Исход определен — 4. Родная кровь

      Истерзанный мучительной слабостью и желанием получить достойное объяснение поведению доктора Пейдж, Дженсон приехал на свою квартиру. Пугающая темнота и глухая пустота встретили его на пороге. Когда-то это был его дом, но дом без Авы, а значит, сейчас, словно чужое место. Место, где звенящая тишина вокруг еще сильнее давила на сознание.       Не включая свет, он разделся, изо всех сил пытаясь не думать о случившемся, но не получалось. Каждая минута была посвящена только Аве и желанию вернуться к ней, чтобы обнять, согреть, почувствовать ее ответное тепло и насладиться ароматом ее кожи, дать понять, что исполнит любую ее волю, лишь бы только знать, что они больше никогда не найдут повода для разногласий, ведь знал, что ей сейчас тоже несладко. Однако Дженсон понимал, что нельзя поступать так, как ему ежесекундно хочется. Сейчас им действительно лучше побыть вдали друг от друга, чтобы осознать, как жить дальше.       Пытаясь собрать воедино все мысли, Дженсон отправился в ванную. Включенный свет нещадно резанул глаза, привыкшие к темноте. Но пусть лучше горит его тело, чем ноет покалеченное сердце. Мужчина сбросил всю одежду и включил душ. Струи горячей воды ударили по напряженному телу. Понемногу мышцы расслабились. Однако голова по-прежнему гудела. Не резкая, но все же довольно ощутимая боль в груди не давала окончательно о себе забыть. Дженсон понимал, что вода не спасет его от обнимающих, окутывающих, словно сон, душевных мук. Внезапно на него навалились жуткая усталость и тоска, создалось ощущение, что собственные кости будто размякли, и прекратили служить опорой.       Не проведя под душем и получаса, Дженсон закутался в халат и побрел в единственную комнату. Такая же холодная и безграничная пустота обволакивала, грозилась беспощадно задушить невидимыми руками, принимая поражение того, кто не желал бороться.       Переодевшись в более удобные футболку и домашние брюки, Дженсон прошел на кухню. Тусклым взглядом осмотрел пыльное пространство, не ощущая внутри абсолютно никакого к нему притяжения. Ничего не радовало глаз, ничего не создавало даже такую желанную и необходимую иллюзию комфорта. Он отчаянно нуждался в понимании со стороны любимой женщины, но не мог получить желаемого.       Дженсон медленно приблизился к столу, уставленному несколькими чашками и тарелками. Взял одну в руки и внимательно рассмотрел ее, будто стекло магическим образом сумеет взять на себя всю его боль. Миллион раз Дженсону приходилось принимать пищу из этой посуды и столько же раз мыть ее, но сейчас возникла иная непреодолимая потребность — разом избавиться от нее в надежде получить душевное облегчение.       Кровь закипела внутри, подогреваемая обидой и злобой, забурлила, дав старт к битве с самим собой. Дженсон выпустил тарелку из рук. Она стремительно достигла пола, звонко ударилась об него и раскололась на несколько кусочков неправильной формы. За ней последовала еще одна, затем еще, пока стол не опустел от посуды полностью, превращая холодный пол в месиво осколков.       Наконец-то этот процесс наградил Дженсона чувством давно забытой легкости. Он продолжал вымещать злость на посуде, дав волю эмоциям.       Очередная чашка достигла пола и разбилась вдребезги.       Дженсон окинул сухим взглядом опустевший стол и почувствовал выстраданное облегчение. Где-то глубоко внутри неторопливо начало зарождаться такое необходимое чувство освобождения. Такое волнительное облегчение. Мужчина уже не был зол до такой степени, чтобы разгромить всю квартиру, превратить ее в хлам, он был разочарован. Свободы больше не было, поддержки тем более, он чувствовал себя уязвимым и абсолютно ненужным той, без которой не видел своей дальнейшей жизни.       Он вновь с силой кинул очередную тарелку на пол, осколки разлетелись в разные стороны, а один из них зацепил кожу предплечья. Кровь брызнула мгновенно, слегка запачкав пол. Дженсон не почувствовал боль, лишь жар и учащенное сердцебиение. Он стиснул зубы и зажал порез левой рукой, пытаясь остановить кровь, а затем несколько раз чертыхнулся и, сообразив, что только вода поможет в его случае, сунул руку под кран, предварительно настроив его на подачу теплой воды.       Через несколько минут Дженсон услышал какой-то шум в коридоре и не сразу поспешил узнать причину его появления. Кто мог потревожить его в такой поздний час? Кому он понадобился?       Без особого желания он покинул пределы кухни и лицом к лицу встретился с виновницей всех его трагичных дум. Он окинул Аву мутным, но достаточно взвешенным взглядом, едва вспомнив, что дверь даже не запирал, и, ни слова ни сказав, удалился прочь. Никого не хотелось видеть. Доктора Пейдж тем более. Особенно после того, как она посчитала нужным вычеркнуть его из своей жизни. Зачем он ей, если она сама может прекрасно справиться в этом мире без его помощи и поддержки?       Его нетрудно было обнаружить здесь. Ава знала только пару-тройку мест, где могла бы застать Дженсона, и квартира стала прямым попаданием в точку.       Поняв, что ей, очевидно, не рады здесь, Ава тяжело вздохнула и опустила глаза. Ей самой было очень тяжело. И она вновь чувствовала себя виноватой в грубом языке. Она ведь не хотела обидеть Дженсона, не хотела причинить боль, не хотела слишком откровенно навязывать ему заботу об Энни и уж тем более не ставила жизнь доктора Грей выше собственного благополучия с Дженсоном. Судьба канцлера для нее была так же важна, как и счастье с любимым человеком, просто она вновь погорячилась и совершила ошибку. Дженсон задел ее своим равнодушием к Энни в их разговоре, а она, как ненормальный инфицированный, сорвалась и миллион раз пожалела о сказанном.       Видимо, действительно одиночество сыграло с ней злую шутку. Но и истинная причина срыва оставалась для нее загадкой.       Ава разделась и, собравшись с духом, прошла в сторону комнаты. Ей предстоял осознанный разговор с Дженсоном.       Она обнаружила его сидящем на диване спиной ко входу и остановилась на пороге, не торопясь нарушить личное пространство любимого человека. Она и так достаточно боли причинила и чувствовала, что разговор может закончиться отнюдь не на положительной ноте. Сколько раз мужчина прощал ее? В этот раз может все обернуться по-другому. В конце концов Ава обязана была ему уступить, ведь он был прав.       Спиной ощутив присутствие доктора Пейдж, Дженсон с напряжением спросил:       — Зачем ты здесь?       — Я пришла поговорить с тобой, — ответила она тихим шепотом, продолжая стоять за порогом, ожидая, когда ей разрешат войти.       — Все тобой было уже сказано. Не вижу смысла начинать новый разговор, — твердо объяснил Дженсон свою позицию, которую менять не собирался.       Отчаяние, ушедшее еще какое-то время назад, вернулось вновь и с еще большей силой накрыло Дженсона. Подтянулась и злость, правда, голос любимой приятно ласкал слух и порождал желание разрушить стену, чтобы обернуться и увидеть родное лицо женщины.        — Это не так… Поверь, — выдохнула доктор Пейдж. Тяжело, горько, с болью. Она вовсе не желала потерять сейчас доверие мужчины. Он был очень дорог ей, с некоторых пор стал важнее всего, что происходит в мире, и она прекрасно осознавала свою значимость для него. Сейчас для нее стало важным просто сократить до него расстояние и прикоснуться к его плечу, заглянуть в глаза и увидеть в них что-то то, что сумеет ранить ее душу. — Для меня важно все, что ты делаешь… — Она все-таки решилась подойти к нему и с глазу на глаз попросить прощения. А если надо будет, на колени встанет, лишь бы больше никогда не видеть в его глазах так отчетливо говорившую о его состоянии болезненную скорбь, будто речь шла о чем-то большем, чем об обиде. — У тебя кровь! — воскликнула Ава, заметив, как из-за неизвестной для женщины раны кисть окрасилась в красный цвет, и кровь медленно стекала по ней. Даже нижняя часть футболки тоже прилично испачкалась.       Рана болезненно пульсировала, порез был серьезным, как оказалось, но эта физическая боль являлась самой меньшей из всех, что когда-либо настигала мужчину. А сейчас она даже немного приводила в чувства, как холодный душ утром.       — Я сейчас обработаю рану! Потерпи, — огласила женщина о своем решении, не подлежащему обсуждению, и быстро удалилась в сторону кухни за аптечкой.       Увидев там небольшой апокалипсис ввиде разбитой посуды, Ава почувствовала себя гадко и ощутила болезненный укол совести. Это из-за нее Дженсон вынужден так страдать: и морально, и физически. И только она может все исправить.       Женщина не хотела напрягать его, поэтому предпочла помочь с обработкой раны прямо в комнате. Он не следил за манипуляциями Авы, его взор все так же был обращен в единственную точку впереди себя, и разум отчетливо подсказывал так же вести себя и дальше, а сердце желало иного: плюнуть на все предрассудки и заключить Аву в горячие объятия и убедиться, что она рядом: и душой, и телом, а головой… Да у него самого тараканов там хватит на весь Последний город, чего уж говорить о некогда первом человеке ПОРОКа, который перенес не одну моральную травму.       Поставив рядом на тумбу все необходимое для маленькой операции, доктор Пейдж аккуратно осмотрела рану, осторожнее прежнего взяв руку Дженсона в свои, чтобы оценить масштабы проблемы. Мужчина затаил дыхание, стоило тонким и нежным пальцам Авы прикоснуться к его коже…       С ужасом обнаружив застрявший внутри раны маленький осколок стекла, Ава поспешила за пинцетом. После нескольких минут дезинфекции, она предупредила продолжавшего молчать Дженсона о дальнейших его и ее действиях. Ему нужно расслабиться, а ей сосредоточиться и осторожно извлечь осколок полностью.       Не получив от мужчины никакой реакции, словно он являлся неодушевленной статуей, Ава аккуратно взялась пинцетом за край осколка и твердой рукой осторожно вытянула его из воспаленной раны. Операция заняла несколько минут, после чего доктор Пейдж почувствовала заметное облегчение. Дженсон лишь стиснул зубы и инстинктивно потянулся здоровой рукой к ране, чтобы остановить кровь. Но Ава не позволила и вежливо попросила мужчину промыть порез под горячей водой, что сделать можно было только в ванной. Она тщательно следила за тем, что говорит и как, с какой интонацией, чувствуя себя уже не так смело рядом с любимым.       Хотя сейчас она осознавала свою особую значимость для Дженсона. Он не оттолкнет ее, не выставит за дверь, хотя имеет полное право, но она по-прежнему чувствовала очевидный холод с его стороны к ней, который отзывался гулкой болью в душе.       Пока Дженсон промывал рану, память подкинула доктору Пейдж картинки прошлого, когда мужчина так тщательно обрабатывал ее небольшую ранку на ладони и извел на нее едва ли ни всю пачку бинта. Светлая улыбка легла на ее лицо, стоило ей вспомнить это чудесное время… Когда впереди их ждало еще столько испытаний… А сейчас эта радостная эмоция сменилась страшным чувством зарождающейся гибели такой прочной связи между ней и тем, без кого ее жизнь больше не станет прежней.       Затем она предложила закрыть поврежденное место бинтом, чтобы ограничить его от возможности подцепить инфекцию, и Дженсон опять, ни слова ни сказав, согласился.       Когда аккуратный процесс наложения белой марли был завершен, Ава невольно коснулась губами руки Дженсона, словно желая поскорее исцелить его кожу, и медленно отпустила ее.       — Работа для тебя всегда была важнее нас, — вдруг тишину комнаты разрезал глухой голос мужчины. Ава даже вздрогнула, не готовая услышать хоть что-то в ответ на свои действия.       — Это не правда, — вымолвила она, подняв на него печальный взгляд.       В последние месяцы Дженсон являлся для нее якорем, соломинкой, с помощью которой можно удержаться в этом мире. Но она осознанно разрушила эту хрупкую связь, считая, что сможет самостоятельно справиться. Сможет какое-то недолгое время, но все равно упадет в пропасть.       — Правда. Не лги себе. Хоть сейчас, — твердо ответил Дженсон с прежним холодком в голосе. Хотя присутствие рядом доктора Пейдж, конечно, согревало его. И то, что она сама пришла к нему извиняться, уже о многом говорит. Не круглый дурак, понимал, что для их совместной жизни он обязан сейчас услышать ее и простить. Потому что любит. Безумно любит. Любит больше своей жизни и свободы.       — Я не хотела обидеть тебя и говорить массу ненужных слов. — Опять сказала какую-то глупость. Ведь не хотела бы, не делала. Не маленький объект, который думает во вторую очередь.       — Я тоже не хотел… Испытывать к тебе что-то большее, чем просто привязанность, — чуть громче произнес Дженсон, но все так же мягко и без напряжения.       Он вспомнил то нелегкое время в Жаровне, проведенное наедине с раненой Авой, вспомнил свои мысли, ощущения и чувства… Как начал медленно осознавать, что нуждается в женщине гораздо больше, чем есть на самом деле. Он хочет не просто спасти ее из лап безумия, он желает обрести с ней гармонию души.       Его взгляд обрел осмысленность и живость. По губам скользнула слегка растерянная улыбка.       Ава вдруг подумала, что Дженсон жалеет обо всем том, что с ними случилось за этот период совместной жизни, что ему все это стало не нужно, стало неприятно и на данный момент кажется неправильным. Липкий страх перед неизбежностью расставания охватил женщину — она застыла в ожидании решения.       — Но ни о чем не жалею, — продолжил он все так же тихо. — Ни об одной минуте, проведенной с тобой. Даже, когда ты бываешь такой… Странной и… Непонятной для меня.       Ава с облегчением выдохнула. Все-таки она уже отвыкла стоять на грани.       — Но я по-прежнему уверен, что тебя что-то мучает. Ты не веришь в нас, в наше счастливое будущее? — задал Дженсон серьезный вопрос, смотря горящим взглядом на находящуюся рядом женщину. Он уже давно созрел, чтобы задать такой глубокий вопрос.       — С чего ты решил? Я ведь счастлива с тобой. И ты это знаешь, — искренне ответила Ава, тем не менее почувствовав, как участился пульс. Ей было страшно представить, к чему подводит Дженсон такими наводящими вопросами.       — Мне не нужны оправдания. Я хочу, чтобы ты ответила самой себе.       Она вновь встретилась с его родными глазами, в которых были отражены все его чувства, все желания, все его мысли. И все это открыто только для нее одной. Доктор Пейдж была бесконечно благодарна высшим силам за то, что ей послали любовь к Дженсону.       Она присела рядом с ним на диван и вновь осторожно коснулась его руки, не думая, что-либо сказать в ответ. Она чувствовала, что Дженсон и так знает все, что она бы могла выразить словами. К тому же зачем? Гораздо важнее чувства.       Осторожно прикасаясь, она нежно поглаживала его ладонь, словно молча просила прощения за себя такую.       — Я не знаю, что нашло на меня… Прости, — тихим шепотом произнесла Ава, опустив голову. — Прости, если я еще важна для тебя.       — Глупая! — не выдержал он, строго смотря в ее бездонные глаза, подняв подбородок. — Я уже простил, — ответил он гораздо мягче, почти вполголоса, чувствуя, как угасли последние частички недопонимания, как растворилась где-то на горизонте обида. На доктора Пейдж вообще невозможно злиться, потому что она гораздо дольше него живет на этом свете. Он еще только делал свои первые шаги в серьезную взрослую жизнь, а она уже достигла определенных высот и прекрасно знала, какой цели должна достичь. — Но скажи, как мне очистить твою голову от всего этого мусора?       — Просто будь рядом, — медленно проговорила Ава и, почувствовав, что стена недопонимания рухнула, прижалась всем телом к груди Дженсона. Тонкая ткань его футболки дала Аве возможность ощутить, как гулко бьется его сердце.       — Я всегда рядом. Но ты по-прежнему находишь причины отталкивать меня, — прошептал он, еще крепче обнимая любимую за талию. — Даже после всего, что мы с тобой пережили.       Ведь если бы доктор Пейдж поступила аналогичным образом еще до их долгого расставания и коварного плана Харриса, Дженсон бы еще худо-бедно мог бы найти объяснение ее поступку, но сейчас это стало проблемой.       — Я обещаю, что больше никогда не стану навязывать тебе заботу об Энни. — Ава уже поняла, чем это может обернуться для них обоих. — Просто прошу присматривать за ней. Вокруг слишком много нехороших людей, способных искалечить ее жизнь.       — Она и так каждый день мозолит мне глаза! — всполошился Дженсон, немного отстранившись от Авы, но по-прежнему обнимая ее. — Не нанимался я к ней в няньки. Как ты не можешь это понять? Она уже успела повзрослеть и может сама постоять за себя, если захочет.       — Потому что только тебе я могу доверять, — объяснила женщина свою позицию. Вряд ли в ее окружении найдется кто-либо еще, кому она смогла бы объяснить свой ураган в душе и найти понимание. — Мне гораздо спокойнее за нее, когда ты рядом. Тем более, она тоже уважает и ценит тебя.       Дженсон закатил глаза. Как-то раньше он прекрасно обходился без уважения канцлера и все было хорошо. А теперь Энни слишком часто стала путаться под ногами, тем самым став яблоком раздора между ним и доктором Пейдж. Впрочем, это еще не самая страшная проблема. Может случиться и хуже.       — Ну конечно, мало мне слухов, пусть еще больше судачат о нашей связи и приписывают то, чего и быть никогда не может! — на повышенном тоне озвучил мужчина то, что гораздо сильнее волновало его. Коллективу только повод дай, они быстро разнесут все сплетни по ПОРОКу. Так уже было и не раз, и вряд ли что-то поменяется спустя время. — Поэтому этот психопат Барри и бесится из-за того, что Энни постоянно ошивается возле меня. Она сама, как ходячая проблема, и создает их для других.       Однако доктора Пейдж подобные разговоры о возможном глубоком служебном романе между канцлером и ее заместителем никак не волновали. И когда Энни сообщила ей об этих сплетнях, Ава лишь беззлобно улыбнулась. Она верила Дженсону и чувствовала, что он не обманывает ее, знала, что он верен ей. И ей не нужны были никакие подтверждения его слов или действий.       — Поговорят и перестанут, — ответила женщина совершенно спокойно. — К тому же адекватные люди прекрасно знают, кому на самом деле отдано твое сердце…       Ава нежно провела кончиками пальцев по контуру его щеки и подбородку, всматриваясь в глубокие, как два синих омута, глаза, и приблизившись к Дженсону, осторожно коснулась его губ. Все преграды, которые еще какое-то время назад создавшие дискомфорт в душах обоих, рухнули. Дженсон необходим ей, как воздух, больше, чем когда-либо раньше, больше, чем она могла бы подумать. Когда-то она и мысль не допускала о том, что ее сердце после смерти Альберта вновь займет мужчина, но теперь она была бесконечно счастлива, что может чувствовать себя любимой.       Дженсон застыл на мгновение, не думая следовать воле Авы, но уже несколько секунд спустя отбросил свою сдержанность и ответил ей поцелуем требовательным и глубоким. Все его мысли о том, чтобы отпустить Аву, наказать ее, потеряли смысл.       Каждое ее прикосновение успокаивало его, заставляло медленно терять ощущение реальности и вновь подтверждало, что жизнь без нее подобна апокалипсису — это душевные муки и нестерпимая физическая боль.       Прервав очередной сладкий поцелуй, Ава слегка отстранилась от Дженсона и уткнулась носом в его шею, тихонько всхлипнула и что-то прошептала ясное лишь себе одной, отчего мужчина в миг испугался и еще крепче прижал женщину к себе, желая оградить ее от всего страшного, что происходит с ней, что нарушает ее покой, их ни с чем не сравнимое уединение. Он не решился спросить ее о причинах такого поведения, не стал лезть в душу, а просто отдавал ей свое тепло, нежно целуя в макушку, не думая тревожить ее.       Какое-то недолгое время спустя Ава будто ожила в его объятиях, получила необходимую дозу энергии и теперь готова была вернуться к прежней жизни.       — А пойдем прогуляемся? — вдруг предложила она, обратив внимание на закрытое плотными шторами окно, будто забыв о том, что на улице уже перевалило за полночь. Несмотря на безусловную красоту города, которой хочется любоваться вечно, в темное время суток становилось заметно холоднее и создавалось впечатление, что город вымер — по-прежнему, как и во время пика эпидемии, вряд ли можно было встретить хоть одну живую душу после рабочего дня. — Вдоль парка и выйдем к фонтану. Кажется, ты когда-то предлагал мне этот маршрут…       В свое время Дженсон чего только не предлагал ей, лишь бы скрасить ее время провождение в четырех стенах, и теперь был приятно удивлен, что Ава сама решила воспользоваться его предложением.       — Прямо сейчас?       — А что тебя смущает? — ответила она вопросом. — Ты темноты боишься?       — Твои потрясающие желания, — ответил он, приблизившись к ней, скользнув любящим взглядом по трогательным ямочкам на щеках, когда она улыбнулась, и, глубоко вдохнув аромат ее волос, нашел ее ладонь и взял в свою. — Ты готова к самой долгой прогулке за всю свою жизнь?       — С тобой я готова ко всему, — успокоила она его, оставив на его губах легкий поцелуй.       Ночной Последний город встретил их буйством всевозможных красок и привычной прохладой. Яркая луна уже пролила свет на все, что оказалось под ее мягким крылом. При желании среди многочисленных улочек запросто можно было скрыться, спрятаться от чужих глаз, вылить наружу все, что наболело, поделиться с небоскребами всем, что терзает душу — это навсегда останется тайной. Ночной город слишком прекрасен своей тишиной и синим небом со множеством золотистых звезд, даже не подозревающих о том, что творится на непостижимом расстоянии от них — на той самой земле, которая для многих стала началом новой жизни.       Прислушиваясь к ночным звукам, Ава ощущала в них что-то таинственное и непонятное ее разуму, но вместе с этим получала небывалое наслаждение от чувства покоя на душе. Какая-то эйфория захватила ее в свои сети, позволив вспомнить, что такое настоящая свобода, когда она еще понятия не имела о вирусе «Вспышка» и его смертельных последствиях.       Это была необыкновенная атмосфера, когда все разнообразие тонов будто исчезло в белой дымке, растворилось, угасло, взяло время на отдых, чтобы завтра вновь радовать жителей своей невообразимой красотой.       — Наш город такой красивый… — прошептала доктор Пейдж, остановившись в центре площади, откуда прекрасно были видны все красоты их места проживания.       Мужские руки тут же обхватили ее сзади за талию, а губы привычным легким поцелуем коснулись шеи… В почти полной тишине Ава на несколько секунд прикрыла глаза, наслаждаясь каждым счастливым мгновением с Дженсоном и могла ощутить, как глухо бьется его сердце.       — Да… Прекрасный город… — согласился он, вместе с Авой получая удовольствие от каждой прожитой секунды в том мире, где опасность может поджидать за каждым поворотом. Но сейчас желание думать о проблемах превратилось в пепел — эти удивительные минуты рая ему хотелось разделить только с Авой, не впуская в сознание мысли о чем-либо еще, кроме их благополучия. — Но самое прекрасное, что в этом городе есть мы…       Ава медленно развернулась в его объятиях и затаила дыхание. Он смотрел на нее с доселе невиданной никому нежностью и любовью. Он не видел и не слышал ничего вокруг. Он забыл, где находится и для чего пришел сюда. Все, что он чувствовал и знал в этот момент, это то, что ему больше не страшно посмотреть в глаза смерти и отправиться на войну за выживание на этой земле.       — Я люблю тебя, Ава, — вполголоса признался Дженсон и, нежно коснувшись ладонями ее лица, оставил на ее губах нежный поцелуй.       Дрожь пробежала по телу Авы — от удовольствия и от очередного холодного потока ветра, то и дело заставляющего деревья тихо перешептываться между собой.       Дженсон поцеловал ее вновь, на сей раз с большей настойчивостью, почувствовав едва ли не ледяные кончики ее пальцев, так приятно охлаждающие его горящие щеки. Он понял — она замерзла.       Ава была одета в одно лишь платье, пускай и с длинным рукавом, но оно не сильно согревало. И если тонкая ткань обычно являлась преградой и часто мешала Дженсону насладиться совершенным телом любимой, то теперь он поспешил укрыть его от возможности подхватить воспаление с последующими осложнениями. Сняв с себя привычную куртку — Дженсон не изменял себе и своим привычкам — он накинул ее на плечи женщины. Он совсем не желал, чтобы доктор Пейдж вдруг заболела и получила совсем не радужные впечатления после их прогулки. Получив благодарность в ответ, Дженсон вновь крепко обнял ее, будто боялся, что с приобретением новой одежды Ава исчезнет и заберет с собой весь этот чудесный вечер.       Сейчас она почему-то вспомнила о его родителях, упомянутых мужчиной лишь пару раз в их откровенных беседах. Она испытывала особую к ним благодарность, что дали жизнь Дженсону и привили в нем те качества, которые она безгранично ценит и уважает. И это было особенно приятно осознавать, что эти самые качества, как самостоятельность, ответственность и решительность, заложенные с рождения, ПОРОК не искоренил в нем со временем, не убил в нем то, с чем он появился в стенах организации, будучи таким неуверенным в себе юношей, точно знающим, что никогда не возьмет в руки пистолет и не убьет ни одну живую душу.       — Какой была твоя жизнь до ПОРОКа? — вдруг задала вопрос Ава уже по пути домой, когда где-то вдалеке за стенами неторопливо начало выглядывать солнце. — Ты никогда не рассказывал.       — У меня был хороший пример не делиться прошлым, — улыбнулся мужчина, сделав намек на то, что Ава тоже долгое время держала в секрете обстоятельства, произошедшие с ней в молодые годы. — И вряд ли тебе прежде это было нужно.       — Просто моя жизнь не была столь радужной, чтобы делиться ею, — объяснила она.       — Моя тоже. Поверь, — без особого желания говорить на эту тему произнес Дженсон.       В его детстве и юности было слишком мало хорошего, чтобы с удовольствием говорить об этом. Да и он в принципе плохо помнил и не хотел вспоминать свою жизнь до ПОРОКа. Это не так важно, чтобы делиться этим с доктором Пейдж. Вряд ли ей будет интересно о его разгульной жизни в сомнительных компаниях после смерти родителей в период начавшейся эпидемии. Он выжил благодаря ПОРОКу и сумел реализовать себя — и это главное.       Ава не стала давить на мужчину и настаивать на его откровении. Она всегда будет готова выслушать его, если он захочет поделиться и поговорить по душам.       Они вернулись домой приятно уставшие, но довольные после долгой ночной прогулки, и только теперь Дженсон вспомнил, когда его взгляд упал на планшет, пылящийся на полке в гостиной, что хотел показать Аве нечто важное, но заметив ее усталость и желание начать уже наступившее утро все-таки со сна в теплой постели, решил отложить это дело на потом. Доктор Пейдж и так получила достаточно эмоций. Пусть поулягутся, а отвыкший от долгого нахождения на ногах организм получит свою законную дозу покоя.       Поблагодарив Дженсона за прекрасную прогулку и возможность посмотреть на мир под другим углом, Ава почти сразу же уснула под размеренный ритм его сердца, находясь в его объятиях, а он все продолжал наслаждаться ею, анализируя в голове каждое слово, каждый жест, каждое прикосновение, каждый их с Авой поцелуй.       Сам же Дженсон погрузился в сон только тогда, когда солнце уже почти полностью появилось над стенами города и теплыми лучами дало знак к началу нового дня.