугающей неподвижностью. Лягушка, кажется, расслабилась, и распластала свое тело шире на камне. Рядом с ней Фуриоса видит маленьких черных головастиков, извивающихся в воде, любопытно помахивающих хвостиками возле ног Джека.
Фуриоса медленно двигает в сторону Джека свои обнаженные ноги, пока кончики их больших пальцев не касаются друг друга. Она знает, что её ступни не изящные и женственные — у неё тоже желтые ногти и многолетние слои мозолей и натоптышей — но рядом с его ногами они выглядят почти деликатными. Она придвигается ещё ближе, испугав несколько головастиков, и затем кладет свои пальцы на его, как бы ловя их. Её пальцы снова слегка поднимаются в победном движении, а затем сжимают свою жертву.
Тяжелый вздох Джека привлекает её внимание, и она поднимает голову. То, что Фуриоса видит, заставляет её сердце на мгновение остановиться.
Джек улыбается.
Это не тот сдержанный изгиб губ, который она видела в редких случаях. И не сумасшедший смех Военных парней. Это глупая, непроизвольная улыбка, которая морщит его щеки и полностью его преображает. Джек как будто снял маску, и Фуриоса впервые видит его настоящее лицо. Он вылез из своей оболочки и теперь сидит перед ней, лениво развалившись на камнях, пока мокрая рубашка облепляет его плечи и грудь, а пальцы ног охлаждаются в воде. И причиной этой улыбки стала Фуриоса.
Она чувствует, как её напряжённое лицо украшает невольная улыбка. И Джек, всё еще улыбаясь, поднимает взгляд, чтобы что-то сказать, но, не произнеся ни слова, он смотрит на неё так же, как когда впервые увидел её волосы, свободно свисающие по плечам.
Воздух между ними внезапно становится электризованным. Фуриоса ждет, когда Джек сделает первый шаг, но, конечно, он этого не делает. Однако, судя по натянувшейся ткани его брюк, он возбужден и не пытается это скрыть или как-то оправдать.
Фуриоса резко встает в воде, затем выходит на камни, его глаза следят за ней. Она вытаскивает рубашку из-под пояса и снимает её через голову, прежде чем успевает передумать, затем расстегивает брюки и стаскивает их с ног, делая шаг в сторону из них. Больше нечего снимать. Она стоит обнаженная, ожидая следующего шага.
Джек выглядит... сломленным. Ему нечем защищаться. После того как первоначальный шок проходит, он прикасается дрожащими пальцами одной руки к губам. Его глаза наполняются слезами из-за невозможности моргать, пока он жадно осматривает её тело.
— Фуриоса, — хрипит он наконец, глядя на неё умоляюще.
Она воспринимает это как знак, чтобы подойти, но как только она делает шаг, он поднимает руку и опускает голову.
— Мы не можем, — говорит он.
Разочарование сжимается комом в её животе.
— Ты хочешь, — отвечает она.
С его губ соскакивает смех. Это первый раз, когда Фуриоза слышит, как он смеется, но этот смех полон боли и досады.
— Поверь мне, милая, очень, — говорит он.
Он снова поднимает на неё глаза, но в этом взгляде нет ничего, кроме сожаления. Иногда он смотрит на неё так в грузовике. Кажется, он ментально отсчитывает время, и когда его внутренний таймер достигает нуля, он отводит взгляд и берёт свою куртку, протягивая её ей.
— Возьми, — слово вырывается с его губ с горечью.
После паузы Фуриоса берёт куртку и просовывает руки в рукава. Подкладка с годами стала мягкой и гладкой. Сама куртка пахнет им так, что этот запах никогда не уйдет. Она натягивает куртку и осторожно садится рядом с ним.
Через мгновение он бросает на неё взгляд и сразу же запрокидывает голову, вздыхая.
— Об этом я не подумал, — говорит он. — Теперь ты не просто голая, но ещё и одета в мою куртку.
И прежде, чем Фуриоса успевает что-то сказать, Джек крепко обнимает её за плечо. Его голова устало опирается о её голову. В наступившей тишине Фуриоса смотрит вниз на пруд. Лягушка уже давно исчезла.
— Ты знаешь мою репутацию, — наконец говорит Джек. — Как, по-твоему, я бывал во всех этих походах за припасами и всегда возвращался?
— У меня нет настроения на твоё хвастовство, — мрачно отвечает Фурисоа.
— Я всегда думаю наперёд, — упорствует Джек. — Всегда думаю, куда меня может привести та или иная дорога. И если мы пойдем по этой дороге вместе, ты и я... Я знаю, куда это тебя приведет. В золотую клетку с толстой дверью, на фабрику Джо по производству маленьких военачальников. И если так, то ты никогда не сможешь сбежать.
Фуриоса улавливает смысл его слов, и с тягостным чувством признаёт, что тоже думала об этом.
***
Военные парни в изумлении смотрят на неё, когда Фуриоса шагает обратно в Цитадель рядом с Преторианцем Джеком, её волосы развеваются за спиной. В их глазах она видит проблески воспоминаний о том, как они громко и с энтузиазмом пердели перед девушкой. Затем наступает вторичный ужас упущенной возможности, когда они осознают, что всё это время рядом с ними была девушка.
— Слухи быстро распространятся, — бормочет Джек так тихо, чтобы слышала только она. — Мы идём прямо к Несмертному Джо. Заставлять его искать нас было бы плохой идеей.
Он не один, кто об этом переживал.
— Сначала идём к органомеханику, — говорит она. — Потом к главному.
Позже они стоят перед кипящим от ярости Несмертным Джо с высоко поднятыми головами, пока Джек говорит. Он рассказывает, как потерял всю свою команду, и как едва не погиб вместе с грузовиком, если бы не Фуриоса. Она видит, что Риктус едва слушает. Он смотрит на её волосы, его кулаки сжаты и дрожат по бокам.
Прежде чем Несмертный Джо успевает ответить, у Риктуса сдают последние остатки самообладания.
— Мерзкий ублюдок! — вопит он, ядовито указывая пальцем в сторону Джека. — Тебе стоит убить его, папа! Этот проходимец просит жену, мою жену...
— Мою жену, — парирует Несмертный Джо, но смотрит он на Риктуса, а не на Фуриосу или Джека.
Теперь вмешивается Скротус, которому мало дела до этой конкретной жены, но очень важна справедливость — по крайней мере, когда дело касается его самого.
— Ты не можешь позволить какому-то грязному преторианцу заполучить нашу жену, папа, — говорит он. — Не тогда, когда твоим собственным сыновьям не хватает генофонда.
Джек и Фуриоса молча благодарят Риктуса и Скротуса за их вмешательство, ибо Несмертный терпеть не мог, когда ему говорят, что он может и не может делать.
— Может быть, тебе стоит сделать больше, чтобы заслужить право на собственную жену, — рычит Несмертный сквозь свою маску. — Помни, Скротус... — начинает он, жестом указывая на собравшихся Военных парней. — Все они – мои сыновья. Они будут сидеть за столом в Вальхалле, так же, как и ты.
Военные парни гордо выпячивают грудь, глаза наполняются слезами, и они начинают оглушительно аплодировать. Джек ждёт, пока шум стихнет, затем громко и спокойно говорит поверх последних отголосков:
— Мне не нужна Фуриоса в качестве жены. Она не сможет дать потомства.
Несмертный Джо смотрит на Фуриосу сначала с удивлением, а потом с отвращением. Она видит, как интерес исчезает из его глаз.
— Ты уверен?
— Так она говорит. И Органик может проверить её, чтобы подтвердить.
И он обязательно подтвердит, благодаря взятке, которую они дали ему, чтобы тот сказал это Несмертному Джо.
Джек продолжает:
— Я потерял Чёрного пальца в атаке, вместе со всеми остальными. Он был одним из лучших. Но она лучше. Позволь мне её обучить. Как мать она бесполезна. Как Преторианка, может быть незаменимой.
***
Фуриоса видит своё будущее отчётливо, возможно, Джек тоже это видит. Опьяняющее желание, минута удовольствия, а за ней огромный живот, который сложно будет спрятать. Джек никогда не увидит своего ребёнка: Несмертный Джо казнит его на месте за ложь и похищение жены. Фуриосу оставят в живых, чтобы увидеть, способна ли она родить полноценного ребёнка. Если ребёнок родится наполовину живым, её или убьют или оставят жить в качестве доярки. Если ребёнок родится здоровым, Несмертный Джо скинет его со скалы и запрёт Фуриосу с остальными жёнами, чтобы она рожала до тех пор, пока её тело будет в состоянии. Она никогда не увидит Зелёные Земли. Никогда не выполнит обещание, данное матери. Она так и умрёт в этой отвратительной Цитадели.
Слова Джека имеют смысл. Но его тело рядом с ней говорит об обратном, она всё ещё видит это сквозь плотную ткань его брюк.
— Мы ведь можем вовремя остановиться, — шепчет она с отчаянием.
Кожаная куртки Джека скрипит, когда он сжимает её в кулак.
— Ты была за рулём грузовика — вздыхает он. — Ты знаешь, как трудно развернуть эту штуку? Как трудно её замедлить, когда она набирает скорость? Поверь, это даже труднее. Я знаю, чего хочет моё тело, и оно не сможет вовремя остановиться.
Как бы подчеркивая свою точку зрения, он прижимает её к себе ближе, протягивает руку и засовывает её под куртку, целясь ниже. Фуриоса резко вдыхает, её бёдра подрагивают, но его ладонь останавливается на её нижней части живота и остаётся там. Он прав. Им хватит даже самой малой потери самообладания, чтобы всё рухнуло.
— Перед тем как я уйду, — говорит она наконец. — Прямо перед этим. Мы можем сделать это тогда?
Он смеется.
— Хочешь взять с собой сувенир?
Нет. Фуриоса хочет, чтобы Джек ушёл с ней. Но если он не сможет или не захочет, тогда она хотя бы оставит себе частичку его. Новую жизнь, место которой в Зелёных Землях.
