Исход определен — 4. Родная кровь

      Как большой любитель поспать подольше, Дженсон проснулся достаточно поздно, когда стрелки часов стремительно приближались к полудню. И первым его желанием стало увидеть любимую женщину рядом с собой, чтобы вдоволь насладиться ее безмятежным выражением лица, а потом мягко разбудить нежным поцелуем, одновременно убрав с щеки тонкую прядь волос. Доселе он и не представлял, что новый день можно встретить вот так: с легкостью и душевным умиротворением. И ему нравились такие кардинальные перемены в лучшую сторону, он быстро привык к ним, даже если не в его власти изменить одну из многолетних привычек Авы — рано вставать. Поэтому все, что он обнаружил рядом с собой — это пустую подушку. Но расстраиваться не стоило, ибо Ава вряд ли могла куда-то уйти за пределы домашних стен. К тому же он услышал какие-то привычные шорохи в гостиной. Значит, ее день уже давно начался.       Вторым желанием мужчины стало провести этот день вне ПОРОКа, чтобы получить возможность вновь насладиться красотами города вместе с доктором Пейдж уже по иному маршруту. Но, к сожалению, сегодня это вряд ли возможно. Ему все равно придется покинуть теплое место, общество любимой женщины и поехать на работу. Хотя и без того охрана, наверное, уже успела задаться вопросом, где столько времени пропадает их начальник, но нельзя же сбрасывать со счетов канцлера, который мог бы им доходчиво объяснить, какими важными делами он занят. Дженсон очень надеялся, что Энни хотя бы на это будет способна. А в противном случае он никому не собирался докладывать, почему не появился в стенах организации к началу рабочего дня. Где, как и с кем он проводит это время — его личное дело и никого оно не касается, кроме доктора Пейдж.       Еще недолго повалявшись в постели, Дженсон решил, что встать все равно придется, хочется ему этого или нет, а Ава рядом по взмаху волшебной палочки или пистолета, учитывая сегодняшнее положение, точно не появится, поэтому придется самому пойти к ней навстречу. Нашел он ее в соседней комнате за разбором всяких вещей, которые она очень тщательно раскладывала по разным полкам. Дженсон улыбнулся, поняв, что находится вне зоны видимости доктора Пейдж, поэтому избрал свой любимый путь напоминания о себе — он медленно и максимально тихо подошел к Аве со спины и нежно заключил ее в кольцо своих рук, тесно прижав к груди. Так он готов был обнимать ее хоть всю вечность и иного было не нужно.       Женщина вздрогнула от неожиданности, уронив вещь на пол, не готовая к утренним объятиям и нарушению ее собственных мыслей и напряглась на какое-то мгновение, но почти сразу расслабилась, только почувствовав горячее дыхание любимого на шее.       — Дженсон… — мягко произнесла она его имя, положив ладони ему на руки. — Что ты творишь?       — Желаю тебе доброго утра, — ответил он, наполняя легкие ароматом ее волос после утреннего душа. Какая-то цветочная смесь приятно кружила голову. — Или уже дня. Надеюсь, в эту ночь тебя не мучили кошмары?       Дженсону очень хотелось бы, чтобы такие страшные сны насовсем покинули Аву. И он готов был снова и снова делать все от себя зависящее, чтобы жизнь любимой стала как можно спокойнее и светлее. Ведь именно ради этого он появился в ней. Ему очень хотелось верить, что это именно так.       — Нет. Никаких кошмаров, — призналась женщина, желая развернуться к Дженсону лицом, но он осознанно не позволял этому произойти, словно не хотел, чтобы она видела его лицо. — Прогулка была чудесной. Я не против выбираться в город по вечерам почаще.       Дженсон скромно улыбнулся. Наконец-то у него получилось добиться желаемого. А значит, недолго думая, стоит воспользоваться ситуацией.       — Я всегда готов осуществить твои желания. И вечером я весь твой, — он вновь подарил ей легкий поцелуй в щеку. — А сейчас мне пора в ПОРОК.       Он нехотя разомкнул объятия, тем самым дав доктору Пейдж воспользоваться ситуацией и наконец-то увидеть его довольное лицо. Радость, что любимую женщину ничего не тревожит, еще не успела окончательно уйти на второй план.       — Даже не позавтракаешь?       — Я поеду, — настоял Дженсон. — Надо же следить за нашим канцлером, пока не учудила что-нибудь такое, что потом мне придется расхлебывать.       — Она не учудит. У Энни есть голова на плечах, — заверила Ава.       — Что-то я не заметил, — пробубнил мужчина себе под нос и скептически взглянул на Аву, не желая даже развивать тему Энни. И так в остаток дня придется с ней пересекаться. Нет, это вовсе не напрягало его до такой степени, чтобы испытывать отвращение к доктору Грей, но он по-прежнему желал свести их общение к минимуму. Меньше будет слухов и сплетен.       В гостиной перед уходом Дженсон вручил Аве флешку со словами:       — Посмотри кое-что на ней в мое отсутствие.       Он планировал отдать ее еще вчера, но обстоятельства сложились не лучшим образом для этого. К кому же он хотел, чтобы Ава была в хорошем расположении духа для восприятия всего, что находится на устройстве.       — А что там? — спросила доктор Пейдж, рассматривая маленький носитель информации, словно доселе никогда не видела что-то подобное.       — Увидишь, — Дженсон загадочно улыбнулся и оставил на губах женщины нежный поцелуй, прежде чем окончательно покинуть родные стены. Теперь он еще сильнее желал наступления вечера, чтобы дать самому себе ответ на вопрос: правильно ли поступил, предоставив Аве возможность одной испытать, возможно, самый широкий спектр эмоций.       В ПОРОКе за время его отсутствия ничего глобального не произошло: сыворотки не исчезли, зараженные не разнесли в клочья лаборатории, а Энни не расхаживала по организации с пистолетом в поисках другого для себя учителя. Но что-то внутри Дженсону подсказывало, что просто так канцлер от него не отстанет и еще помотает нервишки. А ему придется привести другие аргументы, чтобы образумить девушку. Она хоть и не упрямая, но ей было, у кого поучиться и сделать выводы.       — Добрый день, мистер Дженсон! — услышал он где-то за спиной знакомый женский голос. Точно не дадут спокойно, а главное — в одиночестве подняться на лифте на административный этаж.       Обернулся и увидел перед собой канцлера собственной персоной в белоснежном классическом брючном костюме с удлиненным приталенным пиджаком и белой блузой и в черных лакированных туфлях на высокой шпильке. Ее русые волосы были аккуратно убраны в небольшой элегантный пучок, лишь только несколько коротких прядей небрежно спадали на лицо. Стиль, который сразу выделял ее, бросался в глаза, приковывал взгляд мужчин, но точно не взгляд Дженсона. Хотя он не мог не обратить внимание на внешность канцлера сегодня, в том числе и на ее макияж в пастельных тонах с черными узкими стрелками на глазах и бордовой матовой помадой на губах.       Никогда раньше Энни так не одевалась, да и не стремилась выделиться среди других врачей, будучи во главе организации — все привыкли к ее спокойному, выдержанному стилю без каких-либо акцентов ввиде яркой губной помады или идеального тона кожи. А теперь… Сейчас канцлер напомнила Дженсону доктора Пейдж в далекой молодости. И по сей день она сохранила эту привычку выглядеть идеально. Дженсон вряд ли мог вспомнить хотя бы один раз, когда Ава пришла на работу в помятой одежде с растрепанными после бессонной ночи волосами. Но если насчет Авы все было понятно, к чему Энни такие перемены… Впрочем, Дженсону действительно было на это все равно. Но поинтересоваться стоило.       — Куда это ты так вырядилась? — вместо приветственного слова, задал мужчина вопрос, окинув стоящую перед ним девушку изучающим взглядом с головы до ног. На этих тонких каблуках, которые не приносили особого комфорта при ходьбе, она вполне доставала головой его плеч.       — На совещание с коллективом, — твердо ответила Энни, чувствуя себя как никогда уверенной и знающей, что требуется от нее, как от уважаемого сотрудниками канцлера. — Только вас ждала. Присоединитесь?       Она никогда не отдавала приказы, хоть и по должности стояла на ступень выше Дженсона. Но на деле все было иначе. Он был для нее начальником. Все это знали. И всех это устраивало. Может быть, когда-нибудь настанет время, и все поменяется, но пока Дженсон не собирался подчиняться воле доктора Грей, считая, что та слишком молода, чтобы давать ему, побитому жизнью, советы.       А сейчас она так желала, чтобы мужчина согласился с ней, пошел за ней, принял ее волю, сказал бы свое важное слово перед сотрудниками, тем самым показав всем, что только общими усилиями победа над Вспышкой случится гораздо раньше.       — В качестве кого? — Дженсон вскинул бровь, даже не догадываясь о маленьких желаниях канцлера. — Стула?       Будто ему очень важно и нужно знать все тонкости возвращения к нормальной жизни зараженных, а именно диагностику и лечение заболевания, а также быть в курсе административных дел канцлера. Лишним голову забивать он точно не собирался. Да и тратить время впустую тоже.       — Ну почему же? Вы являетесь необходимой частью ПОРОКа и… — попыталась объяснить девушка его значимость для организации в целом и для нее в особенности, что следовало бы добавить, хотя Дженсону лучше об этом не знать, но он как всегда предпочел поставить Энни на место и пропустить мимо ушей ее возвышенные речи.       — Именно поэтому все, что мне нужно, я узнаю потом в личном порядке от тебя, — специально перебил ее Дженсон недовольным тоном, считая бесполезной для себя всю информацию, которая поступит от Энни на совещании. — У меня и своих дел достаточно.       И вновь провал. Очередной провал. Сколько бы доктор Грей не пыталась найти пути к пониманию со стороны Дженсона, ничего не получалось. Он не желал ее слышать. Она ведь не Ава, чтобы захотеть ее услышать. И возможно, если бы она обратилась к нему с просьбой научиться стрельбе, Дженсон бы точно не отказал. Но он был прав. Доктору Пейдж это не нужно. И порой Энни казалось, что их бывший канцлер чуть ли ни с рождения умеет делать все, что необходимо. Ава стала лидером в глазах многих людей. Она обрела уважение в глазах Дженсона.       — И на Аву надо быть похожей головой, а не внешностью, — с усмешкой добавил мужчина, прежде чем скрыться в кабине лифта, который наконец-то соизволил посетить первый этаж.       Энни с ним не поехала. Этот постоянный холод и леденящее осуждение в его глазах вновь дали понять ей, что она никогда не завоюет его безоговорочное доверие, даже несмотря на то, что с ними произошло в Жаровне. А она ведь доверяла ему. Пускай не сразу, но доверила свою жизнь. Да и он, наверное, в какой-то степени тоже… По крайней мере, он не видел в ней угрозу для жизни. А в конце даже оценил ее помощь. Может быть, тогда еще не все потеряно? Впрочем, она и так добилась больше, чем когда-то имела. Если еще полгода назад Дженсон готов был смело пристрелить ее при одном случайно неверно сказанном слове, то теперь они хотя бы общаются… Конечно, совсем не так, как Энни хотелось бы, но это лучше, чем совсем ничего.       По пути к другому лифту девушка задумалась, а чего она вообще желала получить от Дженсона? Чтобы он оценил ее внешние данные и настроение одеться «с иголочки»? Она и без того знала — не оценит. Чтобы прислушался к ней и действительно стал ее правой рукой? Глупости! Такое вряд ли случится на ее веку.       Чтобы увидел в ней слабую и беззащитную девушку, нуждающуюся в мужской поддержке? Человека, которому бы она поплакалась в грудь по вечерам? Хватит с нее подобных действий еще со времен Жаровни.       Энни для Дженсона лишь временная проблема, с которой он сталкивается каждый день. Он и так вдоль и поперек знает о всех ее слабостях. Он знает о ней больше, чем кто-либо.       Странно, но это так. Ни Барри, ни Энджеллу она не сумела раскрыться так, как непроизвольно сделала для Дженсона. И ни чуть об этом не пожалела. Он не будет использовать ее слабые места в своих корыстных целях. И она ценила это. Ценила в нем все, что заставило уважать его и однажды увидеть в нем настоящего мужчину.       Она зашла в свой кабинет, чтобы забрать кое-какие документы, необходимые ей для доклада и, к своему удивлению, обнаружила на своем столе небольшую прозрачную вазу с букетом прекрасных свежих цветов. Энни точно помнила, что полчаса назад, когда она ушла, ее рабочий стол был идеально чистым. Откуда взялась эта прелесть, заставившая доктора Грей непроизвольно улыбнуться и подойти ближе, чтобы получше разглядеть свежие бутоны и ощутить легкий аромат чайных роз? Странно… Кабинет был закрыт в ее отсутствие и разблокировать замок можно только специальной карточкой… Хотя, конечно, при желании дверь можно открыть и через специальную программу на пункте управления, но кому это понадобилось? Кто решил таким образом сделать девушке приятное в тайне?       А Энни действительно стало очень светло и легко на душе, стоило ей только представить, что кто-то хочет уделить ей внимание через такой сюрприз. Только такие люди вряд ли найдутся в ПОРОКе. Глупо было рассчитывать на понимание со стороны Барри — единственное, на что у него хватило ума в свое время — это подарить браслет, который по приказу Дженсона Энни оставила в Жаровне у разбитого вертолета. А больше никто за канцлером и не пытался поухаживать, благодаря распустившимся сплетням о романе с Дженсоном. Кто-то поддерживал их, продолжая за спиной начальства обсуждать их личную жизнь, а кто-то верил в иную правду и знал, что между канцлером и заместителем нет абсолютно ничего, кроме делового общения. Но таких, к сожалению, было меньшинство.       — Энни! Нам надо поговорить! — Будто ужаленный, в кабинет ворвался запыхавшийся Барри — тот, о котором доктор Грей с некоторых пор больше и не думала, как о желанном мужчине — с твердым намерением решить вопрос в свою пользу. Хоть и заранее знал, что Энни ему откажет, все равно пытал удачу. Правда, в этот раз желал, чтобы их разговор все-таки пришел к достойному финалу, который бы устроил их двоих.       — Случилось что-то? — быстро спросила она, оторвавшись от внимательного изучения букета, и прикрыла его спиной. Ни к чему, чтобы Барри видел этот подарок, очевидно сделанный кем-то от души. В конце концов, если его сделал некто стоящий и ее внимания, то парню совсем не нужно знать, что у Энни появился тайный поклонник. И кто он, еще предстояло выяснить.       — Я хочу поговорить о нас. О тебе. Обо мне. Не вплетая сюда Дженсона, — Барри старался сказать фразу как можно спокойнее, но получилось не очень-то удачно. Только одна мысль о связи Энни с заместителем в Жаровне приводила его в бешенство.       — Нет никаких нас! — твердо возразила Энни, не отходя от стола. И почему Барри приспичило именно сейчас говорить по душам? Она хотела сказать, мол, все претензии по личному вопросу он может предъявить вне рабочее время, но не стала еще сильнее разжигать огонь. — И не будет больше никогда. А сейчас я спешу. Покинь кабинет, пожалуйста.       — И куда же? — поинтересовался он, захлопнув дверь, войдя внутрь, тем самым показав, что даже не собирается выполнить волю канцлера. Никакого уважения к Энни, как к начальнице, так и не проснулось. — Ты сегодня слишком красивая. Есть повод, о котором я не знаю? — Он медленно сократил расстояние до девушки, с интересом заглянул в глаза, пытаясь прочитать в них ответ на свой вопрос, и чуть ли ни всем телом навалился на нее, желая коснуться губами ее давно забытых губ.       — На совещание. Пожалуйста, оставь меня одну! — настойчиво попросила доктор Грей, выставив вперед ладони, чтобы только не чувствовать на своей коже его горячее дыхание. — Мне необходимо собраться с мыслями.       — С Дженсоном будешь совещаться? — дерзко задел за живое. Хоть и обещал, что разговор обойдется без него, но, видимо, этому не суждено было случиться, когда дело касалось отношений. Еще ближе наклонившись к девушке, к неожиданности для нее, Барри грубо сжал ладонью ее грудь, а второй собственническим, слишком жестким движением, обхватил за талию и испытывающе посмотрел в точно испуганные глаза Энни, словно говоря ей: «Только моя».       — Да и совещаться ли? Когда есть возможность и время заняться иными вещами, ведь так? — Его губы невольно скривились в ухмылке. Он еще сильнее прижал ее к столу, чувствуя, что больше не готов ждать, сгорая от нетерпения завладеть ее телом.       Почувствовав его едкий взгляд и острую боль в груди, Энни сжалась и попыталась отпихнуть от себя парня, но любое ее прикосновение только еще сильнее разжигало огонь внутри Барри. Он будто наслаждался ее болью, ее стремлением вырваться из золотой клетки, в которую он сам ее и посадил.       — Прекрати! — воскликнула она, покачнувшись и случайно задев локтем вазу с цветами. Та со звоном ударилась о стеклянную поверхность стола, но не разбилась. Зато за несколько секунд успела намокнуть какая-то часть документов, лежавших на краю. Барри был идеален для создания новых проблем. — Мне больно! Пусти! — жалобно потребовала она.       Ее бросило в дрожь, когда Барри сам отошел от нее и с изумлением начал осматривать уже прилично испорченный подарок. Хотя эмоции от него у Энни остались самыми светлыми. Но вот что творилось в душе Барри… Об этом страшно даже подумать.       — Это что такое? От кого? — хрипло спросил он, указав пальцем на лежащую поперек стола треснутую вазу. — И ты хотела скрыть это от меня?       — Хватит, Барри! Уходи! — в приказном тоне велела Энни, чуть отдышавшись. Барри ей никто с некоторых пор, чтобы она рассказывала ему о всех мелких событиях своей жизни. К тому же о существовании этого букета она сама узнала за несколько минут до появления парня в стенах ее кабинета. — Я не собираюсь отчитываться перед тобой.       — Дженсон… — процедил он с притворной нежностью спустя мгновение. Кровь кипела в жилах, и он едва ли не задохнулся от нахлынувших чувств ненависти к мужчине. — Конечно, это Дженсон! Лишь он один у тебя на уме!       Хотелось сейчас же рвануть к нему и устроить достойные разборки, выпустить на него весь свой гнев и избить до потери сознания, но Барри прекрасно знал, что никаких его физических сил не хватит, чтобы расправиться с Дженсоном, который в два счета пресечет любой удар. Поэтому если Барри и хотел избавиться от потенциального соперника, то следовало избрать иной путь решения проблемы.       — Ты не слышишь себя, Барри! Очнись! — пыталась образумить его девушка, но все впустую. Он не слышал ее, он не слышал никого, кроме себя. И это придавало ему еще больше уверенности в том, что он желал сделать. — Дженсон здесь ни при чем!       Он медленно подошел к ней внимательно наблюдая за каждой ее реакцией на себя: легкий испуг, волнение, учащенное сердцебиение, первый всхлип… Энни и представить не могла, что хотел с ней сотворить Барри сейчас.       — Даже не знаю, с чего бы начать… — он задумчиво пощекотал подбородок, рассматривая тело Энни, прикидывая, к какой его части дотронется в первую очередь, а потом громко рассмеялся. Что мгновенно привело его в восторг, девушке было неизвестно, но липкий страх, за секунду поселившийся в ней, словно парализовал ее. Барри уже нанес ей моральные раны своими гадостными речами, чем теперь осквернит? — Может быть, с этого…       В следующее мгновение его губы жадно впились в ее, кусая до крови, а ладони сразу же накрыли грудь, вновь с особой силой резко сжали ее, сдавили, заставив девушку непроизвольно вскрикнуть от пронзившей боли. Ее затошнило, сильно закружилась голова, а белая пелена заволокла собой абсолютно все, на что падал взгляд.       В ту же секунду он резко отстранился от нее и холодными руками сорвал с нее пиджак, отбросил в сторону и хищным, обезумевшим взглядом посмотрел на Энни. Ах, да, она еще не успела забыть, что Барри желал ее изнасиловать. Но неужели он всерьез решил так гадко и низко поступить с ней от своей безумной ревности?       — Нет… — отчаянно застонала Энни. — Не трогай меня!       Его глаза холодно заблестели, прежде чем он выпустил на девушку всю свою злость:       — Я же сказал, что изнасилую тебя, если ты не прекратишь любой с ним контакт.       Энни не успела и звука подать, как парень грубо завалил ее на стол и с силой разорвал блузку, не оставив ни одной пуговицы на своих местах. Энни вскрикнула от такой откровенной наглости того, кто еще не так давно дарил ей море любви и тепла, но сейчас ему важнее было доказать, что не пускает слова на ветер, а за свои поступки Энни должна понести наказание. Барри так отчетливо напоминал ей сорвавшегося с цепи дьявола, решившего потешиться со своей живой игрушкой.       Она попыталась оттолкнуть от тебя парня, но он искусно извернулся и ударил ее в грудь, выбив весь воздух, лишив возможности сопротивляться.       Он опомнился лишь на секунду, когда ваза с грохотом упала на пол и раскололась на крупные осколки, но так и не обратился к ушедшей в кому совести, а затем продолжил — его руки уже стаскивали с девушки брюки в предвкушении сделать все, чтобы она принадлежала только ему, чтобы осквернить ее в глазах Дженсона, чтобы тот даже и не посмотрел на нее.       Звук разбитого стекла словно озарил Энни. Она едва нашла в себе силы подать зов помощи, который тут же был пресечен жадными губами Барри. Слезы сами собой покатились из глаз Энни, когда язык парня медленно, но мерзко скользил по ее шее, спускаясь ниже к ключицам и груди, а нетерпеливые пальцы блуждали везде, где только захотят, причиняя острую боль.       Энни вдруг сильно дернулась и ударила Барри в лицо, а коленом — в пах. Издав мучительный стон, он согнулся и отпустил руки, сделал пару шагов назад, чем не могла не воспользоваться Энни. Она сползла со стола максимально быстро, насколько это было возможно в ее положении и рванула к двери, чтобы поскорее вырваться из плена, лишившего ее возможности провести этот день по задуманному плану, но обрадоваться своей победе так и не смогла.       Крайне раздосадованный всем произошедшим, восстановившийся от боли Барри за секунду настиг девушку и повалил ее на пол со словами: «Я убью его!», прежде чем она ударилась виском о боковую стенку шкафа. На белой плитке мгновенно растеклась красная лужица…       Еще не до конца осознавая, что девушка уже не оказывает никакого сопротивления, Барри извернулся, встал на четвереньки и сильно ударил ее по лицу, окончательно лишив девушку сознания.

* * *

             — Сэр, у нас проблема с канцлером! — встревоженным и глухим тоном произнес старший смотрящий из пункта управления, без стука и приглашения войдя в кабинет к Дженсону. Дело было очень срочное и медлить не следовало.       Уже который час он работал с важными документами, необходимыми для вечерней отправки в правительство и полагал, что до конца рабочего дня его никто не побеспокоит, но, видимо, тишина в ПОРОКе продлилась недолго, и доктор Грей опять чего-то учудила. Дженсон уже не знал, сколько еще времени должно произойти, чтобы его ни коем образом не касались проблемы канцлера: личные или рабочие — устал он быть частью чужой жизни.       — Что опять случилось? — не отрываясь от написания важных аспектов, спросил мужчина не особо приветливым тоном, желая послать вошедшего куда подальше.       — Видеокамеры зафиксировали, что к доктору Грей только что была применена физическая сила со стороны одного из сотрудников, — быстро отчеканил фразу мужчина. — Мы не стали принимать никакие меры, а…       — Что?! — всполошился Дженсон, мгновенно забыв о всех данных, уже на который час застрявших в его сознании. Рванув с места, за несколько секунд он сократил расстояние до двери и со злостью посмотрел в совершенно невинное лицо мужчины. — Где это произошло?       — В ее кабинете. Мы не стали вмешиваться полагая, что все разрешится…       Но его уже не слушали. Дженсону не до подробностей, когда жизнь канцлера под угрозой. И кто только посмел поднять на нее руку? Неужто этот идиот Барри осмелел до такой степени, что решил применить физическую силу над беззащитной девушкой из-за своей глупой ревности? Если он в этом замешан, ему конец — Дженсон медлить не станет.       Меньше минуты ему понадобилось, чтобы оказаться в пустом, почти пустом, кабинете канцлера, и обнаружить там последствия расправы над доктором Грей и ее саму, лежащую на полу напротив двери, свернувшись в позу зародыша, едва пытающуюся наполнить легкие тихими рваными вдохами.       — Твою мать, Энни! — воскликнул Дженсон, опустившись на корточки рядом с девушкой, проверяя пульс на шее. Едва ощутимый, к счастью, он был. А красная лужица возле виска, ставшая еще больше за небольшой промежуток времени, заставила уже сердце Дженсона забиться в разы быстрее. Не хватало еще, чтобы здоровье канцлера дало ощутимый сбой. — Черт возьми! Не смей помирать! — приказал он ей, будто она могла услышать его. — Врача в соседнюю лабораторию! Быстро! — крикнул он подоспевшему охраннику и осторожно, чтобы не причинить еще больше боли, взял девушку на руки и отнес в соседнее пустое помещение.       Аккуратно уложил на кушетку и сразу же попытался найти среди множества шкафов и ящиков бинты или чистые полотенца, чтобы остановить кровь. Он не знал, сколько времени Энни находится в забытие, но ее стоило как можно скорее привести в чувства. Возможно, она и сейчас слышала его ругание и требования очнуться и чувствовала каждое его прикосновение к себе, но никак не могла отреагировать из-за боли, причиненной так внезапно и неожиданно.       Только Дженсону удалось чуть-чуть остановить кровь, как подоспел мужчина в белом халате — Дженсон не встречался с этим врачом ранее. Да разве всех сотрудников такой огромной организации можно знать в лицо? Поверхностно узнав о произошедшем, врач бегло осмотрел девушку и осторожно прикоснулся к ее свежей ссадине на правом боку сразу под грудью.       Очевидно почувствовав прикосновение чужих пальцев, Энни вздрогнула и очнулась. Боль уколола сначала в грудь, в которую не раз ударил Барри, потом в правый висок и бок. Сдавленно прошипев, девушка сделала глубокий вдох, а затем несколько раз откашлялась.       — Все хорошо, доктор Грей, вы в безопасности, — сказал ей мужчина мягким тоном.       И только в следующую секунду стало ясно, что лучше бы он молчал. Энни посмотрела на него испуганным и взволнованным взглядом, очевидно подумав при этом, что вновь попала в западню, и резко поднялась. Настолько резко, что закружилась голова. Но ей было все равно, лишь бы никто, больше никто не посмел прикоснуться к ней и причинить жгучую боль, сравнимую с ожогом.       — Нет! Не трогайте меня! — завопила девушка, поджав ноги к груди, а через секунду соскочила с кушетки и тут же врезалась в грудь Дженсона.       — Угомонись! Успокойся! Тебя надо осмотреть! — твердо произнес он в попытке утихомирить канцлера, положив ладони на оголенные плечи, пытаясь заглянуть ей в глаза. И она позволила, умоляюще посмотрев на Дженсона, ощутив такое необходимое тепло его рук, его тела.       Она дрожала, она боялась нового витка боли, ненависти по отношению к себе, и скорее напоминала потрепанного жизнью котенка, нуждающегося в защите, чем сильную духом девушку.       — Не трогайте меня, пожалуйста, — простонала она, крепко прижавшись к груди Дженсона, уже зная, что только с ним она будет в безопасности от всех, кто даже попытается ей помочь.       Под недоумевающие взгляды охраны и врача, Энни уткнулась лицом ему в шею и расплакалась. Очевидно, что только Дженсон подходил ей в качестве поддержки и никого иного видеть рядом с собой она не желала. Мужчина списал это на шок, только вспомнив, в каком состоянии она находилась несколько минут назад. Ей и сейчас не лучше: тело трепетало от волн колющей боли, мокрые от слез глаза не видели ничего, кроме защитной ткани мужчины, именуемой свитером, а сознание отказывалось принимать все происходящее.       Дженсону ничего не оставалось, кроме как молча обнять доктора Грей в ответ, тихонько поглаживая ее по волосам, стараясь успокоить как можно быстрее, хоть внутри все противилось этому. Ему по-прежнему было неприятно прикасаться к кому-то другому, кроме Авы Пейдж, тем более на глазах тех, кто потом разнесет эту сцену по всему ПОРОКу.       — Все! Довольно пялиться! Разошлись все! Живо! — приказал Дженсон, холодным и цепким взглядом окинув всех присутствующих в лаборатории.       Врач и охранник поспешили быстро удалиться, оставив Дженсона одного разбираться с душевными и физическими ранами главы ПОРОКа.       Он осторожно попытался отцепить от себя доктора Грей, но она не желала отстраняться, чтобы посмотреть в глаза этому враждебному внешнему миру. В объятиях мужчины было слишком хорошо, идеально, чтобы покидать их по своей воле. Да и в принципе осознавать, что с Дженсоном она в полной безопасности — то необходимое, что нужно было Энни для того, чтобы хотя бы присесть на кушетку и немного успокоиться.       — Да хватит уже цепляться ко мне! — в раздражении непререкаемым тоном бросил Дженсон ей в лицо. Не выдержал ее натиска и отошел в другой конец лаборатории. Выдохнул. Провел ладонью по лицу и наткнулся взглядом на висевшие на вешалке белые врачебные халаты. Снял один и отнес канцлеру. — Прикройся, — скомандовал он.       И вновь отошел в сторону.       Девушка вполголоса поблагодарила мужчину и накинула халат на плечи, продолжая тихо всхлипывать и стараясь не думать о тех минутах ада, произошедших с ней. Нет, она больше ни за что не вернется в свой кабинет и точно не станет в ближайшее время наводить там порядок. Да и к своим обязанностям ей тоже придется приступить только через какое-то время. Оно необходимо, чтобы дать возможность отойти от всего, что с ней хотел сделать Барри. И как он только докатился до насилия? Неужели сознание окончательно помутилось до такой степени, чтобы причинить ей едва ли не все виды боли?       Дженсон молча слушал ее тихий плач, по-прежнему находясь подальше от канцлера, борясь с возникшим чувством жалости к ней. Он и представить себе не мог, как этот избитый дрожащий комочек проблем в лице Энни так нуждался в его простой поддержке.       Дженсон медленно приблизился к ней и присел рядом, сочувствующе оглядел ее и ровным голосом приказал:       — Кончай сырость разводить. Это сделал Барри?       Она подняла на него заплаканные глаза и осторожно кивнула.       — Сволочь! Он ответит за это! — максимально сдержанно ответил мужчина, хотя внутри все горело от несправедливого отношения к канцлеру. Эта несчастная девушка никому не сделала ничего плохого. А с психопатом Барри пора разобраться раз и навсегда.       — Что вы с ним сделаете? — вполголоса спросила Энни, приложив два пальца к виску, из которого продолжала сочиться кровь.       — То же самое, что он хотел сотворить с тобой, — ответил Дженсон с присущей ему уверенностью. Энни хотела уточнить, что именно собрался сделать Дженсон, но не стала — все равно соображалось не так успешно, как хотелось бы. — Но тебя это уже не касается. Тебе врачу показаться надо, — добавил он, заметив, как Энни сморщилась от нового укола боли. Ее голова нещадно болела, ей не хватало свежего воздуха. — И не строить из себя недотрогу. Иначе ласты склеишь прямо здесь, чего и добивался этот кретин. Чего не позволю я.       — Нет… Я в порядке… — промолвила Энни, сутулясь от боли. Она непроизвольно коснулась руки Дженсона, почувствовав тепло его грубоватой кожи и секундный прилив сил, пока мужчина, скривив губы, не выдернул ее. Неужели канцлеру не ясно, насколько ему противны любые ее прикосновения?       — Я вижу, в каком ты порядке, — язвительно отреагировал мужчина. — Будь здесь. Я приведу врача.       Едва Дженсон успел сделать шаг в сторону двери, как услышал горькую мольбу:       — Не уходи… те… — прервалась Энни на полуслове, откашлявшись. В груди стало слишком тесно. Не пожалел Барри своих сил на удар. — Пожалуйста! Не бросайте меня. Прошу!       В ее глазах стояли слезы. Она умоляюще смотрела на Дженсона и желала только одного — хотя бы видеть его в пределах этой лаборатории. О большем она и думать не смела, несмотря на какое-то странное, тоскливое и непонятное в данной ситуации чувство, зародившееся внутри…       — Ты сумасшедшая? — его губы искривились в болезненной усмешке. — Предлагаешь мне вместе с тобой сидеть и ждать плачевных последствий расправы?       Его властный тон слегка образумил девушку и заставил обронить несколько тихих фраз:       — Мне страшно… Страшно, что он придет… Снова придет за мной… И… — перешла она на шепот, глотая внезапно вставший в горле удушающий ком.       Она впилась взглядом в его лицо, выискивая там понимание или жалость по отношению к ней, или каким-то чудесным образом появившуюся нежность, но нет. Ничего подобного не отражалось. Дженсон выглядел предельно спокойным и серьезным. Словно все, что испытывает Энни, не имело для него никакого значения.       — Не придет! — резко ответил он, пристально смотря на канцлера. — Я об этом позабочусь!       По щеке девушки скатилась очередная слеза, когда мужчина за секунду покинул лабораторию. И снова Энни ощутила, как в груди перестает хватать воздуха. Тяжелые мысли непосильным грузом заполонили все ее сознание и плавно перетекли в жгучую потребность поскорее избавиться от них. Она медленно опустилась спиной на кушетку и ощутила немыслимую пустоту внутри себя. Яростное желание защитить себя отпало окончательно, ведь так хотелось передать эту возможность тому, кто великолепно каждый день справляется с этим делом. Она резко втянула в себя воздух и заставила себя выбросить из сознания все, что касается начальника отдела безопасности ПОРОКа.