Второй шанс или Волшебные приключения тети Петуньи

Петунья сосредоточенно массировала голову призрака, и пряди его волос – темные и блестящие – скользили между ее пальцев подобно шелковым нитям. Призрак, расслабившись от массажа, немного сполз вниз и чуть откинул голову назад, чтобы ей было удобнее, и взгляд Петуньи то и дело цеплялся то за торчащие над водой округлые колени, то за безволосую грудь с темными кружочками сосков. Каждый раз она тут же отводила глаза и нервно сглатывала. Думать о том, что будет дальше, и вовсе боялась. Было жаль, что нельзя бесконечно мыть волосы, наслаждаясь их мягкостью и шелковистостью. Петунья потянулась ковшиком, чтобы зачерпнуть из кадки воды, снова не удержалась от того, чтобы поглазеть на красивого мужчину – хоть и стыдно! – и неожиданно подметила, что его грудь ни на дюйм не сдвинулась, как будто он не дышал. Она вся внутри похолодела, и ей в миг стало ясно значение того видения, что он показал ей. Обмывание покойника. Она механически зачерпнула воды и стала смывать густую пену с волос, но в это же время ее мозг бешено работал, пытаясь понять сложившуюся ситуацию. Она подула в рог, найденный в пустом каминном зале. Было ли в том какое-то еще значение, кроме того, что выходка получилась совершенно хулиганской? Мальчик Диггори, поступив как она, разбудил жестокую Белую Колдунью, которая принесла в Нарнию зиму и множество бед. А она, чему положила начало она, Петунья? Разве не после этого она почувствовала на себе чье-то внимание? И та тень в караульной башне, когда она убегала из города? Она попыталась вспомнить, на что был похож замеченный ею силуэт, и неосознанно слишком сильно потянула за волосы. Спохватившись, пробормотала извинения, но призрак не отреагировал, как будто ему не было больно. Ах да, он же мертвый. Ему не может быть больно. Петунья тихонько вздохнула, отложила ковш, выжала волосы и, закрутив их в тугой жгут, закрепила парой шпилек на макушке, чтобы не мешались. – Наклонись, я помою спину, – призрак безропотно выполнил ее просьбу. Петунья намылила мочалку и осторожно провела по спине. Белоснежную кожу спины пересекали и уродовали несколько незаживающих ран. Опаленные края кожи и плоти расходились в стороны, как кожура на вареном картофеле. Петунья подумала, что следы как будто от хлыста, но откуда тогда следы огня? – Не больно? – призрак покачал головой. Собравшись с духом, она провела мочалкой вдоль одной из ран, но призрак даже не шелохнулся, и она стала водить мочалкой немного посмелее. Когда призрак появился перед ней в первый день, она дала ему воды. На второй – еды, приготовленной из тех продуктов, что она собрала своими руками. Затем они пропустили один день из-за дождя, и Петунья заподозрила, что мытье должно было состояться вчера. А на сегодня оставалось бдение у гроба. Водя мочалкой вверх-вниз, Петунья повторяла про себя: питье, еда, мытье и сон. Эта простая формула была ей знакома. Не из книжек Лили. В них было написано много всякой на первый взгляд чепухи, но, если прищуриться и сказать себе, что магическая наука тоже наука в каком-то роде, то содержимое школьных учебников было вполне логичным. Нет, Петунья знала об этом еще до того, как к ним в дом пришла профессор из Хогвартса и вручила Лили то самое письмо. Она остановилась, чтобы заново намылить мочалку, но покрытые мыльной пеной раны выглядели так, будто она их только больше разбередила, и она поспешила зачерпнуть воды. Когда она плеснула водой на спину, то вместе с пеной стекли и следы ранений, оставив только чистую, гладкую кожу. Петунья недоверчиво провела ладонью вдоль позвоночника, но глаза ее не обманывали. Жуткие раны исчезли, как будто их никогда и не было. Призрак обернулся, вопросительно приподняв брови. – Раны на спине исчезли… – пролепетала она, а он серьезно кивнул, как будто так и должно было быть. Ох, ну ладно. Петунья еще раз окатила его спину водой, смывая остатки пены, сполоснула и заново намылила мочалку, а затем переместилась в сторону, чтобы удобнее было заняться руками. На белоснежных запястьях она увидела кровоподтеки и ожоги, сбитые костяшки и сорванные ногти. На левой руке к тому же отсутствовали мизинец и безымянный палец, и как она не заметила этого раньше? Но стоило хорошенько потереть мочалкой, как руки вернулись к изначальному состоянию: пальцев стало снова равное количество, а все свидетельства того, что этому мужчине пришлось пережить что-то очень плохое в своей жизни, пропали. К этому моменту все смущение от вида совершенного нагого мужчины в ее ванне иссякло, и она относилась к своему занятию так, как будто отчищала от скверны античную статую. Тем более, что со стороны это именно так и выглядело. Под ее мочалкой исчезали, словно были смыты водой, жуткие кровоподтеки и незаживающие раны, восстанавливалась кожа на сбитых в кровь запястьях и лодыжках, а неправильно сросшиеся кости вернулись к своей естественной форме. Петунья даже заподозрила, что у нее в руках магическая приблуда Лили, но нет. Эту мочалку она купила уже после ухода от родителей, в обычном галантерейном магазине. Часы показывали почти полночь, когда Петунья, наконец, закончила. Призрак поднялся из воды – весь белокожий и сверкающий, как только что высеченная из куска камня статуя. Петунья обмакнула его полотенцем, убирая остатки воды, а потом протянула ему чистую простынь. И он завернулся в нее на манер тоги. У Петуньи аж дух захватило от такой красоты, а когда он вдобавок вытащил шпильки, и темные волосы рассыпались по плечам и спине, укутав его на манер диковинного плаща, то чуть не потеряла последние остатки разума от эстетического шока. Она дернулась в сторону кадки, чтобы вылить мерзкую, грязную воду, но призрак ловко поймал ее за руку и покачал головой. Ее попустило. И правда, ночь уже. Разберется с этим завтра. – Тогда ложись, – она показала на кровать. – А я посторожу твой сон. Было немного смешно наблюдать, как высокий мужчина пытается уместиться в кровати, которая явно была маловата для него. Наконец, он решил этот вопрос просто переложив подушку на другой конец и лег головой к окну, а его босые ступни свисали с кровати в сторону очага. Петунья подошла, чтобы накрыть его одеялом, и, подумав, наклонилась и запечатлела короткий поцелуй на его лбу. – Спокойных снов, – прошептала она и показала в сторону стола. – Я буду здесь, пока ты будешь спать. До самого утра. Он дважды моргнул, показывая, что услышал ее, и закрыл глаза, сделавшись по виду неотличимым от мертвеца. Вспомнив о видении, Петунья поставила на подоконник волшебную свечу Лили, и ее холодный свет дополнительно осветил покойное, чистое лицо. Постояв немного у кровати, Петунья, стараясь ступать потише, вернулась к столу, налила себе шиповниковый настой в кружку и открыла дневник. Ей предстояло бодрствовать всю ночь, не отходя от тела, не отвлекаясь ни на что, и так пока не взойдет солнце. Отхлебнув из кружки, она взяла ручку и принялась записывать все, что произошло с ней сегодня. Начиная с колечка и ключа, обнаруженных в карманах штанов (вспомнив про ключ, она поискала его глазами, нашла тут же на столе, лежащим у стены, и на всякий случай переложила его поближе), и заканчивая тем, что на ее кровати спит призрак, в комнате стоит кадка с грязной, как будто она отмывала весь Букингемский дворец вручную, водой, и что ей делать и что ее ждет совершенно непонятно. Словно в ответ на ее размышления, с улицы донесся шум. Петунья вздрогнула и насторожилась. Шум повторился, но он пока был так тих, что она не могла разобрать его природу. Она немного подождала, стараясь даже дышать через раз, чтобы не пропустить ничего, но шум больше не повторялся, и она вернулась к своим записям. Дописав, полистала исписанные страницы, но они быстро закончились, и какое-то время Петунья просто сидела, смотрела на часы и про себя считала движения секундной стрелки. На три тысячи сто сорок пятом счете с улицы донеслось лошадиное ржание и цокот копыт, которое сперва становилось громче, а потом с той же скоростью стихло, как будто мимо фермы проскакал бешеный конь. Петунья сбилась. Она подождала несколько минут, но шум с улицы больше не повторился. Было скучно сидеть просто так, она взяла книгу и уставилась на ее название. Буквы золотого тиснения прежде выглядели как китайская грамота, но теперь Петунья нашла те несколько, что были на кольце. Правда, здесь над ними располагались не штрихи, а одна точка или даже группа из трех точек. Она смотрела на эти буквы, гадая, как читаются эти слова, и постепенно в ее голове стало проясняться. – «История Феанора и сыновей его», – прочла она то, что было написано более крупно. А чуть ниже, шрифтом поменьше было уточнено: – «в дни их величайшей славы и величайшего падения». Прочтенное звучало как заглавие скучнейшей исторической летописи, но, если эта книга не из обычного мира, то, наверное, будет интересно. Петунья открыла обложку и приготовилась читать, как в этот момент на улице послышались чьи-то шаги. Кто-то, кто шел по двору не медленно, но и не быстро, а ровно так, как идет знающий эти места человек, прошел по двору, взошел по ступенькам на крыльцо и постучал в дверь. Петунья вздрогнула, как пугливый кролик. Ее взгляд метнулся к двери, на которой – вот растяпа же! – был не задвинут засов! Мелькнула мысль, что надо встать и закрыть дверь, но встать как раз она и не могла. Все силы разом покинули ее тело, сделав ее ноги слабыми как кисель. – Мисс Эванс, – позвал из-за двери голос мистера Кори, точно такой же глубокий и звучный, как она запомнила в их единственную встречу, – прошу прощения за столь поздний визит. Но я совершенно случайно, – он хохотнул, – вспомнил, что у меня есть для вас кое-что. Мистер Кори? Петунья испустила длинный облегченный вздох. Тогда понятно, почему он не заплутал, он ведь сам раньше здесь жил. Она уперлась ладонями в столешницу и со всей силой толкнула себя вверх, заставляя непослушное тело встать. Получилось! Осталось всего пару шагов до двери, вот только ноги и правда не слушаются. Она досадливо ударила кулаком по бедру. Она уже решила пригласить его войти, но мертвец в ее постели вдруг дернулся как от удара, его рот открылся в беззвучном стоне, а все его тело затрясло. Испуганная – что случилось, ведь было же все нормально? – она метнулась к нему, но запнулась о кадку и упала, больно ударившись об пол едва поджившими коленями. Из глаз брызнули слезы, а из губы, которую она прикусила, чтобы не закричать, потекла кровь. Но в тот момент, как она оказалась рядом, призрак как будто почувствовал ее присутствие сквозь свой мертвый сон и затих. Петунья, тяжело дыша ртом, заставила себя подняться и сесть на край постели, а потом утерла мокрый подбородок ладонью. На руке осталась кровь. – Мисс Эванс? – снова позвал ее мистер Кори. Его голос был спокойным и дружелюбным, как будто не его заставляли ждать на крыльце посреди ночи. – Если вам неудобно выходить, вы можете просто пригласить меня внутрь, – предложил он, и Петунья вдруг подумала, что тот мистер Кори, которого она встретила в баре, не оставил у нее впечатления человека, который будет послушно ждать, пока его пригласят. Он, скорее, из тех, кто громко обозначит свое намерение войти и потом все равно войдет, позовут его внутрь или нет. И вообще, разве это не странно? Боль в прокушенной губе отрезвила ее, заставив думать рационально. Все равно колени болели так сильно, что она не нашла бы в себе сил подняться и куда-то пойти. Если ему понадобилось что-то ей дать, не логичнее было бы воспользоваться почтовым ящиком? Зачем тащиться сюда среди ночи? Она бросила взгляд на темное окно. Свет от волшебной свечи затмевал собой все, что могло происходить по ту сторону окна. Но если прикрыть глаза… Петунья передвинулась по краю постели к окну, едва не сев на волосы призрака, и, приставив ко лбу ладонь так, чтобы отгородиться от света, приникла к стеклу. Этой ночью луна над фермой была особенно большой и яркой. Подобно сияющему великанскому сиклю она висела посреди темного неба, затмевая собой и планеты, и звезды, и превосходно заменяя собой отсутствие уличного фонаря. В лучах ее мертвенно-бледного света Петунья увидела на своем крыльце бесформенную, клубящуюся тень. Тень шевельнулась и голосом мистера Кори повторила: – Мисс Эванс, могу я войти? Вещь, которую я принес, действительно очень важна для вас.