Пропуск на Олимп

Грейс

      — Преднамеренное убийство — умышленное причинение смерти другому человеку, — шепчу я, склонившись над чемоданом. — Думаешь, я слишком резка?       Поворачиваю голову в сторону Бруно. Он, положив морду на вытянутые перед собой лапы, тяжело вздыхает и закрывает глаза. Предатель. Шумно выдыхаю и вновь склоняюсь над своими вещами. Ищу что-то приличное для ужина.       Мне совершенно не нравится присутствие молодого человека у нас в доме. Не то, чтобы я была настроена против мужчин. Нет, я их люблю. И в принципе считаю приятным бонусом к нашей бренной жизни. Но Даниэль сразу вызвал несвойственное мне сильное и жгучее раздражение. Он за секунду превратился в красную тряпку, которую хочется разорвать на кусочки.       Как будто у меня с рождения заложена ненависть к таким самодовольным индюкам: хамящим и не видящим ничего дальше своего носа. Ко всему прочему, такая любезность со стороны мамы невольно заставляет задуматься и напрячься всем телом, ожидая подвоха.       Не скажу, что мама когда-то пыталась вмешаться в мою личную жизнь. Напротив, она во всем поддерживает и помогает. В отношения она влезла лишь раз, за что я ей безмерно благодарна.       Тревор был тем самым ужасным молодым человеком, о котором ходят легенды в компаниях. Отвратительный тип мужчин, что мнят о себе гораздо больше, чем являются на самом деле. А после загоняют в ловушку таких, как я, влюбленных дурочек.              Если бы не мама, наверное, я бы так и осталась в красивой клетке, обшитой изнутри колючими шипами. Именно она открыла мне глаза, когда на ее просьбы приехать к ней или же встретиться с друзьями, я просто-напросто отказывалась, считая, что и так мало времени провожу со своим молодым человеком. Я была так сильно влюблена и не могла снять розовые очки. Хотя, может, я сама не хотела от них избавляться. Мне казалось, что с Тревором я чувствовала себя в безопасности. Но кто же знал, что именно с ним я почувствую и угрозу.       Резко тряхнув головой, отбрасываю от себя всплывшие в воспоминаниях чужие темные глаза. И зачем я каждый раз возвращаюсь к этим эмоциям? Упираюсь ладонями в сложенные в чемодане вещи и сжимаю в кулаках топ из элитного шелка. Обещание быть сильной часто рушится, стоит оказаться наедине с собой.       — Это слишком, — поднимаю тот самый топ за лямки и откидываю его в сторону, схватив обычную широкую футболку.       Перекидываю волосы на одну сторону и выхожу из комнаты. Пес не следует за мной, когда я его зову. Лишь отворачивается и удобнее устраивается на холодном полу.        Конец июня в этом году в Англии выдался слишком жарким. Как и по прогнозам синоптиков все последующие два месяца лета. Не скажу, что я слишком довольна, ведь липкость тела из-за чрезмерной жары мало кого радует. Однако это лучше, чем вечная пасмурная погода.       Не торопясь, иду по длинному коридору, скользя мягкой подошвой тапочек по гладкому полу. В детстве я любила разгоняться и, как тогда казалось, со скоростью света врезаться в одного из родителей, стоящего в конце коридора.       Хотя мама не очень одобряла такие развлечения, папа был не против. Этим я и похожа на него. Своим желанием попробовать что-то новое, наплевать на правила и запреты. Это время — самое приятное в жизни, и я хорошо помню все моменты. Оно было таким насыщенным и ярким, и мне временами становится страшно, что такого больше не будет. Я боюсь потерять себя среди взрослых дел. Забыть, каково это — быть беззаботной.        Радует лишь перенятое от мамы чувство значимости в этом мире. Оно довольно часто не дает мне опустить руки и бросить все на полпути; не дает мне и сомнений, что любые ошибки можно исправить, а бояться их допущения не стоит.       От мамы, помимо любви к себе, я практически, по словам всех знакомых, забрала ее внешность: от зеленых глаз до густой копны волос, которая своим темным цветом все же досталась мне от отца. Как-то мама шутила, что ее рыжие волосы сделали бы нас близняшками, но папа благополучно спас нас от клейма сестер.       Держась за лаковый поручень лестницы, прислушиваюсь к голосам, доносящимся из столовой. Сладкий голос женщины смешивается с более грубым. Я хмурюсь.       Решив не задерживаться, проскальзываю в столовую. Привычная резная мебель снова возвращает на полгода назад, когда я вечерами сидела за длинным кухонным столом и наблюдала за мамой. Она часто отпускала прислугу на выходные и готовила сама. И, как истинный ценитель маминой готовки, скажу, что это действительно высший уровень мастерства.       Мама не один раз рассказывала, как папа в нее влюбился из-за покупных черничных маффинов. Из-за чего потом она долго проводила время на кухне и пыталась научиться печь. Только вот мама не знала, что папа сразу все понял, и голову ему вскружила далеко не выпечка. А милая улыбка и россыпь веснушек.       Так, довольно часто вспоминая все рассказы родителей, я приходила к выводу, что хочу такую же любовь, — чистую светлую — со всеми ее недостатками в виде коротких ссор, и со всеми ее издержками в виде попыток научиться чему-то новому со своим партнером.       Отрываю взгляд от мраморного пола и замечаю помимо Даниэля за столом темноволосую женщину. Боже, почему именно сегодня?       — Здравствуйте, — сухо произношу и занимаю место рядом с мамой.       Отмечаю явное сходство между Даниэлем и незнакомкой. Женщина оценивает меня точно таким же, как Даниэль утром. Я, растянув губы в милой улыбке и не желая становиться музейным экспонатом, отворачиваюсь.       Никогда не любила приемы или гостей, о которых меня не предупреждали. Каждый раз знакомиться с мимопроходящими людьми меня утомляет. Мне не нравится порой исходящая от незнакомцев наигранность в словах и комплиментах; их попытки найти рычаги давления и тем самым пробиться вовнутрь тебя, после ища поводы для сплетен.       Бегло смотрю на Даниэля. Он сидит ровно напротив и, сведя широкие брови к переносице, копается в телефоне. Наверное, выбирает строчку из песни, чтобы подписать ею фотографию в социальной сети. Или думает обойтись лишь набором смайликов. Огонек, вода и сотка — лучшие друзья симпатичных парней.       Даниэль похож на моделей из глянцевых журналов. На тех самых сексуальных парней на обложках, от фотографий которых хочется запустить руку себе в трусы. Только вот, глядя на индюка, мне хочется запустить пулю себе в висок. Ему не хватает мокрой майки, что облепляет рельефное тело, и соблазнительного взгляда, который отвлекает от заголовков. И Даниэль точно сойдет за одного из них.       Задерживаю взгляд на кистях мужчины. Крепкие, с отчетливо выделенными сухожилиями и переплетением синих выпуклых вен, что просачиваются сквозь карамельную кожу. Мужские руки всегда были одной из моих слабостей. Они мне кажутся той самой эстетичной частью тела, на изображение которой художники и скульпторы тратят достаточно много времени. Такие руки, как у Даниэля, точно могли бы стать экспонатом в одном из музеев. И нет, не потому что я бы с удовольствием их отрубила, а потому что они красивы.       Хотя мысль отрубить их и выставить в галерее на всеобщее обозрение кажется до одури адекватной. Боюсь представить, какой фурор в кругах ценителей искусства произведет данная композиция.       Тряхнув головой, чтобы вернуть себе трезвый рассудок, отвожу взгляд от кистей и пересекаюсь им с Даниэлем. Он самодовольно усмехается и откидывается на спинку стула. Медленно, растягивая момент, кладет телефон на стол и точно специально проводит по экрану ладонью.       Я хмыкаю и отворачиваюсь. Мама появляется буквально сразу. Она широко улыбается, но все же с недовольством осматривает повседневный образ.       — Судя по тишине, Грейс решила вновь все оставить на меня, — говорит мама. Она сбрасывает с плеч пиджак и остается в одной шелковой майке. — Ингрид, моя дочь — Грейс, — поворачивается в мою сторону. — Грейс, миссис Фальк — мать уже знакомого тебе Даниэля.       — Маргарет, ты и не говорила, что вы так сильно похожи, — отбрасывая маску серьезности, с восхищением произносит Ингрид.       — Я то же самое могу сказать и про вас, — мама вторит манере миссис Фальк, и я закатываю глаза, заметив, что Даниэль делает так же.       Ладно, возможно, не такой уж он и индюк. Протягиваю руку к стакану с водой и делаю небольшой глоток.       Когда взаимные любезности наконец-то закончились и нам принесли первое блюдо, я мягко выдыхаю. Все-таки брюссельская капуста. Супер, сегодня еще и без ужина или придется позже заказывать доставку.       Сменив стакан воды на бокал сухого вина, иногда выскребаю из тарелки кусочки грибов и орехов. Постепенно компания Даниэля уже не ощущается противной. Меня даже перестает бесить его взгляд в мою сторону. Вернее, я сама стала на него таращиться в ответ. Не знаю, всему виной второй бокал вина на голодный желудок или проснувшаяся во мне уверенность, что нож для масла в моих руках вряд ли нанесет сильный вред.       — Кстати, Грейс, как тебе Швейцария? — миссис Фальк уголком салфетки промакивает губы.       Растерянно моргнув, отвлекаюсь от собственных мыслей       — Поистине волшебное место. Природа, менталитет и достопримечательности, которые мне удалось посетить, оставляют трепет в душе и желание вернуться туда не один раз.       Швейцария стала для меня не просто местом для учебы, а своеобразным чистилищем. Там я смогла наконец-то прислушаться к себе и понять, чего я хочу от жизни.       — Никогда там не была, — говорит Ингрид, продолжая: — После того, как мы вернулись в Англию, в качестве отдыха всегда выбирали курорты, — когда я киваю, она отворачивается, перенеся все внимание на маму. — Как насчет совместной поездки? Конец августа — прекрасное для этого время.       Незаметно гляжу на Даниэля: он совершенно не заинтересован в диалоге. Разрезает на маленькие кусочки содержимое своей тарелки. Педант.       — На обратном пути можно заглянуть в Италию. Море в начале сентября там божественное. Я знаю одного шеф-повара в Катании, и его минестроне никого не оставляет равнодушным, — добавляет мама.       Решив принять такую же тактику игнорирования, незаметно вынимаю телефон из заднего кармана джинсов. Опустив его на бедро, листаю ленту социальных сетей. Тапаю два раза пальцем на фотографию Хелен. Как всегда прекрасна. Порой я даже завидую ее изяществу и умению преподнести себя. Мне же иногда просто нарисовать обычные стрелки лень.       — Грейс…              Листаю дальше, натыкаюсь на заснеженные Альпы. Неприятный холодок пробегает по загривку. Помню, в одни из каникул мы с Кевином решили посетить горнолыжный курорт. И когда мой дорогой друг затерялся где-то на склоне, я четко дала всем понять, что ноги моей больше не будет на их северном полюсе, а Сантос будет привязан наручниками к батарее в нашем гостевом доме. Ненавижу страх кого-то потерять.       — Грейс?       Вздрагиваю и отвлекаюсь от телефона. Все три пары глаз уставились на меня, и я неловко прокашливаюсь.       — Что?       — Как твоя галерея?       — Все хорошо. Я работаю над ней.       Замечаю, как Даниэль склоняет голову набок. Он скользит по мне взглядом, и я дергаюсь, чем вызываю усмешку.       Бесит!       — Думаю, Грейс сможет найти вам пару билетов на открытие, — мило говорит мама, и я киваю.       Про меня опять забывают. Мама с миссис Фальк погружаются в очередное обсуждение насущных проблем: биржа и новая коллекция ювелирных украшений.       Мягко выдыхаю и тянусь к сырной тарелке. Моя рука застывает в воздухе, и я сталкиваюсь с голубыми глазами Даниэля. Он первый успевает перехватить вилку с двумя острыми наконечниками. На его лице образуется ехидная ухмылка, а голос переполнен фальшью:       — Давай помогу. Какой тебе?       Я сжимаю челюсть и дергаю скулой.       — Шаурс, — говорю и с упоением наблюдаю за Даниэлем, который точно надеялся на более конкретный ответ. Удовольствие растекается по телу, пока самодовольный взгляд превращается в задумчивый и скользит по ассорти из сыра. — Спасибо, — резко отзываюсь, стоило нужному кусочку упасть в тарелку.       Фальк прикусывает передними зубами нижнюю губу и игриво подмигивает. Я чувствую, как мои щеки загораются румянцем, и прячу лицо за волосами. Аппетит от смущения сразу пропадает, и весь остаток ужина я не решаюсь оторвать взгляда от тарелки, чтобы опять не попасть в ловушку мужского внимания.       Иногда я прислушиваюсь к разговорам за столом, находя это интересным, и наконец-то выясняю, откуда мама знает Ингрид. Учились на одном потоке. Как банально. Только вот почему я ни разу не видела миссис Фальк у нас дома?       Немного хмурюсь. Стараясь вспомнить последние приемы, на которых бывала, и не нахожу среди лиц Ингрид. Я бы точно ее запомнила, — слишком она эффектная женщина. Даже на простой ужин в компании подруги она выбрала платье, что всем своим видом показывает бесконечность нулей на его ценнике. Да и укладка тоже блещет профессионализмом парикмахера.       Закидываю ногу на ногу и болтаю стопой в воздухе. Ладно, возможно, проблема не в моей короткой памяти, а в том, что на приемах я бываю редко. Убираю руки с приборов и позволяю милой домработнице забрать мою тарелку. Внутри все трепещет от долгожданного окончания ужина. Осталось лишь любезное прощание, и я смогу слинять в свою комнату.       — Как насчет попросить подать десерт на улице? У нас прекрасная открытая беседка, — воодушевленно говорить мама, и Ингрид кивает.       — Было бы замечательно.       Я поджимаю губы. Надежда вновь помахала мне белым платочком, а просьба мамы окончательно растоптала во мне веру в справедливость.       — Милая, покажешь пока Даниэлю сад? — мама ставит локти на стол и кладет на них подбородок. — А мы с Ингрид поболтаем.       Кажется, скрежет моих зубов слышно на том конце столовой. Мой стоматолог точно отрубит мне голову.       — Конечно, мам, — натянуто улыбаюсь и поднимаюсь.       Кипящее внутри недовольство смешивается со злостью. Стараюсь не обращать внимание на Даниэля, идущего сзади, и как можно спокойнее переобуваюсь. Выхожу на улицу и глубоко вздыхаю. Аромат цветущего неподалеку жасмина приятно отвлекает. Но стоит сделать пару шагов вглубь сада, как голос Даниэль догоняет меня.       — Так мы в салки играем, или ты мне сад показываешь? — поравнявшись со мной, спрашивает.       Кривлюсь и сжимаю руки в кулаки. Собрав всю силу воли, поворачиваю голову в сторону Даниэля. Он щурится на солнце и ухмыляется, от чего на правой щеке появляется ямочка.       — Я бы с тобой в прятки сыграла, — с наигранным весельем говорю и хлопаю глазами. Не дождавшись ответа, отворачиваюсь и иду дальше. Прохожу мимо небольшого пруда, замечая яркие красные пятна на посаженных рядом деревьях.       — Ты всегда такая? Такая недовольная и необщительная?       — Нет, только с теми, кто мне не нравится.       — Хочешь сказать, что я тебя не очаровал? — Даниэль делает пару широких шагов и обгоняет меня. Развернувшись спиной к тропинке, он неотрывно смотрит мне в лицо.              Задираю голову кверху, чтобы пересечься с посиневшим от солнца взглядом, и саркастично кидаю:       — Нет. Меня не очаровывают пернатые.       Даниэль наигранно ахает.             — Я понял. У тебя образ неприступной.       Рвано выдыхаю. Во мне плещет жгучая ярость с желанием как следует приложить симпатичное лицо Даниэля об какой-нибудь найденный неподалеку булыжник. Какое право он имеет так обо мне говорить?! Еще и таким самоуверенным тоном, будто давно получил в руки мою характеристику из старшей школы.       — Чего ты добиваешься? — сухо спрашиваю.       — Может, я хочу с тобой познакомиться и узнать поближе.       — А я не хочу. Мне сказали показать тебе сад, — сворачиваю с дорожки, направляясь к вишневым деревьям. — Поэтому молчи и любуйся георгинами. Можешь поползать по поляне, вдруг найдешь четырехлистный клевер.       Слышу, как Даниэль фыркает, и приподнимаю от удовольствия нос. Тянусь рукой к спелым ягодам и закидываю их в рот прямо с ветки. Кислый сок растекается по горлу, вынуждая поморщиться, но пришедшая после сладость затмевает все недостатки. Так и в жизни бывает. Сначала сплошная кислота и серость, которую ты терпишь, пока не доберешься до сладкой середины. Я всем сердцем надеюсь, что моя сладкая середина с каждым днем все ближе. Но, к сожалению, сейчас ближе становится лишь подошедший ко мне Даниэль.       — Ты точно не приемная? — интересуется он, просовывая руки в передние карманы брюк.       Сдуваю упавшие на лицо волосы и кидаю косточку от вишни в кусты. Вопросительно вскидываю бровь, в упор смотря на Даниэля.       — С чего бы это?       — Не верю, что Маргарет — твоя мама, — задумчиво говорит. — Ты — дикарка.       — А ты — индюк, — пожимаю плечами и плетусь дальше по саду. Совершенно нет дела до споров. Пожалуй, я слишком устала: часовой перелет, короткий сон и смена локации. Все это прямо и требует, чтобы мое тело оказалось закутанным в одеяло, а глаза — закрытыми. — Ты идешь или останешься смотреть на уток? Неужели, заводят?       — Ты же понимаешь, что мне совершенно неинтересен сад. И то, как ты ешь грязные ягоды. Ты в курсе, что на них отрава? — ведя рукой дугу, говорит Даниэль.       — В курсе. Я просто надеюсь, что отравлюсь, и твое общество перестанет нагнетать.       На этот раз Даниэль закатывает глаза и равняется со мной. Я изредка кидаю на него беглый взгляд, замечая его постепенное расслабление. Мне же наоборот становится некомфортно с каждой секундой. Тишина нагнетает, даже такое интересное занятие, как рассматривание цветов, не спасает.       — Я тоже не очень доволен всем этим цирком, — говорит Даниэль, когда мы останавливаемся у небольшого фонтана.       Плюхаюсь на бортик и упираюсь боковой стороной ладони в лоб, чтобы скрыться от солнца и посмотреть на стоящего напротив Фалька.       — Как у нас много общего. Что дальше? Поведаешь о своей любви к макраме и поделишься записями из личного дневника?       — Утоплю тебя в этом фонтане, — Даниэль складывает руки на груди и становится слишком широким. Ладно, возможно, я выбрала не слишком правильную тактику. Тягаться со здоровяком, что выше тебя на десяточку дюймов, точно было ошибкой. Опускаю ладони на бортик, сжав его края, и прикидываю, в какую сторону лучше всего бежать. — Ой, да ладно, неужели ты такая трусиха?       Морщу нос и отворачиваюсь.       — Нет, я просто…       Не успеваю договорить, потому что меня прерывает звонок чужого телефона. Даниэль щурится и отходит дальше, приняв вызов.       Шумно выдыхаю и опускаю локти на бедра, подперев кулаками подбородок. Рассматриваю кроны растущих неподалеку деревьев, изредка прислушиваясь к быстрой речи Даниэля. Когда смотрю в его сторону, то вижу, как он останавливается у куста декоративных роз и в наглую срывает листок. Я возмущенно хватаю ртом воздух, готовая начать высказывать все свои недовольства, но описание знакомой местности вынуждает захлопнуть рот.       — Кому ты описывал мой забор? — спрашиваю, стоит Даниэлю закончить разговор и вновь подойти ко мне       — Маминому мужу.       Я хмурюсь.       — Своему отцу, — неловко добавляю, и Даниэль резко дергает головой.       — Маминому мужу. Пошли, кажется, нас ждут на чай, — Фальк разворачивается на пятках и застывает. — Куда идти?       Поднимаюсь на ноги и довольно улыбаюсь, рассматривая переплетение дорожек. Из-за обильного количества высоких кустарников невозможно увидеть даже крышу особняка.       — Неужели мистер Фальк прослушал всю мою экскурсию? — издевательски тяну.       — А ты поняла, что моя компания тебе слишком приятна и решила насильно оставить нас здесь?       Сердито свожу брови к переносице и оставляю этот раунд за Даниэлем. Быстрым шагом направляюсь к беседке. Светлая крыша появляется перед глазами через пару минут, а в груди ощущается слабое давление от нехватки воздуха. Кажется, я слишком разогналась.       Ступив на невысокие ступеньки, замечаю за небольшим круглым столиком незнакомого мужчину. Он сидит рядом с Ингрид и что-то шепчет ей на ухо. Она растягивает губы в нежной улыбке и невесомым движением дотрагивается до чужой щетины.       Здороваюсь и занимаю место на одном из мягких стульев.       — Габриэль, это Грейс — дочь Маргарет, — миссис Фальк опускает свою ладонь поверх ладони мужчины.       Он кивает и широко улыбается, из-за чего в уголках его темных глаз появляются неглубокие морщинки.       — Очень приятно, Грейс.       — Взаимно, — хриплю и снова попадаю в плен бессмысленных вопросов.       Даниэль появляется чуть позже вместе с мамой, держа в руках небольшой поднос. Похоже, она перехватила Фалька по пути сюда. Выставив на небольшой столик креманки с джемом, мама садится рядом со мной и откидывает волосы назад, включаясь в беседу.       Когда мне становится более-менее комфортно, я окончательно расслабляюсь и уже не считаю гостей такими незваными. Наверное, всему виной вкусные бисквиты ручной работы и прохладный травяной чай. А, может, обычная усталость и потеря бдительности, что резко обрывается после выноса приговора.       — Какая нахрен свадьба?! — вскрикиваю и подскакиваю на ноги. — Вы здесь чем думаете? Задницей?!             — Грейс! — строго бросает мама, но мне становится абсолютно плевать.       — Не поверите, но я первый раз с ней согласен, — встревает Даниэль, чем разжигает во мне еще больше злости.       — Он же… он же настоящий придурок! — бросаю и восхваляю саму себя, увидев, как идеальное лицо Фалька исказила гримаса отвращения то ли от моего голоса, то ли от моего вида в целом.       — А она мнимая идиотка, — парирует Даниэль, неприлично тыча в меня пальцем.       Родители хором выкрикивают наши имена.       Я возмущенно хватаю ртом воздух. В голове нет ни единой мысли, что смогла бы мне помочь. Хочется вернуться на три месяца назад. В Швейцарию. Стоять в очереди за свежеиспеченным багетом и держать в руках горячий лавандовый раф. Беззаботно вносить правки в диплом и ненавидеть весь мир из-за отсутствия нужной информации в интернете и библиотеке. Хотя ненависть к миру во мне осталась. Даже стала еще больше.       — Грейс, послушай…       Мама начинает что-то активно мне объяснять, пока я затуманенным взглядом скольжу по всем присутствующим. Не понимаю, почему они так спокойны? Моя жизнь прямо сейчас свернула совершенно не в то русло. Я должна заниматься галереей, планировать свободное будущее. Да, господи, даже просто выбирать дизайн визиток! А не пытаться услышать никому не нужные разъяснения.       Выскакиваю из беседки и тяжелым шагом направляюсь в дом. Игнорирую крики мамы с просьбой вернуться, лишь хватаю брошенную днем в прихожей сумку и вылетаю на улицу. Не тревожу личного водителя и надеюсь, что в бумажнике есть деньги на такси.       Пока плетусь по дороге к концу комплекса, задумываюсь, что в свои двадцать четыре не могу отстоять ни свое мнение, ни личные границы. Привычка сбегать остается во мне с подросткового возраста. Тогда я часто скрывалась в глубине сада или же убегала на соседнюю улицу. Думала, это поможет, однако со временем поняла: проблемы не решатся, если от них убегать, но хорошо забудутся, если их запить.       — Кевин, не знаю, где ты сейчас, но ты мне нужен, — захлопываю дверь каба и крепче прижимаю телефон к уху.       — Что-то случилось?       — Случилось, дорогой друг. Третье на моем счету предательство.