Неизбежная трагедия. Сборник историй

      Ты знаешь, что существует зависть.       Чан Хен был для тебя тем человеком, которым была Хэ Юн для него. Ты смотрела на него, такого недосягаемого и прекрасного, пока он смотрел на нее, на ее нежную улыбку и пунцовые щеки, на которых образовывались две ямочки.       Ты знаешь, что зависть существует в тебе.       Сэ Рим тоже была влюблена в Чан Хена, но она не теряла голову при виде него. Не обсуждала ни при ком, делала вид, что Чан Хен — всего лишь друг, живущий в ее огромном заброшенном доме. Ты видела ревность в ее глазах, потому что эта ревность жила внутри тебя тоже.       Ты знаешь, что зависти в тебе полно.       Хэ Юн действительно была невообразимой девушкой. Ты часто задумывалась, есть ли в ней недостатки. Ее невинность в поведении, прелестные глаза, в которых не таилось чего-то плохого, мировоззрение слишком чистое для этого мира, оставляли неизгладимые ощущения в душе не только у Чан Хена.       Она прощала твои ужасные поступки и знала ведь, что ты желала ей зла. Стоило ей печально улыбнуться, когда она зашивала твои свежие раны, ты старалась как можно дальше спрятать этот болезненный ком и омерзительную сторону, искренне ликующую ссоре между Хэ Юн и Чан Хеном.              Чан Хен тоже прощал твои предательства, совершенные ради его блага, но не давал приблизиться к себе. Ведь для него было место только для милой Хэ Юн, которая не поступила бы так, как ты.       С Чан Хеном ты чувствовала себя прекрасно, лучше, чем когда-либо, но, когда рядом с ним была Хэ Юн, ничего, кроме отвратительной черной зависти и непонятной боли, не ощущала.       Ты делала все, чтобы хотя бы попытаться встать рядом с Чан Хеном, побыть его семьей, которой не было ни у тебя, ни у него. Печальнее всего было то, что Чан Хену это не требовалось. Требовалось лишь тебе, а он, как лидер, давал тебе эту эфемерную мучительную ласку, от которой ты становилась зависимой.       Видение О Чуна тебя отталкивало. Он смотрел на Чан Хена, как на Бога, которого создал у себя в голове и старался, чтобы тот ему соответствовал. Ты же замечала у Чан Хена все его недостатки, начиная с привычки воровать все, что казалось ценным, и заканчивая идиотскими выражениями в грубой форме. И ты думала, что этого достаточно.       Достаточно, чтобы он разлюбил Хэ Юн, которая злилась на его клептоманию, ведь ты бы не отчитывала его, как это делала она. Вы ужинали на крыше здания, просматривая в сотый раз комедийный фильм, в котором так отчетливо показывалась счастливая семья. А ты смотрела за Чан Хеном. Раньше у тебя щипало в глазах, в желудке скребла бы собственную плоть от завистливой ревности, стоило тебе посмотреть на Хэ Юн, кормящую Чан Хена.       Оглядываясь, ты всегда замечала О Чуна, сидящего поодаль от стола, держащего миску супа и смотрящего в пустую точку. Чан Хен отделил его, ибо совершенно не смыслил о тонкостях жизни О Чуна. А ты не шла ему наперекор, хотя могла.       Возможно, поговори ты с О Чуном, не произошла бы та трагедия, повлекшая за собой раскол.       Чан Хен долго не мог успокоиться. Долго. Невыносимо. У других на лице так и застыло выражение печали и тоски. Никто не смел разрушать эту тишину, будто ожидая голоса Хэ Юн, но заранее зная, что его не будет.       Хэ Юн умерла.       И ты, лежа в постели, впервые за долгое время почувствовала теплоту, разливающуюся внутри и греющую тебя повсюду.       Отвратительно.       Сколько бы ты не молилась, сколько бы не изнашивалась изо дня в день, сколько не проклинала себя и О Чуна, сколько не повторяла слова сожаления перед сном, перед зеркалом, перед окном, эту радость, которая злорадно таилась в тебе, невозможно было сжечь.       Ты ушла с Чан Хеном, успокаивая его каждый божий день. Смотрела за его дочерью Йеной, пока он сам в тупую глядел в небо с опустошенным взглядом. Нашла подработку, забила на учебу и на свою жизнь, похоже, тоже.       Ты не смела рыдать в подушку, как раньше делала это в доме Сэ Рим, потому что Йена спала. Глотала всю желчь в себе, играясь с дочерью Чан Хена. И пускай малышка не понимала, ты рассказывала ей о ее матери сквозь всю ту боль, колящую сердце до сих пор.              Йена была похожа на Хэ Юн. Это тебя злило. И радовало одновременно, потому как в Чан Хене проснулась потухшая искра.       Ты знала, что зависть существует.       Три года ты заботилась о Чан Хене, помогая встать на ноги. Если раньше в тебе была надежда на взаимность или хотя бы капля любви, обращенная именно к тебе, то сейчас она бесследно исчезла без намека на шанс. И, к твоему сожалению, привыкнуть к этому было почти невозможно. Сдерживая все эмоции, медленно уничтожающие организм, ты уничтожала себя.       Ты знала, что зависть существует в тебе.       Здравая самооценка казалась для тебя чем-то непостижимым. Ты всегда пыталась поддержать образ Хэ Юн, чтобы Чан Хен хотя бы раз взглянул на тебя. Отстригала каре и челку, делала тот же макияж, невинно строила взгляд, перенимала принципы и слова Хэ Юн, чтобы Чан Хен улыбнулся.       Тебе действительно была нужна его любовь, но ты знала, что ее ты никогда не заполучишь, поэтому смыслом жизни ты сделала для себя образ умершей Хэ Юн.       Ты знала, что зависти в тебе полно.       Не было никакого намека на нормальную жизнь, потому что ты — не Хэ Юн.