Защитный механизм | FAILSAFE

Драко смотрел на мерцающее пламя, пока тени в комнате становились всё гуще с каждой минутой, которую он проводил в одиночестве после ухода Джинни. Он не знал, как справиться с чувствами, не блокируя их — поэтому он попытался их подавить. Он построил плотину, чтобы удержать их на расстоянии, но чем сильнее он старался, тем больше они, казалось, разрастались внутри него. Драко закрыл глаза и попытался сосредоточиться на укреплении каменной стены, но звук её голоса в классе продолжал звучать в его голове, заглушая то чувство покоя, которое он раньше находил в воде. Кирпич за кирпичом стена возвышалась, блокируя течение воды и заставляя её застыть, как ледяной покров. С закрытыми глазами он вспоминал, как она смеялась над его шутками, и как язвительно отвечала, когда он был жесток. Ужас в её глазах и то, как он не хотел её подводить. И то, как в итоге он всё же её подвёл, потому что она умоляла его не оставлять её одну, а он оставил. Это было невыносимо. С помощью своей магии он тщательно возводил стену, камень за камнем, пока она не засияла в его сознании, укрепляясь, чтобы стать нерушимой. Гостиная наполнялась звуками болтовни и смеха возвращающихся студентов, и Драко крепче зажмурил глаза, пытаясь взять себя в руки, прежде чем всё рухнет. Он почувствовал, как диван рядом с ним прогнулся, и вода забурлила сильнее. Голоса окружающих его людей становились громче, пока он пытался спрятаться за камнем. Он не осмеливался открыть глаза. Драко резко вздохнул, продолжая думать обо всех тех вещах, что давили на него тяжким грузом, и которые могли бы утянуть его на дно в одно мгновение, если бы он позволил. До того, как его заперли в Азкабане, совладать со своей магией было намного проще, но теперь, когда он восстановил её, он чувствовал напряжение, пытаясь держать её под контролем. Однако окклюменция была подобна мышце — чем больше он тренировался, тем сильнее она становилась, и скованность его попыток постепенно уменьшалась. Громкий треск заставил его открыть глаза; смех Грейнджер, донесшийся с другого конца комнаты, привлёк его внимание к этому звуку. Он почувствовал, как вода в его мыслях меняется, но продолжал держаться за камни. Драко наблюдал, как она непринужденно смеялась вместе с трио, и боль в груди усиливалась вместе с толстым слоем зависти, которая вяло растекалась по его телу, как грязь. Глубоко вздохнув, он снова закрыл глаза, ощущая тепло камня, когда его руки скользили по трещинам. Сжав пальцы в кулак, чтобы унять дрожь, он использовал камни, чтобы прогнать все свои страхи. Драко боролся с водой, чувствуя, как по лицу струится пот, а ладони жжёт от впившихся в них ногтей. Прошло так много времени с тех пор, как он нуждался в помощи, и от смущения вода переливалась через край. Пэнси впервые помогла ему на шестом курсе, когда Северус научил Драко более глубоким методам защиты своего разума и самого себя. Сперва, он отказался. Но после бесчисленных беспокойных, бессонных ночей, когда его взгляд был прикован к балдахину над головой, у него не было другого выбора. Он почувствовал её невесомое прикосновение к своей руке, лёгкое похлопывание, которое было одновременно знакомым и незнакомым — оно вернуло его в прежние времена. . С колотящимся сердцем Драко, забыв о гордости, постучал в дверь своего крёстного посреди ночи. Когда профессор открыл дверь, Драко почувствовал исходящие от него эмоции. Выражение было жалостливым, но он ничего не сказал. Он просто шире распахнул дверь, пропуская его внутрь. Когда Снейп погрузился в его разум, юный Драко оказался слишком истощённым, чтобы защищаться, и его попытки возвести барьеры для защиты мыслей рухнули. Следующей ночью Драко подумал, что лучшим способом хранения его мыслей станут книги, но как только Снейп вошел в его разум, те с треском разлетелись на части; воздух наполнился трепетом бумаги и запахом чернил. Драко открыл глаза и увидел, что взгляд Снейпа, полный сочувствия, сменился бурей ярости, когда он вышел из комнаты. Он должен был знать, что Северус увидит её — библиотека в его сознании подражает той, где он так часто за ней наблюдал. На следующую ночь он держался подальше от его кабинета, боясь дать объяснение, которого у него не было. Драко никогда не понимал своего увлечения гриффиндоркой. Возможно, сначала он наблюдал за ней, чтобы понять, как она постигает понятия, выходящие за рамки того, на что, по мнению его отца, была способна грязнокровка. Что если бы он смог найти причину, по которой она была быстрее, сильнее и способнее, возможно, он смог бы подражать ей. Он хотел доказать, что дело не в её способностях, а в том, что у неё есть преимущество, которого нет у остальных. Но пока он наблюдал за ней, его любопытство переростало в восхищение. Он видел, что её сила заключалась не в том, что она сглаживала углы или получала особое отношение, а в её нежелании сдаваться — она работала усерднее, училась дольше и не отступала, пока не получит ответы, в которых нуждалась. То, как работал её мозг, превосходило всё, что он когда-либо видел, потому что, когда она, наконец, приходила к пониманию, на её губах появлялась лёгкая ухмылка, и она продолжала — всегда стремясь к большему. Грейнджер хотела не только знать, как что-то сделать, но и как это усовершенствовать. Она не собиралась сдаваться и двигаться дальше. Она продолжала до тех пор, пока не достигала идеала, и там, где большинство праздновало свой успех, она переходила к следующему этапу. Однажды после зелий Снейп отозвал его в сторону. Драко знал, что выглядит паршиво — Блейз счёл своим долгом напоминать ему об этом каждый день. Бессонные ночи стали ещё хуже, когда он перестал практиковаться. Какой в этом смысл? В отличие от самой яркой ведьмы, неудачи не подстёгивали его так же, как её. В его жилах текла чистая магия, и мысль о том, что он недостаточно хорош, чтобы сделать что-то такое простое, как окклюменция, приводила его в ярость. Это не подталкивало его к действию, как должно было. — Когда ты был маленьким, твой отец брал тебя с собой в Хогвартс, когда ему нужно было по делам. Куда ты обычно бегал? Драко не понял вопроса, его крёстный знал, куда он пойдёт, потому что всегда находил его раньше отца. Когда Люциус в конце концов появлялся, его лицо искажала гримаса гнева, и тогда Северус брал на себя вину за то, что показывал ему окрестности. Так зачем он спрашивал его? — Озеро, — выдохнул он, нахмурив брови в попытке понять, почему это имеет отношение к делу. — Почему? Этот вопрос вызвал у него беспокойство. Он никогда ни с кем не говорил о том, как он смотрел на воду, пока день шёл своим чередом. Драко зачарованно наблюдал, как рябь, появившаяся от чего-то в озере, постепенно утихала, и поверхность снова становилась гладкой и неподвижной. Независимо от того, что касалось водной глади, насколько большими или маленькими были волны, вода успокаивалась. Как только он осознал это, он ощутил, что снова может дышать, и гнетущее чувство, которое он испытывал с тех пор, как принял Тёмную Метку, исчезло. И вот, той ночью, когда Драко не спалось, он решился ступить в темноту. Но направился он, не в кабинет профессора, а к озеру, где стоял его крёстный, освещённый лунным светом, и ждал его. Без предупреждения Снейп проник в его голову. Драко представил себе спокойные воды, и как бы яростно Северус ни бил по воде, какую бы большую волну не вызывал его удар, он знал, что она снова успокоится. Он возвёл каменный барьер вокруг волн, вызванных крёстным, и жалость в глазах профессора сменилась гордостью. Впервые с тех пор, как его отец потерпел неудачу, Драко почувствовал, что он может справится. Драко обратился к этому воспоминанию, пока его рука скользила по гладкому камню, а на коже всё ещё ощущалось лёгкое похлопывание. Впервые Пэнси сделала это за ужином однажды вечером на шестом курсе. Голос Дамблдора заполнил Большой зал, и когда их взгляды встретились, по его спине пробежал холодок. Закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на установке барьера, прежде чем директор его раскусит, Драко почувствовал, что задыхается. Когда Пэнси стала постукивать по его руке в постоянном ритме, он подстроил под него своё дыхание, что помогло отвлечься от обуявшего его страха. После того, как Драко успокоился, он с благодарностью сжал её руку, и всякий раз, когда она была рядом, а его душевное состояние становилось для него слишком тяжелым, она использовала тот же способ. Он вдыхал на протяжении трёх постукиваний, задерживал дыхание, а затем выдыхал на пятом. По мере того, как он сосредотачивался на счёте и ритме, окружающий шум превращался в отдалённый гул. Камень твердел, а трещины в его разуме затягивались, пока он медленно не разжал руку, позволяя Пэнси переплести свои пальцы с его. Он открыл глаза и встретил её встревоженный взгляд. Слабый свет гостиной выделял её глаза, и Драко был поражён, обнаружив, что они не зелёные, как всегда говорили. Если как следует вглядеться, можно было заметить в них глубокий голубой оттенок. Её пристальный взгляд напомнил ему о скрытых оттенках синего и зелёного, которые можно было найти в мутных водах Чёрного озера, особенно когда они были залиты непролитыми слезами, как сейчас. Влага делала их ещё красивее, и Драко ненавидел себя за эту мысль. Он отвёл взгляд и посмотрел на Тео, который принёс тарелку с едой и теперь сидел с другой стороны. Взяв тарелку из рук Тео, Драко заметил беспокойство в его глазах. В это мгновение он почувствовал, как стены, которые он возвёл вокруг себя, медленно рушатся; вода просачивалась сквозь щели и каскадами стекала по некогда прочному камню. Он слишком устал, чтобы чинить их, поэтому они сели вместе и молча поели.

***

Драко проснулся от того, что Тео ворочался в простынях, но на этот раз он решил остаться в своей постели. Вскоре после того, как все разошлись по комнатам, Грейнджер застала его в гостиной, пробормотав, что Тео нуждается в нём больше, чем готов признать. После недавней вспышки брата в классе Драко осознавал правоту её слов, но не мог сдержать того, как его челюсть сжалась, а скрежет зубов наполнил воздух, пока он боролся с собой, чтобы остаться там с ним. Драко слишком хорошо знал, какой ужас таят в себе его собственные кошмары, и по этой причине мысли о той ночи, когда он случайно заснул рядом с Гермионой, раздирали его изнутри. Терпела ли она его резкие крики и то, как он ворочался с боку на бок, сражаясь с демонами своего подсознания? Когда он проснулся, она лежала, прижавшись к нему, но они никогда не говорили об этом. Сказала бы она ему, если бы это происходило, или предпочла бы сохранить его достоинство, не упоминая об этом? Драко не был уверен, какой вариант он бы предпочёл бы, если быть честным с самим собой. Он почувствовал тупую боль в груди, не в силах выбросить мысли о ней из головы. Была ли она одна в гостиной у камина? Ушла ли она в свою комнату, зная, что его там не будет, и спокойно спала без него? Драко эгоистично надеялся, что это не так. Ему хотелось верить, что она тоже смотрит на свой балдахин, мечтая, чтобы они вместе сидели у камина и читали. Драко понимал, что не должен позволять своим мыслям уноситься к ней. Ему следовало быть более сдержанным. Желание быть рядом с ней одолевало его всякий раз, когда надвигались тени, и он пытался — Драко в самом деле пытался — обуздать его. Но эта бесполезная борьба не продлилась долго. Он поднялся на следующий день и противостоял настойчивому желанию Тео оставаться позади него, пока они очищали классы. Всё это время Драко считал минуты до наступления ночи, которая приблизит его к тому, чтобы быть с ней. Она предпочитала оставаться на диване с той самой ночи, когда они заснули вместе, и Драко, опускаясь рядом с ней, заставлял себя отказаться от желания занять свой трон. Каждый вечер они сидели вместе в уютной тишине, и единственными звуками было тихое потрескивание огня и шелест страниц, которые она переворачивала во время чтения. Драко наблюдал, как она погружалась в истории, в то время как он просто наслаждался её присутствием. Ему больше не нужно было искать убежища в царствах фантазий, не нужно было находить утешение в книгах. Быть здесь, с ней, было единственным спасением, которое ему требовалось. Честно говоря, это продолжалось дольше, чем ему хотелось бы признать. У него просто не было такой возможности. Время от времени она задавала какой-нибудь случайный вопрос, cловно он был в курсе разговора, который она вела сама с собой. Это всегда была тема, на которую не существовало однозначного ответа. Она просто размышляла вслух над жизненными вопросами, как будто Вселенная должна была дать ей ответ, потому что она выпускала свои слова в прохладный ночной воздух. С первого же вечера Драко не позволял себе засыпать рядом с ней. Он слишком боялся, что его будут мучить кошмары, слишком боялся упустить возможность отдохнуть с ней. Он цеплялся за неё, как за спасательный круг. Всякий раз, когда он чувствовал, что не может справиться с беспокойством Тео, он прокрадывался в гостиную. С каждым словом, которое они произносили, она становилась всё ближе, пока, в конце концов, не засыпала, а её слова всё ещё витали в воздухе. Он лежал там без сна, ощущая прикосновение её шоколадных кудрей к своей коже, а оранжевые отблески огня освещали её веснушчатое лицо. Когда вставало солнце, он укладывал её на сиденье и уходил в свою комнату, чтобы заснуть беспокойным сном поверх одеяла, пока все остальные не встанут. Но с каждой прошедшей ночью ему становилось всё труднее и труднее придерживаться привычного распорядка дня, тёмные круги под глазами становились всё глубже, и никакие чары не могли их скрыть. Беспокойство Пэнси и Тео нарастало с каждым утром. Пэнси вилась рядом с ним у стекла перед Чёрным озером, когда они оба пили чай, а Тео не отходил от него ни на шаг за дверями подземелий, из-за чего Драко упускал момент, когда директриса ставила их в пару. Он тонул под тяжестью всего этого, пытаясь выглядеть храбрым перед ними, как делал это всегда. Он не знал, как признаться им, что рядом с ней он мог бы бороться с ночными кошмарами, и к тому времени, когда он засыпал всего на несколько минут перед тем, как пора было вставать, его изнеможение делало невозможным даже сновидения. Но шли дни, и его работа с палочкой становилась всё более небрежной, он терял концентрацию. Тени, казалось, двигались в поле его зрения даже днем. Каменные ступени словно шептали ему на ухо, как шипящая змея. Он чувствовал, как туман в голове затягивает его вниз с каждой произнесённой руной, как будто он снова тонул. Когда он наколдовывал руны, тени замка, казалось, обвились вокруг него подобно змее, отчего его конечности отяжелели. Внезапно он споткнулся о неровные камни, ощущая их шероховатую текстуру на своей коже, и наткнулся на Эдриана, который был занят своим собственным заклинанием. Его взгляд был отстраненным и расфокусированным, а магия, исходившая из его ореховой палочки вместо обычного огненно-красного цвета излучала слабое голубое сияние. Эдриан выругался и схватил Драко за руку, чтобы помочь ему сохранить равновесие. Драко отпрянул, поскольку заклинание не ушло в стену, как это делали руны. Вместо этого оно заскользило по ней, словно виноградные лозы, а по старому камню прокатился раскат грома. Пол задрожал под ними, смех Пэнси, разносившийся по коридору, эхом отдавался в ушах Драко, заставляя его съёжиться. Головная боль от недосыпания пульсировала в висках. Он не мог сосредоточиться, так как обломки сыпались на пол в такт громким трескучим звукам, и свирепый взгляд Пьюси встретился с его взглядом, когда тот осматривался по сторонам. Драко проследил за его взглядом, остановившимся на Золотой троице, выходящей из класса. Гарри оттащил Гермиону от дверного проема как раз перед тем, как дверь с грохотом захлопнулась, и они оказались в ловушке в коридоре. Вцепившись друг в друга и не произнося ни слова они ждали прекращения толчков, но тряска продолжалась. Голос Гермионы был едва слышен, когда она заговорила, её тихие слова сливались с громоподобным звуком камня. — Пьюси. Имя волшебника прозвучало в воздухе, подобно пению птиц, исполняющих чарующую мелодию, отчего Эдриан крепче сжал его руку. — Я не хотел использовать магию, — процедил он сквозь зубы. Смех, доносившийся с другого конца коридора, отражался от стен вокруг них, становясь все тише и тише, пока не превратился в слабый шепот. — Я знаю, — пробормотала она, её взгляд метнулся к тому, как крепко он держал Драко за руку, и она наморщила лоб. С прерывистым вздохом Адриан отпустил его и начал объяснять, почему он вцепился за него. Когда Гермиона услышала о его падение, в её взгляде, казалось, промелькнуло что-то, чего Драко не смог определить, прежде чем Гарри приказал всем вернуться в гостиную. Пока они шли, Гермиона держалась рядом с ним. Несколько раз, когда шёпот становился громче, он оборачивался, чтобы убедиться, что она молчит, и каждый раз, когда их взгляды встречались, он видел нахмуренные брови и беспокойство, написанное на её лице. Он ненавидел то, что это преследовало их всю обратную дорогу. Когда они уже собирались переступить порог, Драко споткнулся, и Тео схватил его за руку, направляя к дивану. Сознание Драко меркло, и он отчаянно пытался удержаться за него, борясь с темнотой, которая затягивала его в себя. Несколько часов спустя, когда он проснулся, в комнате было прохладно, что так отличалось от тепла огня, который больше не горел. Угли остывали, и их тёплое оранжевое свечение постепенно угасало. Пронизывающий холод в комнате заставил его вздрогнуть, и он почувствовал пустоту в желудке, когда понял, что её здесь больше нет. Он наблюдал, как тени перемещаются по стенам, предвещая восход солнца. Но она так и не появилась.

***

Вода хлестала по спине, пока он пытался смыть разочарование. Драко знал, что ему не следовало привязываться к чему-то, что он обречён потерять. Отец всегда говорил ему, что привязанности делают человека уязвимым. Он посмеялся над этими словами, когда услышал их в первый раз, потому что его привязанность к другим слизеринцам — Пэнси, Тео и, увы, к язвительному засранцу Блейзу Забини — была тем, что придавало ему сил в минуты слабости. Когда он думал, что не выдержит и дня, всё, что ему требовалось, — это нежное прикосновение Пэнси, неуместная шутка Забини и небольшие передышки, которые давал ему Тео, когда он не мог выдержать очередной удар, — всё это помогало ему двигаться вперед. Но с Грейнджер он, наконец, смог понять, что имел в виду отец. Одна ночь, когда она не пришла, и он во всех подробностях прокручивал в голове их последнюю встречи, пытаясь найти объяснение, и это ощущение отвергнутости терзало его сильнее, чем что-либо раньше. Он яростно ударил кулаком по стене, чувствуя, как вода стекает по его спине, и использовал это, чтобы успокоить своё огорчение, погрузившись в мысли о тихих водах. Прошло некоторое время после завтрака, прежде чем Драко смог совладать со своими эмоциями. Когда он вышел в общую комнату, то был потрясён, обнаружив, что никто не готовился к новому дню. Вместо того, чтобы после еды сбиться в свои обычные группы, они расположились в главной части гостиной, и воздух был наполнен их смехом и разговорами. Голос Уизли эхом гремел на всю комнату, и было ясно видно, как Поттер прикрывал лицо руками. Волшебные шахматы между ними ожили, фигуры Вислого с громким стуком атаковали короля Гарри. — Ты почти справился, Гарри, — ухмыльнулся этот придурок. — Ещё раунд? — С этими словами фигуры вернулись на начальные позиции. Драко всегда восхищало то, что игровая доска предугадывала команды ещё до того, как они были произнесены, а в фигурах пульсировала какая-то особая магия. Драко никогда не увлекался шахматами. Его отец считал, что это пустая трата времени, что за игрой ничему нельзя научиться, но, наблюдая, как они начинают очередной раунд, Драко уже не был так уверен в правоте отца. По тому, как играет противник, можно многое узнать о нём. Рыжеволосый гриффиндорец был очень осторожен в своей стратегии, переводя взгляд с одной шахматной фигуры на другую, он внимательно следил за ходами Гарри. Прежде чем его конь уничтожил очередную пешку, он изучил все возможные варианты. Избранный, полагаясь на удачу, быстро и безрассудно передвигал свои фигуры, и лишь после того, как убирал руку, осознавал свою ошибку — на секунду позже, следовало. Драко отвернулся, когда пешка Вислого уничтожила пешку Поттера. Обнаружив, что чай ещё остался, он налил себе чашку и вернулся на своё обычное место, любуясь великолепными оттенками воды. Улыбка тронула уголки его губ, когда он почувствовал приближение Пэнси, и тревога предыдущей ночи, казалось, рассеялась, потому что, как бы его ни задело то, что Грейнджер не показалась прошлой ночью, Пэнси всегда была рядом. Он хотел найти слова, чтобы выразить благодарность за те простые, но значимые вещи, которые она для него делала. — Поттер говорил с Макгонагалл сегодня утром. После вчерашнего она считает, что нам лучше подождать день, чтобы замок успокоился. Золотой отряд очистил последнюю классную комнату, так что завтра утром мы снова должны будем разбиться на пары. Панси говорила тихо и без особого энтузиазма, будто ей претила мысль о том, чтобы снова работать в парах. После происшествия с Джиневрой прошло несколько недель, но Драко всё ещё иногда ловил на её лице тень тревоги. У него не хватило смелости посмотреть ей в глаза, когда он дал ей ложную надежду. — Что ж, Джиневра уехала, — прошептал он. — Так что тебе не нужно беспокоиться о том, что кто-то может пострадать. — Его губы изогнулись в ухмылке в ответ на её насмешливое фырканье. — Всё будет хорошо, я обещаю. — Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, Драко. — Её голос задрожал, — Что случилось с Эдрианом вчера? Драко приподнял бровь, когда она назвала этого волшебника по имени. — Когда это Пьюси успел стать Эдрианом? — Перестань увиливать. — С Пьюси ничего не случилось. Я споткнулся, он поймал меня, и его магия дала осечку. Он не хотел этого. Вина лежит на мне. Она придвинулась к нему, и когда её голова опустилась на его плечо, он почувствовал, как влага просочилась сквозь рубашку. Он посмотрел на неё и заметил, что по её лицу текут слёзы. — Не плачь, Пэнси, ты же знаешь, я не знаю, что делать с плачущими женщинами. — Я не плачу, — всхлипнула она. — У меня слезятся глаза от твоей глупости. Почему ты не спишь, Драко? Из-за Тео? Я думала, ты приходишь сюда, когда становится слишком тяжело. Настала очередь Драко сменить позу, стараясь не задеть Пэнси и неловко переминаясь с одной ноги на другую. — Она не пришла прошлой ночью. — Он понятия не имел, почему у него вырвалось это признание, и тут же пожалел, что не может взять слова обратно. — Ты не спал и до этой ночи, Драко. Когда в последний раз ты спал больше часа? И то, как ты вчера просто отрубился, не в счёт. Он отвёл взгляд, оставив вопрос без внимания, и в комнате повисло напряженное ожидание Панси. Она будет ждать, пока он не заговорит, так что не было смысла откладывать разговор, но он и сам не был уверен. — Я не знаю. — Утро, когда я разбудила тебя, было последним разом, Драко. Его брови удивлённо сошлись на переносице. Откуда она знала, когда был последний раз? Но она была права. С той ночи он не мог вспомнить ни единого раза, когда ему удалось нормально поспать. — В прошлый раз я чуть не причинил ей боль, и, честно говоря, это единственное время, когда мой разум, кажется, отдыхает, бодрствуя, пока она спит. Что с ним было не так? Он редко позволял себе подобные откровения. Поднеся чай к носу, он принюхался, но почувствовал лишь аромат «Эрл Грея». — Сыворотка правды не имеет запаха, придурок, да и где бы я взяла такое зелье, учитывая состояние замка? — Её голос повысился от сдерживаемого смеха. — Ты ещё больший параноик, чем Теодор. — Голос Пэнси дрогнул, когда она произнесла его имя. Вздохнув, она прижалась к его руке, и они стояли так, пока он не допил свой чай. — Ты должен дать ей возможность объясниться, Драко. Если время, проведённое с ней, так много значит для тебя, проглоти свою гордость и спроси её. Грейнджер ничего не делает без причины. Я думала, за тобой утомительно наблюдать, когда ты размышляешь, но клянусь, её мысли могут могут дать фору твоим. Драко знал, что она права, но учитывая, что Грейнджер не появлялась прошлой ночью, он не был уверен, сможет ли он застать её одну, чтобы хотя бы спросить. Ни за что он не станет делать этого при всех.

***

Немногие знали о нише за гобеленом. Драко замечал, как Блейз, Тео и Панси время от времени входили и выходили из-за него с того дня, как они вернулись, но сам он предпочитал избегать любых пространств, где они могли бы загнать его в угол своими вопросами и опасениями. Убежище не было широко известно даже среди слизеринцев. Знание об этом месте, прикрытом чарами «не замечай меня», передавалось из поколения в поколение. По крайней мере, так это делалось раньше. Люциус рассказал Драко об алькове ещё до того, как он поступил в Хогвартс, и поэтому, когда он пришёл в школу, ничто не могло удержать его в стороне. С годами знание перешло от старших, к наиболее чистокровным, и лишь немногие из них могли наслаждаться уединением в этом месте. Учитывая состояние гостиной, он предположил, что заклинание также сохраняло эту комнату скрытой и нетронутой. Как бы Драко ни любил власть своего трона, свободу скрытого алькова он ценил больше. Комната внутри была не слишком просторной, но даровала уют. Большую часть комнаты занимал длинный диван, обитый тканью, а не кожей, а посередине располагался небольшой деревянный столик. Драко часто проводил здесь часы, читая книги из запретной секции или пытаясь починить шкаф. В углу находился небольшой камин, которого вполне хватало для обогрева помещение, но не настолько, чтобы в нём было душно. Но подлинной красотой алькова был потолок на дальней стене: в нём было окно под которым удобно расположились два кресла, откуда открывался вид на Чёрное озеро. Гобелен, скрывавший маленькую комнату, позволял наблюдать за происходящим снаружи, и Драко использовал это в своих интересах. Он выжидал, прислонившись к каменной стене, и вскоре заметил промелькнувшие каштановые кудри. Он быстро схватил её за руку, притянул к себе и прижал к стене. Ее тело напряглось, когда она подняла взгляд на него, но узнав, кого видит, она расслабилась. — Ты напугал меня, Малфой. — Она осмотрела комнату, не пытаясь вырваться из его хватки. — Что это за место? — Почему ты не пришла прошлой ночью? Она оглянулась на него и приподняла бровь. — Считается невежливым отвечать вопросом на вопрос. Его грудь сжалась от того, как её своенравность вызвала в нём чувство, противоположное разочарованию, как это бывало с другими. Он хотел возразить, чтобы получить ответ первым, но просто уставился на неё. Драко отступил назад, и она выпрямилась, оттолкнувшись от стены. — Я не пришла, потому что ты не спишь, Малфой. Ты мог кому-нибудь навредить, — заявила она, и он вздрогнул от этих слов. — Ты мог навредить себе. — Она выдохнула, обводя комнату взглядом комнату, когда проходила мимо него. — Как я могла не знать об этом месте? Его даже нет на карте, а на карте есть всё. Драко нахмурился, слушая её бормотание себе под нос. — Что за карта? Она напряглась, подходя к креслам у окна, и продолжала говорить, словно он ничего не сказал. Его губа недовольно скривилась. — Ты спал прошлой ночью? — Нехорошо отвечать вопросом на вопрос, Грейнджер, — поддразнил он. Она резко повернула голову в его сторону, и на её губах заиграла ухмылка от его тона. Какого хера он это сказал именно так? Грейнджер своим пристальным взглядом пригвоздила его к месту. От его интенсивности он чувствовал, будто его кожа пылает. — Я проснулся на кушетке один, так что да, я спал, но потом ждал тебя. Почему ты не пришла? — Потому что я подумал, что если меня не будет, ты, возможно, в самом деле выспишься. Я не подозревала, что это не так. Первую ночь ты заснул раньше меня, и я подумала, что не только мне стало бороться с кошмарами. Драко ощутил её признание, как физический удар. Он предположил, что первая ночь была случайностью, что она заснула с ним по воле счастливого случая. Но это было намеренно. Она хотела остаться. После этого она искала его каждую ночь. Он был не единственным, кто тоже находил в этом утешение. — Ты вообще спала прошлой ночью? — Он знал, что это эгоистично, но ему отчаянно хотелось услышать отрицательный ответ. Она не отводила взгляд, и он завидовал тому, как она владела собой, как она чувствовала, не боясь. — Нет. Драко шагнул вперёд, позволяя себе взять её силу, и встал прямо перед ней. — А если я обещаю спать, ты придешь? — Его тёплое дыхание коснулось её лица. Она встряхнула локонами, и уголки её рта поддёрнулись улыбкой. — Может быть. От её сладкого мелодичного голоса у него по коже побежали мурашки, и он сжал кулак, чтобы не поддаться искушению схватить её. Она, должно быть, почувствовала лёгкое изменение в воздухе, потому что сделала шаг назад, и на её губах заиграла улыбка, когда она отступила, едва коснувшись его кожи кончиками пальцев. Драко боролся с желанием последовать за ней, пока она шла к гобелену. — Эта комната мне нравится даже больше. Он резко повернул голову в её сторону. Игривость в её глазах будет преследовать его даже днём, и, когда она выходила из комнаты, Драко думал только об одном — о холодном душе, потому что его воды были какими угодно, только не спокойными.