Второй шанс или Волшебные приключения тети Петуньи

– Слова, только слова, – произнесли за дверью, и Петунья вздрогнула. Голос был женский, тонкий, какой-то неприятный. Словно пилой по пенопласту. – Молчала бы – глядишь, сошла б за умную. Ну, скажи спасибо, что никто тебя, кроме меня не слышал. Эй, ты там? Может, впустишь меня, дорогая? Нам о многом нужно потолковать. Петунья задрожала. Она вдруг узнала голос, потому что раньше не раз слышала его на записи. Как-то летом, они баловались с магнитофоном, записывая на кассету разные сценки. Как будто одна из них актриса, а другая – журналистка. Или они обе певицы и поют популярную тогда песенку. Или разыгрывали отрывки из любимого обеими Шекспира. Потом запускали пленку и смеялись, не узнавая собственных голосов. Голос Петуньи в записи звучал как раз вот так. Петунья поднялась на ноги, не зная совершенно, что делать, когда та, за дверью, вздохнула, пробормотала «ну, если не хочешь по-хорошему», а потом прозвучало звонкое и отчетливое: – Алохомора! – и тяжелый засов сам собой вынулся из пазов и с грохотом упал на пол, а дверь открылась. Петунья вскрикнула и чуть не упала. По счастью, за спиной у нее оказался стол, и она, больно ударившись бедром об угол, смогла удержаться на ногах. На пороге, выглядя довольно пугающе в слабом свете из очага, стояла Петунья. На ней была зеленая мантия, украшенная изображениями змей, на голове сидела шляпка с кокетливо загнутой тульей, а в руке она держала волшебную палочку. В общем, выглядела именно так, какой воображала себя настоящая Петунья, мечтая о магии. Ведьма. – Извини, я привыкла говорить с глазу на глаз, – дружелюбно улыбнулась та. – Могу я войти? Петунья задрожала и с усилием вытолкнула: – Нет! Ты не можешь! – Но я могу, – с весельем в голосе возразила ведьма и без затруднений перешагнула порог, оказавшись в комнате. – Милая, я – это ты. Нет ничего, чего бы я не могла, – отчеканила она, взмахом палочки трансфигурировала табурет в роскошное кресло и уселась на него, спиной к открытой двери. Две Петуньи уставились друг на друга. Одна была испуганной, измученной девушкой в старом домашнем платье, ее волосы были встрепаны, а коленки разбиты. Вторая выглядела как истинная леди волшебного мира. Поигрывая с волшебной палочкой, она сидела, закинув ногу на ногу, и от нее исходило впечатление, что она контролирует все вокруг. Какая же я жалкая, подумала настоящая Петунья. Грозилась всем показать, а на деле как вляпалась дважды, избежав ловушек лишь чудом, так и третий раз не заставил себя долго ждать. Первый раз ее спас призрак, сквозь сон почувствовав приближение той твари. Во второй раз тварь сама прокололась, ляпнув настоящую глупость. Но оба раза тварь знала, куда бить. Допустим, в случае фальшивого бармена все более-менее объяснимо. Жизнь на ферме на отшибе сама по себе означает нехватку множества вещей. Что касается фальшивой сестры, то та точно угадала заветную мечту Петуньи. А теперь эта мечта предстала перед ней во плоти. – Что ты такое? – изо всех сил постаравшись скрыть дрожь в голосе, спросила она. – Я – это ты, – повторила ведьма и улыбнулась, как будто наслаждалась ее страхом. В отличие от тех двух, что приходили до нее, она свободно говорила, не ограничиваясь цифрой «три» и, по всему выходило, чувствовала себя хозяйкой положения. – Я – Петунья Эванс, выпускница Хогвартса. Лучшая ученица школы. Двенадцать «Превосходно» на ТРИТОНах. Староста школы. Староста Дома Слизерина. Капитан команды по квиддичу и МВП семи сезонов подряд. Глаз Петуньи дернулся. Она без труда опознала все перечисленные регалии. Это – все, до последнего словечка, – было ее собственными тайными фантазиями, которые она никогда и никому не озвучивала. – А ты кого ждала? – вдруг насмешливо спросила та и продолжила, не ожидая ответа: – Что, думала, третьей придет МакГоннагал? Взглянет вот так, поверх очков, – она изобразила тот самый взгляд и вышло весьма похоже, – и скажет, что просто поражена, почему тебя не зачислили в Хогвартс раньше? Может, еще приглашение на специальные ускоренные курсы для вчерашних сквибов вручит? И издевательски рассмеялась. Петунья молчала. Ей было нечего возразить. Это было ровно то, что она сама могла бы предположить. – Или, может, самого Дамблдора? – хмыкнула ведьма. – Чтобы постучался в дверь и попросил прощения за то, что шесть лет назад не разглядел в тебе магического потенциала? Потом взял в личные ученицы, а на день рождения подарил философский камень? Петунья нахмурилась, не понимая, при чем тут Философский камень, но потом вспомнила. Дома, у родителей, в тайнике под половицей, где никто – она надеялась, что никто, – никогда не найдет, лежали ее трофеи. В основном всякая магическая мелочовка, расстаться с которой было сложно. Вредноскоп, несколько красивых плюй-камешков, открытка с единорогами, самопишущее перо, в общем, те вещи, которые можно было незаметно утащить у сестры из чувства мелкой мести за все «хорошее». В числе прочего там лежали несколько коллекционных карточек из шоколадных лягушек. На обратной стороне карточки Дамблдора было написано, что он работал вместе со знаменитым по обе стороны Статута Николасом Фламелем. Почему-то воспоминание об украденных у сестры вещах придало ей смелости, и она огрызнулась: – Нет, я бы предпочла, чтоб ко мне пришли Основатели и объявили меня потерянной дочерью Салазара Слизерина. Отчего-то ей была неприятна эта демонстрация принадлежности к змеиному факультету. Сама Петунья думала о Рэйвенкло или Хаффлпаффе, но никак не о Слизерине. Там же Снейп учится, и такие как он! Ведьма ухмыльнулась: – Ну да, а потом Годрик Гриффиндор встанет на одно колено и позовет тебя замуж, ага. – Она подперла голову рукой и елейным тоном спросила: – Ты все еще кладешь под подушку его карточку из шоколадной лягушки, милая? Кровь бросилась Петунье в лицо, лишая ее всяческих мыслительных способностей. В голове осталась только одна мысль: – Откуда я узнала? – переспросила ведьма, даже не скрывая того, что читает ее мысли как открытую книгу. – Я же говорила. Я – это ты. После этих слов повисла тишина. Пока одна из них пыталась справиться с собой и своими мыслями, вторая, удобно устроившись в кресле, с помощью волшебной палочки наколдовала себе чайный сервис и вазочку с печеньем. – Угощайся, – великодушно пригласила ведьма и, сделав глоток, изобразила на лице чувство глубочайшего наслаждения. – А то в этой дыре, ты, наверное, уже и забыла, каков на вкус настоящий чай. Петунья машинально взяла вторую чашку, покрутила в руках, принюхалась. Чашка была теплой и удобно лежала в руках, чай пах настоящим индийским чаем, почти пустая пачка которого еще лежала в ее саквояже. Не зная, когда она сможет вновь позволить себе насладиться его вкусом, Петунья берегла остатки заварки как зеницу ока. Аромат чая помог забыть о выплывшей наружу позорной правде и сосредоточиться на том, что было действительно важно. Она все крутила в голове сказанное ведьмой «я – это ты», поворачивая то так, то эдак. Все казалось, что в этих словах имеется и дополнительный, тайный смысл. Возможно, даже ключ ко всему происходящему. Но никак не могла сообразить и потому все больше нервничала. Она поднесла чашку ко рту, уже собираясь сделать глоток – и в самом деле, она так давно не пила хорошего чая! – как в очаге что-то громко треснуло, и она вдруг заметила какое-то темное пятно в чашке. Это оказалось ее отражение. Нечеткое, мутное. Черт лица не различить, только общие очертания головы. Но в чашке тоже отражалась она, а не кто-то еще. Петунья оторвала взгляд от чашки и посмотрела на ведьму. Их взгляды встретились, и Петунья почувствовала странное, похожее на щекотку внутри черепа, ощущение. Она тут же опустила взгляд, снова уставившись на свою отражение в чашке, потом поднесла чашку ко рту, делая вид, что собирается отпить… …большинство волшебников беспомощны без своей волшебной палочки. И даже маггл сможет победить, если… Петунья резко взмахнула рукой, выплескивая чай прямо в лицо ведьме, и сама тут же бросилась на нее, целясь в руку с волшебной палочкой. Но из-за раненых коленей и усталости она была недостаточно быстра. Ведьма увернулась, вскочила с кресла, которое тут же потеряло свою форму, став обратно табуреткой. Табурет врезался в Петунью, сбив ее с ног и почти выкинув на улицу, а затем появившиеся прямо из воздуха веревки обвили ее тело и обездвижили. Теперь они поменялись местами. Настоящая Петунья, связанная по рукам и ногам, как окорок в мясной лавке, лежала у порога, а над нею, с торжествующей улыбкой на лице стояла ведьма-Петунья и держала наготове волшебную палочку. – Хорошая попытка, но неудачная, – насмешливо пропела ведьма. – Никогда презренный маггл не сравнится с волшебником, никогда! – Ты не волшебница! – выплюнула Петунья. – Ты – доппельгангер! Об этом существе Петунья вычитала не в магических книжках сестры, отнюдь. Доступная ей магическая литература была крайне скудна в этом вопросе, а если точнее, то информации об этом существе в учебниках по ЗОТИ не было вовсе. Поэтому все, на что Петунья могла опереться, была обычная фантастическая литература. Писатели, конечно, тоже расходились во мнениях относительно природы мистического двойника, но по наиболее распространенной версии изгнать его можно было довольно просто: всего лишь коснувшись. Ведьма-Петунья захлопала в ладоши. – Приятно знать, что ты также умна, как и я. Ведь ты – это я. Но тебе это мало чем поможет. Всего одно заклинание и – да случится чудо! В скромной маггле внезапно проснется волшебный дар! – Лили тебя раскусит! Ведьма рассмеялась. – Глупая. Она не заметит подмены. Ведь ты сама испортила с ней отношения. Эти слова вонзились ножом в сердце Петуньи. Ей сразу вспомнились все те гадкие слова, которые она говорила сестре, и все ее мерзкие поступки, которые не ограничивались кражей мелочей. Права, доппельгангер была кругом права. Она сама все испортила! Наверное, поэтому мистер Кори хотел ей помочь? Может, он тоже когда-то испортил отношения со своим младшим братом, но так и не сумел ничего исправить? Петунья глубоко вдохнула и, изворачиваясь всем телом, заставила себя немного приподняться. Если ей суждено умереть, то по крайней мере она будет делать вид, что сидит, а не лежит как колбаса на прилавке. Ведьма с усмешкой наблюдала за ее телодвижениями, не делая попыток помешать. Ее, верно, вся эта возня забавляла. Ну еще бы. От всплеска зависти и злости в Петунье проснулись дополнительные силы, она напряжением мышц пресса придала себе сидячее положение, а затем, подтянув ноги, приобрела некоторое подобие равновесия. Хоть и скрючилась буквой «зю». – Хотя бы скажи, зачем это все? Почему тебе так важно занять мое место? – Вот именно, «твое» место, – сказала двойник, глядя на Петунью странным взглядом из-под шляпки. – Я хочу занять твое место, потому что это ключ. Петунья нахмурилась. Ох уж эти загадки! Неужели обязательно морочить голову тому, кого собираешься вот-вот убить? – Какой ключ? К чему? Из камина снова раздался громкий треск, как будто камни, из которых он сложен, решили разом не выдержать и рассыпаться. Петунья наклонилась в бок, выглядывая из-за спины ведьмы, и увидела, как с ревом взметнулось пламя, в один момент достигнув потолка, и затем сгустилось, приняв форму высокой человекоподобной фигуры. Ведьма, не дожидаясь, пока огненный дух атакует, выписала в воздухе замысловатую фигуру и направила во врага поток ледяных частиц, но те мгновенно исчезли, растаяли, не долетев до цели. Волшебная палочка, не останавливаясь, снова запорхала, оставляя за собой в воздухе рисунок, похожий на заглавную букву «М». – Аресто Моментум! – зазвенел голос ведьмы, и огненный дух, сделав первый шаг в их сторону, вдруг замедлился, одна его нога повисла в воздухе, и он остановился. – А теперь получи вот это! Авада К- Петунья, оттолкнувшись ногами от пола, как сжатая пружина подпрыгнула, откуда только силы взялись, и врезалась прямо ведьме в спину. Та неловко взмахнула руками, прерывая рисунок заклинания, волшебная палочка вылетела из руки и закатилась куда-то под кровать, а ведьма покачнулась и с пронзительным воплем рухнула в кадку. Темная, грязная вода выплеснулась, приняв в себя тело, и вопль прервался, сменившись отчаянным бульканием. Лежа на полу, лишившись всех сил после своего отчаянного рывка, Петунья слушала, как ее двойник, барахтаясь, пытается выбраться, но никак не может. С каждым мгновением звуки борьбы становились все тише и тише, пока не стихли совсем, а вода в кадке снова не успокоилась. – И она растаяла как кусок сахара в стакане чая, – прошептала Петунья и с чистой совестью потеряла сознание.