Легенды Синего Яра

Глаза у девчонки были глубокие, темные, как предгрозовое небо, с синим ободом вокруг черного зрачка. Похожие на два бездонных омута, они сморели на Ратмира, и в них плескался первобытный ужас. Дух наслал на дочь воеводы туман, она дернулась и тут же обмякла. Пальцы отпустили шпиль, за который держались, и тело девушки полетело бы вниз, не придержи Ратмир его за талию. — Слишком тощая! — недовольно изрек дух, прижав к себе хрупкую фигурку девчонки. Ощупал спину, приподнял одну из безвольно повисших рук. Придирчиво осмотрел тонкие пальчики с серебряными колечками. — Ну просто кожа да кости. Ты что издеваешься надо мной, Карун? Ты кого мне подсунул нынче? Не девка, а скелет! — Я просто предложил, господине, а ты согласился. — мягкий голос раздался за спиной Ратмира. Из тумана вышел высокий худощавый человек, облаченный в черное. Вороной плащ скользил по крыше намокшим тяжелым подолом, с длинных темных волос стекали капли и соскальзывали с крючковатого носа вниз. Тот, кого назвали Каруном, усмехнулся и по-птичьи склонил голову набок — Чего ты так переживаешь? Не есть же ты ее собрался. Для другого тебе девка нужна была. — Тьфу ты! — Ратмир лишь сплюнул под ноги, и легким движением закинул Саяну себе на плечо. — Ладно, выбор в этом тереме все равно небольшой. Все такие малохольные, что тоска берет. Будто не замуж свою княжну выдают, а в полон гонят. А эта девка хоть веселая, может и разгонит скуку. — он раздраженно встряхнул обмякшее тело, тяжелая коса сползла вниз и колечком закрутилась на мокрых досках. — Ладно, о делах теперь. Какие вести ты принес мне с границы, Карун? — Было три нападения ратников Бессмертного Князя. Твой старший брат с дружиной отразили их без потерь. Смотрящая говорит, что готовится Бессмертный Князь к чему-то, силы стягивает к подножию Иных гор. Неспокойно в приграничных лесах: звери и птицы покидают его, солнечный свет не может пробиться сквозь тьму, что окутала деревья и погрузила их в забытье. Ратмир коротко кивнул и сжал губы, пытаясь не показать своих чувств. Впрочем, от чуткого Каруна этот жест все равно не укрылся, но слуга ничего не сказал. Лишь прищурился недобро и слегка качнул головой. Белая дымка под ногами духа заворочалась, завозилась и резко взвилась, поднимая в воздух Ратмира с его ношей. Высокая луна осветила темные кудри и засеребрила большие глаза того, кого в народе называли туманом. — Куда теперь мне прикажешь, господине? — спросил Карун, кутаясь в плащ. — Отдохни пока и наберись сил. Впереди трудные дни. Только далеко не улетай, вдруг понадобишься. Слуга поклонился, сделал спиной пару шагов назад и бесшумно сорвался вниз с крыши. А через мгновение в ночное небо, расправив могучие крылья, устремился пегий коршун. Ратмир проводил взглядом птичий силуэт и растворился в молочном мареве, оставляя после себя лишь капли ночной росы на крашеных алых досках. *** Они опустились на влажную траву лесной опушки. Туман тут же окутал голые осины покрывалом, скрыл из виду еловый опад и прошлогодний перегной из листьев и мокрой земли. Талый снег кое-где упрямо лежал у корней могучих дубов и лип, не желая уступать дорогу весне. Но и его белое марево сокрыло от взгляда Ратмира, стоило ему только пожелать. Он подошел к упавшему мшистому бревну и опустил дочь воеводы на влажный, но теплый мох. Девчонка тихо всхрапнула и как-то по-детски причмокнула губами. Дух усмехнулся. Эта смертная слишком наивна, раз туман ее просто усыпил, а не пробудил желание, как это обычно бывает. Впрочем, картина зачастую была одна и та же. Девица пугается, визжит, падает на колени и умоляет не превращать ее ни во что, не наказывать и, самое страшное, не отправлять за границу миров. Потом Ратмир окутывает ее туманом, дева расслабляется и очень даже весело проводит время, а на утро все кажется лишь приятным сном. Сколько он уже таких повидал: и княгинь, и знатных барышень, и простолюдинок. И даже дикарок из лесных племен. С каждой одно и то же: жар тел, прохлада ветра, соленые губы, истома, сладость кожи, нежность девичьих рук. Всему этому его обучил старший брат, который поистине знал толк в земных наслаждениях. Вот и сейчас младший сын Дождя собирался повеселиться, раз уж дочь воеводы сама ему под руку подвернулась. Не первая красавица княжества, но искать кого-то еще было слишком лениво. Он придирчиво мазнул вглядом по тонкой фигурке. За широкой рубахой не было видно изгибов тела, темные волосы растрепались от ветра, и пара прядей чуть закручивались на высоком лбу. — Давай уже, просыпайся, хватит дрыхнуть. — он небрежно махнул рукой перед ее лицом, и девушка, как по приказу, распахнула глаза. — Рано еще. — выдала она сдавленным шепотом. — Что рано, дочь воеводы? Все как раз во время. Подъем, краса ненаглядная, я тебя сюда тащил не для того, чтобы колыбельные петь. — Ратмир удивленно вскинул бровь, изучая бледное от страха лицо. Девчонка приподнялась на локтях и помотала головой, пытаясь прийти в себя, после наведенного морока. Дух напрягся, наблюдая, как ее тело начинает заходиться дорожью от холода и от ужаса, когда она поняла, что находится посреди ночного леса в компании самого тумана. И это было неправильно, не как обычно. Девка должна покорно выполнять все, что он велит, да улыбаться, точно болванчик. А эта чуть челюсть от страха не теряет и обхватывает себя тонкими руками, пытаясь защититься то ли от ночного мороза, то ли от духа. Не одурманил ее туман, ослушался. — Рано забирать княжну. Не по уговору это. — сказала дочь воеводы уже тверже. Дух чуть не расхохотался в голос. Знала бы девчонка, что эта печальная княжна Ратмиру уже поперек горла стоит. — А ты здесь где-то видишь княжну? — он все же не сдержался и издал пару кашляющих смешков. Девчонка резко села, снова покрутила головой, щуряя глаза и пытаясь разглядеть хоть что-то во мраке ночи. Тело все еще сотрясала нервная дрожь, и лишь пальцы судорожно вцепились в бревно и вырывали клочья влажного мха. Ратмир скользнул по худощавым дрожащим плечам и махнул рукой. Хватит со смертной впечатлений, еще умом тронется ненароком. Может оберег какой сильный на девке, раз не одурманил ее туман. Разбираться с этим совершенно не хотелось, поэтому дух мановением руки призвал дымку, чтобы снова погрузить дочь воеводы в сон и отправить обратно в терем почивать на теплой перинке. Лучше он спустится в рощу к русалкам и проведет время там. Дух хотел было уже дыхнуть на нее туманом, как вдруг что-то серебристое блеснуло в девичьей руке. Ратмир с удивлением уставился на крохотный ножик, что Саяна обнажила, сжав зубы. Девушка выставила лезвие вперед, а дух, не выдержав, расхохотался а голос. — Ты…ты серьезно? — спросил он сквозь приступы смеха. Он даже пополам согнулся от спазмов. Сидит такая худющая, мокрая, взъерошенная, точно воробей, и тычет в него, младшего сына Хранителя Дождя, незаточенным лезвием! — Убирайся, дух. Невесту получишь только после свадьбы! — прорычала девчонка и гордо вскинула подбородок почти так же, как сегодня утром в конюшне. — Не гоже духам слово свое нарушать! — Да, какая она мне невеста? — все еще смеялся Ратмир. — Я так просто, гость на свадьбе. Успокойся, дочь воеводы. Я тут не по ее душу. — А по чью? — медленно спросила девушка, и глаза ее расширились от ужаса. Видимо она вспомнила их утреннуюю встречу, сопоставила события и ахнула, зажав рот свободной рукой. Конечно же, смертная решила, что Ратмир пришел ее украсть или еще что похуже сотворить. Ратмир перестал смеяться. Туман, задремавший было у изножия, проснулся, недовольно завозился и рассыпался по поляне рваными клубнями. Щербатая луна лениво качалась посреди чернеющего неба, усыпанного яркими светочами, а ночной ветерок неспешно доносил до духа шепот проснувшихся на озере русалок. Парень потер переносицу, вдруг внезапно осознавая, что за последние дни порядком вымотался. Хотелось просто оставить все мысли и тревоги, окунуться в негу девичьих рук, позволить им гладить встрепанные кудри. Напиться сладостью чужих губ, согреться теплом смертного тела и на утро с новыми силами продолжить отбывать наказание, наложенное отцом. — Спустись в Синий Яр и проследи, чтобы все по уговору вышло. — велел ему Хранитель Дождя три дня назад — Ветер доносит до меня разные слухи. Кроны деревьев шепчут о дурном. Речные воды поют тревожные песни. — его седые брови нахмурились, и на морщинистом лбу залегла нехорошая складка — Проследи, Ратмир, чтобы князь уговор свой выполнил и княжну в срок отправил. И если все Славен сделает, как должно, и выйдет княжна за твоего старшего брата, то все своим чередом пойдет. Коли нет…— тут Великий Хранитель Дождя махнул рукой, показывая, что разговор окончен. Желудок полоснуло яростной волной. Она рванула вверх, забилась где-то в районе гортани невысказанными словами. И Ратмир тихо спросил, сжимая кулаки: — Почему Мизгирь сам не присмотрит за своей нареченной? Я могу подменить его на границе. Там неспокойно, я знаю. Бессмертный Князь… И осекся, замолчал, не смотря в глаза отцу, прекрасно зная, что тот скажет. — Твое наказание не закончено. — суровый голос обдал холодом — Поэтому ты будешь выполнять то, что я тебе прикажу. А еще раз посмеешь меня ослушаться, посажу в Острог до конца времен. Я велел не пересекаться со Смотрящей, но тебе было наплевать на отцовский наказ. Вот теперь пожинай плоды своего непослушания. Тебе все шутки: только и знаешь, что девок смертных щупать, да бражничать с нечистью. Знаю я, кто тебя на такой путь наставляет. Все Смотрящая! — Для меня она не Смотрящая, а мать. — прорычал Ратмир сквозь зубы. Сжал кулаки до синевы, еле сдерживая себя, чтобы не кинуться на отца. Столько обидных горьких слов крутились на языке, но так и не сорвались. Дух тумана взял себя в руки и склонил голову перед Хранителем Дождя. — Ваше слово закон, отец. — Не забывай об этом. — Хранитель снова махнул рукой, отпуская. Когда Ратмир выпрямился, развернулся на каблуках и направился к выходу, он запоздало бросил ему в спину. — Сын. Ратмир спустился в Синий Яр, обнял туманом, пронесся моросящим дождиком по улочкам, постучал каплями в слюдяные окошки, послушал здесь, там, потом снова здесь. Все княжество, казалось, взорвалось сотнями звуков, запахов и красок в предвкушении свадебного пира: бабы вычищали дома, мужики латали крыши да стены, юные девы дошивали праздничные наряды, доставали из закромов лучшие свои украшения, в надежде во время праздненств и себе суженного найти. Ратмир кружил по округе, стелился туманом по почерневшим сугробам и заглядывал в окна,наблюдая. Внутрь войти он не мог, не пускали защитные резы. На славу постарался вещий Лешко, молодец колдун. Без приглашения ни один дух не мог войти внутрь княжеского терема, а желающих открыть гостю двери что-то не находилось. Единственное место, куда туману все же удалось попасть — это княжеский двор, да конюшня. Там резы давно не окроплялись кровью и почти потеряли свою силу. В самом тереме все три дня и три ночи царила суматоха: в высокой гриднце уже поставили широкие дубовые столы, застелили их белоснежными скатертями. Кругленькая зеленоглазая стряпуха носилась взад-вперед, охала, ахала, всплескивала руками, не зная, какую снедь на стол подать гостям, что со дня на день должны были приплыть на расписных челнах да приехать с обозом из-за леса. Конопатый рослый парнишка вычищал конюшню, дабы все прибывшие могли своих коней разместить по достоинству. Рыбаки тащили в терем корзины свежей рыбы, охотники – оленьи да кабаньи туши. Стряпуха велела открыть бочки с солеными огурцами, грибами и мочеными яблоками, достала самый терпкий и вкусный мед да черничную настойку, коей славился на все смертные земли Синий Яр. Великий князь проводил время в своих покоях, особо не выходя. Задумчиво сидел около окна и смотрел вдаль, поглаживая густую бороду, в которой нет-нет да проглядвала седина. А княгиня же чинно прогуливалась по шумным галереям, шуршала подолом красной рубахи, поправляла золотой венец на лбу. Хмурилась, кусала красивые губы, иногда порывисто прижимала к себе дочь, целовала в лоб и заглядывала в голубые, такие же, как у нее самой глаза. — Почти все готово, милая. — приговаривала она, гладя золотистые волосы княжны — На славу пир грядет. Столы будут ломиться от яств, мед литься рекой, музыка звучать из каждого угла. Не будет в княжестве ни закоулка, где бы не пили за твое счастье, Рогнеда! Уж Саяна позаботится. — она с улыбкой кивала на темноволосую дочку воеводы, что носилась по расписной галерее и, как казалось Ратмиру, только мешала всем работать. Ратмир три дня и три ночи кружил по синеярской земле, рассыпался моросящим дождем, слушал разговоры рыбаков, ловил сплетни местных баб, бродил вокруг княжеского терема, пытаясь найти хоть какой-то подвох. Но все шло своим чередом: свадебный обряд близился, а народ потихоньку затихал в ожидании. И Ратмир окончательно убедился в том, что отец сослал его в Синий Яр просто так. Чтобы младший сын глаза не мозолил. Разозлившись, он пролился яростным ливнем на город, и успокоившись, продолжил наблюдения за Рогнедой. Ослушаться отца дух не мог, тот слов на ветер не бросал. Раз сказал, что отправит в Острог, значит так и случится, оступись он хоть раз. Нужно было в оба следить за княжной, пусть в этом и не было толка. Княжна была настолько же красивой, насколько печальной. Золотые косы, белое круглое лицо, полные губы, большие глаза-озера, в которых тихими всплесками шумела тоска. Дева молчаливой тенью слонялась по терему, пустым взглядом скользя по всей этой предсвадебной суете. Казалось, что перстни и кольца слишком сильно сжимают тонкие пальчики, золотой венец давит на голову, сапоги трут усталые ноги. Ратмир же только плечами пожимал. То, что княжна печалится — временно, дух даже не сомневался. Как увидит красивого широкоплечего Мизгиря, как окунется в темноту его глубоких глаз, как почувствует силу его рук, так и забудет обо всем. Но сейчас княжна Рогнеда была буквально соткана из грусти и страдания. Рядом с ней было тяжело дышать, хотелось отойти подальше, но Ратмир не мог. Ему было велено проследить, вот он и следил, скрипя зубами от досады. На границах миров было неспокойно. Мизгирь со своей десятиной который день нес дозор, отбивая нападения ратников Бессмертного Князя. А что же Ратмир? Таскается за смертной девчонкой и слушает бесконечную болтовню ее нянек. Не здесь, не здесь ему надо быть, а скакать на коне рядом со старшим братом и разить мечом врагов, что пытаются прорваться и уничтожить все живое, дорогое, любимое сердцу. И это наказание было для Ратмира самым страшным — не быть рядом с братом и не прикрыть его спину, если будет необходимо. А если вражеская стрела сразит Мизгиря? Ратмир старался не думать об этом, и гнал от себя дурные мрачные картины, что маячили перед глазами, каждый раз, когда дух смеживал веки. Но тягучая и жгучая обида грызла из нутри, подтачивая опору, на которой держались вся выдержка и спокойствие. Он должен, должен защищать родные ему миры: смертный и бессмертный. Но вместо этого он, точно сваха какая, летает по Синему Яру и за малохольной княжной смотрит. Будто какого мелкого духа послать нельзя было! Но нет, Хранителю Дождя уж очень хотелось проучить нерадивого сына. От осознания своего унижения хотелось что-нибудь сломать или с кем-нибудь подраться. Но ни того ни другого в мире смертных дух себе позволить не мог. Да и все окружение княжны уже успело набить оскомину. Уставший от всего князь, что тискает по вечерам в бане чернавок, красивая холодная княгиня с цепким проницательным взглядом, неуклюжий сын писаря, от которого постоянно пахло масляными красками, сам писарь, что не отрывался днями и ночами от своих свитков, две дочки воеводы: непоседливая младшая и такая же беспокойная только старшая. Самого воеводы в тереме не было, и это была первая и единственная странность, котрую подметил Ратмир. Как так, Войцех, прозванный за безупречную меткость Зорким, правая рука Великого князя, отсутствует в такой важный день. Из разговоров стражей да дворогого люда, дух узнал, что воеводу отправил сам Славен в Сосновую Падь, крепость на границе княжества. Она, древняя, каменная, похожая на торчащий из земли осколок обсидиана, возвышалась у подножия Иных гор, там, где стерегла вход в иной мир Смотрящая. Зачем понадобилось Войцеху ехать в эту мирную и спокойную глушь, даже духам было неизвестно. Оставил дочь на выданье одну-одинешеньку в окружении багров. Саяна, кажется. Бойкая, языкастая, смешливая, она так разительно отличалась от княжны, делая ее образ еще печальнее и несчастнее. Девчонка вихрем носилась по терему, постоянно что-то выдумывала, шутила с мужиками, спетничала с дворовыми бабами, неумело тренировалась на мечах, скакала на лошади галопом, колола пальцы иголками и путалась в нитках, пытаясь вышить на ткани узор. Запоем рассказывала сказки на ночь младшей сестре и из кожи вон лезла, чтобы отвлечь княжну от тяготных дум. Поутру Карун, что тоже помирал со скуки и коршуном кружил над городом, наблюдая за порядком с высоты, явился к господину и сказал, что нашел ему пригожую девку, Саяну-воеводишну. Ратмир повел бровью: сам уже приметил девку, хоть и близко не подходил. На такую шумную девицу трудно не обратить внимания. — Повеселись хоть, господине. А то зеленый весь от скуки-то. Небось там уже все мхом у тебя поросло, вот и кривишься так. Сказал, оскалился в ехидной усмешке и вспорхнул коршуном до того, как Ратмир кинул в слугу сапогом. — Так по чью ты душу здесь, дух тумана? — голос дочери воеводы вырвал из раздумий. Ратмир как-то обреченно посмотрел на неудавшуюся любовницу и устало присел рядом на бревно. Девчонка дернулась и резко отодвинулась к самому краю. Казалось, что она хотела завизжать, заголосить, но сдержалась. Лишь судорожно втянула носом воздух и крепче сжала свой ножик, будто он, воистину, мог ее защитить. Дух снова усмехнулся: все же жаль, что не получилось затуманить разум этой неразумной смертной. Ее тело стало бы мягким и податливым. точно сливочное масло, голос тягучим, вздохи томными, а взгляд наполнился бы желанием до краев. Она бы дарила ему тепло до самого рассвета, а потом очнулась в своей кровати, думая о том, какие яркие сны ей сегодня снились. — Да ни по чью душу я не явился. — небрежно бросил Ратмир, успокаивая туман. — Я же говорю, что гость. Или ты думаешь, что на пиру будут только смертные ? Со стороны жениха приглашенных нет? — Но ведь жениха даже на свадьбе не будет. Или…или будет? — за дрожью в голосе Ратмир уловил заинтересованные нотки и снова не удержался от усмешки. — Какая же ты глупая, смертная. — Я не глупая! — лезвие снова блеснуло в лунном свете. Теперь в голосе засквозила злость. Казалось, еще секунда и смертная зарычит от обиды. — Глупая-глупая. — спокойно сказал Ратмир — Не знаешь, что духа нельзя зарезать железным лезвием. Впрочем, оно такое тупое, что им даже палец поранить трудно, что уж говорить. — Так значит ты не старший сын Хранителя Дождя? — осторожно спросила дева, но нож все еще не опускала. — Не старший. — кивнул Ратмир, наблюдая как Саяна сжимает губы, что-то обдумывая. И добавил — Младший я. Был бы старшим, повелевал бы громом и молнией, а не стелился туманом по Синему Яру битый день. Да и тебя за твою дерзость точно бы не пощадил. И опусти уже свою железяку. Или в Синем Яру всех гостей с оружием в руках встречают? Казалось мне, багров по утру встречали радушнее. — он выгнул бровь, а девушка, густо покраснев, все же опустила ножик и, подрагивая, убрала за пояс. — Так-то лучше. И не бойся, смертная, я тебя не обижу и не трону, коль сама не попросишь. Слово даю. Саяна посмотрела на Ратмира, и в ее серых глазах засквозило сомнение. « А зачем тогда притащил меня по среди ночи в лес?» — говорил весь ее вид, но девчонка молчала, и сердце ее начало стучать чуть медленнее. Знала, что не обидит, раз сказал. Духи-то врать не могут. Лунный свет посеребрил темную косу, заиграл причудливо на кованом очелье, будто бы специально прихорашивая. Распахнутые серые глаза, стали лучистыми, а кожа бархатной и белоснежной. Лунный луч скользнул по тонкой шее вниз под плотный воротник, обхватил точеный стан, обнял за плечи, поцеловал в мягкую щеку, тронул приоткрытые губы, дразня и заманивая духа. Окутанная сиянием Саяна казалась легкой пушинкой, почти прозрачной, шелковой и невесомой. « Прекрати!» — мысленно возмутился Ратмир, поднимая глаза на Лунную деву, что, забавляясь, проливала свое сияние на смертную. — « Твоей заботой я нарушу слово, которое только что дал ». « Так хочет Смотрящая…» — шепот Луны пронесся ветром. « Что именно хочет моя мать? Чтобы я тронул смертную? Чтобы слово нарушил? Да и не затуманил я ей разум. Умом тронется девка, если я сделаю чего. Али мать моя не знает, что бывает с девами, которых духи сильничают? » — не понял Ратмир, снова от удивления отпуская туман. Саяна шумно выдохнула, наблюдая, как белесая дымка причудливо ворочается под ногами. И в этом выдохе внезапно пронесся восторг. « Теперь понятно, почему мы с Каруном обратили на этого воробышка внимание. Все проделки Смотрящей. » — Ратмир начал злиться. Зато теперь ясно, почему ему, присыщенному духу, стала интересна эта тощая девчонка с темной косой. Смотрящая всего лишь смертная и не может внушить что-то или заставить. Но вот солнечный лучик лишний раз позолотил косу, ветерок принес приятный аромат женского тела, вода, которой дева умывалась, подрумянила щеки – и заинтересованный взгляд Каруна остановился на ее тонкой фигурке. А там уже и сам Ратмир не оплошал, знала мать сына, как облупленного. Встрепенулся, радуясь возможности разогнать скуку, и бросился в конюшню, чтобы позабавиться. А там эту смертную целует багр. Да не просто целует, а кровь горит в венах, нутро волчье призывает и жаждет горло девчонке разодрать. А та млеет, обмякает в сильных руках, позволяя творить с собой, что вздумается, следует за волчьим зовом и ничего почти не соображает. Пришлось Ратмиру лошадь по крупу пнуть, чтобы заржала и морок развеяла, а к девчонке разум вернулся. Дуры девки, прав Мизгирь. Чем зверинее натура, тем больше тянутся. Ратмир бы сказал Смотрящей в лицо, что думает по поводу этой смертной девки, но общаться с матерью не имел права. Запрет отца был слишком суров. Спасибо Лунной деве, что иногда носила весточки. « Так чего именно хочет Смотрящая?» « Чтобы ты всего лишь сходил со смертной на Плакучее озеро» — озорной шепоток снова обдал бледное лицо Ратмира и тот поморщился. — « Смотрящая говорит, что так нужно. Сходи с дочерью воеводы на озеро и отведи ее к Шуе.» « А я могу без нее сходить?» — Ратмир заметил как девушка обхватила себя за плечи и зябко поежилась. Смертное тело такое хрупкое – чуть ветерок и валится в лихорадке. Отпустить бы воинственного воробушка домой, да пойти по своим делам. А то как бы завтрашняя свадьба похоронами замерзшей воеводишны не обернулась. А там еще багры взбунтуются, чай без пяти минут невеста вожакова сынка. Одни неприятности да и только. Саяна смотрела на духа все еще подозрительно, но ожидающе. Конечно, он же уже с минуту переговаривается с Лунной девой, а для Саяны лишь стоит, замерев. « Смотрящая говорит, что нужно отвести смертную к Шуе. Это важно.» — голос снова заскользил по поляне переливами ночного ветра. « А моя мать не может сказать точнее? Зачем мне эту невзрачную девчонку к старой ведьме тащить?» Но Луна уже замолчала, напоследок обдала щеки прохладой и скрылась за клубистым облаком. — Значит так, — скомандовал Ратмир, поняв, что больше ничего от небесного светила не добьется. Саяна подпрыгнула на своем бревне и снова с силой вцепилась в него руками. — Мы сейчас с тобой пойдем на Плакучее озеро, будем там веселиться до упаду. Вставай! Дух повелительным жестом велел Саяне подниматься с бревна. Весь его вид говорил, что веселиться до упаду они сегодня ночью будут в последнюю очередь. Но девчонка не двинулась с места, лишь удивленно захлопала глазами и будто не понимая, что ей только что сказали. Ратмир щелкнул пальцами и туман, взметнувшись, закружился по поляне, вращаясь призрачными кольцами. Ухватил дочь воеводы за плечи, вздернул с бревна, опустил на пожухлую листву и обнял, повисая на спине белоснежным плащом, согревая от ветра и холода. — Духи милосердные…— только и смогла вымолвить Саяна, несмело касаясь обновки. — Не больщайся, на время тебе даю, чтобы не околела — проворчал дух тумана — Не заслужила еще подарков. Но девушка будто и не слышала недовольного голоса, она во все глаза смотрела на дымчатый белесый плащ, запускала в него пальцы и на посиневших от холода губах заиграла восторженная улыбка. Выпрямленная колом спина расслабилась, а рваное дыхание выровнялось. — Я все поняла! — торжественно изрекла Саяна, оторвавшись от созерцания диковинной одежи. Она перестала ежиться, видимо плащ, сотканный из июльского тумана обогрел зазябшее тело. Серые глаза засеребрились лунным светом, что одобрительно заскользил по порозовевшим щекам.— Это все сон. Я уснула и мне все это снится! — Именно — хмыкнул Ратмир — Иначе с чего бы к тебе, такой глупой, духу приходить? — Я не глупая! — девчонка гордо вскинула подбородок, видимо решив даже во сне не сдавать позиций. — Ножик свой подальше спрячь. Там, куда мы идем, оружие не любят. Не все так великодушны и всепрощающи, как я, смертная. С этими словами он развернулся и направился в черноту уснувших елей, что тихо сопели ветром в густых и колючих ветвях. Хотелось уже добраться до озера, послушать пение русалок, выпить браги, выполнить наказ матери и направиться веселиться. Веселиться — именно это любил дух тумана больше всего. В двух вещах знал он толк: в ратном деле и в развлечениях. Хорошо после славной битвы расслабиться в девичьих объятиях, ощущая на губах то сладкий сахар чужих поцелуев, то терпкую пряность браги. Хотелось ощутить нежное тело, что согреет после холода смерти, что плащом пыталась опуститься на плечи, да не выдюжила, не смогла. И вот сейчас, несмотря на то, что битва в Синем Яру была лишь у Ратмира в душе, хотелось этого самого приземленного смертного тепла. Нечисть — не люди, наслаждение дарят, но по-другому. Света в них нет, как и души. Лисавки красивы, стройны и рыжеволосы. Тела гибкие, ладные, точно стволы осины. Кожа темная, солнцем поцелованная. Волосы густые, кудрявые, как листья клена по осени. Но как вопьются когтями, как оскалят острые клыки — совсем отбивают желание подходить близко. Русалки белы кожей, волосы золотятся в солнечных лучах, глаза красивые, светлые, а тела налитые, полные. Но этот запах тины и прелых камышей… Про остальную нечисть Ратмир даже думать не хотел: не девы, а страх один. Мизгирь всегда говорил, что развлекаться нужно именно со смертными. Тела у них теплые, мягкие и нежные, косы тугие, шелковые, губы сладкие, медовые, а руки…только их руки могут дарить нежность. И казалось бы вот она, смертная совсем рядом. Осторожно ступает между проталинами, боясь споткнуться о какую-нибудь корягу или торчавший из мерзлой земли корень. Обернись, прижми к толстому сосновому стволу, да и позволь себе забыться на пару часов. Но нельзя. Смертную, которую не одурманил туман, можно было лишь отпустить. Ночная чаща кутала холодом, редкий снег под ногами похрустывал льдистой коркой, проснувшаяся неясыть недовольно заухала, сверкнула во тьме желтыми глазищами, взмахнула тяжелыми крыльями и устремилась ввысь, купаясь в серебристом свете Луны. Неуверенные шаги смертной шуршали позади, и дух, ухмыляясь, устремился сквозь бурелом туда, где уже слышался русалочий смех, плеск воды и недовольное ворчание хозяина озера. В голове иголочкой кольнула мысль о том, какая странная у матери однако просьба. Зачем глупенькую маленькую смертную девчонку вести к старой Шуе, да еще и накануне свадьбы синеярской княжны? Не скормить же ее старой ведьме на ужин собрались в конце концов? Впрочем, с них станется над смертными потешаться. С Шуей синеярский князь толков не вел, в сговоры не вступал — может что хочет сотворить, карга старая. Ратмир вопросительно возвел глаза к Луне, но та лишь шепнула в ухо легким порывом ветра: « Так надо, дух тумана». Так надо. У его отца и матери было намного больше общего, чем они думали. Например, ничего не объяснять, а лишь повелевать. Надо дочь воеводы к лесной ведьме отвести, пока ее отец в Сосновой пади, что от Синего Яра почти в седмице пути. И сиди сам гадай, что там на уме у сильных мира сего. Ратмир, устало вздохнув, вышел на покатый бережок, думая о том, что все же сходит вместе со смертной к Шуе да послушает, что к чему. И если что, все же не даст девчонку сожрать. Не хватало еще внезапных смертей в княжестве, когда все духи подлунного мира обратили свой взор именно сюда. Поэтому Ратмир выполнит наказ матери, но и не забудет про повеление отца. Всех уважит младший сын Хранителя Дождя. А уже потом выпьет долгожданной браги и забудется до утра. *** Саяна частенько бывала на Плакучем озере, но никогда ночью. Кто ж ее, дочь воеводы, пустит за ворота терема впотьмах? Да и ни один синеярец в здравом уме во время полной Луны к русалкам не сунется. Мохнатые еловые лапы раздвинулись перед духом, и Саяна юркнула вслед за ним, морщась, когда влажные иголки чуть задели щеку. Удивительный ей снился сон. Настолько яркий, наполненный звуками и запахами, что казался явью. Даже капли на согревшейся коже были, точно настоящие. Но все же это был сон. Разве стал бы ее дух, в самом деле, красть да и еще веселиться с собой тащить? Дал бы ли он ей такой диковинный теплый плащ, сотканный из белой дымки? Он был неосязаемым, невесомым и пах, словно летний луг на заре. Плакучее озеро встретило незванных гостей тихим плеском воды и кваканьем проснувшейся от зимней спячки лягушки. Оцепеневшие ивы во мраке были похожи на сгорбленных плачущих женщин, что тянули руки друг к другу. На мгновение Саяне показалось, что они и есть девы, от тоски и скорби поросшие корой, пустившие корни и навечно застывшие в своей беспросветной печали. Луна серебрила прошлогодние бурые листья, что не успели опасть по осени, а так и схоронились под толщей снега до весны. И вот сейчас они жили свою вторую жизнь, купаясь в холодных лучах и перешептываясь с ветром. — Значит так, смертная, — Ратмир повернулся к Саяне и чуть придержал за плечо. Взял пальцами ее подбородок и заглянул в глаза. Руки у него оказались холодными и влажными. Саяна дернулась от неожиданности, но дух резко шикнул. — Молчи и слушай. Будь весела и беззаботна. Что бы ни происходило, улыбайся, точно немного хмельная, будто…будто разум у тебя затуманенный. Ничего не ешь и не пей, хотя почти каждый тебе что-то предложит. Никаких подарков не бери. И лучше…— тут Ратмир дотронулся до серебряного перстня на руке и слегка его потер. — Карун, ты мне нужен. Не успела Саяна спросить, кто такой Карун, как полную, налитую Луну накрыла темная тень, и через мгновение с неба, клацая клювом и выпуская когти, спикировал огромный коршун. Он рухнул вниз, ударился о земь и поднялся уже человеком. Ратмир предусмотрительно зажал девушке рот, потому что та, не сдержав крика, снова схватилась за оберег у себя на шее. — Чего орешь, финистов никогда не видела? — человек-коршун повернулся к Саяне, стряхнул с острого плеча птичий пух и поклонился Ратмиру. — Так и думал, что без меня не справишься, господине. Точно мхом все поросло от семидневного воздержания. — Высечь бы тебя разок за язык твой дерзкий — беззлобно фыркнул Ратмир. — . Сегодня все не по плану, смертная тут не для этого. Когда меня рядом не будет, следи за ней в оба. Как на горизонте заалеет, проводи в терем и… Он осекся, потому что Саяна подошла к Каруну и ткнула его пальцем в плечо. Заглянула в темные глаза, провела рукой по черному плащу, сотканному из птичьих перьев. Стремительно встала на цыпочки и дотронулась пальцем до большого горбатого носа и рассмеялась. Даже в ладоши хлопнула от восторга. — Ты, господин, ее случайно головой не ударял? — финист мягко отстранился от девицы и поморщился. — Они после тумана частенько не в себе, но эта что-то особенно. — Какой удивительный все же сон мне снится. — продолжала разглядывать Каруна Саяна — Я наяву такого даже представить себе не смогу. Финист-коршун, кто бы мог подумать! Финисты же обычно соколы… — А вот и нет! — оскорбился Карун и скрестил на груди руки с тонкими узловатыми пальцами и темными длинными ногтями. — Соколы ваши слабаки и нытики, вечно из-за девок в истории влипают, вот и сказки про них потом складывают, чтобы таким глупеньким смертным как ты рассказывать. А мы, финисты-коршуны выше всех этих низких историй! Саяна захлопала глазами и с еще большим интересом принялась разглядывать Каруна, ходить вокруг него и то и дело гладить перья его длинного плаща. — Какие у тебя перья ладные. Подаришь одно? Я им писать буду! Меня Ивелин научил, сын нашего писаря. Все удобнее чем палочкой буквы выводить. Разводишь сажу водой, макаешь в нее перо и пишешь. По бересте не очень удобно, но у батюшки в сундуке хранится пергамент из самого Свет-Града. С этими словами девушка протянула руки к Каруну, но тот совершенно по птичьи каркнул, и, в одно мгновение обернувшись коршуном, взлетел. Нарочно задел крылом Саяну и уселся на толстом суку раскидистого тополя. — Ну и не надо! — надулась Саяна — Жадина! — Идемте уже! — устало бросил Ратмир. — А ты, смертная, помалкивай лучше. — Сам же сказал улыбаться и вести себя, будто хмельная. — обиженно пробурчала девушка, но все же притихла. Удивительный сон. Такой красочный, наполненный запахами, звуками, образами. Высокое небо усыпанное звездами, похожими на маленькие кусочки слюды, спящие черные деревья, укрытые талым снегом и прошлогодними листьями, запах прели, талой воды, ночного свежего ветра, зеркальная гладь озера, что отражала собой небосвод и круглую Луну. Ратмир кивнул Каруну, и тот вспорхнул с ветки, стрелой упал в сугроб и встал на обе человеческие ноги, отряхивая с плаща снег и недовольно фыркая. — Смертная, знай, ты мне не нравишься. — бросил финист Саяне, и та пожала плечами. Весь ее вид говорил, что не очень-то ее это и заботит. Девушка хотела добавить, что в ее роду, поколений пять назад, был финист-сокол, и нытиком его уж точно никто бы не посмел назвать. Она уже открыла было рот, чтобы шепнуть об этом вредному коршуну, но тут ее внимание привлекла музыка. Первая нота, высокая, протяжная, чуть надрывная пронеслась над спящим озером и эхом затерялась в древесных кронах. Вторая, тягучая, точно топленое масло, вязкая, будто кисель, ударилась об воду и затихла. И третья, легкая, летящая куда-то в самые небеса, устремилась к высоким белесым звездам. А дальше потекли, полились звуки, печальные, сладковато-горькие, с привкусом обреченной неизбежности. Они окутывали Саняну, точно туман, проникали под кожу, кололи под ребрами, выворачивая изнутри все то,что болело, что беспощадно ныло, что засело занозой и не давало нарыву вскрыться и пролиться желтым гноем горечи и тоски. Девушка замерла, не в силах смахнуть белую пелену слез, что застила глаза. Она так бы и стояла, придавленная неведомой музыкой, если бы Ратмир с силой не встряхнул ее за плечо. Саяна вздрогнула, очнулась и уставилась на духа. Тот лишь покачал головой и прошептал одними губами: « Глупая смертная.» Боль отступила, и теперь мелодия казалась лишь красивой музыкой, глубокой и немного печальной. Саяна закрутила головой, пытаясь понять, кто же играет такую трагичную и полную отчаяния песню. Мелодию, что возрождала тающий в пелене времени образ матери, распалял грусть предстоящей разлуки с княжной, заставлял скучать по отцу, что уже так давно был в отъезде, бояться и одновременно жаждать скорого сговора с баграми, отъезда в степное государство совершенно одной без так горячо любимых батюшки, сестры и старой ворчлиой няни. — Только не реви, не выношу женских слез! — в притворном ужасе воскликнул Карун и как-то каркающе рассмеялся. — Не выносишь или боишься? — Саяна все еще не сводила глаз с ивовых зарослей, откуда лилась мелодия. — Если только захлебнуться — отбил финист-коршун и крайне довольный собой направился вперед. — Смотрю, вы поладили — хмыкнул Ратмир. На его тонких губах играла улыбка, а лунные лучи игриво серебрили скулы. И тут Саяна впервые посмотрела на духа, не как на всесильное существо из другого мира. Перед ней стоял обычный парень в синей заморской тунике, с купеческой серьгой в ухе и непослушной взъерошенной копной вьющихся темный волос. Его лицо было острым, скуластым, но неуловимо притягательным. Саяна бы назвала его красивым, если бы не рубец шрама на левой щеке и не эта наглая ухмылочка, что, казалась, приклеилась к духу и застыла навечно . Но тут туман, клубившийся у ног в очередной раз шевельнулся и растянулся вдоль. Девушка невольно сравнила это движение с тем, как потягивается кот после сна. И эта живая дымка вновь напомнила Саяне, кто именно ей снится и где она находится. Ратмир повел рукой, и призрачный зверь встряхнулся, завозился и вдруг взвился в высь, рассыпаясь по берегу молочными клоками и погребая под собой талый снег, проплешины травы и мшистые валуны. « А может туман это и есть зверь? Эдакая призрачная котейка из мира духов?» — подумала Саяна, направляясь вслед за Ратмиром и его финистом. Дух снова легко взмахнул рукой, и ветви старых ив расступились сами собой, впуская на ту часть озера,что всегда была сокрыта от смертных. Считалось, что как раз за опущенными в воду ветвями и находится русалочье логово, поэтому даже самые отпетые синеярцы не рисковали туда соваться. Сердце снова пустилось вскачь, но Саяна, снова вспомнив, что всего лишь спит, ступила в густой ковер трав и соцветий. Лицо тут же погладил теплый ветерок, и зеленая крона раскидистого дуба неподалеку приветсвенно зашептала листьями. — Боги всемогущие! — не удержалась Саяна — Да тут Купалень-месяц не иначе. Лето в самом разгаре! Невероятный сон! За косами плакучих ив прячется лето посреди Протальника, что только-только невероятными усилиями прогнал с трона холодный и ветреный Лютень. Саяна подумала, что по утру нужно будет о таком чуде Ивелину рассказать, пусть зарисует. Но тут снова заиграла музыка, на этот раз задроная, заводная. Ноги так и наровили пуститься в пляс. Прыгнуть, повернуться, еще прыгнуть и, выбрасывая ноги в стороны, пойти по кругу в присядку, точно конюх Кузьма после двух чарок браги. Ратмир снова встряхнул Саяну за плечо, и наваждение прошло. — Мир духов не для смертных, — высокомерно заметил он, — Слишком уж вы ведомые и слабые. Совсем песням русалочьим противиться не можешь. — Я не слабая и не ведомая. — процедила девушка. — Если мир духов не для смертных, чего ты меня сюда притащил? Погреться что ли? Здесь даже нет никого… — Ты в этом уверена? — Карун довольно потянулся и сбросил с плеч тяжелый плащ, оставаясь в простой рубахе и штанах. Скинул сапоги и довольно погрузил ступни в густую изумрудную траву. — Хорошо-то как! Саяна хотела было сказать, что она точно в этом уверена, но тут музыка прекратилась и на пустующем доселе бревне возникла сама собой женская фигура. Дочь воеводы вздрогнула от неожиданности, но к своей собственной радости, не заорала. — Господине! — дева поднялась, и серебряные в свете луны волосы рассыпались красивой воздушной волной. Ратмир кивнул, а Саяна ахнула. Перед ней была русалка, что стащила у Ивелина сапог. Только вот ее белая рубаха куда-то делась, и теперь дева являла миру обнаженное гибкое тело с высокой полной грудью и белоснежной кожей. Она сжимала в тонких длинных пальцах самую обыкновенную пастушью свирель, и Саяна поразилась, как совсем простая вещица может издавать такие неземные звуки. — Калами! — Карун вдруг поклонился до земли, подхватил свой плащ и поспешно его натянул — Не ожидал увидеть тебя на страже границы сегодня. — Не ожидала, что у русалок есть имена — вырвалось у Саяны прежде, чем она успела саму себя остановить. Русалка, что кинула финисту улыбку, перевела на девушку взгляд и недовольно прищурилась. Ее красивое, точно из глины вылепленное лицо ощерилось и приобрело хищное, звериное выражение. — Дочь воеводы! Лучше помалкивай, а то я не посмотрю, что ты духом меченная, кину в тебя камушком в отместку. А потом пару раз до самого дна озера сопровожу, посмотрю потом, как дерзость твоя угаснет точно свечной фитилек. — Нечего было чужие сапоги воровать и друга моего в воду тащить! Поделом тебе! — Саяна полезла в мешочек на поясе, где всегда хранила пару камней про запас. Кидалась дочь воеводы и правда отменно, это знали все, кто, не признав в босоногой девчонке знать, смел крикнуть ей вслед какую-нибудь шутку. — Ты ругаешься везде, куда приходишь? — Карун посмотрел на Ратмира с явным осуждением, будто тот был виноват в поведении своей неудавшейся любовницы. — Только на гульбищах нечисти. — Саяна достала из мешочка камень и довольно подкинула его на руке. Русалка зашипела и скрючила пальцы, точно новообращенная упыриха. Теперь перед дочерью воеводы явила себя самая настоящая нечисть, что прикидывалась милой и красивой девицей. Лицо заострилось, улыбка превратилась в звериный оскал с острыми мелкими зубами, а красивые длинные ноги покрылись блестящей чешуей. Саяна отшатнулась и замахнулась камнем, но финист резко перехватил ее запястье и отдернул от выпустившей длинные когти русалки. Ратмир рубанул ладонью по воздуху, призывая прекратить. Саяна опустила руку, Карун склонил голову, а русалка, которую финист назвал Калами, в последний раз зашипела и отступила на несколько шагов, укрываясь в ивовой тени. — А ну прекратить! — процедил дух сквозь зубы. Туман сгустился вокруг него и стремительно пополз по земле, окутал все еще рычащую нечисть за ноги и руки, точно кандалами, а Саяну обтянул за пояс, словно ремень. Девушка почувствовала, что дымка на удивление тяжелая. Она, будто крепкая бечевка, обмотала талию и не давала двигаться. — Пусти ее, Калами. Мы идем к Шуе. У нас важное дело, не до вашего трепа сейчас. Слова Ратмир бросал небрежно, даже особо не смотря на русалку. Но та вдруг снова вернулась в человеческий облик и мягко улыбнулась, хотя выцветшие серебристые глаза все еще недовольно сверкали из-под густых бровей вразлет. Туман отпустил ее руки, и Саяна заметила синие следы, что остались после его хватки. — Конечно, господин. Твоя воля — закон. Веселитесь на празднике налитой Луны. — она приложила к губам свирель и легонько дунула, выпуская тонкий протяжный звук. — Пока можете. С этими словами она вернулась к своему бревну, уселась, обхватив его с двух сторон коленями и заиграла, прикрыв веки. — Идемте — устало кивнул Ратмир. Он, больше не церемонясь, взял Саяну за локоть и потащил вперед, туда, где вдруг зажегся яркий алый свет. Девушка прикрыла свободной рукой глаза, не ожидав, что костер, разожженный нечистью, может гореть так ярко. А он полыхал. Черный дым столбом поднимался над озером, а пламя все разгоралось и разгоралось. Вокруг кострища были…да кого там только не было. У Саяны поначалу в глазах зарябило от пестроты толпы, что расположилась вокруг огня. Первым, кого она отчетливо разглядела, была девушка. Она так же как и русалка была обнажена, но стройное тело почти полностью скрывалось за россыпью огненно рыжих волос. Они мелкими кудряшками спадали почти до самых пят, пряча свою хозяйку от посторонних глаз. Дева лежала на животе и болтала длинными изящными ногами. Она лениво следила за тем, как два очень странных маленьких существа, похожих на ожившие трухлявые пни, пританцовывают и о чем-то переговариваются на непонятном языке. — Не глазей. — закатил глаза Карун. — Это лесавка: разозлится и выцарапает тебе все глаза! — финист выразительно кивнул на тонкую руку, что виднелась из под рыжего покрова. Саяна дернулась и поспешно отвела взгляд. Длинные загнутые на концах когти совсем ей не понравились. — Чего встала, идем! — Ратмир все еще был раздражен, о чем говорили сдвинутые на переносице брови. — Не хочу с тобой тут всю ночь проторчать. — Так зачем ты меня…— но Саяна не договорила, потому что дух снова сжал пальцы на ее локте и повел вокруг костра — Помнишь, что я говорил? Улыбайся, точно хмельная, но лучше помалкивай. Язык у тебя вперед мыслей лопочет. Девушка скривилась, но кивнула. Болтать с нечистью она и сама не собиралась, лишь таращилась на танцующие вокруг костра тени, открыв рот. Белокожие русалки кучковались у кромки воды, чесали зеленоватые волосы и тихонько хихикали. Издали они были похожи на обычных деревенских девиц, что собрались в избе на посиделки. Саяна никогда на такие встречи на ходила, но была наслышана от дворовых, как там поют песни, плетут косы и гадают на суженых. Лесавки, все укрытые копной длинных волос, беззаботно потягивались на росистой траве. Они выгибали тонкие красивые тела, будто завлекая, приманивая. И у них получалось: из лесной чащи, окутанной туманом, то и дело выходили стройные гибкие юноши. Кожа их была темна, точно кора дерева, а вместо одежды они носили балахоны из еловых ветвей. Черт лица в полумраке разглядеть не получалось, но волосы их были длинные и серебряные, точно у дряхлых стариков. Удивительный сон! Приснится же такое: поджарые юные тела и седые длинные космы почти до пояса. « Лешие. » — догадалась Саяна, когда один из мужчин прошел совсем близко, и девушка разглядела россыпь опят, что притаились у существа на плече. Темная кожа была неровной, будто изъеденной шрамами и напоминающей древесную кору. Девушка восторженно проводила взгядом широкую спину . — « Кому расскажу не поверят. Впрочем, кто верит чужим снам, если они не привиделись с четвертого на пятый день седмицы?». Леший подошел к той самой лесавке, которую так бесстыдно разглядывала Саяна. Дотронулся рукой до ее волос, и дочь воеводы оторопело отметила, что вместо пальцев у лесной нечисти узловатые ветки. Лисавка повернулась и улеглась на спину. Лицо у нее было женским, но при этом каким-то лисьим с приподнятыми вверх уголками глаз, вздернутым носом и тонкими губами. Мужчина присел рядом, навис над девой, провел древесной рукой по обнаженному телу, задержался на округлой небольшой груди и вдруг рыкнул, точно голодный зверь. Саяна вздрогнула, а лесавка выгнулась, облизала губы, притянула мужчину к себе и сплелась с ним в таком порочном поцелуе, что дочь воеводы закашлялась и уставилась на свои ноги, чувствуя, как алеют щеки, а сердце снова пускается галопом. Почему-то в голову тут же полезли мысли о том, что и она сама поутру целовалась с Рогдаем почти так же. Неужели…неужели со стороны это выглядит так? Так маняще и одновременно отталкивающе? Какой позор и стыд! Как она могла разрешить багру делать, что вздумается? Что за затмение на нее нашло? — Я же сказал, не глазей, — хохотнул Карун и потрепал Саяну за плечо, точно она была его давним приятелем. В его черных глазах блестели смешинки, видимо, финиста поведение дочери воеводы крайне забавляло. Девушка ничего не ответила, хотя ей показалось, что слуга духа тумана ждал от нее какой-нибудь колкости. Но от увиденного весь запал у Саяны куда-то испарился, и внутри остался лишь жгучий стыд. — Не глазей, не глазей — мурчащий голос за спиной заставил девушку снова вздрогнуть. К ним приблизилась высокая длинноногая красавица, стройная, как березка. Одежды на ней не было, и лунный свет ласково гладил белоснежную кожу, что казалась в полумраке ночи шелковым полотном. Она улыбнулась красивыми полными губами, и мягко положила тонкую руку Ратмиру на плечо. Тот окинул деву взглядом с головы до ног, и одобрительно кивнул. Выпустил локоть Саяны и притянул красавицу за талию к себе. Убрал упавшую на лоб золотистую прядку и выдал: — Кажется, я нашел ту, что меня сегодня обрадует. — Обрадует, обрадует — все так же мурлыкала дева и прильнув всем телом к Ратмиру,запустила пальчики в вороную копну его волос. Нежно коснулась губами шрама на щеке, провела дорожку поцелуев вниз к шее. Дух расплылся в довольной улыбке, но взглянув на ошалелую Саяну, нахмурился и чуть отодвинул от себя красавицу. — Обрадуешь, но сначала нужно завершить одно дело. — он недовольно кивнул в сторону дочери воеводы, и та нахмурилась, все еще полыхая от стыда и смущения. — Дело, дело — кивнула девица. Она указала пальчиком на камышиную поросль и вдруг испарилась, будто и не было. — Боги всемогущие….— прошептала Саяна. — Это что же…аука? Самая настоящая? Ратмир хмыкнул, многозначительно поглядывая на заросли, куда видимо и скрылась девица. — Стыд-то какой! — не удержалась дочь воеводы и отвернулась, не желая больше смотреть на такое бесчинство, что позволял себе дух, да и все вокруг. Карун вдруг расхохотался, а Саяна еще больше насупилась, чувствуя как смущение от увиденного сменяется жгучим раздражением. — А ты что думала, дочь воеводы? Чем нечисть в полнолуние занимается? Нити прядет и цветочки вышивает? — продолжал посмеиваться финист. — Ничего я не думала. — буркнула Саяна, изучая россыпь камушков под ногами. Старая Чарна рассказывала, что нечисть в полнолуние водит хороводы вокруг костров, но этот странный сон почему-то шел по другому пути. — Чего еще от вас нечистивых ожидать? — Что значит от вас? — возмутился Карун. — Я птица духами благославленная. А эти все…такими же людьми когда-то были из плоти и крови, как и ты. Лесавки – девушки, которые заблудились в лесу и сгинули, русалки — утопленницы, лешие — добры молодцы, что вступили в схватку с лесным зверьем, да не сдюжили. Ауки…лишь боги ведают, как они появляются. Они же разговаривать не могут, лишь эхом вторят за всеми. А вон тех ребят видишь? Да вот тех, которые на пеньки похожи? Это шишиги, мелкие пакостники, живут в камышах. И откуда они взялись, думаешь? Вот ваши мужики щенят в пруду топят, а они потом шишигами обращаются и хулиганят то здесь, то там. Саяна снова подняла взгляд на танцующих трухлявых существ, вдруг отмечая, что они повадками и правда похожи на собак. Один подскакивает, будто на лапы задние встает, а другой задом крутит, точно хвостом виляет. Горько на душе стало, тоскливо. Не задумывалась никогда дочь воеводы, откуда нечисть берется. — А теперь они нечисть — все равно сказала девушка, но уже не очень уверено. — Людей не любят. Если со всеми наш Великий Князь смог договориться, то шишиги настолько злобные и глупые создания, что ни на какие уговоры не поддаются! По осени утянули нашего Кузьму под воду, еле выплыл. — А с чего им вашу человечью породу любить, скажи? Вы их еще слепых в омут, да из сердца вон. Лесавок и леших никто по чащобам не искал, чтобы упокоить да последние почести отдать, а русалок и вовсе довели до самоубийства. Зачем им вас живых жаловать просто так? Из-за вас они не могут к предкам уйти и застряли между двух миров. Нет им нечистывым места ни на земле ни на небесах. Саяна ничего не сказала, все еще стараясь не смотреть, как отсветы костра подсвечивают поджарые гибкие тела, сплетающиеся в единый узор на изумрудном покрывале из росистой травы. Поодаль русалки и правда водили хоровод и одна из них, круглая и грузная, тянула заунывную песню звучным утробным голосом: — На крутом на бережку Слезы горько-горько лью И прошу- прошу водицу Взять меня в свои сестрицы. Я шагну в пучину вод Что покой мне принесет. Вот другая сторона Ждет-пождет меня судьба— Суженый мой водяной Стану прОклятой женой. — А почему та русалка со свирелью не участвует в этих…посиделках? — это было первое что пришло в голову дочери воеводы. Румянец все еще окрашивал ее щеки, а сердце ускоряло ритм, поэтому она попыталась отвлечься от навязчивых картин. — Наказана она — в голосе Каруна проскользнула какая-то новая нота, и Саяне показалось, что это было разочарование — Провинилась перед Водяным, вот он и поставил ее границу стеречь и никого незванного не пускать. — Это за ивелинов сапог, — со знанием дела закивала Саяна. — Да и не только за сапог. Она чуть его самого на дно не утянула. Карун сомнительно хмыкнул, и постучал пальцем по виску, мол глупая ты смертная: станет хозяин озера из-за такой ерунды русалку наказывать. Он даже хотел снова сказать что-то едкое, но не успел, потому что за спиной раздался усталый и недовольный голос Ратмира. Алые блики костра играли на бледном лице, делая его отстраненным и пугающим. — Идем смертная. Тебя ждет Шуя. — Кто ждет? — испугалась Саяна, и почему-то подумала, что совсем не хочет идти ни к кому, кто носит такое страшное имя. Ведьминское, колдовское. У всех жриц тьмы имена короткие, шелестящие, будто гадюка шипит. Сон приобретал неприятный оборот, и девушке вдруг очень захотелось проснуться. Она с силой ущипнула себя за руку, но лишь вскрикнула от боли. Какой странный сон, и какая реальная боль. — Шуя тебя ждет — не потрудился объяснить Ратмир и снова вцепился в локоть девушки. С усилием повел ее вокруг костра в сторону раскидистого дуба поодаль. Отсветы огня почти не доставали до толстого неохватного ствола, а спящие густые кроны казались мрачными грозовыми тучами. — Я не хочу ни к какой Шуе! — запротестовала Саяна и попыталась вырвать руку. Конечно же у нее ничего не вышло: хватка духа была крепкой. — Не бойся, она не кусается. — фыркнул Карун. Финист подтолкнул девушку в спину и вдруг снова каркнул, рассмеявшись — Ей, старой, жевать нечем! Ратмир вдруг остановился, не дойдя до могучего дерева нескольких шагов. Саяна удивленно посмотрела на духа. Тот шумно втянул воздух, принюхиваясь и снова морщась, будто под нос ему кто-то щедро подложил компоста. — Болотом завоняло. — рыкнул дух, и его финист, резко посерьезнев, взлетел коршуном и опустился своему господину на плечо. Распушил перья и грозно клацнул клювом. Саяна удивленно завертела головой — она никакого противного запаха не ощущала. Только ароматы лета, росистой травы да чуть тянуло с озера камышами. Позади них полыхал костер, нечисть ласкалась и нежилась, кто-то танцевал вокруг огня, кто-то, видимо ивелинова русалка, выводил на свирели спокойную, трогательную песню. — Ратмир! — из лесной чащи навстречу вышел молодой человек. Он был такой высокий, что Саяне пришлось задрать голову, чтобы разглядеть его лицо с выдающимся вперед подбородком и скособоченным сломанным носом. Парень был молод, могуч в плечах и румян щеками. Так румян, что даже в полумраке ночи можно было разглядеть, как алеют чуть тронутые щетиной щеки. Одет детина был в просторную расшитую зелеными узорами рубаху и широкие штаны. Он был бос и пояса не носил, поэтому Саяна сразу же поняла, кто перед ней. Еще один дух. — Йован. — сдержанно кивнул Ратмир. Его и без того тонкие губы сжались в полоску и чуть скривились в ломаную линию. Девушке показалось, что дух тумана еле сдерживает себя, чтобы в который раз за ночь не поморщиться. — Что привело сына Хранителя Болот на наш скромный праздник Луны? Чем не угодили ему костры, что развели сегодня болотники, дабы порадовать своих господ? Йован прищурился недобро, засучил рукава рубахи и выдал звучным и утробным басом. — По твою душу пришел, дух тумана. В этот момент Саяна осознала, что то, что она приняла за румянец было красными пятнами ярости. Этот самый Йован скалой возвышался над Ратмиром, играл желваками и раздувал ноздри от еле сдерживаемой ярости. — Что-то мне мой сон нравится все меньше и меньше. — прошептала девушка и на всякий случай отступила на шаг. — А мне кажется, что в твой сон пора добавить действий, дочь воеводы. А то все хороводы вокруг костра водим. — процедил Ратмир, не сводя глаз с сына Хозяина Болот. — Добавим искры в наш томный вечер. — Мне хватает огонька… Но договорить Саяна не успела. Детина засучил рукава и замахнулся на Ратмира, метя тому прямо в глову. Коршун отлетел в сторону, а дух стремительно уклонился, присел и сделал подсечку, отчего Йован повалился всем своим грузным телом на траву. Саяне показалось, что содрогнуась сама земная твердь, и девушка взвизгнула, в ужасе присев и закрыв голову руками. Коршун спикировал вниз на духа болот и, выпустив когтистые лапы, вцепился ему в загривок. Тот взревел, словно медведь и, вскочив, завертелся на месте, пытаясь стряхнуть с себя птицу. Ратмир в это время достал из-за пояса нож, в один прыжок настиг Йована, ударил ногой в грудь и снова повалил на землю, на этот раз нависнув над распластавшимся телом и приставив к горлу оружие. — Прежде чем являться по мою душу, подумай о сохранности своей, сын болот. — процедил он противнику в лицо и сплюнул раздраженно. — Я…отомщу тебе, туман. За Любаву отомщу! Коршун ударился о земь и встал уже человеком. Карун в очередной раз отряхивал плащ и посмеивался. Даже губы Ратмира чуть дрогнули, когда Йован назвал женское имя. — Это мы должны мстить за Ратмира, но благородно воздержались. — хохотнул финист. — Твоя нареченная бесчестно воспользовалась наивностью и открытостью младшего сына Хранителя Дождя. Можно сказать, надругалась. А ты уши развесил и веришь Любавиным басням. Она тебе еще про горных духов наплетет и чуть позже про морских. Подожди пару дней, когда ее список еще именами пополнится. — Убью…— все еще брызжал слюной Йован. Саяне казалось, что в болтовню Каруна он не особо вслушивается, а лишь буравит налившимся кровью взглядом духа тумана, что уже восседал сверху с видом победителя и вжимал лезвие ножа в мощную шею. — Жаль не могу осквернить налитую Луну и пролить кровь. — с искренним сожалением сказал Ратмир. — Поэтому ты пришел именно сегодня, да, Йован? Говори, чего ты хочешь на самом деле. Только не неси ерунду про честь этой смертной. Тошно слушать! Йован что-то просипел одними губами, но Саяна не услышала его слов. Лишь Ратмир одобрительно кивнул, но нож не убрал, продолжная сидеть на поверженном духе. Туман сгущался белым маревом вокруг своего хозяина, призрачными веревками пополз к духу болот и впился в руки и ноги, обматываясь вокруг них и не давая возможности шевелиться. Саяна все еще сидела на земле и смотрела на происходящее во все глаза. Удивительный сон, такой яркий и реальный, что все труднее становилось напоминать себе о том, что все происходящее девушке лишь грезится. Она осмотрелась и с удивлением увидела, что вокруг них уже во всю толпилась и перешептывалаь нечисть: и гибкие лесавки, и поросшие сединой лешие, и тявкающие шишиги-пеньки, и печальные русалки и даже та самая аука, что давече так томно вертелесь вокруг духа тумана. Все оторвались от своих занятий и вытроились полукругом, не сводя глаз с духов. — Нужен честный поединок! — вперед вышел один из леших. Он был невысок, приземист, но при этом хорошо сложен. Леший весь был покрыт темной корой, и лишь яркие зеленые глаза блестели в полумраке. — Бой в кругу! — рядом с ним встала ивелинова русалка. В руках у нее все еще была та волшебная свирель, что проливала на свет тоску и печаль. — Только этот бой примет Лунная дева. — Поднимайтесь, дух тумана и дух болот. — скрипучий шамкающий голос пронесся над освещенной серебряным светом поляной, закрутился вокруг кострища и ударился эхом о спящие деревья. Толпа разошлась, и на свет вышла невысокая сухонькая старушка. Сгорбленная так сильно, что была похожа на поломаное коромысло. Она опиралась на корявую палку и неспешно ковыляла мимо нечистивых, что почтительно склоняли головы при виде нее. — Здравствуй, Шуя, жрица Луны. — Ратмир не поднялся и головы не склонил, но все же в его голосе Саяна уловила какие-то новые нотки. Чуть позже она поняла, что это было уважением. — Что же вы соколики здесь устроили? Старуха улыбнулась, явив миру единственный передний зуб. Из-под алой шали выглядвала пара клоков седых волос, глаз почти не было видно из-за морщин. Да и черты лица будто бы заросли корой, точно кожа лешего. Саяна разглядывала ее ветхую темно-серую рубаху с красно-синей поневой, потемневшие от времени золотые браслеты на худых руках, яшмовые бусы с лунницей и думала о том, что эта старушка, должно быть, очень и очень стара. Возможно, даже древнее самого Вещего Лешко, а ведь именно он был самым старым человеком в Синем Яру. Никто не знал, сколько зим колдуну, но сама Саяна еще в детстве решила, что волхву где-то двести. Так ему и было двести уже зим так пятнадцать. — Так напал на меня — невозмутимо пожал плечами Ратмир. — А он мою невесту…— начал было Йован, но туманная веревка вдруг скрутилась во что-то круглое и, залетев в открывшийся было рот, захлопнула его, словно кляпом. Дух болот взревел, а нечисть недовольно завозилась. Леший, что стоял впереди всех, неодобрительно покачал головой. — В праздник Луны нельзя ругаться. Но если все же случилась размолвка, то решается она только боем в лунном кругу! — Бой! Бой! Бой! — разнесся по поляне шепот, пронессе ветром и затих в камышовых зарослях. — Бой! — запоздало откликнулась аука, откинула золотые волосы и обворожительно улыбнулась Ратмиру. Тот ухмыльнулся, подняв глаза к небу и сложив вместе ладони. В серых глазах разгорался азартный и предвкушающий пожар. Туман выпустил Йована из своей цепкой хватки, и тот, кряхтя, встал на ноги, повторив за своим противником движения. — Да будет так. — кивнула Шуя, и прошаркав к поваленному бревну березы, медленно уселась. Оглядела обоих духов светлыми, почти белыми глазами и вдруг с неожиданной проворностью хлопнула в ладоши. Тьма, ютившаяся где-то у корней деревьев, зашевелилась, поползла тенями по траве. Костер затрещал, взметнул пламенем ввысь и вдруг потух, осыпавшись еле тлеющими углями. Тьма стремительно погрузила в свой мрак все вокруг, скрыв от Саяны и нечисть, что затихла и затаила дыхание в предвкушении, и разминающих кулаки духов, и саму старую ведьму. Мгла расстелилась, укутала в темное покрывало землю и вдруг успокоилась, замерла, не тронув лишь небольшую часть поляны. Тот самый круг, что освещал серебряный лунный свет. И именно под эти прохладые лучи и ступили духи. Ратмир стянул с себя тунику, отбросил в сторону, и Саяна с удивлением отметила, что худощавый на вид парень неплохо сложен. Дух стоял к девушке спиной, но уже от вида жилистой, точно сплетенного из кожаных ремней разворота плеч в щеки бросился стыдливый румянец. Йован тоже стянул рубаху, обнажив мощное мясистое тело. — Отойди подальше — Карун, снова ставший человеком, дернул Саяну за рукав и оттащил под сень темноты. Усадил на что-то теплое и шершавое, похожее на бревно — во мраке было не разобрать. — Почему они дерутся? Кто такая эта Любава? — шепнула девушка финисту, когда тот присел рядом. Она не видела его лица, но уже догадалась, как коршун снисходительно на нее смотрит. — Да кому нужна эта смертная. — тихо ответил он, посмеиваясь. — Этот увалень давно искал повод насолить кому-то из рода Дождя. Ратмир, к сожалению, самая удачная мишень. Сам подставился, когда повелся на эту вертлявую девицу. Хотя на такие…кхм… прелести, я бы и сам повелся. Одним словом мстит болотник не за нареченную свою. Не первый и не последний…дело обычное. — А почему? — удивилась Саяна, наблюдая, как угрожающе дух болот потрясает кулачищами, что-то громко восклицая на незнакомом языке. То что дух тумана был любителем женщин, дочь воеводы и так уже поняла, но вот почему духи хотят друг другу отомстить и невест как повод используют… — Да все просто. — Карун еще понизил голос и Саяна пододвинулась нему, ощутив пальцами мягкое оперение плаща финиста — Хранитель Дождя давно сделал Хранителя Болот своим холопом. Он у нашего господина на побегушках эдакий прихвостень. Что придется Дождю не по нраву, так затопит он его болота или совсем лишит милости и иссушит до сгоревших торфяников. Что могут болотники против силы небесной воды? Вот и подчиняются, а поскольку открыто противостоять не могут, ждут подобного повода, чтобы поквитаться. Саяна удивленно открыла рот и уставилась на Каруна. Точнее она почти не различала в темноте его носатый профиль, но предполагала, что смотрит именно на него. — Боги всемогущие… — удивленно прошептала девушка — За что же духи других себе подчиняют? Что они не поделили? Боги каждому духу свой надел отдали, всю землю меж ними поделили, каждому наказ дали править смертным миром в согласии! — Как за что? — каркнул финист — Да за то, что если бы господин этого не сделал, был бы болотник в услужении Хранителя Солнца, или же Лесного Владыки. Низшие духи всегда имеют покровителя, по-другому не бывает. Только вот строптивые эти болотники, так и ждут, когда вырвутся из-под власти Дождя, чтобы перейти в услужение к Лесному Владыке. А боги…да что боги…— глаза уже привыкли в темноте, и девушка увидела, как финист небрежно махнул рукой. — Прямо как у людей…— Саяна припомнила, как дед Великого князя воевал с баграми за владение Великим Лесом. Синий Яр забрал себе его целиком со всеми деревьями, болотами и даже нечистью, оставив вождя Багровых земель ни с чем и оттеснил потомков волков в степи. Много лет пытались багры отвоевать хотя бы часть леса, но синеярцы умело держали оборону. И только его внук, Славен Мудрый, смог заключить с баграми мир. — Во всех мирах все одно, дочь воеводы — хмыкнул Карун и тронул девушку за локоть. Саяна вздрогнула: в этом странном сне до нее дотронулись уже столько раз, сколько не дотрагивались и за всю жизнь. Финист тем временем довольно продолжил — Смотри, начинается! Сейчас наш Ратмир покажет этому выскочке. Саяна перевела взгляд на место боя. Круг вдруг засветился, заискрился и зажегся белым огнем. Языки белоснежного пламени окружили двух молодых людей, что уже нетерпеливо переминались с ноги на ногу и сжимали кулаки в ожидании. — Луна зажгла круг и дала согласие на бой. — пояснил финист. Он сказал что-то еще, но Саяна уже не услышала, потому что Йован взревел, точно медведь и, замахнувшись огромным кулаком, кинулся вперед, норовя снести Ратмиру голову. Тот присел, уклоняясь от удара, попытался сделать подсечку, но болотник в этот раз был готов к такому выпаду и подпрыгнул, сотрясая землю. Оскалился и снова размахнулся, с чувством впечатывая кулак Ратмиру в скулу. Тот упал на спину, но тут же ударил ногами Йована в грудь и вскочив, нанес несколько коротких ударов противнику в лицо. Брызнула черная кровь,окрашивая серебристую траву. — Первая кровь. — дух тумана соединил ладони и снова посмотрел на небо, туда, где наблюдала за боем Лунная дева. — До третьей крови будут драться. — пояснил Карун, и Саяна поежилась. В Синем Яру до третьей крови никто никогда не бился, лишь до первой. — Убью…— прорычал болотник и снова кинулся на Ратмира. Он размахнулся заведя обе руки назад, открывая живот, куда тут же получил ногой. Йован захрипел, согнулся и повалился на траву, когда на его спину обрушились удары быстрых и проворных кулаков духа тумана. Ратмир с хищной улыбкой поставил ногу на хребет, надавил, и болотник с грохотом стукнулся подбородком о землю. Раздался неприятный хруст, и пара зубов выпали из открытого в крике боли рта. — Ай как грубо! — в притворном ужасе прошептал Карун, а Саяну передернуло. Она смотрела на битву духов во все глаза. Отмечала каждое быстрое и стремительное движение Ратмира. В свете серебряного света его тело казалось граненым, точно острие клинка. Он сам весь казался Саяне наточенным лезвием, что безжалостно обрушивает свой гнев на разозленного и опозоренного Йована. Как черная кровь выливается на траву, и как стонет поверженный дух, осторожно трогая пальцем место во рту, где еще мгновения назад были два нижних зуба. — Вторая кровь. — довольно прошипел Ратмир, не убирая ноги. — Может хватит, болотник? Иди-ка уже домой под крылышко к нареченной. Не стоит ждать третьей крови. Не по зубам тебе сын Дождя. Вон уже двоих лишился, побереги остальные! Йован вдруг задергался, рванулся взбешенным зверем, сбрасывая с себя Ратмира. Парень от неожиданности не устоял на ногах и повалился, а болотник оторвался от земли и в прыжке обрушился всем телом на лежавшего на земле духа тумана. Погребя под собой противника, Йован хищно рыча, принялся бить кулаком в лицо Ратмира. — Первая, вторая…— скалил беззубый рот болотник, нанося точный удар в нос, а затем в голову. Белоснежная кожа Ратмира тут же окрасилась в буро-черный — Не по зубам, говоришь, слабак? — Йован чувственно сжал подбородок Ратмира в пальцах и с размаху врезал тому в глаз. — О нет, не убивай меня, Йован, пощади! — завопил вдруг Ратмир, и зажмурился, когда очередной удар обрушился ему на голову — О великий и прекрасный дух болот, я знаю твое благородство не знает границ, отпусти, прошу! О великолепный Йован, умоляю, прости и отпусти бедного несчатного духа тумана! — продолжал голосить Ратмир. Болотник, опешив от такого неожиданного поворота, озадаченно опустил кулак и почесал затылок, раздумывая, как поступить. На его бровастом лице отразилась внутренняя борьба. Саяне показалось, что каждая мысль отражается в его темных, налитых кровью глазах. Да и думы эти были сишком просты, чтобы не догадаться. С одной стороны превратить сына духа дождя в лепешку было уж очень заманчивой идеей, а с другой...что о все скажут, если он продолжит бить сдавшегося? Бить лежачего — дело нечестное, а Йован хочет славы и почета. Но с другой стороны, это же паршивец из рода Дождя! Когда еще выпадет случай пересчитать его зубы? — Ты это...чего вдруг сдаешься? — неуверенно промычал Йован, так и не приняв решения. — Наклонись, я тебе расскажу. Не для ушей нечистивых это. Кто узнает, позора не оберусь. Только тебе доверю, о великий Йован-победитель, чтобы ты сжалился надо мной и пощадил! — громким шепотом ответил Ратмир, приоткрывая один глаз. — Вот дурак…— прошептала Саяна, когда болотник склонился к распластавшемуся на земле духу. Потому что, как только он приблизился достаточно, Ратмир резко вскинул голову, ударяя Йована прямо в лоб. Он тут же ослабил хватку и отшатнулся, хватаясь за ушибленное место. Замотал головой, пытаясь прийти в себя. А Ратмир само собой не стал дожидаться, когда болотник оклемается и влепил ему с ноги в грудь, отбрасывая от себя на добрый пяток локтей. Выпрямился, вытер лицо рукой и, пожав плечами, просто сказал: — Третья кровь. Йован с трудом приподнялся, дотронулся до затылка, и его пальцы тут же окропились черным. Удар головой пришелся как раз по выступавшему из земли камню. — Победа за духом тумана! — проскрипела Шуя, и Саяна подпрыгнула от ужаса, осознав, что старуха все это время сидела почти рядом с ней. — Почет и слава сыну Дождя! — Почет и слава сыну Дождя! — тьма, впитав в себя пролитую кровь, отступила, и лунный свет снова озарил покатый берег, поляну, потухший костер и нечистивых, что все еще стояли полукругом и теперь складывали вместе ладони, отдавая почести и Ратмиру и Лунной деве, во имя которой и был бой. — Сыну Дождя… — аука вышла из толпы, подошла к духу тумана, что все еще возвышался, над сопящим и корчащимся от боли Йованом. Девица прильнула к груди Ратмира и сладко провела тонкими пальчиками по залитому кровью лицу. Закусила полную губу и поспешно ее облизала. Парень прижал девушку к себе и, зарывшись лицом в ее густые волосы, что-то зашептал той на ухо. Нечистивая хихикнула и еще сильнее прижалась к обнаженной груди духа. — Достойная награда для победителя — Карун довольно скрестил на груди руки, наблюдая за тем, как обвивается вокруг господина златовласая аука. Снова полилась русалочья песня, заводили девы хороводы вокруг вновь разгорашегося костра, пустились в пляс лесавки, потянули за собой леших, затявкали шишиги, и пополз по поляне аромат чего-то терпкого, пряного, дурманящего. — А слуга тумана не достоин награды сегодня? — рядом с Каруном и Саяной присела ивелинова русалка, та самая, что так печально играла на свирели. Девушка была обнажена и прекрасна в серебристом свете, что щедро лила на ее длинные волосы луна. Финист тут же подобрался и шумно втянул воздух, когда ее тонкая рука игриво провела вдоль просшей щетиной скулы. — Думаю, я очень даже достоин…— как то хрипло сказал он, наблюдая, как русалка откидывает густые локоны назад, открывая взору круглую высокую грудь. — Так пойдем, финист-коршун. Я награжу тебя — она придвинулась еще ближе, накрутила черную прядь волос Каруна на тонкий пальчик и нежно коснулась губами уголка его плотно сжатого рта. — Ты это…дочь воеводы, тут посиди немного. — даже не смотря на Саяну бросил финист. Голос его звучал как-то сдавленно, а взгляд потемнел и не отрывался от белоснежного тела красавицы, что манила за собой. — Никуда не уходи, ничего не ешь и не пей, поняла? — Поняла…— ответила Саяна уже его спине. Девушка потерла подбордок, совершенно не представляя, что ей тут теперь одной делать. Не водить же хороводы с русалками! Утянут еще под воду, не выплывет. Снова захотелось проснуться и втретить уже новый день. — Как легко заставить мужчин плясать под свою дудку. — проскрипела рядом старая Шуя. Саяна обернулась. Ведьма сидела совсем близко, и в руках у нее было что-то странное и дымящееся. Это был деревянный брусок с отверстием, из которого валил дым каждый раз, когда старуха подносила другой его конец к тонким почти невидимым губам. Она выдыхала колечки густого пара и они расползались сладким ароматом по округе. — Красота. Кто из сладострастных духов не поведется на нее? Пьянящий вкус победы и девичьих губ — вот лучший способ поработить мужчину. Внуши ему что он победитель, а потом подари свою ласку. После этого компота даже сам Бессмертный Князь сделает все, что ты хочешь. — Но зачем это нужно? — сипло спросила Саяна. Морщинистая старуха внушала девушке холодящий хребет страх. Она и раньше встречала ведьм на торжище. Такие же ветхие старухи, они гадали по руке на суженого, рассказывали о грядущем, раскидывая маленькие дощечки с вырезанными на них рунами. Только вот ни одна из этих замотанных в шелковые шали ведьм не внушала желания убежать. Шуя же была ведьмой другой… он нее пахло тьмой и пеплом. Девушка спрятала заледеневшие ладони под дымчатую накидку, что дал ей Ратмир, и покрутила головой: духа тумана и след простыл, как и златовласой ауки. Лишь Йован все еще одиноко сидел на траве и потирал разбитый затылок. Ночной ветерок пронесся по поляне, всколыхнул спящую воду, и нагнал на небосвод облаков, закрыв Луне обзор. — Затем, чтобы Сморящая нас не увидела, девочка. — проскрипела Шуя, глядя на то, как закрывает ночная тучка серебряное светило. И вдруг проворно схватила Саяну за запястье. Девушка непроизвольно вскрикнула и попыталась вырвать руку, но хватка старухи оказалась на удивление цепкой. — Не бойся, Саяна. Я единственная, кому ты можешь здесь доверять. Саяна хотела спросить, зачем ей вообще кому-то доверять, но мир вдруг ушел из-под ног, закрутился спиралью, завертелся волчком и в мгновение померк, увлекая девушку за собой в кромешную темноту.