Пропуск на Олимп

Даниэль

      Вынимаю телефон из переднего кармана джинсов и беглым взглядом скольжу по уведомлению.       — Да, смешайте все три сиропа, я многого прошу? — раздраженно бросаю и отворачиваюсь от бариста, задающего миллион ненужных вопросов.       Внимательно вчитываюсь в сообщение от мамы, направляясь к выходу из кофейни со стаканчиком дурно-пахнущего жженым сахаром кофе. С самого утра день кажется чертовой черной полосой, которая решила размазать меня за все совершенные ранее грехи.       Головная боль после вчерашней внеплановой вечеринки темной тенью преследует меня. Заставляет ненавидеть все живое, издающее звуки и находящееся в радиусе пятидесяти метров.       А мама со своим очередным светским раутом, на котором я должен быть как штык, сбила все мои планы. Последнее, чего мне хочется в этой жизни, так это мило беседовать с до швов во внутренностях придирчиво-приличной семейкой. Наблюдать, как под их острыми ножами растекается ненавистная мной кровь из стейков, и как их до дрожи в коленях волнует состояние биржи и их внешний вид.       Ко всему прочему и налетевшая на меня девушка, — хотя я назвал бы ее самой, что ни на есть хамкой — добила мою нервную систему и пошатнула веру в себя.       — На, — отдаю Эмме стаканчик с кофе и завожу машину, перед тем как вежливо выставить средний палец в окно.       — Кто-то сегодня очень злой, — Эмма качает головой и цокает языком.        Когда я поворачиваюсь в ее сторону, то она поджимает губы и старается сдержать улыбку.              — Еще слово, и ты идешь пешком.       Зачесываю челку назад и крепко сжимаю руль. Мокрая футболка неприятно липнет к телу, а злость на незнакомку со скоростью света разливается под ребрами. Сколько нужно иметь наглости, чтобы нестись сломя голову, так еще и искать виноватых?       — Ну очень-очень злой, — повторяет Эмма и, потягивая из трубочки сладкий напиток, слабо толкает меня в плечо.       Шумно выдыхаю и наигранно стираю невидимую пыль с рукава футболки, которая теперь отправится не в химчистку, а в мусорное ведро. Эмма хмыкает и заправляет за уши подстриженные по плечи темные волосы. От пестрых переплетений рисунков на ее руках начинает рябить в глазах.       — Может тебе перестать выбирать картинки в интернете и начать просто бить черное плотно? — спрашиваю, заметив на голом из-за шорт бедре Эммы прозрачную пленку, защищающую новую татуировку.       — Это забота, братик?       — Да, как старший брат я стараюсь сохранить твою праведность и долг перед родиной. Ко всему прочему, мне совершенно не нравятся комментарии под твоими фотографиями! — хмурюсь я, вспоминая, как первый раз в жизни завязал спор с каким-то безликим аккаунтом. Кажется, тогда я потерял свою честь. Но тактично стараюсь не упоминать об этом, чтобы Эмма вновь не начала подкалывать. — Почему в них не обсуждают меня? — приподнимаю бровь и кидаю беглый взгляд на сестру.       Она закатывает глаза.       — Ты выкладываешь фотографии с голым торсом, а мои подружки в эту же секунду репостят их себе, — морщится Эмма. — Тебя и так слишком много. К тому же, за пять лет у меня выработался иммунитет на тебя, твое эго и твое общество. Так что перестань играть в отца и занимать так много места в моей жизни.       — Поверь, последнее, что я хотел бы, так это быть твоим отцом, — улыбаюсь и неотрывно смотрю на дорогу, плавно останавливаясь на светофоре. Рукой тянусь к стоящей в подстаканнике банке энергетика и со звонким щелчком открываю ее. — Ты и так у меня работаешь и забираешь добротную часть выручки.              — Ты мне не платишь!       — Я перечисляю все на твой счет и даю тебе финансовую подушку на будущее, — делаю глоток и нажимаю на педаль газа. На языке растекается пресный вкус очередной порции яда.       — Дэнни, мне двадцать и моя судьба давно предначертана, — говорит любимая мною сестра, и я морщусь от ужасного сокращения своего имени. — Пока мама с папой думают, что я, как прилежная студентка, вливаюсь в сферу менеджмента и продаж, я тихо бью татуировки вместе с Ридом в одном из топовых салонов Англии. За деньги, — с презрением выделяя последнюю фразу, Эмма прокручивает колесико громкости на панели, отворачивается к окну и тихо напевает заученные наизусть песни Элвиса Пресли.       — Тебя хотя бы не отчислили?       — Пусть только попробуют.       Рвано выдыхаю и понимаю, что в свои двадцать вел себя точно так же. Только тогда на меня свалилась пятнадцатилетняя Эмма, мамина свадьба и незнакомый мужчина в доме. К последнему я привыкал дольше всего.       Когда мама, в мои шестнадцать, наконец подала на развод, она долго находилась в подавленном состоянии, забываясь на работе или с подругами. Я, будучи не слишком умным на тот момент, считал, что всему виной ее чрезмерная слабость по отношению к отцу и желание контролировать от нее не зависящие вещи.       Мама стойко, как ей казалось, держалась месяц.       Месяц находилась по уши в работе; месяц игнорировала меня и мои выходки; месяц уничтожала себя изнутри. Но сдалась.       Ровно за день были собраны вещи и покинута зона моего комфорта. Мама забрала у меня все: друзей, школу, страну. Любимая, сказочная Канада превратилась в туманную и сырую Англию, а я — в ненавидящего весь мир подростка.       Мне потребовался год, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Постепенно и мама приходила в себя. Хотя я не мог понять причины ее депрессивного настроения, если развод, на мой взгляд, был самым оптимальным решением. Но мама точно так не думала. Продолжала скучать по отцу и считать, что во всем виновата она и никто другой.       Так продолжалось еще два года, пока мистер Мур не появился на пороге ее фирмы и не начал ухаживать. Тогда мама начала таять. Не сразу. Постепенно в ее глазах появились знакомые мне искры, а губы чаще растягивались в теплой улыбке.       Габриэль увидел в маме особенную женщину. Влюбился в нее, спустя пятнадцать лет после смерти первой жены. Позволил своему сердцу биться сильнее и сделать смыслом жизни не только свою пятнадцатилетнюю дочь, но и нас. Хотя мне в целом было плевать.       Если Эмме удалось обрести двух родителей, и моя мама стала ей практически родной, то я так и не смог произнести колющее сердце слово «папа». Габриэль так и остался Габриэлем, или в более узких кругах просто Габ.       Однако сама Эмма заняла отдельное место в моем сердце. Наверное, потому что я всегда хотел быть старшим братом или потому что мне нравилось над ней издеваться. Кажется, оба понятия схожи по смыслу. Именно она поддерживала меня в трудные дни, как и я старался помочь ей. Эмма была единственной, кому понравилась идея с открытием клуба.       Вместе с ней мы долгими зимними вечерами вынашивали бизнес-план, думали над развитием и нелегкими путями старались обзавестись связями. Миновали родительский контроль, но не без намека требовали у них финансирования.Помню, тогда мы устроили настоящую презентацию, доказывая, что наш проект — лучшее вложение.       Не знаю, горела ли тогда Эмма таким же, как я, желанием открыть клуб или просто хотела стоять за DJ-ским пультом, веселя толпу и выпивая бесплатные коктейли. Но факт остается фактом, и именно благодаря ее помощи на одной из улиц Лондона сверкает неоновая вывеска «Олимп», напротив которой я останавливаюсь.       — Ты не идешь? — оборачивается через плечо Эмма.       — Нет. Надо переодеться и ехать на очередной показ для приличной семейки.       — Как хорошо, что я не вхожу в понятие «приличная» и умею врать.       Я недовольно закатываю глаза и передаю Эмме ее сумку с заднего сиденья.       — Я приеду либо поздно, либо не приеду сегодня вовсе.       — Значит, я за главную?       — Нет, — твердо произношу и вижу блеск в глазах сестры. — Нет, Эмма! Джош за главного, ты за пультом!       — Да-да, Дэнни, Джош за главного, — язвительно говорит и громко хлопает дверью, пропадая из моего поля зрения.       Сжимаю челюсть и отправляю сообщение Джошу, с просьбой не вестись на провокации Эммы и не выполнять никакие ее требования от моего лица.       Вновь выезжаю на трассу, прикидывая, сколько времени мне нужно потратить на дорогу и как скоро я вновь возненавижу мир. Когда получаю ответ от Эванса, откидываю проблему с клубом подальше.       С Джошем мы познакомились в магистратуре. Он стал моим близким знакомым благодаря общим интересам: тусовки, выпивка, девушки. Время шло и с последней парты в аудитории мы плавно перекочевали в клуб. Но на этот раз не для очередного марафона из шотов и красивых девчонок. А в качестве настоящих крутых парней в костюмах. Я стал владельцем, а Джош — администратором.       Наша ранее перечисленная троица творила добро и доставляла людям удовольствие, если верить отзывам и колонкам в модных журналах. За год «Олимп» поднялся выше своего дословного значения, а я в свои двадцать пять стал одним из самых завидных холостяков и настоящим Аполлоном, как писали обо мне в социальных сетях. Хотя я бы отказался от такого прозвища. Меня больше устраивает обычное Даниэль Фальк, с припиской — очаровательный красавец, сердцеед и просто милашка.       Приехав в особняк незнакомой мне семьи Вернер, я был приятно удивлен, когда меня встретила приятная рыжеволосая женщина Маргарет. Она с яркими огнями в глазах рассказывала про свой сад, перечисляя всевозможные названия растений, от которых взорвался мой мозг. Стоило дойти до более близкого знакомства, Маргарет посвятила меня в жизнь своей маленькой семьи. Она в красках рассказывала о своей дочери и ее достижениях, что я на секунду забылся, бездумно кивая. Погряз в своих мыслях, не замечая, как начинал строить в голове образ приличной девушки с кистями в руках и картиной под мышкой.       Однако какого было мое удивление, стоило вместо описанного ангела обнаружить у вольера ту самую утреннюю хамку. Тогда я почувствовал превосходство от недовольного лица удаляющейся в дом Грейс.       Сидя за столом и в саду у фонтана, я сам не замечал, как мельком разглядывал Грейс. Она не была похожа на других девиц. Не такая чопорная и воспитанная. Да и ее появление на ужине в обычной футболке, пока я восседал в выглаженной рубашке, блеск от запонок которой видно на другом конце вселенной, было явно не от большого желания показаться гостеприимной.       Испугавшись моей реплики у фонтана, Грейс напомнила мне милого ягненка. Своей невинностью и огромными испуганными зелеными глазами. Если бы мы познакомились при других обстоятельствах, я, возможно, задумался бы, что как вариант на вечер она неплоха.       На секунду я даже представил, как бы хрипло слетало ее имя с моих губ. Или как бы она закатывала глаза, стоило прошептать «agneau» ей на ухо. На деле же она оказалась дикаркой. Неприятной, противной и до коликов в животе бесящей меня.       Такой же неприятной, как только что вылетевшая из уст миссис Вернер реплика:       — Вам придется сыграть свадьбу.       Наблюдаю за представлением, что развернула Грейс, и довольно сдерживаю улыбку до того момента, пока меня не назовут придурком. Встреваю в разговор с желанием поставить здесь всех на место, но, когда юная Вернер широкими шагами покидает беседку, понимаю, что ее тактика приходится мне по вкусу.       — Даниэль! Ты куда?       — Подальше от этого цирка. Или вы действительно думали, что сможете нас свести, как парочку дворняжек? — задвигаю стул так, что его ножки противно скрипят по деревянному полу.              Даже обидно, я не успел доесть вкусное малиновое суфле.       Выхожу из беседки и чувствую настоящую злость на маму, Габриэля и самого себя. По-глупому повелся на этот цирк с ужином и очередным знакомством. Каждый раз наступаю на одни и те же грабли. Только сегодня они наконец ударили меня промеж глаз.       Мама нагоняет меня достаточно быстро, и я раздраженно поворачиваюсь в ее сторону.       — Даниэль, это нужно нам всем.       — Мне это не нужно, — на выдохе говорю я.       — Ты лишишься всего.       — Что за бред?             — Не мне тебе объяснять, что пока у тебя есть авторитет и связи, тебя никто не тронет. Стоит их потерять — твой клуб пропадет. И будет хорошо, если ты отделаешься легким испугом, а не окажешься за решеткой.       — Я работаю чисто.       — Это не волнует никого, если на кону стоит место в самом центре города, — мама поджимает губы. — Сейчас брак для нас — необходимость.       — И к чему привел твой брак? Ты здесь, а отец в Сен-Тропе с очередными девицами вбухивает деньги в алкоголь и сигары.       — Не говори так об отце! — громче, чем положено, произносит мама, взмахнув рукой.       — А как мне о нем говорить, мама? — наклоняюсь вперед и нависаю над матерью, чей рост доходит до моего плеча.       Она расправляет невидимые складки на своем платье и приподнимает подбородок. Ее злой взгляд не сулит ничего хорошего, и я делаю шаг назад.       — У них сеть ресторанов по всем Лондону. У нас огромнейшая база поставщиков. Они нужны нам ровно так же, как и мы им.       — Я здесь причем? Купите друг у друга акции, объедините компании, заключите бессрочный договор. Не мне тебе объяснять, как работать.       — С вашим браком на рынке мы будем более востребованы. У нас будет своеобразная подушка безопасности, которая укрепит наши позиции и покажет серьезность намерений.       — Ну так выдайте Эмму замуж.       — Дэн, Грейс точно не по вкусу Эмме, — мама нервно смеется.       — А в моем вкусе Меган Фокс, я же молчу, — язвлю в ответ.       — Даниэль, в этом нет ничего такого, — мама мягко перехватывает мою ладонь, и я опускаю глаза вниз, следя за ее нежными прикосновениями. — Обычная игра на публику. Сыграем пышную свадьбу. Вы пару раз засветитесь вместе и живите своими жизнями, пока мы будем скупать акции других компаний и поглощать мелкие фирмы.       На мгновение я задумываюсь, смотря в яркие голубые глаза матери. Она терпеливо ждет моего успокоения. Ждет, что я поведусь и соглашусь.       — Нет, мама, нет, — качаю головой и вырываю руку из ее хватки. — Ищите других подопытных кроликов и удовлетворяйте свои безумные фантазии.       Резко разворачиваюсь на пятках и, следуя примеру дикарки, покидаю территорию проклятого особняка. Ноги моей здесь не будет, даже под дулом пистолета. Похоже, это все аура Грейс. Она вселяет бесовство в людей и приводит к таким последствиям.       В голове не укладывается, чем нужно думать, чтобы предложить такое. Порой родители играют своими детьми, как игрушками. Выстраивают образцовый сценарий их жизни, где во главе стоят планы и желания, не выполненные ими. По их мнению, мы не имеем право на ошибки там, где ошиблись они. Мы должны стать их вылизанным до идеала отражением в зеркале.       Только вот на деле не выходит. В итоге личность загнана в клетку, а стоит попробовать показать свой характер, как из любимого идеала ты становишься ошибкой.       Их ошибкой. Но они этого не осознают. Или не хотят осознавать.       Не замечаю, как доезжаю до клуба и заваливаюсь в свой кабинет. Забываться в работе вошло в привычку. За год работы клуба мой организм привык не просто жить, а выживать. Помимо дневных попыток разобрать все доступные мне договоры, вечером и ночью нужно из занудного начальника превращаться в обольстителя женских сердец, ловеласа и желательно секс-символа собственного Олимпа.       Дергаю ящик стола и закидываю туда стопку бумаг с печатью. Блокирую ноутбук и сжимаю пальцами переносицу, надавливая на уголки глаз. В голове до сих пор звучит фраза про свадьбу и разгорается желание еще раз начать скандал, потому что я был слишком мягок.       Цокаю языком и, закатав рукава рубашки, тянусь к стакану с водой. Только касаюсь губами холодного стекла, как дверь в кабинет резко распахивается и покрытое красными пятнами лицо друга появляется в проеме.       — Дэн, там какая-то девушка оплатила всем заказы в баре, — торопливо начинает Джош. — И предлагает дальше коктейли за свой счет.       — Значит, закроем выручку раньше, — спокойно отвечаю и наконец делаю пару глотков.       — Да, только вот проблема, — Эванс мнется, и я поднимаю на него взгляд, вопросительно выгнув бровь. — Она оплачивает их под лозунгом: Фальк — убийца. Возьми коктейль — прикончи гада.       Удивленно икаю и резко поднимаюсь на ноги. Так резко, что кресло по инерции откатывается назад и врезается в стену. Я уверен, что мои шаги с оглушительной громкостью разносятся в пустом коридоре и перебивают музыку.       — Вон она, — Джош тычет пальцем в девушку, когда мы останавливаемся на балконе в VIP-зоне.       Упираюсь ладонями в железный поручень и стараюсь рассмотреть лицо незнакомки. Она практически залезла на барную стойку в другом конце клуба. Из-за пайеток на черном платье и софитов в глазах все расплывается и мне удается уцепиться лишь за длинные темные волосы.       — А она хороша, — говорит Эмма, и я поворачиваю голову в ее сторону. Она, сложив руки на груди, довольно улыбается и подмигивает мне. — Давно таких не было.       — Ты почему не за пультом?! — недовольно поджимаю губы и ощущаю очередную порцию раздражения за сегодняшний день.       Они все словно сговорились, чтобы довести меня до нервного срыва.       — Там пока Бобби, — обожаемая сестра тычет пальцем вглубь клуба, где в диких судорогах и под рев толпы худощавый парень словил прилив популярности.       — Эмма, сколько можно перекидывать работу на других?       Она вскидывает подбородок вверх и с уверенностью произносит:       — Я даю дорогу молодым.       Глубоко вздыхаю и, втягивая в грудь пропахший сладкими коктейлями воздух, до боли сжимаю челюсть.       — Дэн, семейные разборки хороши, но ее уводят, — встревает Джош, упираясь ладонями в поручни.       — Три амбала на одну девицу, — задорно говорит Эмма, хлопнув в ладоши.       Раздосадовано застонав, быстрым шагом направляюсь вниз по широкой железной лестнице, стараясь нагнать охранников. Пока пробираюсь через толпу, улавливаю нотки знакомого голоса, но не придаю этому значение. Но стоит выйти на улицу… Вмиг застываю и зажмуриваюсь до белых пятен перед глазами.       Это гребаное проклятие.       — Парни! Пустите ее! — кричу, огибая очередь, стоящую в клуб.       Вижу, как Грейс замирает, а после сильнее начинает брыкаться в воздухе, сдувая падающие на лицо пряди.       — Ты?!       — Я, — усмехаюсь и запускаю руки в передние карманы брюк, стоя напротив висящий на руках охранников Грейс. Я киваю им в сторону клуба, и они резко отстраняются, из-за чего Вернер едва не падает на землю. — И как я должен это понимать? Уже третий раз за день ты мне встречаешься. Ты, случаем, не помешанная на мне фанатка? — прищуриваюсь и сдерживаю улыбку, замечая вспыхнувшую злость в зеленых глазах напротив.       — Я и твоя фанатка? Только в твоих влажных фантазиях.       — Поэтому ты так хочешь за меня замуж? — нарываюсь и срываю гребаную чеку со всех женских предохранителей.       — Да ты! Ты! — Грейс сжимает кулаки и делает шаг ко мне, замахиваясь сумочкой и ударяя меня по бедру. — Я ненавижу тебя, — на ее щеках и шее появляются красные пятна, а сама она пылает от злости.       Когда она замахивается еще раз, я тяну ее за ремешок сумки к себе. Требуя успокоиться и вести себя нормально.       — Чтобы ты мне помимо жизни еще и прическу испортил? — рычит мне в лицо, и я морщусь. — А ну, пусти, придурошный, — она со всей силой дергает сумку на себя и отшатывается на пару шагов назад. — Идиот!       Несмотря на ее не слишком трезвое состояние, она хорошо стоит на каблуках.       — Ты… Ты…       — Успокойся, — перебиваю и выставляя ладони вперед.       Стараюсь подойти к Грейс ближе, но та лишь больше заводится и увеличивает децибелы.       — Хватит! — не выдерживаю и сам повышаю голос.       Грейс продолжает выкрикивать не связанные по смыслу ругательства и размахивать руками.       — Ты испортил мне жизнь! Ты убийца! Все из-за тебя!       Краем глаза замечаю, как вокруг нас собирается толпа зевак. Они скапливаются с огромной скоростью, и их гул перебивает крики Грейс.       — Я тебя ненавижу!       Морщусь и не контролирую себя. Обхватываю щеки Грейс, притягиваю ближе и с напором целую. Вкладываю в поцелуй все скопившееся во мне негодование с привкусом настоящей, пылающей в сердце ненависти. Грейс напрягается, но после поддается моим движениям. Опускает ладони на грудь, впиваясь ногтями в ткань рубашки. Отвечает взаимностью, и я, пренебрегая желанием размазать самого себя об асфальт, углубляю поцелуй. Губы Грейс мягкие и покрыты тонким слоем блеска, что чувствуется на собственных губах. Хочется растянуть момент, пока в легких не закончится воздух.       Скольжу по чужой щеке вниз. Спускаюсь к шее, плечам, пока ладонь удобно не ляжет на поясницу. Пайетки неприятно царапают кожу, но даже боль не отрезвляет. Притягиваю Вернер еще ближе. Почти соприкасаясь животами, растворяюсь в протяжном поцелуе, который разрываю, стоит услышать тихий стон.       Тяжело дышу и в упор смотрю на дикарку, пока та в трансе ощупывает свои губы. Прежде чем заметить яркие вспышки камер и новые возгласы толпы, хватаю Грейс за запястье и тащу ее застывшую тушу за собой.       — Что ты творишь? — волочась и едва переплетая ногами, кричит Грейс.       Она сильно дергает меня за руку и на ходу стягивает туфли, неловко перехватывая их в ладони. Я немного замедляюсь и продолжаю умело игнорировать ее возгласы. Ровно до того момента, пока мы не дойдем до моей машины.       — Что ты устроила? — останавливаюсь у двери и встряхиваю Грейс за плечи.       — Я спасала мир от зла! — вздергивает нос и тычет в меня туфлей.       — Ты выпотрошила весь мой бар, — я чопорно отодвигаю наставленный на себя острый мысок кончиками пальцев.       — Это издержки, — отмахивается и резко дергается, разворачиваясь. — Эй, пусти! Меня там ждут.       — Чтобы ты еще и снайпера наняла со своим желанием меня прикончить? Мы едем домой, — тяну Грейс за запястье и, прикрывая ладонью ее затылок, заталкиваю на заднее сиденье автомобиля.       Захлопнув дверь, раздраженно поправляю рубашку и зачесываю волосы назад. Втягиваю прохладный вечерний воздух и, прикрыв глаза, искренне надеюсь, что это все глупый сон. Сейчас пройдет десять секунд, и я проснусь в мягкой кровати на втором этаже своей квартиры. Позавтракаю заказанными из ближайшего ресторана панкейками, выпью кофе и поеду в клуб.       Но стоит мне открыть глаза, и мечты развеиваются. Передо мной не светлый потолок спальни, а темная крыша автомобиля, внутри которого мое проклятие. Сжав кулаки, огибаю машину и занимаю водительское место.       — Напомни адрес, — открываю навигатор на телефоне, застыв над клавиатурой. Жду какое-то время, думая, что алкоголь затмил разум Грейс и ей нужно больше времени на формирование предложений. А когда оборачиваюсь, вижу, как та прижимает колени к груди и пускает слюни на кожаные сиденья.— Да ты издеваешься? — упираюсь лбом в оплетку руля. Пару раз бьюсь об нее и мысленно прикидываю, в какую часть Темзы скинуть автомобиль вместе с безжизненным телом дикарки.