Арка 1. Год первый, Весна, Глава 30 (Экстра 1).
19 августа 2024 г. в 00:10
Сотканная из света широкая тропа вела вперед, вслед заходящему солнцу, а потом мало-помалу начинала подниматься вверх, пока не превратилась в отвесную стену. Но взойти по ней было не сложно. При жизни Лассэ легко взбирался на высокие деревья, чтобы обозреть с высоты всю округу, а уж теперь, когда грехи прежнего существования были смыты и более не тянули вниз… он легко шагал по чуть пружинящей, как лесная подстилка тропе, и с каждым шагом ему становилась все слышнее неповторимая Музыка, окутывающая собой весь мир.
С каждым шагом картина вокруг него менялась. Скрылся из виду маленький домик; исчез, пропал среди окружающих его гор и лесов белый город; и даже шум океана, вечно несущего свои волны к песчаному берегу, растворился в скрипе и треске Музыки Сфер. Небо потемнело и налилось чернотой пустоты, и в ней, ярко и остро, засияли звезды.
И где-то среди звезд бесшумно открылись Врата – сияющая дорога вела Лассэ прямо туда, в темноту среди распахнутых створок.
Он остановился у порога и оглянулся. Мимо него проплыл, величаво и неспешно, огромный голубой шар. Где-то там, в затерянном среди лесов и полей домике юная смертная оплакивала их неизбежную разлуку, но отсюда Лассэ видел, как множество тонких нитей протянулось к ней со всего света – также, как он сам однажды потянулся к ней за теплом и светом. И даже гордый старший, довольствующийся ролью огня в очаге, не остался равнодушным к ее притяжению.
Нет, она больше не будет одна, в этом он был уверен.
«Удачи, добрая моя госпожа», одними губами произнес он, последний раз окинул взглядом землю, которую некогда так любил, потом повернулся и переступил порог.
Огромные Врата медленно и неотвратимо закрылись за ним, сомкнувшись без единого звука, и Лассэ остался один посреди пустоты.
От сородичей, пришедших с Запада, он слышал рассказы об этом месте, но, конечно, прежде никогда здесь не бывал. Отсюда вообще никто никогда не возвращался. Мудрые говорили, что после исцеления эльфы будут возвращены для жизни в Благословенном Краю, но…
Лассэ оглядел себя – даже в этой полной темноте, где не разобрать верха, ни низа, он продолжал видеть себя, все в том же охотничьем облачении, в каком умер, – и на его взгляд ему не требовалось никакое исцеление.
Он уже собрался пойти хоть куда-нибудь, как впереди зажегся свет. Огонек приближался, как будто плыл в пространстве. Вскоре Лассэ увидел фонарь, в чьем пузатом плафоне мельтешили сияющие голубым светом мотыльки, а в свете фонаря он увидел кого-то.
Прежде ему никогда не доводилось видеть Стихии, и даже, порой, гадал, смог бы узнать их при случайной встрече? Теперь он был уверен: смог бы. Даже если тот, кто стоял с фонарем в руке, выглядел как эльф – высокий, темноволосый, с ясными серыми глазами, – таковым не являлся. Сияние иного мира в глубине глаз выдавало его с головой.
– Добро пожаловать, дитя, – звучно прокатился голос, вызывая в пространстве волны и завихрения. Одна такая волна накатилась на Лассэ, мягко боднула его, он покачнулся, но устоял. – Давно сюда не приходили с той стороны. Кто ты?
Лассэ представился. Майа с любопытством оглядел его, покачал головой каким-то своим мыслям и поманил за собой.
Вскоре необъятная тьма вокруг сгустилась, и Лассэ ощутил под ногами твердый каменный пол, а в поле его зрения показались стены и потолок. Сверху повисли похожие на светляков лампы, и встретивший его майя приглушил свой фонарь. В слабом свете фонарей Лассэ увидел многочисленные залы и коридоры – просторные и пустые, – великолепные гобелены, на чьих полотнах были запечатлены сцены из прошлого. Ему даже показалось, что в уголке одной из картин он увидел и самого себя, но майа шел быстро, и гобелен вскоре пропал из виду.
Чем дальше они шли, тем больше других майар попадалось им по пути. Все они, завидев Лассэ, отвлекались от своих дел и следовали за ними. В результате, когда они пришли, их сопровождала целая свита из любопытствующих.
Его проводник постучал в дверь, открыл ее и сказал:
– Владыка Намо, поглядите, спустя столько лет у нас гость!
А потом Лассэ взглянул в темные, бездонные глаза Намо Мандоса и потерял себя.
Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на удобной кушетке. Кто-то снял с него плащ и кафтан, стянул сапоги и подложил под голову мягкий валик. Неподалеку от него переговаривались двое, а когда заметили, что он очнулся, сразу замолчали. Лассэ открыл глаза и увидел двоих.
Одного – самого Владыку Чертогов – он узнал сразу, а вот второй с внешностью мягкой и любезной, утонченный, ясноглазый, с запутавшимся в белых волосах ветром, был ему не знаком.
– Ты очнулся, – сказал тот голосом, в котором свистели ветра среди горных пиков, и Лассэ почувствовал, что знает его. Его подозрения тут же подтвердились: – Твои сородичи зовут меня Аран Эйниор, но я предпочитаю зваться Манвэ.
Лассэ торопливо сел и провел руками по бокам и груди, разглаживая одежду. Манвэ улыбнулся и, протянув руку, остановил его.
– Все хорошо, Ласгвайн, твой внешний вид не оскорбляет меня, – Лассэ услышал в его голосе смех и смутился. – Намо был весьма удивлен, когда ты появился в Чертогах. Ты не против, если мы зададим тебе несколько вопросов?
Он уже собирался спросить, разве они не узнали все, что нужно, когда он взглянул в глаза Хозяина Чертогов, как Намо сам ответил на его невысказанный вопрос:
– Нет, когда наши взгляды встретились, я не узнал от тебя ничего, кроме того, что твоя фэа исцелена, и тебе не место в моих владениях.
Лассэ натянул сапоги и пересел на кресло у маленького столика. По мановению руки Намо на столике появились чай и горячие булочки, и корзинка со свежими ягодами.
Манвэ радушно пригласил Лассэ угощаться и сам взял чашку, непринужденно отпив из нее. Лассэ сделал глоток. От чая исходил утонченный сладкий аромат, в котором узнавался жасмин, и на языке тоже оставался сладкий, чуть маслянистый привкус. В соседнем кресле Намо, мрачный и нахохлившийся, как ворон в осенний дождь, цедил чай безо всякого удовольствия. Его вид наводил на мысли, что появлению Лассэ здесь не рады.
– Давно уже никто из твоих сородичей не приходил в Чертоги, – Манвэ, допив чай, рассеянно крутил чашку в руке, как будто никогда такой не видел. – Прямой Путь закрылся следом за последним кораблем, пересекшим границу между мирами, и нам оставалось лишь скорбеть о судьбах тех, кто решил остаться среди смертных. Однако, вот он ты – и твоя фэа чиста и сияет как звезды на небесах.
– Невозможно! – раздраженно бросил Намо и с резким стуком поставил чашку. – Смертный мир искажен, и это искажение накладывает свою печать на все, что из него исходит! Невозможно!
Манвэ мягко улыбнулся.
– Как видишь, мы в некотором затруднении, Ласгвайн. Можем ли попросить тебя поделиться историей твоей жизни?
Лассэ моргнул. На мгновение в улыбке Короля Королей ему почудилось что-то знакомое, от чего сердце сжалось от тоски. Он сразу же понял, откуда это чувство. Как будто он снова в маленьком бревенчатом домике, и смертная дева спрашивает, вкусна ли приготовленная ею похлебка.
Вот оно что, понял он. Как ни нелепо сравнивать несравнимое, но в присутствии Манвэ он испытывал то же ощущение безопасности и приятия, как это было в компании доброй госпожи.
Лассэ согласно кивнул и без сомнения взглянул в ясные глаза Владыки Ветров, открывая свои мысли. Затем он ощутил касание чужого разума: легкое, как перышко, но сокрушающее, как шквальный ветер, – и перед его глазами, как быстро перелистываемые страницы книги, замелькали картины из его жизни. Он снова увидел, как родился и рос, как постиг тайны леса и встретил свою жену. Он вспомнил мирные дни и дни войны, которые, в конце концов, закончились для него смертью. Он содрогнулся при воспоминаниях о тех веках, когда влачил жалкое существование призрака, порабощенный Черным Врагом. И почувствовал печаль и усталость, когда вспомнил о тысячелетиях сна в белом городе. И вновь пережил облегчение и радость, когда смертная дева, отчаянно борясь с собственным страхом, поднесла ему первый глоток воды.
Осанвэ прервалось внезапно. Дезориентированный, Лассэ откинулся на спинку кресла, массируя ноющие виски, а когда его зрение прояснилось, он с удивление увидел на лице Манвэ слезы. Но кроме слез на лице была и улыбка – радостная и светлая, как будто ему встретился тот, кого никогда больше не чаял встретить.
– Прими мою благодарность, Ласгвайн, – сказал он, утерев слезы. – Проводить тебя к выходу из Чертогов? Полагаю, ты собираешься найти свою семью?
Лассэ благоразумно отказался. Столпившиеся за дверью майар быстро выставили его прочь из Чертогов, прямо под синее небо, и Ариэн, ведущая солнечную колесницу, приветственно помахала ему рукой.
Спустя несколько дней, уже занеся руку, чтобы постучать в закрытую дверь, он мимолетно подумал, о ком же плакал Манвэ, и о ком ему ворчливым тоном выговаривал Намо, утирая с лица Владыки слезы, но тут дверь открылась, и все посторонние мысли вылетели у Лассэ из головы. Он крепко обнял жену и, глубоко вдохнув аромат ее волос, сказал:
– Я вернулся, mell*.
* синд. дорогая, любимая.