Второй шанс или Волшебные приключения тети Петуньи

Петунья медленно поставила полную лейку на землю и больно ущипнула себя за руку. Перед нею, там, где только позавчера были лишь грядки с небольшими росточками, теперь колыхалась на ветру высокая и разлапистая зеленая ботва, перемежаемая соцветиями укропа и петрушки. – Это вчера такой дождь был? – она задрала голову и посмотрела на безмятежно голубое небо, какое редко увидишь в Англии. После вчерашнего, когда, казалось, разверзлись хляби небесные, сегодня на улице было почти лето. – Я слышала только про грибной… Она снова перевела взгляд на свой огород и, все еще не веря, провела рукой по листьям. Листья были прохладными и плотными, а их стебли упругими. Как будто этого мало, на грядке с редиской, если немного раздвинуть землю около стебля, можно было увидеть начинающий наливаться цветом корнеплод. Петунья, конечно, раньше не растила редиску, но с точки зрения нормального человека такой быстрый рост точно был аномальным. – Ты ведь на волшебной ферме, Тунья. Наверное, такое тут в порядке вещей, – утешила она саму себя и полила грядки, снова спев им детскую песенку про садик и ягодку. Та прицепилась к ней и напоминала о себе всякий раз, когда Петунья подходила к огороду. Ничего не поделаешь – приходилось петь. Закончив поливать, она уже собралась уходить, но спохватилась и вернулась. Присев на корточки у грядок, обеими руками осмотрела влажную землю у корней и не увидела ни одного намека на сорняк, потом перевернула листья и с облегчением не нашла ни яиц, ни прожорливых гусениц. Сорняки и насекомые – вот бич фермера во все времена! Даже волшебники вынуждены учить заклинания от паразитов, варить зелья от сорняков и удобрять почву, чтобы вырастить урожай каких-нибудь там мандрагор. Петунья припомнила картинку из учебника по Травологии, на которой волшебник с затычками в ушах выдергивал из цветочного горшка уродливого вопящего младенца, и передернулась. Гадость! Да здравствует волшебная ферма, на которой можно беззаботно выращивать самые нормальные растения! Петунья сложила руки в молитве и от всего сердца возблагодарила сама неизвестно кого за такой дар судьбы. То ли Господа, то ли мистера Кори. Ну, в лучшем случае, обоих сразу. К слову, о мистере Кори. На почтовом ящике снова был поднят флажок. Ярко-красный, блестящий, он был виден издалека. Глядя на него, Петунья чувствовала предвкушение от того, что может найти в нем на этот раз. В ящике предсказуемо снова оказался мешочек. А вот монеток, что выкатились на ее руку, было всего две. Но зато каких! На ладони Петуньи, пуская в стороны солнечные зайчики, лежали два больших блестящий галлеона, и вычеканенные на них драконы смотрели особенно грозно. «Блестящий улов, Петунья!» было написано в записке. «Хочу подсказать вам, что в разных местах и рыба будет также ловиться разная. Если поймаете еще что-нибудь столь же примечательное, не забывайте обо мне. Ваш М.К.» – Не забуду, – пропела она и полюбовалась блестящими монетками. Папа каждый семестр выдавал Лили по два галлеона на карманные расходы. Петунью это всегда ужасно раздражало. Ну вот зачем, зачем ей деньги в этой ее волшебной школе? Они живут на полном пансионе! Покупать сладости в поезде? Только зубы портить. На третьем курсе папа подписал Лили разрешение посещать эту их, волшебную деревню, и вот тогда Петунья совсем расстроилась. Она до сих пор помнила, как Лили складывала в кошелечек блестящие монетки и радовалась предстоящим покупкам. А теперь и у нее в руках лежат волшебные деньги. И не просто так, а заработанные собственным трудом! Петунья торжествующе улыбнулась. Да, она такая. Монеты она сложила к остальным, вырученным за растения, а ненужный больше мешочек убрала, вдруг пригодится. – Мистер Кори заплатил мне два галлеона за вчерашнего карпа! – похвасталась она волшебному огню. – А это ведь еще не целая рыбина была! А если я поймаю еще что-нибудь? Жаль только, что прямо сейчас было не до рыбалки. Стоящая посреди комнаты кадка со стиркой всем своим видом намекала: постирай! Петунья вздохнула, подтащила кадку к открытой двери, чтобы не плескать зря в доме, и, засучив рукава, принялась за дело. Сперва она мылила одежду большим куском хозяйственного мыла, а потом тщательно терла намыленную ткань об стиральную доску, выданную кладовой. Терла, и терла, и терла… Утирая локтем пот, она воздела очи к небу и сказала: – Господи, благослови людей, придумавших стиральную машинку! С большей частью стирки она закончила к полудню, хотя, казалось бы, много ли нужно времени, чтобы простирнуть пару футболок, несколько пар носков и трусов? А вот же. Петунья поднялась на ноги и сделала несколько упражнений, чтобы размять ноющую спину. Вид деревьев вокруг, украшенных предметами ее гардероба, радовал глаз. Правда, когда ей попались на глаза пара трусиков, весело трепещущих на ветру, ее разобрало смехом, и Петунья смеялась, пока в боку не закололо. – Хорошо, что этого никто не видит, – она утерла выступившие от смеха слезы. – Вот бы стыдобища была. Нет, определенно нужна нормальная сушилка. Вот только где ее взять… Она снова присела рядом с кадкой и запустила руки в холодную мыльную воду. Штаны, вспомнила она, сильнее всего испачкались на коленях, когда она упала во время рыбалки. Содранные коленки еще саднили, кстати говоря, но ссадины уже покрылись тонкой корочкой и обещали в скором времени зажить. От Петуньи только требовалось по возможности оберегать их. Стирая штаны, она вдруг нащупала что-то лишнее. Проверив карманы, в одном она обнаружила небольшой медный ключ, а из второго достала грязное колечко с камушком. – Это же оно мне вчера в рыбе попалось? – Петунья повертела колечко в руках и отложила в сторону. Ключ казался ей незнакомым, пока она не вспомнила, что нашла его, когда убиралась на развалинах теплицы. Закончив со стиркой, она повесила штаны сушиться, потом осторожно спустила кадку по ступеням крыльца и опрокинула ее, выливая воду в ближайшие кусты. – Ну вот, теперь осталось только убраться, – Петунья вытерла об себя мокрые руки и повертела головой, ища, где она вчера чистила рыбу. Она примерно нашла это место – в конце концов, было темно, немудрено ошибиться, – но, как ни смотрела, ничего не нашла. Ни потрохов, ни чешуи – как будто корова языком слизала. Некстати вспомнилось предупреждение не ходить по ферме ночью, и она передернула плечами, пытаясь прогнать пробежавший вдоль позвоночника холодок. Да ну, глупости это все. Может, какая ночная тварь с голодухи сожрала. Нечего выдумывать всякую небывальщину, Тунья. И она с усилием забыла воспоминание, как позавчера призрак отогнал кого-то. Вернув кадку на ее место в кладовке, Петунья налила себе из термоса взвар шиповника и, взяв мягкую тряпочку, стала чистить колечко. Среди ее вещей нашлось немного соды – сода есть у любой хозяйки, – и постепенно из-под грязи проглянул ободок из тускло-желтого металла, а камушек в оправе оказался красивого молочно-зеленого цвета и как будто светился изнутри. Не удержавшись, Петунья быстро примерила колечко, и оно прекрасно село на средний палец. Отставив от себя руку, она поворачивала ее то так, то эдак, любуясь тем, как солнечный свет из окна и отблески пламени в камине играют в оправе и на поверхности камня. Наигравшись, она сняла кольцо и уже отложила его в сторону, чтобы осмотреть ключик, как взглядом ухватила что-то на внутренней поверхности ободка. Поднеся кольцо к свету, она увидела тончайшие линии гравировки, складывающиеся в какие-то символы. Они были похожи на буквы чужого языка, какими была написана ее книга. Петунья прищурилась, рассматривая буквы. Первая напомнила ей строчную «i», тем более над нею был обозначен косой штрих. Вторую она назвала «рыболовным крючком», а третья по виду была точь-в-точь буква «р», только с косым штрихом сверху. Последнюю букву Петунья рассматривала то так, то эдак, пока не сообразила, что это же заглавная «т», только написанная готическим шрифтом! – И-крючок-пт? – она попробовала «прочитать» и засмеялась. А потом задумалась. Как должна читаться буква «рыболовный крючок»? Как «р» или как «к»? Или, может быть, «рк»? – Ирыкпт! А ты как думаешь? – спросила она у своего единственного собеседника, у пламени в очаге. Она поднесла к нему колечко и показала надпись. Пламя вдруг возбужденно загудело, и его языки взметнулись так высоко, что Петунья почувствовала жар у своего лица. Она отшатнулась, уронив кольцо, и оно упало на край очага, там, где языки пламени уже касались его, но самым краешком. Петунья медлила, опасливо прижимая руку к груди. Колечко было жалко, но она боялась обжечься. Кольцо упало так, что надпись изнутри была ей прекрасно видна. И когда оно, очень быстро, нагрелось, выгравированные буквы засветились. Петунья вдруг вскрикнула и схватилась за голову. Боль, острая, как раскаленная игла, пронзила ее мозг от левого виска к правому, и перед ее внутренним взглядом возникли те же самые буквы, и она услышала: – «Эстель»… – прошептала Петунья вслед за чужим голосом в ее памяти, и ее вдруг наполнила глубокая и ничем не обоснованная уверенность, что все будет хорошо. Преисполнившись этим чувством, она протянула руку, цапнула кольцо и отпрыгнула. Кольцо было едва теплым. Оно лежало на ее ладони, не обжигая, а лишь немного грея. И буквы, остывая, постепенно тускнели, пока, наконец, не погасли совсем. – Эстель, – повторила Петунья, чувствуя, как от этого слова на языке остается свежий вкус сладкой мяты. – Эстель… У нее было чувство, будто она догадалась о значении этого слова. Но простое «надежда» почему-то казалось недостаточным для описания того чувства, что она испытала. Она ведь не надеялась. Просто знала, что не обожжется. И все. Она надела кольцо, и оно село так, словно всегда красовалось на ее руке. – Стоило прорыбачить вчера весь день, чтобы тебя найти, – сказала она, любуясь кольцом. Потом тряхнула головой: – Нужно отвлечься. Пока светло, пойду поищу какие-нибудь еще съедобные растения. – Подхватив свою верную сумку, она помахала огню: – Ну я пошла, – и вышла за дверь. Медный ключик остался лежать на столе.