Сна больше не было ни в одном глазу. Гермиона схватила свитер и, натягивая его уже на бегу, вылетела из башни Гриффиндора и просто неслась, куда глядели ее глаза, не оборачиваясь. Липкое чувство присутствия бежало за ней, наступая на пятки и давя на затылок бестелесным взглядом. Но Гермиона была шустрей.
Колени начало ломить от беспрерывного бега, и девушка остановилась, оперевшись на ноги, чтобы отдышаться. Она оказалась на лестнице, ведущей в Астрономическую башню, а лестница была огромной: глаза в темноте даже не могли увидеть, где именно она кончается. Но девушке и не нужно было — она прекрасно и так знала, что ступенек впереди еще куча. Обернувшись за спину, Гермиона поняла, что уже поднялась выше, чем наполовину, и решила, что отступать будет странно, поэтому, пару раз попеременно встряхнув ноги, она продолжила восхождение на эту гору. Горло жгло от резкого перепада температуры воздуха, в ушах слегка звенело, и она чувствовала, как от бега покраснело лицо. С физической активностью у нее всегда были нелады. И она почти жалела, но всем сердцем ненавидела квиддич, а для маггловского спорта в Хогвартсе не было ничего. Выдохнув полной грудью и распрямившись, она положила руку на нижнюю часть ребер с правой стороны, потому что там резко кольнуло, и постаралась найти такое положение, при котором боль была наименее резкой.
— Грейнджер, это пиздец. У меня нет слов. — Драко Малфой, неверяще качающий головой и держащий темную бутылку явно чего-то очень градусного в руках, сидел на полу прямо наверху башни, куда Гермиона наконец взобралась и, замерев, просто пялилась на него и очень громко дышала ртом. Изумление вытянуло ее лицо. — Я твои потуги подняться слышу уже минут пять, не меньше, — хохотнул он.
— Уф… Малфой, я хотя бы не бухаю посреди ночи на самой высокой точке замка, — все еще задыхаясь от подъема, попыталась съязвить она в ответ, но из-за сбившегося дыхания вряд ли это получилось достойно.
— Законом не запрещено
напрямую, так что и претензий не должно быть, — Драко развел руками и откинул серебристые волосы со лба. Еще одним движением, которое он постарался скрыть, но Гермиона все равно заметила, он задвинул раскрытое письмо себе за спину.
— Ну конечно, не запрещено
напрямую. И почему меня не удивляет, что ты даже в школьном кодексе найдешь юридические лазейки, чтобы просто потягивать вино, или что там у тебя в бутылке, после комендантского часа? Напрямую нам уж точно запрещено болтаться по замку после одиннадцати вечера, и
это ты знаешь, — наигранно недовольно уколола его Гермиона.
— Кто бы говорил. Не я один тут это правило нарушаю, — резонно заметил парень.
— Я — героиня войны, Малфой. Мне простительно. — Она вздернула подбородок и хитро улыбнулась.
Драко закатил глаза в ответ, но затем жестом пригласил ее присесть рядом и слегка подвинулся. Гермиона сначала потерялась, но потом взвесила варианты и внутренне приняла перспективу посидеть тут вдвоем, по крайней мере, пока она не отдохнет, поэтому взмахом палочки наколдовала себе подушку, на которую и пристроилась сбоку от слизеринца.
— Так тихо, — заметила она после паузы шепотом, не желая нарушать умиротворение, висевшее в воздухе.
И правда, вокруг стояла пронзительная тишина, но при этом она была естественной. Если прислушаться, можно было разделить легкий шелест листвы на ветру, сам ветер и прибой озера на территории школы; где-то в Запретном лесу одинокий дрозд коротко гаркнул и замолк; на этом звуки заканчивались. Вся школа крепко спала. Наверное, только Макгонагалл сидела у себя в директорском кабинете и строчила отчеты, но по понятным причинам ребята этого не услышали бы.
Драко едва слышно согласился и, взболтнув бутылку, приложился к горлышку губами. Гермиона не знала, о чем с ним говорить. Несмотря на то, что они не ругались и их колкости больше не задевали за живое, как на первых курсах школы, и миролюбивая перебранка с ним была для нее в новинку, она не хотела рисковать и заходить со своими вопросами на территорию, которую он посчитает нужным защищать. Поэтому просто молча сидела рядом, все еще отходя от ночного кошмара. Тяжеловесное чувство оседало на ее легких и холодило конечности; ей было безумно страшно в моменте, но сейчас, когда она была не одна, чувство, что за ней наблюдает что-то темное, отступило. Малфой сидел с плотно закрытыми глазами и откинутой на стену головой, но не выглядел умиротворенным. Внутри шла какая-то война или он смирялся с неудобной правдой.
— Моего отца хотят казнить, суд вынесет приговор десятого октября, — вдруг нарушил тишину Драко абсолютно ровным тоном. У Гермионы волосы встали дыбом, и она впилась в его профиль зрачками до боли в глазах.
— Мне жаль… — неуверенно протянула она севшим голосом, скорее задавая вопрос, будто прощупывая почву.
— Тебе не должно быть жаль. И мне не жаль. Он был редкостным ублюдком абсолютно со всеми, — ответил ей блондин, снова приложился к бутылке и, видимо, решил сменить тему. — А что тебя сюда привело, Грейнджер?
— Кошмары. Один и тот же, всегда. Но сегодня он мутировал во что-то еще более жуткое, чем обычно. Хотя, если описать то, что произошло, я не смогу объяснить, что именно меня испугало. Знаешь, во снах бывает иногда очень странно: ситуации жуткие могут не вызывать никакого эмоционального отклика, а абсолютно невинные вещи могут заставить тебя в холодном поту проснуться.
— У этого… Фреда? Фрейнда? Была теория о сновидениях, через ассоциации можно понять, о чем был сон.
— И даже он на самом деле не знает, что такое сновидения. Для самых умных существ на планете мы очень мало знаем, зачем вообще ложимся в кровать каждую ночь и уходим в кому. И его зовут Фрейд.
— Да, да, похуй. — Он повернулся к ней и вымученно улыбнулся. — Запоминать имена магглов — не мое хобби.
Драко выглядел измученным, припертым к стенке, он делал выбор между плохим и очень плохим, когда ни один из вариантов точно не удовлетворит последствиями. Гермиона видела, как слегка тряслись его руки, поднося сигарету ко рту. Старался выглядеть расслабленно, но не получалось. Они были здесь вдвоем, каждый по своим причинам. Счастливые люди вряд ли убегают из своих постелей в районе трех утра.
— Малфой, но твой отец?.. — девушка запнулась. Она понятия не имела, как правильно сформулировать вопрос, потому что ситуация не была ординарной. Она в задумчивости поводила указательным пальцем по нижней губе и решила, что лучшая тактика — честность. С Хансом сработало, только с Малфоем ее цель была иной. Ей было его искренне жаль, она понимала, сколько давления он испытывает. Она знала, что не он убил Дамблдора, хотя видела, в какой среде он вырос. Не смог переступить красную линию, потому что это уже было не на уровне оскорблений магглорожденных и чопорных разговоров о чистоте популяции в вычурных гостиных мэноров, напополам с безвкусным шампанским. А пугающе по-настоящему — убить человека, отнять жизнь, забрать свет сознания из зрачков, лишить движения мышцы тела.
А еще она знала, что однажды в коридоре, когда им было лет по пятнадцать, они случайно встретились взглядами, и у нее внутри засело абсолютно необоснованное предчувствие, что Драко — хороший человек. Просто обертка у него специфическая. Всего секунда столкновения, но она будто увидела его в аппарате МРТ. Интуиция может звучать как слабый аргумент, но только она и сработала, когда не было других фактов. И потом на войне это подтвердилось; если бы не он — она бы не сидела на этой башне сегодняшней ночью. И поэтому она попыталась снова.
— Ладно. Я не так давно посмотрела фильм, еще на летних каникулах, и он натолкнул меня на очень неприятное осознание. Там главная героиня узнает, что ее отец виновен в катастрофе, которая почти уничтожила человечество, и в финальной сцене она рыдает, но не убивает его, хоть никогда и не простит. Я тогда не поняла ее, и знаешь почему? Потому что я настолько своих родителей люблю, что если бы мой отец был виновен в подобного рода катастрофе, это причинило бы мне боль, но я бы никогда не смогла отречься от него или убить. Я просто… — Гермиона перевела дух и завела волосы за ухо, собираясь с мыслями. — У них, как и у нас, не было инструкции с четким планом, что нужно делать, что правильно, а что нет. И я верю, что каждый человек, который барахтается здесь, а не сводит счеты с жизнью, — победитель в этой гонке, вопрос в методах, конечно. — Гермиона взяла паузу и пару раз сжала и разжала пальцы, пытаясь сбросить психическое напряжение. — Я это всё к чему веду: это твой отец, Драко. И он у тебя один. Да, херовый, но какой есть, и вопрос: есть ли в твоем сердце хоть крупица милосердия к своему родителю? Потому что если да, то ты не сможешь простить себя потом, если не попытаешься защитить его. Если он любил тебя, если давал тебе чувство безопасности рядом с собой, если заботился. Если бы мой отец был преступником войны, а я пошла против него, я бы все равно на суде боролась бы за него до его последнего вздоха, потому что мне… не плевать. Я все равно любила бы его всем сердцем, потому что это
папа.
— Он никогда не изменится, Грейнджер. Это нереально, — глухо ответил Драко, качая головой.
— Это понятно, ведь сохранять статус-кво легче всего. Гарри еще не родился на свет, но уже был на правильной стороне. Ему не нужно было прикладывать усилия к тому, чтобы оказаться на стороне света. И, возможно, то, что ты сейчас сидишь здесь, это еще большая победа, чем та, которую добились мы, ведь нам хотя бы не нужно было бороться с самими собой.
— Я не смогу. Если я за него заступлюсь, я сам себя уважать не буду. Есть преступники, и есть их преступления, и, к сожалению, этот преступник — мой отец. Человек, который должен был делать все для защиты семьи, а не для того, чтобы эта семья была презираема всем магическим сообществом. Он предал меня и маму, и я мог бы простить его за меня. Но за мать — никогда.
— Мне чертовски жаль, что мы вынуждены сталкиваться с таким в нашей молодости. — Гермиона поджала губы и протянула руку к бутылке, которую парень зажал между коленей.
Обхватив горлышко, она наклонила бутылку, и пищевод обожгло виски. Гермиона, не привыкшая к алкоголю, закашлялась и скривилась от ощущений. Малфой тихо хмыкнул сбоку, но деликатно промолчал.
— Где твои родители? — спросил он Гермиону спустя пару минут.
— Думаю, где-то на континенте, — она развела руками в жесте неопределенности. — Макгонагалл сказала, что передаст мне информацию, если я предложу ей четкий план действий по возвращению их памяти. Ведь не факт, что получится. Если она сочтет, что план безупречный, то обещала помочь. Но я ничего не смогла придумать; те письма, которые я писала в больницы, либо остались без ответа, либо колдомедики отказываются работать с магглами. Им ведь обычно стирают память о магии, а не восстанавливают, и у магглов немного иначе работают те части мозга, где хранятся воспоминания. Вот если бы они были магами, то магия поддержала бы внешнее вмешательство и помогла бы восстановить утраченные кусочки информации. Но они не маги. И я понимаю директора, это логичный ход — зачем дразнить меня встречами с родителями, если из этого ничего не выйдет, только больно будет сильнее.
Она устало помассировала лоб, чтобы хоть как-то снять зажатость с лица. Страх никогда не вернуться в
тот дом холодил запястья и сдавливал горло, но слез больше не осталось — она выплакала их за июнь и половину июля. Внутри вообще больше ничего не осталось к середине лета. Она всё задавалась вопросом: неужели ее подсознание, тянущее как за крючок на удочке к Хансу, просто пыталось скомпенсировать отсутствие родителей и их потенциальное невозвращение в ее жизнь? Тогда вся эта ситуация была еще более глупой; но сколько бы она ни пыталась найти у Ханса и своего отца общие черты, не могла. Их не было. Только, что Ханс, скорее, был бы лучшим другом ее папы, чем ее мужчиной. Но на этом всё. Может же тебе нравиться человек, который, когда ты родился, уже завел собственного ребенка и не встретились вы раньше исключительно по биологическим причинам. Что же в этом, собственно, плохого?
Все последние дни она склонялась к ответу, что «ничего». Особенно когда внимательно следила за Тео. Красивый парень, с точеными чертами лица, профилем, как у античной статуи, и бешеной харизмой. Каждый его жест и каждое движение лица были пропитаны молодостью и предвкушением насыщенной жизни впереди. Нередко, находясь рядом с ним, она забывалась и сама поддавалась на это обещание того, что всё только будет. Искренне смеялась, запрокинув голову, и удивлялась потом, насколько звонким может быть искренний смех. И он постоянно ловил ее взгляд, беспрестанно смотрел на нее своими проницательными зрачками и расплывался в кривоватой улыбке. И все же в нем не было чего-то существенного, не хватало какой-то черты, которую Гермиона видела в Хансе и не могла найти в сыне. Может быть, то было осознание, что жизнь может быть прекрасна, но скорее вопреки, а не благодаря. Что не всегда человек получает то, чего жаждет его душа и сердце. Смирение, которое плещется в радужке от этого осознания, и именно оно позволяет ценить то, что все-таки достается тебе, в сто крат сильнее. Причем достается случайно, будто кто-то сверху смахнул крошку со стола, а эта самая крошка для тебя стала амброзией.
— Когда будешь ему отказывать, сделай это помягче.
— Прости? — Гермиона встряхнула головой, резко вынырнув из своих размышлений из-за реплики Малфоя, которая никак не стыковалась с темой, которую они обсуждали ранее. Она повернулась к нему с поднятой бровью, вычленяя на его лице признаки того, что он читал ее мысли.
— Ты знаешь, о чем я. Он мой друг, и не на твою печень падут последствия твоего отказа. — Драко в ответ повернул лицо к ней и посмотрел на нее глазами, которые, казалось, знают
всё. Ну, почти всё.
— Он тебе рассказал? — спросила его Гермиона притихшим голосом.
— Ему даже рассказывать было не нужно. Если бы ты хотела это увидеть — ты бы заметила еще на первом курсе.
Гермиона внимательно рассматривала его лицо и потом хмыкнула, поджав губы и прикрыв глаза.
— Я считаю, что он это несерьезно. Мы ведь даже не общались никогда.
— А разве надо много общаться, чтобы полюбить? — спросил Драко задумчиво.
— Думаю, да. Как ты можешь полюбить по-настоящему, если, не общаясь, рисуешь иллюзию в своей голове, не сталкиваясь с истинной сущностью человека? Любовь не может быть неразделенной, потому что любовь - это про двух игроков.
Девушка с парнем резко повернули головы в сторону арки с лестницей, когда услышали быстрые и легкие шорохи. Малфой незаметно сжал палочку, а Грейнджер напрягла спину. Кто-то перепрыгивал через несколько ступенек и делал это умело и почти бесшумно. С каждым прыжком звук становился отчетливей, и в проеме вырос невысокий силуэт. Гермиона уже знала, кто это.
— Честное слово, если бы меня кто-то видел за последние двадцать минут — подумали бы, что я ищу наркотики, заглядывая в каждый арочный проем. Хорошо я вспомнила поисковое заклинание, жаль оно лишь указывает направление и совершенно не указывает, на каком уровне… — возмущенно затараторила Джинни, но осеклась на середине предложения, когда подняла взгляд и наткнулась на слизеринца. Ее лицо вытянулось и побледнело, хотя физиологически это невозможно после интенсивного подъема.
— Доброй ночи, Малфой. — Гермиона точно знала, что втроем их компания образовывала бы какой-то неправильный, вывернутый наизнанку треугольник, и решила закончить эти спонтанные ночные посиделки.
— Доброй ночи, Грейнджер. — Девушка поднялась с пола, быстро отряхнулась и развеяла подушку, на которой сидела, небрежным взмахом палочки, не оборачиваясь.
Она молча подошла к подруге и, взяв ту за предплечье, развернула в сторону выхода.
— Что вас с Малфоем связывает? — с претензией в голосе Джинни остановилась за спиной подруги и повернула ее к себе, когда девушки окончательно оставили за собой лестницу и прошли уже половину пути до башни Гриффиндора.
— Реакция на стресс, очевидно, — хмыкнула Гермиона, но потом спохватилась и остро ощутила, что сейчас — именно тот момент, когда можно все рассказать и обо всем спросить. Она медленно подошла к Джинни, почти вплотную, мягко заглянула ей в глаза и спросила:
— Джин, я не знаю, что происходит между тобой и Тео, но я должна тебе кое-что рассказать...
— Я знаю. Я все знаю. Думаю, вы будете отличной парой, до безумия красивыми вместе. У вас так много общего, почти все, кроме характера.
— Нет, стой, что?.. — Гермиона зажала переносицу большим и указательным пальцем и встряхнула головой в непонимании. — Джинни, господи, ответь мне на вопрос. Что между вами?
— Ничего абсолютно, мы друзья, ты же видишь это своими глазами, — подруга невинно хлопала ресницами и нервно улыбнулась.
— Да? Все, что я вижу, — как вы замолкаете, когда я к вам подхожу. Как вы стоите вдвоем и шепчете что-то друг другу на ухо. Как он многозначительно смотрит на тебя иногда. Он нравится тебе?
— Он хороший парень, если бы он был мне противен, мы бы не дружили. Но! — Она подняла вверх указательный палец. — Но в этой симпатии нет абсолютно ничего от романтики.
— Ну почему нужно все время недоговаривать, объясни? — скорее риторически простонала Гермиона и решила зайти с другой стороны. — Он признался мне в чувствах, он сказал, что всю школу завидовал Рону, что я всегда ему нравилась. Что только после того, как закончилась война, он решил, что пора действовать. Это имеет смысл для тебя? Не считаешь, что это похоже на шутку?
— Нет, Гермиона, это не шутка, — прошептала Джинни и, нервно оглянувшись, потащила подругу в сторону подоконника, спрятанного в углублении. — Он правда в тебя влюблен и правда давно. Мы с ним только друзья. Я не решалась говорить тебе, но... — Джинни закрыла глаза и скривилась, будто у нее свело ногу и она старалась не подать виду. — В тот год, когда вы с Роном и Гарри ушли на прогулку по лесам и окрестностям. Мой шестой курс, ваш седьмой. Помнишь братьев Кэрроу, помнишь наши рассказы о том, что они делали со студентами Гриффиндора? — Гермиона кивнула на вопрос, но прерывать не стала. Она печенью ощущала, что сейчас они наконец подбирались к главной сути. — Где-то в ноябре того года мы с Невиллом попались ночью в коридоре — шли в выручай-комнату, на собрание бывшего Отряда Дамблдора, — и нас за шкирку схватили слизеринцы из бывшей дружины Амбридж. Тео там не было, он бы не стал в таком участвовать, но был другой человек, — Джинни покосилась на подругу, блеснув мятного цвета глазами, и мучительно сжала челюсть. — С тех пор как он меня вытащил, как прикрыл, я не могу выбросить его из головы. Драко просто сказал остальным, что накажет меня лично, отвел в кабинет, рыкнул, чтобы мы больше так не попадались и чтобы я вышла из этого кабинета через полчаса. Было еще несколько подобных ситуаций, и он всегда меня прикрывал. И он делал это просто так. Я не понимаю почему, это как не закрытый гештальт, я все время мучаюсь вопросами. Дело было во мне? Или все-таки в нем? И потом я узнала, что он не сдал вас с Гарри в Малфой-мэноре. И я просто не могу теперь с ним даже заговорить. У меня каждый раз ком в горле застревает и наступает полный паралич. Я веду себя как глупая влюбленная третьекурсница, но абсолютно, блять, ничего не могу с собой поделать, — зло выплюнула она с такой сильной обидой на саму себя, что Гермиона чуть не подавилась воздухом.
Грейнджер опустила ладонь подруге на плечо и мягко погладила, все еще ничего не говоря, так как слов не было. У Джинни затряслась нижняя губа и глаза явно увлажнились. Она сморгнула слезы, и они наперегонки покатились по ее несчастному лицу.
— А ты так легко с ним общаешься... — подруга захлебнулась в рыданиях и осела на пол. У Гермионы глаза поползли из орбит, она просто стояла как истукан, смотря на эту совершенно не подходящую ее всегда жизнерадостной подруге, эмоцию. — Тебе это как будто ничего не стоит. И он даже разговаривает с тобой в ответ! — проскулила Джинни между всхлипами. В ее голосе было столько надрыва и столько боли, что Грейнджер даже не знала, стоит ли прикасаться к этому отчаянию. Она просто присела на корточки рядом с сотрясающейся подругой и облокотилась на стену спиной.
Прошло, наверное, около пяти минут, когда Джинни окончательно затихла и только тыльной стороной ладони вытирала нос. Гермиона обхватила ладонью ее тонкое запястье и сжала, привлекая внимание.
— Хочешь, я поговорю с ним? — спросила она у подруги аккуратно. — Ему сейчас немного не до этого, но заложить семя в мозг, чтобы оно проросло, можно уже сейчас.
— Не стоит, — отрезала Джинни.
— Почему ты не рассказала мне раньше? Становится ведь легче, когда есть с кем разделить.
— Почему ты ни разу не рассказывала чем занималась на летних каникулах?
Джинни повернулась к Гермионе и хрипло рассмеялась, что прибавило к выражению ужаса на лице еще и мурашки паники по всему телу. Иррациональные, ведь Гермиона уже добрую сотню раз продумывала тактику диалога с подругой и смирилась с тем, что когда-нибудь она узнает. И осудит? Не должна.
— Я видела, что с тобой что-то происходит. Ну, помимо депрессии. И я подумала на мужчину, просто ты не могла или не хотела о нем рассказывать. Причем мне кажется, что это произошло под конец лета. У тебя глаза изменились, засветились изнутри. Сработали ли антидепрессанты? Не знаю, но искорка вернулась. Не подумай, я только рада, если этот кто-то смог вернуть нашей ходячей энциклопедии желание просыпаться по утрам. Ну что, я права? — и Джинни лукаво улыбнулась и толкнула Грейнджер плечом.
— Как ты?.. Да, — Гермиона справилась с удивлением и не стала отпираться. — Появился один. Но поверь, это та информация, без которой живется легче, чем с ней. Когда-нибудь я тебе расскажу. Когда это пройдет и станет просто смешной историей, над которой мы вместе сможем посмеяться, потому что пока что мне хочется только плакать, — невесело хмыкнула она.
— А мне кажется, что, если поделишься, тебе станет легче, — с издевкой на лице вернула Джинни ее же слова назад.
— Нет.
— Расскажи.
— Нет, не стану. Это жутко.
— Ну пожалуйста, Герм. Мне тоже знаешь, каково было от осознания, что мне нравится
он? Я смогла поделиться, только потому что увидела, что ты его не осуждаешь и вряд ли будешь в ужасе, — продолжала канючить Джинни.
— Нет. Ну нет, это уже манипуляция, мы не договаривались на секрет за секрет. — Гермиона качала головой, разбрасывая волосы по плечам.
— Господи, ну что там такого может быть? Не с Хагридом же ты замутила?
— Просто поверь мне, это не то, что стоит знать. Я сама еще пока на стадии осознания. Тем более, что это может быть уже неважно. Он сказал мне, что мы не будем больше общаться и у этого вряд ли есть будущее.
— Так тем более! Всё уже было! В чем смысл скрывать? — и эти слова Джинни кольнули Гермиону где-то в районе сердца, просто от мысли, что всё, что у них могло быть,
уже было и больше ничего и никогда. Она колебалась, нервно теребя руки, крутя кольцо на указательном пальце. Пыталась найти ответ внутри. Не находился, убегал, пока она пыталась схватить его за хвост. В такой растерянности она просидела какое-то время, а Джинни молча ловила каждую тень эмоции на ее лице.
— Я не знаю, как это случилось. Это просто произошло. У меня нет идей, что с этим делать и надо ли вообще что-то делать, — Гермиона уткнулась лбом в ладони и пробубнила в них: — Он старше.
— Сильно?
— Да. Сильно.
— Можешь обрисовать примерный масштаб проблемы? — Джинни пододвинулась ближе к подруге и накрутила рыжий локон вокруг указательного пальца, как на веретено. — Он живет в доме престарелых или все-таки еще ходит на своих двоих?
— Его сын — мой полный ровесник.
— Оу. Окей? — Уизли явно удивилась, не зная, как реагировать. — Но постой, я вот сейчас думаю и понимаю, что тебе бы не подошел ровесник. Ты слишком серьезная и умная, тебе было бы просто скучно с парнями нашего возраста, они еще совсем балбесы. Кроме Тео, он достаточно взрослый, поэтому мне и кажется, что вы были бы отличной парой. Или с Малфоем, но его оставь мне. По-дружески тебя прошу.
— Да не подходит мне Тео! — воскликнула Грейнджер.
— Почему? — возмущенно уточнила Джинни.
— Он мне не нравится.
— Вы же вроде нашли общий язык, мне казалось, что рядом с ним ты больше смеешься.
— Я и с Роном раньше смеялась, — попыталась пошутить Гермиона, но ей было не до смеха на самом деле.
Такое грубое сравнение вызвало у Джинни гримасу брезгливости.
— Не сравнивай божий дар с яичницей, скажешь тоже, — фыркнула она в ответ. — В чем на самом деле проблема?
Грейнджер подняла наконец голову с ладоней и посмотрела подруге прямо в глаза с отчаянием. Она уже знала, как язык будет двигаться, пока слова правды
слетают с ее губ, но все, что она смогла — приоткрыть рот, а потом снова его захлопнуть. И выдать другую правду, как компромисс с самой собой.
— Я хочу, чтобы получилось именно с ним. Но, как всегда, именно с ним не выйдет.
***
Всё воскресенье Гермиона проторчала в бывшем кабинете Снейпа, скорее даже кладовке, где он хранил в крохотных, на первый взгляд, ящичках все свои сухие ингредиенты. Длинные выцветшие стебли, камни, порошки самых разных цветов: от угольного до цвета морской волны с серебряными крапинками; лепестки самых разных оттенков и форм и даже пробы каких-то почв. Девушка сама вызвалась провести небольшую инвентаризацию, подойдя к Макгонагалл и спросив ту, нет ли в школе какой-нибудь монотонной работы, на что получила понимающий взгляд и кивок. Перекладывать, сопоставлять, вычленять идентичное, подписывать пергаменты с названиями на латыни, заносить в журнал — все это помогало собрать мысли в единый пучок направленного потока, не отвлекаясь на размышления и панику, время от времени подступавшую к горлу. Она даже взяла на себя инициативу дать каждому ряду и каждому ящичку свое порядковое наименование, состоящее из буквы и цифры, и теперь можно было с легкостью найти все необходимое, просто заглянув в журнал. Самым главным было то, что, систематизируя физические объекты, она и свой духовный мир упорядочивала тоже.
Она не смогла признаться даже лучшей подруге. И эти проглоченные слова спрятались внутри и с обидой смотрели на нее из тьмы сомнений и сильно разросшегося за последние дни страха. Если она не смогла рассказать Джинни, то остается только молиться Вселенной, Мерлину, Салазару и Богу, а также всем остальным высшим силам, чтобы ей никогда не пришлось объясняться с Теодором.
Вернувшись в гостиную, она не нашла никого и предположила, что все ребята ушли на квиддич. Накинув цвета слоновой кости тренч и обмотав вокруг шеи ало-золотой шарф, она уже через десять минут подходила к полю. Несмотря на вечер и пасмурное небо, Гермионе все равно пришлось щуриться, пытаясь разглядеть хотя бы Джинни, ведь Гарри, как ловец, мог быть абсолютно где угодно. Но увидела стремительно увеличивающуюся точку на горизонте, которая начала приобретать Ноттообразные очертания. Все еще щурясь, она заметила, что Тео приближается слишком быстро и через секунду-другую просто собьет ее с ног. У Гермионы округлились глаза, и она приготовилась прижиматься к холодной сентябрьской траве, когда Тео резко развернул метлу поперек движения и окончательно остановился почти у ее носа со свистом. На лице Нотта сияла широченная улыбка.
— Чересчур помпезно даже для тебя... Теодор, — заметила Гермиона, все еще отказываясь от идеи называть его по фамилии. Даже в шутку. — Ты не видел Гарри или Джинни случаем?
— Я искал тебя по школе почти весь день, — проигнорировав вопрос девушки, Тео начал хлопать себя по карманам спортивной формы, явно нашел то, что искал, и хитро растянул губы.
— Приглашаю тебя на мой день рождения девятого октября, — торжественным голосом начал парень, не хватало только тромбонов и маршевой музыки. — Ты должна прийти, это не обсуждается, — Тео впихнул ей в руку пергамент, на котором темно-синими буквами было выведено ее имя и адрес Нотт-мэнора.
— Всё
так формально? Я подумаю, — неуверенно заключила гриффиндорка.
— Мой отец всё организует, отпросит у Макгонагалл. Я вас познакомлю, думаю, ты ему понравишься.
О, ты не поверишь.
Гермиона держала в руках толстую фактурную бумагу с размашистым почерком, который создавал впечатление, что его владелец — основательный и фундаментальный человек. Она знала, что почерк не принадлежит Тео. И знала, чей он.
Тот же самый почерк она наблюдала, посреди ночи стоя у окна перед дверью в свою спальню, уже на втором пергаменте за сегодня, на котором было написано:
Соглашайся.
***
Утром девятого октября Грейнджер проснулась с разбитой головой; полночи она не могла заснуть из-за нервов, оставшуюся половину она злилась на саму себя за то, что нервничает и не может заснуть. Поспала в итоге от силы минут пятьдесят.
Когда девчонки зашевелились в постелях, а Джинни отогнула полог кровати, Грейнджер уже окончательно открыла слипшиеся от беспокойной ночи глаза и простонала. Внизу живота зарождался тремор, распространяющийся по всему телу, доходящий до кончиков пальцев. Приливами ее накрывало, отливы дарили ей несколько минут спокойствия, но потом все возвращалось на круги своя, когда она вспоминала о сегодняшнем вечере. Сколько бы она ни успокаивала себя — ничего не выходило. Это просто день рождения Тео, просто вечер с алкоголем в его доме, просто увидит снова его. Но все это лишь раскручивало спираль нервозности, ускоряло ее течение. Не радовало ничего: за окном было пасмурно, небо было свинцовым, облака тяжелыми, ветер чересчур сильным, а голова забита тоннами мыслей и сомнений. В абсолютной прострации Грейнджер доползла до ванны, привела себя в порядок, оделась и спустилась на завтрак. Предвкушение было как перед финальным экзаменом, к которому ты не готовился и когда даже не уверен в названии дисциплины. При взгляде на пустую тарелку, а затем на яичницу с беконом, ее замутило. Кислота подошла к пищеводу, и Гермиона судорожно сглотнула. Сегодня она не поест нормально.
Громкий и уверенный стук каблуков приближался к столу Гриффиндора, и Гермиона оторвалась от сверления яичницы. Макгонагалл шла прямо на нее, и ее глаза давали понять, что им нужно что-то обсудить. Девушка поднялась со скамьи, захватила мантию и сумку и выдвинулась навстречу директору.
— Мисс Грейнджер, пройдемте за мной, — директор вполоборота повернулась корпусом и указала направление.
Она не знала, отразилась ли паника на ее лице, но предполагала, что выглядит сейчас как человек, огретый кувалдой по темечку. Сдерживаясь, она спокойно шла по коридору за Макгонагалл и завернула в кабинет сразу следом за хлопком мантии директрисы. Минерва не отходила далеко, а встала сбоку от двери и сложила на груди руки.
— Гермиона, я вынуждена у тебя спросить, — директриса сжала губы в тонкую полоску и тихо откашлялась, доставая листок бумаги из внутреннего кармана мантии.
И почему все, что касалось целлюлозного листа, в последнее время вводило Грейнджер в панику. — Я пока не подписала разрешение на камин сегодня вечером, я лишь хочу убедиться, что подобная... вылазка не будет услугой дьяволу и не спровоцирует у тебя нового депрессивного эпизода. Я обязана напомнить тебе, что все мэноры всех старых семейств построены схожим образом. Про Нотта-старшего я знаю не очень много: учился в свое время неплохо, но уехал в Германию на третьем курсе, женился на однокурснице из немецкой школы и в войне напрямую не участвовал, за ним нет никаких грехов. Но шлейф все равно присутствует. — Макгонагалл многозначительно посмотрела девушке в глаза, сделав эффектную паузу. — Он был причастен к пожирателям, может, даже метка есть, я не в курсе. — Гермиона еле удержалась, чтобы не хмыкнуть, ведь она знала наверняка, что метки у него нет. Слишком много раз прокручивала воспоминания из отеля. — Как тебе кажется, ты справишься? Если согласишься, то в любом случае будешь с лучшими друзьями.
Макгонагалл положила руку Грейнджер на плечо и посмотрела на нее выжидающе. Она давала ей шанс, шанс не пойти и не ввязываться в это больше.
Но Гермиона ведь не трусиха? Несмотря на то, что именно так Рональд назвал ее несколько дней назад без какой-либо видимой на то причины, просто мимоходом. У нее весь сентябрь навязчиво крутились мысли написать Хансу, она все время ждала, что, может, именно сегодня он ей напишет и объяснит хоть что-то. Но каждый день это предчувствие было лишь обманкой мозга, до момента, пока Тео не вручил ей приглашение. Тогда она предположила, что Ханс просто ждал того дня, когда они увидятся лично.
— Профессор, для меня это отличная возможность проветриться вне стен школы, с друзьями и без лишних глаз. Да, я бы хотела пойти. А мое состояние уже много стабильней, чем было летом, — уверенным тоном ответила Грейнджер, смотря директрисе прямо в глаза для пущей убедительности. Кажется, у нее недурно вышло, потому что Макгонагалл деловито кивнула и, кажется, даже улыбнулась ей.
— Тогда не смею тебе отказывать в таком удовольствии, — бодро ответила Минерва, на весу ставя росчерк и отдавая ее Гермионе вместе с еще двумя для Гарри и Джинни.
***
У Гермионы слегка тряслись пальцы, пока она застегивала на себе теплый плащ, спускаясь в общую гостиную из спальни; Джинни же перепрыгивала по две ступеньки вниз, широко размахивая руками взад-вперед ради равновесия и из-за предвкушения, которое явно переливалось через край. Пытаясь справиться с нервозностью, Гермиона не заметила, как уперлась прямо в лопатки подруги и сделала шаг назад. Выглянув у нее из-за плеча, она увидела причину такой резкой остановки — Рональд стоял прямо перед ними с руками на груди. Его взгляд только что не метал молнии по всей гостиной, а зрачки были размером с атом.
— И куда вы собрались? — непримиримым тоном раздраженного от детских шалостей родителя задал вопрос Рон, резанув взглядом по лицу Гермионы, но демонстративно смотрел в глаза только своей сестре.
О, это он зря.
— Мы с Гермионой — свободные женщины, — снисходительно и нарочито невозмутимо ответила Джинни, слегка вздернув нос и уперев руки в бока. — Мы идем куда хотим, как коты.
Будто согласившись с ней, Живоглот утробно мыркнул и недовольно вильнув хвостом, вытянул передние лапы и с глухим стуком спрыгнул на пол.
— Я серьезно. Куда вы направились так поздно в пятницу? У нас еще ужин, — Рон совершенно не услышал предупреждения в голосе сестры, отчего у Гермионы невольно закатились глаза. В ее представлении, человек, игнорирующий ее уже месяц с хвостиком, не имеет права контролировать передвижения.
Гарри вышел из коридора и, застегнув наконец пуговицу на клетчатой рубашке, поднял сосредоточенный взгляд из-под очков и нахмурил брови еще сильнее.
— Рон, отойди, нам пора. Вернемся с утра, ровно к завтраку. Ты ведь планировал пойти на вечеринку с Пуффендуем? Вот и иди. — Гарри подошел к однокурснику и миролюбиво, но твердо положил руку ему на плечо. Гермиону всегда удивляло, как Поттер мог сочетать в себе мягкость и непреклонность одновременно.
Грейнджер уже поняла, что ситуация разрешена, и облегченно обогнула Рона, который слегка дернулся, желая схватить ее за локоть, как тогда в тамбуре Хогвартс-экспресса, но в этот раз ему помешал Гарри. Джинни тихонько последовала за подругой, а процессию замыкал Поттер, и в таком составе они вышли из замка на промозглый вечер начала октября. Гермиона надела кеды на высокой подошве, прямые широкие джинсы светло-голубого оттенка и свободный графитовый укороченный лонгслив с мягким начесом внутри. То, что нужно для осени.
Не приглашать Рона они решили коллективно, когда Тео подошел и задал вопрос об этой деликатной ситуации. Гарри тогда лишь нахмурился и сказал, что Рональд слишком не вписывается в подобное мероприятие и если бы он вел себя нормально, как на прошлых курсах в школе, то, безусловно, пошел с ними вместе. Портить праздничное настроение о его хмурое лицо не хотел никто.
Троица уже дошла до Хогсмида, и до «Кабаньей головы» оставалось всего пара минут ходьбы. И эти минуты были сущим адом для Гермионы. Развернуться прямо сейчас было бы странно, но от волнения у нее даже колени не могли нормально согнуться и шла она будто на ватных ногах, пока пар от дыхания взвивался к темно-фиолетовому небу и тоже нервно подрагивал.
Просто дышать, просто делать шаг за шагом. Похоже на мантру по жизни.
Аберфорт сурово тер стакан почти в полной темноте, и, когда ребята открыли дверь, он тяжело моргнул, не отрывая взгляд от барной стойки.
— Привет, Аберфорт, — поздоровался бодро Гарри. — Когда восстановят тайную комнату, мы чаще будем приходить, не сердись. — Мужчина вздохнул и кивнул головой в сторону камина, к которому ребята и направлялись. Джинни сжала ее руку, после чего Грейнджер натянула не слишком правдоподобную улыбку. Интересно, что Джинни думает о ее нервозности? Как объясняет для себя?
— Ну все, пора, — подтвердил Гарри, посмотрев на часы, кивнул самому себе и ловко подхватил горстку Летучего Пороха, встав внутрь камина. — Нотт-мэнор.
И исчез с хлопком, от которого у Гермионы сжался желудок.
Он уже там. Она решила пропустить подругу вперед, но Джинни, подозревающая что-то, качнула головой и положила Гермионе ладонь на лопатки, подталкивая вперед.
Механическими движения Грейнджер сомкнула пальцы в миске с порохом, и сделав шаг внутрь камина, сглотнула.
— Нотт-мэнор, — прошептала она и почувствовала, как ее ноги будто потянули куда-то вниз, а затем тело на пару секунд застряло в невесомости. Все быстро закончилось, когда ступни уперлись в твердую поверхность. И это твердое было уже камином внутри поместья Ноттов.
