Heart of Gold.

      В дверь постучали. Девушка нехотя поднялась с постели и протопала ко входу в каюту, замок щелкнул. Бутхилл протопал мимо с самым мрачным выражением лица и плюхнулся на ее койку, утопая лицом в подушке. Дверь закрылась и замок снова тихонько щелкнул, запирая их изнутри.       Ярла села рядом с ковбоем, похлопала его по холодной лопатке.       — Твоя мать — та еще… — приглушенный поток совершенно неуместных миленьких слов у нее вызвал лишь печальную улыбку.       — Прости, я не хотела, чтобы так вышло, — он приподнял лицо и недовольно скривил губы. Ее мать выжимала своим недовольным брюзжанием все соки. Ярла же, как и пообещала, каюты не покидала, а потому по вечерам Бутхилл заваливался к ней сам, чтобы отдохнуть и проверить, как девчонка себя тут чувствует. Если быть честным, выглядела она паршиво. Синяки под глазами, кожа бледнее обычного и небольшая морщинка между сведенных вместе бровей.       — Какого милашки она вообще… такая? — было тяжело описать то, насколько мать блондинки была высокомерна, брезглива и придирчива до любых мелочей. Тогда как отцу ее было наплевать вообще, казалось бы, на все. Девушка пожала плечами.       — Я практически ничего о них не знаю. Они всегда много работали и практически никогда не проводили со мной времени, а потом вообще сбагрили куда подальше, — ее глаза, выражение лица, голос, все было пропитано печалью. Ковбой сел в постели, притянул девчонку к себе и та, совершенно не оказывая ни малейшего сопротивления, позволила крепко себя обнять. — Я помню, что всегда делала все неправильно. Помню, как постоянно сидела в своей комнате и никого не было рядом. Помню, что когда они возвращались домой, мать всегда отчитывала меня: тут не прибрано, то не сделано, это не прочитано. Что бы я ни делала… Как бы сильно ни старалась угодить… Все всегда было не так. Всегда было приложено недостаточно усилий.       Блондинка долгие годы пыталась убедить себя, что все в прошлом. Что такое отношение не вызывает в ней чувства глубокой обиды и разочарования в себе самой, но противный ком в горле и подступающие слезы говорили об обратном.       — Не знаю, почему они вообще решили завести ребенка, если я была им не нужна. Я вообще всю жизнь живу с осознанием того, что никому не нужна. С этим проще мириться, когда их нет рядом.       — Не правда, — буркнул ковбой. — Я уверен, ты нужна своему дяде.       Девушка на мгновение задумалась, пробормотала, что возможно, так и есть, но это, казалось, сделало ее только печальнее. Возможно, она и нужна была своему дяде, но больше как умелый вор. Нет, он был к ней добр, не бил ее, не морил голодом, не оставлял одну. Но он не скрывал того факта, что ребенка просто скинули на него, как в помойное ведро. И что ему просто совесть не позволяла поступить так же. Пока она была совсем маленькая и не умела совершенно ничего, она и ему не была нужна. Ярла ценила его честность по отношению к ней, но смириться с таким положением дел было тяжело. Все эти события оставили в ее душе уродливые шрамы, что заставляли сомневаться в себе, не доверять никому, отгораживаться ото всех на свете. У нее никогда не было друзей, только случайные попутчики, безликие наниматели, подельники, от которых следовало избавляться после каждого завершенного дельца. Единственной постоянной был дядя, который успешно сбагривал украденный ею товар. Деловые, практически не родственные, отношения. И тем не менее, ей очень хотелось его спасти. Ведь больше никого не было.       — Ну и это… Мур, — он отвернулся, чтобы скрыть постыдное смущение, — Мне нужна.       Обычно она не верила людям. Обычно не привязывалась к ним и не сближалась. С ковбоем было иначе. Ярла шмыгнула носом, обхватила его за шею и крепко обняла. Может быть, конечно, он просто пытается ее утешить, но чувство тепла и благодарности разлилось внутри. Он похлопал ее по плечу, осторожно поддерживая за талию.       Девушка показала, что в нем осталось куда больше человеческого, чем он сам думал. Артефакт дал возможность осознать, что он все так же, как и раньше, нуждается в простом человеческом тепле. И почему-то было очень тяжело представить, что его может даровать кто-то помимо дрожащей в его стальных лапах красавицы.       Этот перелет длился всего несколько дней, но они показались вечностью. Бутхилл все время огрызался на ее мать, но никакие угрозы не впечатляли женщину, даже осознание того, кем является их спаситель, не вселило в нее и капли благоговейного ужаса. И только робкие поцелуи мягких губ помогали не зацикливаться на злости и желании пристрелить хамоватую бабу на месте.       Ярла не вышла их провожать. Пара покинула корабль, ни благодарности, ни малейшего выражения хоть какой-то признательности. Бутхилл выдохнул с облегчением. Дверь в каюту девушки снова открылась нараспашку и перестала закрываться вовсе.       Их судно наконец-то выдвинулось в сторону Космической Станции. Путь был неблизким, но казалось, что так даже лучше. Они искренне наслаждались обществом друг друга. Иногда, под самую ночь, расставаться до того не хотелось, что они предпочитали ютиться вместе в одной из кают, прижимаясь друг к другу и перешептываясь, словно боясь спугнуть что-то маленькое и хрупкое, что-то, что витает незаметно в воздухе и заставляет чувствовать приятное тепло внутри.       Они то и дело останавливались на небольших планетках, чтобы подзаправить корабль. По долгу гуляли, осматривая окрестности, неизменно держась за руки. Ковбою была неприятна мысль о том, что Ярла в один прекрасный миг может куда-то запропаститься. Ему хотелось всегда оберегать ее. Наблюдать за ласковой улыбкой, слышать громкий смех и видеть пляшущих в глазках чертиков, когда в поле обзора попадало что-то новенькое, что цепляло внимание.       Все их путешествие казалось девушке прекрасным сном. И, как ни крути, рано или поздно придется проснуться. Эти мысли часто тенью отражались на ее лице, заставляя рейнджера подозрительно прищуриваться и задаваться вопросом: что же гложет его попутчицу?       Иногда, когда рейнджер спал, накрыв лицо шляпой, Ярла сидела рядом с ним, ласково поглаживая его пальцы, заплетая шелковистые пряди в тонкие косички. Когда они прибудут на Станцию, он отдаст артефакт и снова перестанет чувствовать. Пропадет его немного неуклюжая ласковая забота. Исчезнут касания и поцелуи. Не будет больше объятий и долгих разговоров по ночам. И она больше не будет ему нужна. Девушка прятала эти думы днем, когда они были вместе, предпочитая наслаждаться каждой дарованной им минуткой. Но стоило его голосу затихнуть, как они тут же возвращались. И она плела ему косы, гладила холодные пластины, кусала губы в кровь. Девушка пыталась запомнить эти странные ощущения. Запомнить чувство нежности, запомнить каково это: быть нужной. Не быть одинокой.       Хотелось, чтобы время остановилось, чтобы часы перестали тикать и стрелки прекратили свой ход. Иногда ей хотелось, так сильно, чтобы ковбой схватил ее за руки и предложил послать все к дьяволу. Оставить артефакт на месте, убежать куда-то далеко и быть только вдвоем. Потом волнами накатывало чувство вины перед дядей. Сверху наслаивались мысли о том, что она не имеет никакого права привязывать ковбоя к себе.       Каждый день блондинка напоминала себе: она работа. Она заказчик. Им вместе хорошо, но не более того. Их пути разойдутся, рано или поздно, и не останется ничего, что связывало бы их друг с другом, кроме наполненных горечью воспоминаний о том тепле, что они смогли друг другу подарить.       Ковбой ни о чем таком не думал. Ее молчаливая задумчивость не вызывала опасений. Жить сегодня и не думать о завтра было привычно. Но непривычно было так наслаждаться этим самым «сегодня». Было странно с замиранием шестеренок ожидать «завтра».       Чем ближе была Станция, тем молчаливее становилась Ярла. Ее попытки смириться с неизбежным терпели крах. Девушка убеждала себя, что нужно заканчивать. Что ее странной сказке приходит конец, страницы этой истории уже исписаны вдоль и поперек, осталось лишь захлопнуть книгу и спрятать на пыльную полку. И тем не менее, она пыталась. Впихнуть на поля еще пару строк, оставить в памяти еще несколько добрых фраз.       Дядя учил никогда не сближаться. Дядя учил никогда не привязываться. Дядя учил никогда не влюбляться. Раньше казалось, что она усвоила эти уроки.       Громада Космической Станции приближалась слишком стремительно. Они получили разрешение на швартовку и ковбой самоуверенно ухмылялся, глядя на то, как вдали суетятся жители их остановки. Он пихнул Ярлу локтем, ее взгляд, тусклый и печальный, был направлен в пол.       — Не переживай ты так, — проворчал он, — Уверен, у них получится из меня эту штуку вытащить и потом обменяют твоего дядю в момент, вот увидишь!       Она кивнула. Закуталась поплотнее в плащ, словно замерзла, переступила с ноги на ногу. То, что ковбой принял за беспокойство, было трауром. Глаза цвета спелой пшеницы были сухими, но в душе шел дождь.       Яркий белый свет Станции неприятно резанул по глазам. Рейнджер самоуверенно вышагивал вперед, громко звенели шпоры. Стук ее каблуков отбивал размеренный ритм за спиной. Их вели вперед, на аудиенцию к мадам Герте. Сейчас, как никогда ранее, Ярла отчетливо осознавала, что это конец.